Дом пустоты

– А ты Лис? – спросила Магра брата.

Он покачал головой.

– Я только слуга моего господина.

Юноша опустился в кресло, остальные остались стоять. Почтения к старшим было в нем не много, будто бы так всегда и было вокруг него. Более того, Вайонн и художник сели на скамью напротив только после его дозволения. Магра тоже села. С самого краю.

Священные признаки в Лисенке были видны невооруженным глазом. Эти плечи, на которых будто вся тяжесть мира, и особенная осанка: словно он переполнен силой, как кувшин водой, и вода выплеснется, едва он шевельнется. Более чем уверена была Магра, что найдутся и два лишних позвонка, и характерные утолщения на лопатках…

Лисенок взглянул на нее, будто облил холодной водой. Магра словно упала в горный поток, и вот-вот разобьется о камни… И там, в шуме воды, она услышала голос Кириты:

– Прощай…

И почувствовала прикосновение перьев к щеке.

– Колокол желает отправить своего сына в Астурию, – сказал Лисенок. – Ты едешь с ним, Магра.

– Я не…

– Едешь, – спокойно уверил ее юноша. – Постарайся сделать так, чтобы у него не вышло ничего. Не хочу… новой боли. Ни для кого.

Магра склонила голову.

Больше ее ни о чем не спрашивали. Мужчины вели разговор, не слишком обращая на нее внимание. О чем-то, ускользавшем от ее понимания. О деньгах, о войне, о намерениях императора Гелиата и калифа Камайна. О донесениях каких-то шпионов.

– Мне потребуется несколько лет, чтобы успеть все, что я задумал, – почти жалобно сказал Лисенок. – И желательно с короной на голове. Это упростит некоторые задачи. Потом можно и умереть.

Лисенок встал. И Вайонн тут же вскочил.

– Мне пора. Еще не менее часа займет обратная дорога.

Слишком степенно для юноши вышел за дверь, которую открыл перед ним художник Иветре.

– Он ведь Небесный всадник, – протянула Магра. – Такой силы…

– Только скажи кому-нибудь! – пригрозил ей Вайонн. – Я тебя убью!

– Свободный Небесный Всадник. Сам себе хозяин. Такой заменит пару десятков наших. Что с ним?

Вайонн сложил руки на груди.

– Он уже заменил тех, кто мертв. И сам умрет. Такая насмешка Неба: силы немерено, а собственное больное сердце он излечить не в силах. Но мир изменится, если мой господин осуществит задуманное. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы помочь.

* * *

Свое шестимесячное путешествие из Казги в Астурию Магра почти не запомнила. Вначале им пришлось отправиться в Гелиат – Казга не имела своего флота. Появление казгийской жрицы не осталось бы без внимания, и им с сыном Колокола пришлось выдавать себя за мелких торговцев откуда-то из камайнской глуши. Им выправили подорожные бумаги на простые распространенные кайманские имена.

– Так меня и называй, – сказал ей сын Колокола. Впрочем, Магре ни разу не пришлось обратиться к своему спутнику.

Некоторые камайнки из простонародья скрывали лица от посторонних, и Магре это пришлось по сердцу: она стерла с лица яркий макияж, состоявший из нанесенных по определенным правилам геометрических фигур. Без этих красок – зеленого треугольника на лбу, трех золотых кругов на левой щеке и нескольких продольных линий на подбородке – она казалась себе голой.

Потом было мучительное путешествие на корабле. Магра либо спала, либо находилась в полубредовом состоянии. В те краткие часы, когда она чувствовала себя не такой разбитой, приходилось зубрить совершенно ей непонятный, не похожий на привычные айзаканские языки астурийский.

Когда она, наконец, ступила на твердую землю Орнеттского княжества, то чуть не расплакалась от радости. Уселась на вытащенный с корабля вслед за ними кованый сундук, взглянула в небо.

Пробегавшая мимо стайка мальчишек чуть не снесла ее с неудобного сидения. Один из них, одетый в слишком большой кафтан на голое тело и подпоясанный потертым шелковым шарфом, оглянулся и обжег Магру ненавидящим взглядом. Потом покачнулся, приложил ладонь ко лбу.

– Эж, ты чего? – спросил его такой же ободранный и грязный приятель.

– Мне не нравится эта тетка, – выдохнул он. – Не подходите к ней.

Мальчишки переглянулись, пожали плечами.

– Как скажешь, Эжен.

Алим недовольно окинул взглядом навязанную ему матерью спутницу с ног до головы, сказал ей:

– Избавься от камайнских тряпок. Слишком много внимания привлекаешь.

Магра была с ним согласна. За время путешествия она свыклась со своим голым лицом.

Уже в трактире Алим обнаружил, что из его кошелька исчезла ровно половина золотых монет. В ответ на горестные восклицания трактирщик только усмехнулся:

– Вам, должно быть, повстречались в порту эти… То ли воробьи, то ли ласточки. Постоянно забываю, как они себя называют.

Алим описал запомнившегося им обоим мальчишку в камзоле.

– Да, да, – закивал трактирщик. – Это один из них.

Алим полюбопытствовал, нет ли среди этих беспризорников магов. Уж слишком странной была реакция мальчишки на казгийскую жрицу. Трактирщик пожал плечами. Возможно, и есть. Благородные люди княжества берут на попечение сирот, оказавшихся магами, и оплачивают их обучение. Это довольно престижно.

– Вероятно, мальчишка – разумник, – задумчиво сказал Алим. – Хотя характер как у отъявленного темного.

Трактирщик сказал, что сообщит, кому надо, о возможно магически одаренном ребенке. И предложил постояльцам пройти в обеденный зал.

– Что мы собираемся делать? – спросила Магра после обеда.

– Искать того, кто заинтересуется моими идеями, – ответил Алим. – Нам нужно в Астурию, в Лестер.

Магра вздохнула. Еще полторы недели на перекладных…

Сын Колокола великолепно умел втираться в доверие к нужным людям, и уже через месяц оброс весьма интересными знакомствами. Хотя поначалу ему не слишком везло.

– Лорд Рейнхальд, один из девяти верховных лордов ордена тьмы – слюнтяй и трус, – в раздражении рассказывал он, вернувшись с очередной встречи. – И слабак. Он и лордом-то стал только потому, что баснословно богат. Его послушать, так все маги – невинные овечки, и никто не думает о бесчестных способах увеличить силу – ага, конечно! Только глухой не слышал об экспериментах на острове Брока.

Разумники, по мнению Алима, через одного были сумасшедшими. Вот что бывает, когда маг развивает только одну сторону своей силы. Большая редкость, чтобы направленность была единственной и четко выраженной. Обычно все остальное, не относящееся к силам выбранного ордена, купировалось при обучении как ненужное. Магистры орденов Тьмы и Грозы были марионетками в руках лордов. И до тех, кто заправлял на острове Брока, добраться не получалось…

Природники делали вид, что в вялотекущий на тот момент конфликт они не вмешиваются, у темных за общение со всякими там просителями отвечал тот самый лорд Рейнхальд. И Алиму казалось, что он бьется в закрытую дверь.

Светлые интереса к иноземцу не выказывали. До тех пор, пока Алима не пригласил к себе некто Велимир Бард. Маг из ордена Света. Не из первых магов, но и не из последних.

Так сразу и не сказать, какая из пословиц работала в этом случае: не то «великие умы мыслят схоже», не то «дураки думают одинаково». Орден Света и орден Тьмы теряли людей в бесконечной – то вялотекущей, как гелиатско-камайнский конфликт, то переходящей в острую фазу – войне. Им требовался способ увеличить личное могущество.

У темных был остров Брока в устье реки, берущей свое начало чуть ли не в Бездне – скорее всего, где-то рядом был большой Разлом. Темные пытались вырастить идеальных солдат, с утробы привыкших к черной траве, питавшихся ею. Проводили и опыты по передаче силы от многих к одному.

У светлых теперь был Эйлин-дан. Вотчина рода Бард. Светлые оказались прижимистее и брезгливее, наверно, и не желали многочисленных опытов, оканчивавшихся неудачей. Им нужен был результат, и сын Колокола обещал им его. Дело было только за поиском идеальных подопытных, и он затянулся на несколько лет.

Магра следила за молодыми магами в столичной семинарии, Доме Снов, где обучали молодых темных и разумников, а Алим следил за Домами Луча и Листа – семинариями светлых и природников.

Были еще и другие, малые учебные заведения, но не было смысла распыляться. Магра работала на кухне, Алим в конюшне Дома Листа, и завел себе пару приятелей в семинарии светлых.

Они искали юных, неокрепших магов-слабосилок с особенным складом ума. Обсуждали друг с другом кандидатуры, спорили и никак не могли сойтись во мнении. К счастью, их не торопили. Может, светлые и сами не знали толком, нужно ли им это айзаканское колдовство.

Магре повезло первой. Конечно, она и раньше видела этого мальчика-скромника, удивительно спокойного для некроманта. Он никому не доставлял хлопот, но и интереса не вызывал. И в список потенциально подходящего для эксперимента материала его то вносили, то вычеркивали.

Ростом он был невысок, очень миловиден и тих. Но нельзя было пройти мимо, не взглянув в его глаза – такие синие и глубокие, что кажутся фиолетовыми. Сложно было сказать, слаб ли он магически или просто не уверен в себе, и оттого потенциал его остается нераскрытым. С заданиями он справлялся, был усерден в учёбе, тяготел к лекарскому делу. Таких много: едва ли каждый второй из таких семинаристов поднимется выше подмастерья, ну, может быть, при везении – до младшего мастера.

Звали его Алистер Клеменс. И было в нем что-то ещё, помимо всей этой скучной поверхностной шелухи.

Был солнечный зимний день, свободный от учёбы, и послушники высыпали во двор, поиграть в снежки или построить крепость. Те, кто постарше, лепили из снега и оживляли кривобоких животных. Нельзя было без смеха смотреть на эти существа на трясущихся ножках-палочках. И повара, и посудомойки с семинарской кухни вышли во двор посмотреть на забавы магов. Мельком Магра увидела, как Эжен син’Эриад, орнеттец, ведёт к галерее, соединяющей столовую и учебные классы, не знакомую Магре девушку. Вслед за ними вприпрыжку, едва поспевая, бежал Алистер.

– Эжен, у тебя гости? – раздалось с нескольких сторон.

Син’Эриад остановился, помахал рукой приятелям и, белозубо улыбнувшись, крикнул:

– Объявляю этот день днем всех влюбленных! Ибо я влюблен!

Его спутница легонько стукнула его по спине меж лопаток.

– Ты меня смущаешь.

Он обернулся.

– Я просто без ума от тебя. Такой же безумный, как послушники ордена разума в день экзамена. Совсем без мозгов. Лорена! Давай, я тебе что-нибудь подарю!

Он оглянулся, будто в поисках подарка. Девушка улыбнулась.

– Друзья! Что можно подарить самой прекрасной девушке континента в этот замечательный день? – продолжал свою речь молодой некромант. – Кроме меня самого, что само по себе невероятно ценный подарок…

Его приятели рассмеялись.

Магра бросила взгляд на стоящего неподалеку Клеменса. Он присел на корточки, наклонился к земле, повел рукой, – снег расплавился, потянулись к небу тонкие нежные листочки, распустился бледный, некрупный цветок.

– Вот, – сказал он, поднимая глаза на друга. Улыбнулся нездешней улыбкой, а красивые глаза так и остались печальными. Впервые Магра заметила, что глаза послушника Клеменса не только необычного цвета, но и очень выразительны. Будто он всегда смотрит в самую суть, ведомую только ему.

Он сам в то мгновение был как цветок. С лишенными связи с землей корнями, не приспособленный к миру, слабый и в то же время до странного переполненный силой. Такие люди не живут долго и счастливо. Грядет война. Такие умирают в первом сражении, и, быть может, судьба живого артефакта лучше того, что его ждет.

Потом, несколькими годами позже, Магра вспоминала этот день с тоской. Улыбки вспоминала, этот хрупкий бледный цветок меж мальчишечьих пальцев. Любовь светлой и темного, такую же эфемерную, как тот цветок среди снега…

Она шла по подвалу Эйлин-дана за пару дней до начала эксперимента. Часть их пленных были в забытьи, но были те, кто молились или плакали, или проклинали ее, идущую по коридору. Всего около двух сотен или, может, чуть больше. Не все подходили для их большой цели – возможно, сгодятся для малых.

Среди этого гвалта она услышала шепот. Почти сразу узнала голос:

– Ты слышал, как кричат чайки, Ал? Я люблю чаек, мелкий. Я ведь в портовом городе родился. Когда ты выберешься отсюда и надерешь всем задницы, сходи к морю. Ал, обязательно к морю сходи. Там будут орать чайки – это духи тех, кто не нашел себе покоя. Я буду орать громче всех, ты меня сразу узнаешь. А если ты не будешь счастлив, мелкий, когда придёшь к морю, я тебе на голову насру. Вот. Будешь знать, как не слушаться старших.

Его собеседник не отвечал. Магра и Алим постарались, чтобы последние дни перед трансформацией Алистер Клеменс, главная составляющая их эксперимента, провел в забытьи.

Замолчавший было орнеттец увидел Магру. Поднялся, ударил ногой по решетчатой двери:

– Твари! Я вас ненавижу! Я вас проклинаю. Я сдохну, но до каждого доберусь, и до тебя, сволочь, тоже! Чтоб ты сдохла, айзаканская ведьма!

Он ударил кулаком по стене и захохотал. Сорванный голос уже сейчас напоминал чаячий крик. Он ругался долго и редко повторялся. На астурийском и орнеттском, и даже знал несколько камайнских и гелиатских выражений.

Син’Эриада к эксперименту нельзя допускать, подумала Магра. В нем слишком много живого.

За экспериментом она наблюдала с галереи, смотрела на вещавшего об опасности темных лорда Барда, на склоненную голову его дочери. Лорд стоял, широко расставив ноги, щелкал кнутом. Он был похож на погонщика верблюдов в своей небрежной и горделивой позе.

Сотня темных магов стояла перед ним на коленях со связанными за спиной руками. Темные маги, ха! Женщины, никогда не учившиеся управлять своим даром, дети, еще не достигшие десяти лет, вчерашние послушники… Самые слабые темные, каких только можно было отыскать.

Напротив них трое: сын Колокола, слабая, необученная светлая магичка Карин Бард и Алистер Клеменс – темный, слабый и не опасный. Светлый лорд ласкающим движением пропустил через пальцы длинное кнутовище.

– Темные… – сказал он громко и насмешливо – так, чтобы сидящим на галерее магам было хорошо слышно. – Само их существование бессмысленно и вредно. Что они производят? Сами поднимают мертвецов и сами их уничтожают. Лекарское дело? Среди светлых довольно лекарей…

Он подошел к Алистеру, рукояткой кнута приподнял его подбородок, заставляя поднять голову. Ради этого представления мальчишку накормили, отмыли и переодели в залатанную мантию с вышитым черным солнцем и защитными рунами на подоле. Страшные раны, покрывавшие его с ног до головы еще пару дней назад, уже затянулись – естественное свойство темных.

Он смотрел на господина Барда преданным взглядом абсолютно сломанного существа. Магра вцепилась в перила, подалась вперед. Полог невидимости скрывал ее от тех, кто стоял внизу, и от тех, кто сидел с ней рядом на галерее.

– Темные – паразиты. Сами создают себе работу, сами её выполняют. Если бы не темные эманации, остающиеся после их заклинаний – не вставали бы трупы на кладбищах и полях битв. Не шныряла бы нечисть. Единственная польза от некромантов: они стерегут наш мир от гостей из Бездны. Однако сколькие из них на это способны? Два десятка лордов из свиты магистра? И ради них мы терпим несколько тысяч паразитов, которые существуют лишь для того, чтобы уменьшать опасности, которые сами создают.

Господин Бард широким жестом обвел стоящих в четыре ряда пленников.

– Вот избранные. Их было больше – это те, кто выжил. Те, кто прошел испытания. Те, кто будут вечно служить новому миру, в котором тьме не будет места.

Он кивком приказал Алистеру подняться, взял его за слабые, безвольные руки со сломанными и неправильно сросшимися пальцами. Вложил в них рукоять бича и сказал:

– Ничто не связывает так сильно, как кровь. Нет связи сильнее, чем между жертвой и палачом. Бей, мальчик, как я тебя учил…

Слабым темным хватало одного удара артефактом, созданным, чтобы усмирять сильнейших некромантов. Они умирали один за другим. Карин закрыла лицо руками, вздрагивала при каждом ударе.

Когда все темные были мертвы, светлый лорд властно протянул руку, произнес:

– Отлично, мальчик. Давай сюда бич, – затем сказал, обращаясь к сидевшим на скрытой галерее магам: – Вы присутствуете при создании идеальных живых артефактов, связанных между собой. Я называю их Хранителями – и им предстоит хранить наш мир. Каждый из них – часть бича. Они, – он обвел рукой мертвых темных, – тело бича, сотня его кожаных полос. Вот этот мальчик станет фолом бича, пристально следящим за тем, чтобы темные не шалили. А моя дочь… моя дочь – его рукоять. Отдай мне бич, мальчик, не упрямься. Ты своё дело сделал.

Но Алистер… слабый, безвольный, сломленный, никчёмный, не способный, как всем казалось, ни на что путное, не выпустил из сведенных судорогой пальцев рукоять бича.

Ударил по лицу Карин Бард, развернулся к ее отцу. Что было дальше, Магра не видела. Сын Колокола схватил её за руку, потащил за собой. Она запуталась в длинных юбках, упала на колени, Алим рывком поднял её.

– Быстрее! Нас прикончат в первую очередь.

Вещи собирали в спешке: Магра сдернула висевшую на верёвке у окна ночную рубашку, ещё влажную, и бросила в мешок. Деньги, одежда – все вперемешку.

Алим рыкнул:

– Что ты копаешься, женщина?

Снова схватил её за руку, потащил. Во дворе, у конюшни, уже стояли оседланные кони. Он подсадил Магру, сам взлетел в седло.

– Быстрее!

Они мчались без цели по проселочной дороге, пока кони не устали. Алим сказал:

– Нам следует разделиться. Постарайся выжить. Езжай в Словенну или на Оловянные острова – там тихо. Постарайся не помереть, ты мне ещё пригодишься.

– Как я узнаю об этом?

Алим одарил её раздраженным взглядом. Сейчас встрепанный, бледный, без своих перстней на пальцах, которые отвлекали внимание от его лица, он казался обычным человеком, а вовсе не могущественным жрецом. Магра впервые, наверное, взглянула в его глаза. Карие, обычные, очень холодные.

– Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. Езжай.

И Магра послушалась.

Добралась до Словенны, выдала себя за ведьму, лечила травами. Доходили до неё слухи о событиях на Айзакане, о царе, оказавшемся Небесным Всадником, о том, что не осталось в Казге жриц, и о том, что нового князя Казги зовут Вайоном. Слышала и о перемирии между эуропейскими орденами, и о новой войне, и о Проклятом, и о победе тёмных, и о новом культе, о Сыне Неба и Земли. Она и представить себе не могла, кто этим культом управляет, пока сын Колокола не приснился ей и не сказал:

– Ты нужна мне.

И Магра вернулась в Лестер.

Алим не изменился, и так же сияли перстни на длинных смуглых пальцах. Ни морщин, ничего. И голос все такой же, и нрав. Нетерпимый, жёсткий. А вот Магра изменилась, постарела за прошедшие почти четыре десятка лет.

У сына Колокола был новый план, который он желал воплотить.

– Проклятый где-то рядом, – уверял он. – Рядом с новым магистром ордена Тьмы. Кто-то обеспечивает этого рохлю силой. Эта сила должна быть моей!

Он швырнул Магре какие-то бумаги. Рисунки и схемы: женские тела без внутренних органов, скрепленные вместе, как паутиной, гибкими стеблями чёрной травы. И в центральном теле – матка с зародышем.

– Со светлыми не вышло, попробуем с тёмными. И этого, Проклятого, я тоже себе верну.

Когда у Алима ничего не получилось, и он снова был вынужден бежать, Магра была рада.

ГЛАВА 2

Нечисть сидела между хозяевами маленькой захламленной квартиры, держа их за руки. Свет от синематической установки, на которую те завороженно пялились, делал лица мертвенно-синими. Объёмный Ласло Гайнтрих, звезда боевых синематиков, выделывался перед этой нелепой троицей, выполняя кульбит за кульбитом. Хозяйка дома следила за ним с открытым ртом, у хозяина были закрыты глаза. От обоих пахло немытым телом и Бездной. Нечисть ласково поглаживала их изможденные руки шестью пальцами, ногами, похожими на недоваренную лапшу, обнимала небольшую изящную чашу для фруктов. Вот она, вещица, вынесенная из Бездны, за которыми отряд Мартина Хагала гонялся почти месяц. Все, что не получается конфисковать у контрабандистов сразу, потом находится вот таким вот прискорбным образом…

– Как она чудесно устроилась, – почти восхищённо заметил мастер Герайн. Мартин согласно хмыкнул:

– Даже нечисть понимает толк в комфорте.

Похожа она была на медленно поднимающуюся квашню. Или неопрятную старуху в тонкой ночной рубашке в пятнах пота и кусочках присохшей еды. Смотря с какого ракурса глядеть. Такие, как она, полуразумные сгустки Бездны обычно притворяются родственниками своих жертв и имеют внешность, схожую с человеческой.

Нечисть подняла голову, раскрыла большой бледный рот, закричала на них:

– Что вы здесь делаете, какое имеете право врываться? Это частный дом!

Мастер Герайн, разумник, посмотрел на нее в упор, и та поблекла, забормотала что-то невнятно. Потом присмотрелась к нему и хищно обнажила гнилые зубы:

– Ты меня боищи-ся маг? О, боищи-ся! Чшуствую! С-страх!

Мастер попятился было, но потом взял себя в руки и делано равнодушно ответил:

– Боюсь. А ты?

– Ты был в Бездне. Во мне! И ушел… Но я в тебе ес-с-ть.

Квашня засмеялась-затряслась. Сильнее запахло сгнившей едой.

Нечисть отвлеклась от Мартина Хагала, коллеги-некроманта, и мастер Герайн, сделав свое дело, отошел в тень. Разумника била крупная дрожь – воспоминания о долгих годах, когда его сознание было заточено в Бездне, а тело в Доме Слез, давали о себе знать.

Нечисть, наконец, заметила своего главного врага.

Квашня растянулась, превращаясь в толстую длинную колбасу, и Мартин рассек ее пополам.

– Я верю в тебя, приятель, – очень вовремя сообщил Ласло Гайнтрих.

Длинные ноги обвили некроманта, на мгновение освободили чашу – опасную безделушку, свой якорь и маяк в тварном мире. Этого времени оказалось достаточно для того, чтобы справившийся со своим страхом мастер Герайн её обезвредил, закрыл её от нечисти защитным полем.

Нечисть завыла, схватилась за голову десятком тоненьких ручек, которыми только что пыталась залепить Мартину рот, нос и глаза, потом навалилась всей своей необъятной тушей. Он попятился, повалился на синематическую установку. Та заскрипела, затрещала под его весом. Картинка, висящая над ней, мигнула и погасла. Перед этим Ласло Гайнтрих, игравший в этом синематике светлого паладина, горестно сообщил:

– Прощай, мой верный соратник.

Звук тоже пропал. Туша нежити навалилась сверху, втаптывая Мартина в осколки магомеханических кристаллов.

– Вот дрянь! – прохрипел он, собираясь с силами.

Один рывок, и все будет закончено. Мартин задержал дыхание, ныряя внутрь этого полужидкого теста – туда, где пульсировал узел псевдожизни – мозг и желудок нечисти. Один укол кинжалом, один короткий магический импульс, и все кончено.

Вязкая масса шлепнулась на пол, растеклась окончательно, и Мартин, кряхтя, поднялся. Мастера Герайна он нашёл на кухне – грязной, в потеках жира, даже в банке с солью плесень.

Разумник сидел за столом, рассматривая чашу – маяк, по которому нечисть смогла прийти из Бездны в тварный мир.

Узор напоминает гелиатский: чёрные силуэты на оранжевом фоне. Люди, собаки. Похоже на охоту.

Мастер Герайн сообщил, хмурясь:

– Мертвец был неправ, Мартин. Клин клином мне вышибить не удастся. Я все ещё боюсь возвращения в Бездну.

Мартин прислонился к дверному косяку, предварительно прихлопнув таракана.

– В вашем случае не мудрено бояться Бездны.

Герайн поднял голову. Глаза у него на мгновение стали пустыми, безжизненными, как в Доме Слёз. Таким Мартин впервые увидел не мастера Герайна даже, а его пустую оболочку.

– Целебная магия – мой потолок, – устало сказал Герайн. – Больше никаких боев. Я вас чуть не подвёл.

– Ерунда, – отмахнулся Мартин. – Вы чудесно отвлекали нечисть своим страхом.

Мастер бледно улыбнулся. Провел пальцем по глазированному боку чаши.

– А не выпить ли нам ржавой воды из-под крана из этой чаши за наш успех?

– А вода точно ржавая? – подозрительно уточнил Хагал.

– Точно, я уже умывался. Могу придать ей вид и вкус вина. Тридцать сортов на выбор… Виннетское полусладкое рекомендую.

– Нет, ржавая вода – то, что нужно, – с самым серьёзным видом сообщил Мартин.

Чаша была уже очищена от эманаций и опасности не представляла.

– Надо осмотреть пострадавших, – сказал мастер Герайн, вставая. Он снова, как и когда только вернулся из Бездны, смотрел себе под ноги с большим подозрением. Будто мир вот-вот исчезнет.

Первой пришла в себя хозяйка. Расширившимися от страха глазами она смотрела за спину Мартина, сидевшего на корточках у дивана.

– Хозяин и Хозяйка, – простонала она. – Наш синематон! Мы за него даже ещё кредит не выплатили!

– Хуже, – пробормотал Мартин, всматриваясь в её магические волокна. – У вас просрочка по кредиту два месяца. Мы, собственно, тут по наводке от денежных стражей… Они приходили, поняли, что с вами что-то не так, и вызвали нас.