скачать книгу бесплатно
собственному опыту. За это нас и любят мужчины. Она может сдать экзамен, а может и нет. Или
может, например, испытать оргазм, а может просто аккумулировать, скажем так, ощущения и
впечатления. А мужчина, увы, одномерен: он должен сдать экзамен, и он должен кончить, причём
обстоятельства могут быть самые разные, а итог – одинаков. За это мы их и любим. Иначе мне не
пришлось бы сушить голову феном, – весело расхохоталась Лилька.
– Да уж, нетривиальная ты наша, – с наигранным вздохом сожаления отозвалась Ляля, –
ладно, спи, а то, мне кажется, тебе завтра понадобятся силы в очередной раз аккумулировать
ощущения.
Лилька вполне добродушно хрюкнула в подушку, но посчитала тему исчерпанной и через
минуту уже спала тихо, как мышь.
Вторая серия сна как будто по контрасту с первой была задумана лукавым
кинопродюсером, вожделеющим не художественных достоинств, а фестивальной славы, как
дешёвый сценарный ход, потому что приснилось Ляле тёплое море. Зимняя русская метель и
ласковое, не наше море – это выглядело пошло, это явный моветон пред ликом суровых
кинокритиков. Но сон не переходил в кино – он просто был, вот и всё, он утешал её, грел лучами
солнца, и она ещё порадовалась какой-то задней, припозднившейся мысли за то, что метель из
того, прежнего сна, слава богу, закончилась, и на улице стоит тёплое июньское лето, а рядом – она
знала это наверняка, – за кварталами соседних домов, ласковое море. Непонятно, какое и где –
но, в отличие от того, прежнего сна, внутренние противоречия не мучали её, требуя немедленного
логического разрешения. Она шла во сне почему-то по улице Праги, где жила несколько лет с
родителями, и разглядывала вывески пивнушек, без перевода понимая, что вывеска U dobreho
kata означает «У доброго палача»; на крыше дома напротив красовался лозунг V jednoti z lidom je syla KSC, v jednoti z KSC je syla lidu – «В единстве с народом – сила КПЧ, в единстве с КПЧ – сила
народа». И Ляля во сне с небывалой ясностью сделала сама себе мысленную заметку: при случае
подкинуть эту фразу отцу, чтобы он мог поупражняться в своём тонком армянском остроумии,
пошутить над нацией Швейков.
Но вот дома кончились, и куда-то бесследно исчез чешский город, что, однако, ничуть
Лялю не удивило, как будто это было само собой разумеющееся. Она шла теперь по крупной
гальке морской бухты где-то на Южном берегу Крыма, вокруг открывались покатые склоны гор,
спускающиеся к морю. Она знала, что вода прозрачная и тёплая, а отчего, сказать нельзя, просто в
таком уголке природы не может быть холодно. И Ляля, стянув через голову летнее платье без
бретелек, прыгнула в эту летнюю тёплую воду и поплыла, нежно разгребая водную поверхность
руками и время от времени ныряя неглубоко, чтобы только увидеть этот подводный мир и
услышать шум воды в ушах.
В очередной раз нырнув на полметра (её попка упрямо не хотела опускаться и тянула тело
наверх, не давая погрузиться глубже), она, восторженно вертела головой и поспешно, пока не
кончится воздух в лёгких, разглядывала подводный Посейдонов мир. Но вдруг увидела прямо
перед собой, метрах в пяти, тоже нырнувшего вглубь вчерашнего егеря-блондина. Он, видимо,
обрадовался встрече с ней и, всё ещё не выныривая наверх, под водой помахал ей рукой так
живо, как будто был на воздухе. «Всплывайте наверх, Красная Шапочка!» – воскликнул он, и Ляля
почему-то не удивилась тому, что слышит его голос сквозь водяную толщу. Она согласно кивнула
ему головой и с шумом, как небольшой кит, вырвалась наверх, на тёплый летний воздух.
Вчерашний знакомец – интересно, что она никак не могла вспомнить его имя, –
стремительно, как дельфин, скользнул своим ладным телом сквозь прозрачную, бутылочного
цвета воду прямо у её ног и без брызг выскочил из воды чуть ли не по пояс совсем рядом с ней, по-прежнему улыбаясь, как и там, под водой. Он говорил ей во сне что-то радостное, а Ляля
отвечала ему, хотя смысла не разобрать. Она вдруг сообразила, что на ней нет купальника – ведь
тогда, до купания, в бухте не было ни души, и тогда это не имело значения. Ляля стала мучительно
соображать во сне, видит ли он её сквозь зелёную, мерцающую толщу воды, а если да, то что ему
видно. Вдруг голос его материализовался из бульканья, и она стала понимать, что он говорит:
– Не стесняйтесь, Красная Шапочка, я знаю, что вы не одеты. Если хотите, я могу не
смотреть. Видите, я отвернулся. – И он резко, по-дельфиньи, сделал поворот в воде, обдав её
снопoм брызг, слетевших с его белых волос.
Ляля, досадуя на то, что он не дал ей самой решить, как себя вести в этой ситуации,
тряхнула головой.
И тут прозвонил будильник.
Предрассветная темень за окном, казалось, усиливала мороз. Переход от тёплого моря к
холодному, выстывшему за ночь номеру оказался слишком резким. Как там вчера Лилька
высказалась? «Холодина несусветная в одинокой девичьей постели».
Ляля покосилась на соседнюю кровать, где беззвучно спала Лилька.
«Интересно, что ей снится? Или накопленные впечатления напрочь исключают любые
сны?»
Она ещё раз посмотрела в окно, где над чёрным силуэтом гор уже начинал брезжить
утренний свет. Впереди маячил целый новый день и что-то хорошее в нём. Да, конечно! Встреча с
этим блондином! Интересно… с ним вчера было интересно. Он нёс какую-то наукообразную, но
очень интересную ахинею, и ей нравилось его слушать. Ляля вдруг подумала, что ей до сих пор не
встречался ни один мужчина, которого можно было бы назвать, как в старинных романах для
домашнего чтения, интересным собеседником; лекторы в институте не в счёт. А вот просто так,
чтобы сидеть лицом к лицу и просто внимать…
Кроме отца, пожалуй. Отец умел, что называется, держать аудиторию – даже
подчинённые млели от его манеры говорить. Ляля как-то ещё девчонкой застала отца на даче
стоящим среди фруктовых деревьев и обращающимся весьма учтиво, с убедительными нотками в
голосе к кому-то или к чему-то в высокой траве. Она подошла поближе и увидела, что в траве
навытяжку, как по стойке смирно, сидел соседский кот, выпятив пушистую грудку и задрав голову, и на полном серьёзе внимал убедительным интонациям её отца, который расточал коту
комплименты по поводу его окраса и пушистости. Позднее за ужином, давясь смехом, Ляля
подначивала отца: «Послюшай, ара, о чём можно гаварить так долго с котом?! Он тебя слушал, как
вежливый гость слюшает тамаду». Отец тогда победно посмотрел сначала на дочь, а потом на
жену, и сказал с торжествующими нотками в голосе: «Комплименты все любят – особенно
женщины, и это был не кот, а именно кошка. Женщина, даже кошачьего племени, заслуживает
комплиментов самим фактом своего существования». Ляле этот случайный отцовский афоризм
запал в голову, и она с удовольствием вмонтировала его в следующее школьное сочинение по
литературе, начав абзац с фразы: «Пушкин считал, что женщина заслуживает комплиментов
самим фактом своего существования». Серый, без полета мысли и вдохновения учитель
литературы, возвращая проверенные сочинения, как-то особенно посмотрел на Лялю. В тетрадке
он подчеркнул смелую фразу красной волнистой линией, приписав на полях: «Из чего это
следует?»
Ляля пожала тогда плечами, с досадой захлопнула тетрадку и мысленно пожалела, что
потратила столь вкусный интеллектуальный изыск на этакое убожество.
Теперь она с улыбкой вспомнила этот эпизод, стоя голышом перед зеркалом в ванной и
ожесточённо надраивая зубы щёткой: неосознанно пыталась согреться энергичными
движениями. Её маленькие крепкие груди ритмично двигались в такт движениям руки, и Ляля
критически на них посматривала, одновременно сожалея о том, что не удалось досмотреть
морскую часть сна до конца.
Она и вправду согрелась от резких движений, а может, от хорошего настроения, которое
постепенно заполнило её сознание. Ей захотелось горячего крепкого кофе, захотелось наружу, на
белый снег и мороз, а больше всего не терпелось увидеть вчерашнего знакомого, привидевшегося
так кстати во сне. Выскочив из ванной, она стала одеваться быстрыми бесшумными движениями.
Алый лыжный костюм невозможно шуршал в тишине комнаты, и Ляля, стараясь не
разбудить этим шуршанием Лильку (объяснять ранний подъём не хотелось), расставив руки и
ноги, как космонавт в скафандре, неслышно вышла из номера, стараясь не стукнуть болванкой
казённого ключа о дверь. Она помчалась по коридору, надевая тёплые варежки на ходу и громко
топая лыжными ботинками. Все в корпусе ещё спали, и Ляля понеслась вниз по лестнице,
