скачать книгу бесплатно
Прикрываясь полотенцем, Курт прошлепал к свободной табуретке босыми ногами, сжался на ней, занавесил лицо своими длинными черными волосами и взялся за лохань покрывшимися мурашками руками.
– Акума-кун, ты так ловко нашел к нему подход! – воскликнул Гин в восхищении, а потом присмотрелся к Курту, чтобы еще раз удостовериться, что тот в порядке и у него есть все необходимое, и вдруг заметил продолговатую толстую полосу бледно-фиолетового цвета на белой, как снег, коже. – Что это у тебя на спине, Куруто-кун? Шрам?
– Хватит на меня пялиться! – ответил Курт агрессивно.
Гин запоздало понял, что повел себя неучтиво.
– Прости, я просто…
Не успел он извиниться, как Акума опередил его своей очередной колкостью:
– Да успокойся ты, дикий, мы не собираемся тебя изнасиловать. Если ты, конечно, этого боишься.
Курт вздрогнул, неспешно залился краской, а потом, багровый, как солнце на закате, схватил свою лохань и с воплем: «Ах ты, демон!» – выплеснул на Акуму воду, что успела туда набраться. Досталось и Гину, и Кицуне. И даже купели, что мирно и безвинно дымилась аккурат за их спинами.
– Куруто-кун, вода из-под крана не должна попадать в онсэн! – бедняга Гин перепугался так, словно увидел перед собой горящий дом, который сам случайно подпалил.
– Видимо, нам все-таки придется помыть эту дикую обезьяну, иначе она всю Японию зальет, как осеннее цунами! Семпай, подержи его! Кицуне-кун, ты займешься его дурной головой, а я – всем остальным! Не дай бог ты не боишься щекотки!.. – скомандовал Акума и вооружился щеткой.
Курт орал и верещал на всю усадьбу, да так отчаянно, что постояльцы невольно стали вскидывать головы и переглядываться, спрашивая, не попал ли кто в беду.
Справившись со своим нелегким делом, парни теперь с чистой совестью (и другими частями тела) могли окунуться в горячие целебные воды.
– Готов поклясться, мне еще никогда не доводилось бывать в более странной ситуации, – сказал Гин, весь красный.
– Я теперь действительно чувствую себя как насильник, – стыдливо пробормотал Кицуне, прикрывая длинными волосами какие-то странные шрамы на своих ключицах.
– Какой еще насильник? Спорю на что угодно, что ты девственник! – рявкнул Акума, плюхнувшись в купель. – Самое главное, эта обезьяна теперь чистая и не полезет в воду с грязной задницей.
– Никогда бы не подумал, что европейцы такие стеснительные, – сказал Гин, блаженно растягиваясь в воде.
– А с Куруто-куном там действительно все в порядке? Почему он не идет? – с тревогой спросил Кицуне.
– Ну, где ты там, Белоснежка? – позвал Акума. – Хватит ныть, иди сюда! Обещаем, что не будем на тебя смотреть!
С Куртом действительно было все в порядке, потому что через секунду раздался предательский топот быстрых легких ног по деревянному настилу, а за ним последовал вопль: «Банзай!» Курт бомбочкой нырнул к ним в купель, расплескав половину воды и забрызгав вокруг все и вся.
– Куруто-кун, в онсэн нельзя прыгать, как с трамплина! – запричитал Гин, в который раз за сегодняшний день обалдевший до глубины души.
– Невоспитанная ты обезьяна, я научу тебя манерам! – заорал Акума и принялся топить вынырнувшего было Курта.
– Акума-кун, в онсэне нельзя никого топить! – завопил Гин, в отчаянии хватаясь за волосы.
Трудно сказать, кто в этот вечер испытал больший культурный шок: японцы, потрясенные невозможным поведением иностранца, или он сам. Потому что Курт просто-напросто потерял сознание через пять минут после того, как они успокоились. Дело в том, что простодушный детина Гин снова завел старую пластинку об успехах Курта в его манчестерской школе, а Акума начал вопить, что не верит ни в какие успехи этого дикаря, и тогда Курт с измученным стоном уронил голову и ушел под воду.
– Извините, было так жарко, что у меня голова закружилась, – объяснился он виновато, когда его вытащили из купели.
– Ой, правда, что ли? – закатил глаза Акума.
Его одели в кимоно и увели обратно в комнату Гина, где всем четверым предстояло провести ночь. Аккуратно уложили на футон и разбросали его тяжелые длинные волосы по подушке, чтобы они быстрее высохли.
– Одни неприятности от тебя! – ворчал Акума, водружая ему на лоб полотенце, смоченное в холодной воде.
– Должно быть, Куруто-кун не приучен к таким горячим ваннам, – выгораживал его Кицуне. – Да и переволновался, наверное. Столько впечатлений за один день! Неудивительно, почему ему стало плохо.
– Пойдемте на террасу любоваться звездами? – предложил Гин. – В отличие от Токио, где сплошной дым и световое загрязнение, отсюда видно каждую звезду.
– Я побуду с Куруто-куном, пока ему не станет лучше, а потом мы к вам присоединимся, – сказал Кицуне с учтивой улыбкой.
Гин и Акума вышли на террасу и комфортно там устроились, глядя на ясную дорожку Млечного Пути. Воцарилась неуютная тишина. Чутье Гина подсказало ему, что Акума напряжен.
– Кицуне-кун так привязался к Куруто-куну, не так ли? – сказал он, чтобы разрядить обстановку.
– У меня уже поперек горла ваше вранье и секретики, не так ли? – рыкнул Акума, мрачно глядя на звезды.
– О чем это ты? – вздрогнул Гин.
– Куруто-кун был бедным мальчиком с грязными руками из Манчестера, а теперь он богатый до тошноты парниша, который живет в роскошном жилом комплексе, учится в частном университете, который не каждый японец-то может себе позволить, и ходит в дорогущую языковую школу. Он племянник владельца «Глории», однако каждый раз, когда ты пытаешься заговорить с ним о родителях или о прошлой жизни в Манчестере, ему тут же становится плохо или еще какая-нибудь фигня. У Кицуне-куна какие-то странные шрамы на груди и ключицах. Я знаю, у него было тяжелое прошлое, но все равно это все выше моего понимания. И ты, семпай. В университете ты делаешь вид, что тебе плевать на факт нашего существования, а тут вдруг стал таким добреньким и пригласил нас на горячие источники. Зачем ты так поступаешь, семпай? Что ты задумал?
– Клянусь, у меня нет никаких злых намерений! – вспыхнул Гин. – Но если ты действительно хочешь услышать правду…
Запоздалый ужас отразился в глазах Акумы.
– Ой, нет, семпай, не слушай меня! Ты не обязан мне ничего объяснять. Извини, что я повел себя грубо. Я безгранично благодарен тебе за эту замечательную поездку. Опять у меня крыша поехала, и я начал молоть всякую чепуху. Я в последнее время сам не свой.
Однако Гин замотал головой и резко опустил ее, пряча слезы.
– Нет, я больше не могу держать это в себе. Ваш добрый и сильный семпай – всего лишь жалкий, подлый трус! Простите, что все это время вы думали о нем иначе!
Акума в ужасе вытаращил глаза и накрыл руками рот.
– В средней школе в наш класс перевелся гайдзин, – всхлипнул Гин. – Он был даже не гайдзин, а чистокровный японец, просто жил несколько лет в Америке, потому что его родители уехали туда по работе. Он не мог говорить на нормальном японском и вел себя, как типичный американец. Мои одноклассники сразу его невзлюбили и начали над ним издеваться. Он не понимал, в чем дело, пытался найти с ними общий язык, заставить их изменить свое мнение. Но чем больше он старался, тем сильнее они его травили. Я никогда не принимал участия в издевательствах, но я поступал в сто раз хуже. Я делал вид, что ничего не происходит, и никак не пытался ему помочь. Я так сильно старался завоевать уважение моих одноклассников, я не хотел, чтобы они снова отвернулись от меня. Я думал, он справится сам, он же почти американец, а американцы никогда не сдаются. Или моим одноклассникам надоест это все, и они оставят его в покое. Но ему становилось только хуже, и через два года, как раз во время экзаменов, он покончил с собой. Говорили, что причиной были не издевательства, а он в целом был на взводе. Другая страна, другой язык, другая система образования, другие правила, родители вечно на работе и плевать хотели на его проблемы. Он просто не выдержал. Но я уверен – попытайся я ему помочь, ему было бы гораздо легче со всем этим справиться.
– Это не твоя вина, семпай! – вскричал Акума со слезами на глазах. – Ты заботился о собственной репутации, в этом нет ничего плохого!
Гин горько улыбнулся.
– Спустя примерно полгода я одержал свою первую победу в чемпионате по боксу. И именно в тот момент, когда меня начали награждать и чествовать, я осознал, какое я ничтожество. Здоровый, сильный парень, сумевший нокаутировать 65-килограммового парнину из спортивной школы, – а испугался своих тщедушных одноклассников, которые травили бедного парня из Америки. Заступись я за него – что бы они мне сделали? Я бы их просто вырубил, и они бы стали бояться ко мне приблизиться. Обзывали бы меня на расстоянии, портили бы мою сменную обувь и писали бы мерзости на моей парте, но кого волнуют такие пустяки? Однако я выбрал путь труса и до сих пор его придерживаюсь. Я притворяюсь, что мне наплевать на вас, чтобы не потерять уважение одногруппников. А на горячие источники я вас пригласил, чтобы хотя бы частично загладить свою вину перед моим мертвым одноклассником. Мне очень жаль.
Гин опустил голову. Акума немного подумал над тем, что он сказал, и спросил:
– Значит, в понедельник ты снова будешь делать вид, что не замечаешь нас?
– Я постараюсь, но это будет непросто, – улыбнулся Гин. – С вами, ребята, безумно весело.
Акума широко улыбнулся и закивал.
– Я тоже никогда не думал, что однажды все станет так. Я всегда был серьезным и прилежным. Я должен хорошо учиться, чтобы стать ученым, уехать в Америку и работать там над большими проектами. Я хочу собственный домик с белым забором и маленьким садом с гортензиями.
– Какая чудесная мечта, – тепло улыбнулся Гин.
И тут глаза Акумы сверкнули бесовским огнем.
– Но каждый раз, когда я увязываюсь за этими идиотами, все немедленно идет псу под хвост! И наука, и Америка, и белый заборчик, и даже садик с гортензиями! Вместо того, чтобы размышлять над формулами и уравнениями, мне хочется орать, смеяться, ругаться и выкрикивать непристойные слова! И мне сразу становится так хорошо! Клянусь, мне еще никогда в жизни не было так хорошо!
– Как я понимаю, ты и на следующей неделе от них не отсядешь, да? – засмеялся Гин.
Акума засмеялся вместе с ним.
Понедельник, не менее насыщенный, чем выходные
Когда в понедельник утром Кицуне пришел на занятия, у дверей аудитории его по обыкновению встретил красавчик и его команда, жаждущие зарядиться уверенностью и хорошим настроением за его счет.
– С добрым утром, Кицуне-тян, отлично выглядишь. Как выходные провел? – ухмыльнулся красавчик.
– Со своим английским бойфрендом, да? – загоготали остальные.
Кицуне неожиданно для самого себя притормозил и серьезно на них посмотрел.
– Оставьте меня в покое, пожалуйста. Иначе я скажу ему, что вы меня донимаете, и он снова переломает вам носы.
– Что ты сказал?! – завопил тот, что с разбитым носом, и собрался схватить Кицуне за грудки.
– Стой! – скомандовал красавчик и остановил его. – Ты меня расстраиваешь, Кицуне-тян. С каких это пор ты такой дерзкий?
– Он тебе не «тян» (*Уменьшительно-ласкательный суффикс, который используют при обращении к детям, девушкам, близким друзьям и возлюбленным. Использование данного суффикса при обращении к недостаточно близкому человеку считается откровенным хамством)! – раздался голос Акумы за их спинами.
– Ты? – опешил красавчик. – В чем дело, Акума-кун? Мы просто разговариваем.
– Так разговаривай по-человечески, Кейске-ТЯН!
Красавчик весь побледнел от унижения.
– Ты что о себе возомнил, сморчок?! – снова завопил тот, что с разбитым носом. – Да я размажу тебя, как букашку!
– Если вы не прекратите так себя вести, я все расскажу старосте, и у вас буду крупные неприятности! – сказал Акума. – Это вам не школа! Мы здесь для того, чтобы учиться и заниматься наукой, а не валять дурака!
– Акума-кун, я тебя не узнаю, – сказал красавчик в расстроенных чувствах. – Я никогда не думал, что ты можешь быть таким невежественным.
– Мы не играем в твои игры, Кейске-кун! Перестань вести себя так, будто ты лучше других, пока хотя бы не откроешь новую планету!
– Вы, видимо, забыли свое место, – прошипел красавчик с ненавистью. – Как вы смеете так себя вести и выставлять меня дураком?
Тут где-то в коридоре раздался варварский голос Курта, приветствующий какого-то одногруппника, которому не посчастливилось попасться ему на пути.
– Пойдемте отсюда, у меня нет настроения связываться с этой британской обезьяной прямо сейчас, – скомандовал красавчик своей свите и напоследок пригрозил пальцем Акуме и Кицуне. – Но с вами я еще не закончил, ясно?
Когда они ушли, Акума и Кицуне переглянулись и нервно сглотнули.
– Прости, что втянул тебя в это, – проблеял Кицуне. – Мне следовало просто проигнорировать их вместо того, чтобы начать огрызаться. Это все я виноват.
– В чем? – фыркнул Акума. – В том, что в кой-то веки решил постоять за себя, как любой нормальный человек?
– Я не знаю, что на меня нашло. Я, видимо, до сих пор под впечатлением после нашей поездки в Никко. Это было потрясающе! Я всю ночь глотал зеленый чай и не давал маме спать, рассказывая ей все-все-все! Я поспал всего пару часов, и… Мне в последнее время так странно…
– В смысле?
Кицуне пожал плечами.
– Не знаю. Мне кажется, я схожу с ума. Многие вещи для меня больше не существуют, у меня перед глазами все плывет, и я чувствую странную легкость во всем теле. Люди стали как призраки, они больше нереальны.
– Да ты точно поехал!
– Только мама осталась реальной! Куруто-кун, семпай и ты!
– Ой, какая, блин, честь! А я, знаешь ли, всю ночь не спал и думал о том, как бы от вас, идиотов, отсесть. Я с вами с катушек слетаю, все это замечают! Родители стали дергаться, мне в Америку больше не хочется. К черту домик с белым забором и садиком с гортензиями! Я знаю, что если продолжу в том же духе, мне крышка. Но шкурой чую, что если отсяду от вас, идиотов, Кейске Цукиока сотрет меня в порошок, особенно после всего, что я ему наговорил. Поэтому я решил, что лучше буду сходить с ума и держаться поближе к Куруто-куну. Пока он рядом, мы в безопасности. Кейске Цукиока его боится.
– Даже так? – вскричал Кицуне с нескрываемым любопытством.
– Семпай рассказал мне, что батюшка Кейске Цукиоки – большая шишка в мэрии, поэтому парень немножко возомнил себя королем. Однако владелец «Глории» – это очень серьезный противник. У дядюшки Куруто-куна столько бабла, что любой чиновник обратится в пыль на его фоне. К тому же, Куруто-кун склонен распускать руки без лишних раздумий. Такого только больной самоубийца не испугается.
– Это все очень мило, но послушай, пожалуйста, – замялся Кицуне. – Мы действительно выглядим так, будто дружим с ним только потому, что он богат и заступается за нас.
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Акума. – Обанкротить его дядюшку не так-то просто, а дикая обезьяна – она и в Африке дикая обезьяна. Придется дружить с ним, даже несмотря на то, что он богат и разобьет нос любому, кто нас тронет.
– То есть, это не мы меркантильные сволочи, а он богатый и уверенный в себе ублюдок?
– Когда с кем-то дружишь, то совершенно не обращаешь внимания на его недостатки, не так ли?
– Эй! Вы меня ждете?
Объект их жаркого обсуждения бежал по коридору им навстречу, смеясь и размахивая руками в самой варварской манере на свете. Акума и Кицуне переглянулись в последний раз и нежно заулыбались Курту.
– Конечно, куда ж мы без тебя!
– Ой, это так мило!
Акума и Кицуне засмеялись вместе с ним. Они искренне его полюбили, даже несмотря на то, что он был богат и полоумен.
Перед началом урока Гин Хасегава сделал сообщение:
– Друзья, я счастлив сообщить вам, что Кавада-сенсей вернулся с больничного и с этой недели у нас начнется физкультура. Кроме того, с этой недели начинается работа клубов по интересам. Каждый должен состоять хотя бы в одном. Пожалуйста, выберите то, что вам больше подходит, и проводите время с пользой! И, пользуясь случаем, как новый помощник президента спортивного клуба, приглашаю вас к нам. У нас вы можете не только заняться любимым видом спорта, но и имеете шанс попасть в национальную сборную и участвовать в чемпионатах государственного масштаба…
– Эй, семпай! – перебил Акума больше из вредности, чем от желания узнать ответ на свой вопрос. – А научный клуб есть?
– Вся информация о клубах появится в ближайшее время на главном стенде в фойе, – ответил Гин с бесстрастной улыбкой и вежливо поклонился группе. – Спасибо за внимание!
– Да, конечно, – пробурчал Акума. – Мы всего лишь вместе провели здоровские выходные в Никко. Это ничего не значило, зачем нас замечать?