Плохая маленькая невеста

– Спасибо, – говорю я ему, прежде чем он успевает уйти, но он делает вид, что я ничего не сказала, и я остаюсь одна.

Мне хочется скрестить руки на груди, как это сделал бы строптивый мальчишка, но насыщенный аромат колумбийского эспрессо слишком притягателен. Если ничто другое в этом месте не доставляет мне удовольствия, что ж, я буду наслаждаться своим любимым напитком.

Выдавливаю в чашку тонну взбитых сливок и щедро добавляю свежеприготовленную карамель. Подношу чашку ко рту, сливки мягко касаются моей верхней губы, и тут я слышу смех.

Женский смех.

Мой позвоночник выпрямляется, и я замираю. Конечно, он не…

Дверь открывается, Энцо придерживает створку рукой, и вчерашняя великолепная брюнетка вплывает в столовую. Вся расфуфыренная, волосы завиты и красиво подколоты, каблуки высокие, юбка короткая. Энцо, однако, в том же костюме, что и вчера, ничего нового, только помят немного.

Красотка идет к столу, а Энцо задерживается в дверях, устремив взгляд на меня. Надо бы быть порасторопнее: тяжелая дверь из красного дерева целует его мягкое место и тут же отскакивает, потому что место вовсе не мягкое, а вполне себе накачанное, как будто сделанное из твердого дерева. Карие глаза истекают пламенем, но лицо при этом остается впечатляюще пустым.

Я снова поднимаю чашку и делаю глоток, прежде чем слизнуть языком сливки, которыми, я знаю, испачканы мои губы. Выглядит вызывающе, но стоит того. Челюсть Энцо дергается. Это единственный прорыв брони, который я замечаю, прежде чем отвожу взгляд.

– Мисс Ревено.

Ого, красотка ищет моего внимания.

Из злости я заставляю ее ждать целых четыре секунды и только потом поворачиваюсь. Когда наши взгляды встречаются, она вдруг решает, что ей нужно поправить юбку. Жалкая попытка! Она и не знает, что мне не нужна ее маленькая демонстрация превосходства. Я все поняла, как только она вошла в дверь, и готова поспорить, что, если бы я взяла пальцы Фикиле в рот, на них был бы ее вкус.

Сучка.

– Миссис Фикиле.

Мы обе резко поворачиваем головы, когда Энцо говорит это, но он смотрит только на меня.

Улыбка женщины такая же фальшивая, как и скучающее выражение, которое я пытаюсь удержать на своем лице.

– Прости?

– Ты будешь называть ее миссис Фикиле, – говорит он с оттенком ультимативности, отчего у меня по спине пробегают мурашки.

Но она, кажется, не улавливает его серьезного тона, потому что отвечает:

– Миссис Фикиле? Это кажется странным, учитывая…

– В этом нет ничего странного. Ты будешь называть ее миссис Фикиле, как и положено по статусу. – Его глаза встречаются с моими. – Миссис Энцо Фикиле.

Подождите.

Что?!

Мои брови сдвигаются, несмотря на все усилия сохранить беспристрастность, и на этот раз жестокая улыбка кривит его пухлые губы.

Кстати, вспоминаю я, это было твое официальное согласие. Через пару часов будет готово свидетельство о браке. Завтра к этому времени мисс Бостон Ревено перестанет существовать.

О боже…

Я беру этого мужчину в мужья и обещаю чтить его и подчиняться ему до конца времен. Старомодные слова, которые он заставил меня произнести, были не просто каким-то нарциссическим способом напомнить мне, что теперь он владеет мной. Я фактически определила свое будущее, сказав это. Человек в черном, скорее всего, был пастором или кем-то еще, кто, черт возьми, имел законное право засвидетельствовать мое официальное согласие, как это назвал Фикиле.

Он женился на мне. Чертовски странным способом, но женился. Перешагнул через своего сына, пришел и забрал меня, привез в свой замок, бросил в темницу, где нет даже пенки для волос, а затем сделал королевой.

Это не блеф. Правда плавает в его темном взгляде и в том, как его плечи расслаблены. Он явно удовлетворен.

Теперь я его – вся, с потрохами.

Я, мать вашу, замужем.

Мой живот крутит.

Должно быть, от шока… верно?

Делаю все возможное, чтобы не выдать никакой реакции, даже когда Энцо проходит мимо своего стула во главе стола и продолжает идти. Он идет прямо ко мне, и я делаю глубокий вдох через нос, чтобы скрыть, как мой пульс учащается с каждым его шагом. Его шагов не слышно, и я удивляюсь, как мужчина таких габаритов, излучающий столько силы, может ступать так тихо. Крадущийся тигр, вот кто он.

Я жду, что он сейчас выкинет что-нибудь эдакое: схватит меня за волосы, начнет орать или, наоборот, прошипит, чтобы я не вздумала выяснять отношения, а тем более спрашивать, кто эта расфуфыренная дамочка, – но он не делает ничего из этого.

Он просто садится справа от меня. Смотрит на мою чашку – взбитые сливки уже растворились, – поднимает баллончик, добавляет еще, а затем поливает все карамелью.

Эти его движения настолько странные, что я смотрю на Энцо во все глаза.

На тяжелый изгиб его челюсти, на биение пульса прямо под ней.

На его кадык, который дергается, когда он глотает.

В воздухе витает назойливый запах сладости, и я не могу сказать, исходит ли он от него, от его спутницы или от карамели, которую он щедро добавил в мой кофе.

Женщина тихо кашляет, но Энцо не смотрит на нее. Он смотрит на меня, и наши взгляды сцепляются, как магниты.

Раздраженная и, надо признать, смущенная, я подношу чертов кофе к губам.

Как будто это именно то, чего он ждал, Энцо наконец откидывается на спинку стула, и это немного успокаивает.

– Энн-Мари. Садись, пожалуйста, – говорит он. – Давайте покончим с официозом, чтобы все прошло легче.

Чудесно. Он хочет, чтобы я официально познакомилась с его любовницей.

Женщина идет к столу и изучает меня. Ее глаза останавливаются на чашке в моих руках, и насмешливая улыбка трогает ее карминные губы.

– Горячий шоколад. Мило.

Шоколад?

Кажется, она ожидает, что я съежусь под ее пристальным взглядом. До меня доходит, что «шоколад» – это неуклюжий способ назвать меня ребенком. Почему-то ей хочется указать на очевидную разницу в возрасте между ней и мной. Между мной и Энцо.

Энцо выжидает, скажу ли я ей, что это не шоколад, а особая смесь кофейных зерен, тонко перемолотых, чтобы получился идеальный напиток – идеальный по моему вкусу, – но вместо этого я просто делаю еще один глоток.

Раздражение вспыхивает в ее взгляде, и она медленно устраивается рядом с Энцо. Тянется через него, чтобы обменяться со мной рукопожатием; ее красные ногти острые, как кинжалы.

– Извините, – говорю я. – Но я только что вымыла руки. Мне бы не хотелось испачкать их перед завтраком.

Ее губы сжимаются в тонкую линию, и она кладет ладонь на предплечье Энцо. Мои глаза фиксируют место контакта, как будто это цель, а я – баллистическая ракета.

– Ты не говорил мне, что она такая… остроумная, – усмехается Энн-Мари.

Это потому, что он меня почти не знает.

Энцо убирает ее руку, и я встречаюсь с ним взглядом.

– Энн-Мари и я…

Трахаемся?

Ждем ребенка?

Влюблены?

– …прорабатываем детали нашего соглашения, – говорит он.

– И что? Остановились на четном или нечетном числе? – перебиваю его, не в силах сдержаться. – Мы будем проводить отпуск вместе или я слишком самонадеянна, чтобы предполагать, что меня наградят чем-то, кроме подарка на важные даты? Или, может быть, все дело в фамилии, а я просто приложение?

Выражение лица Энцо становится грозным, он пугающе медленно наклоняется ко мне.

– Извини?

Холодность тона заставляет меня остановиться, тяжесть его взгляда давит больше, чем я могу выдержать. Закусываю губу и жду, когда он скажет мне, каковы наши договоренности, поскольку они были достигнуты без меня.

Возможно, то, что я была пешкой в играх моего отца последние несколько месяцев, избаловало меня. Я забыла, как все устроено в нашем мире. Жена – лишь украшение вечеринки… и все, чем муж позволяет ей быть.

Муж – закон.

Жена – дополнительный пункт в его переполненном календаре.

Энцо продолжает смотреть, и я радуюсь тому, что в зал входят официанты, давая мне повод отвести взгляд, не показав себя слабой.

Мои губы слегка изгибаются, когда знакомый официант ставит вазу с фруктами ближе, чем вчера. Он не смотрит на меня, но я пытаюсь улыбнуться ему в знак благодарности.

Энцо накладывает на свою тарелку сосиски. Краем глаза вижу, как женщина хватает маленькие щипцы, чтобы подцепить черничную булочку. Прежде чем она успевает сделать это, Энцо ударяет вилкой по щипцам.

– Моя жена выбирает первой, – говорит он, скользя взглядом в мою сторону.

Я не могу заставить себя посмотреть на него. Больше всего мне сейчас хочется запустить яблоком ему в голову.

Он назвал меня своей женой.

Я… жена.

Горечь снова скапливается во рту, но я молча проглатываю ее – да пусть он хоть лопнет, но моей реакции не увидит. Кладу несколько ягод клубники на свою тарелку. Взгляд Энцо прожигает мне щеку, когда я втыкаю вилку в ягоду и подношу ко рту.

Он раздраженно стучит ручкой вилки по столу, но я была объектом вспышек гнева моего отца больше раз, чем могу сосчитать, поэтому не делаю ни единого движения. Только улыбаюсь про себя, когда красотка чуть не вскакивает со своего стула.

Энцо протягивает руку через меня, чтобы подтянуть поближе блюдо с выпечкой. Копается, пока не находит то, что искал, и кладет на мою тарелку клубничный маффин и рогалик с сахаром.

Впиваюсь ногтями в ладонь, сосредотачиваясь на жжении, чтобы мои щеки не стали смущающе-розовыми оттого, что со мной обращаются как с ребенком – перед женщиной, которая так явно видит во мне малолетку.

Игнорируя все, что он мне положил, заставляю себя съесть еще одну клубничку, с тоской глядя на свою чашку. Кофе уже не такой горячий, как мне нравится, и к тому же сливок с карамелью в нем больше, чем кофеина. Но меня снова выручает официант – он появляется в зале с дымящимся напитком.

Он ставит чашку передо мной, поворачивая ручку так, чтобы она была обращена идеально к моей руке, и пододвигает сифон со сливками – еще одна вещь, которую он, должно быть, уловил.

– Мой спаситель, – улыбаюсь ему в спину. – Спасибо…

– Ты уволен.

Я подскакиваю, моя голова дергается в сторону Энцо.

Прищурив глаза, он смотрит на меня, в его взгляде гнев и раздражение. В ту же секунду двери распахиваются, и я оглядываюсь.

Входят двое охранников, их черные банданы надвинуты на носы. Мой официант стягивает с лица свою бандану и молча встает между ними. Они выводят его из столовой, не говоря ни слова.