Провокатор

«Московские ведомости» сообщают:

– …назначаются почётный… опекун Московского присутствия Опекунского Совета учреждений Императрицы Марии, генерал от кавалерии ГРАФ ОЛСУФЬЕВ – директором Измайловской военной богадельни Императора Николая I…

– Бухгалтер, служивший на солидных местах, опытный, с аттестатом и залогом, ищет занятий. Б. Ордынка, Климентовский пер., дом Трапезникова, кв. Назарова.

– …десятый день рысистых бегов обещает очень интересную программу; главным призом будет «Долгоруковский» – в 2.500 руб. для кобыл на 4 в., оспаривать который собралась большая компания. После дождя погода очень мягкая с небольшим ветром, дорожка довольно лёгкая. Публики обещает быть много.

– …отыскивается цыган Яков Николаев МАТУСЕЕВ, он же МАТУСЕВИЧ, обвиняемый в покушении на вооружённую кражу. Приметы: 20 лет, рост 2 аршина 4 верш., волосы и брови чёрные, глаза карие, нос большой, рот и подбородок обыкновенные, лицо смуглое; особых примет нет.

– Каждая хозяйка может сама превосходно и прочно окрашивать всевозможные ткани из шерсти, шёлка, полушерсти, хлопчатой бумаги, полушёлка, полотна, полухолста, бумазея и т. п. испытанными и общепринятыми в течение 30 лет почти во всех странах, а в России в особенности, ГЕИТМАНСКИМИ КРАСКАМИ.

– …При неврастении, половом бессилии, старческой дряхлости, истерии, невралгиях, малокровии, чахотке, сифилисе, последствиях ртутного лечения, алкоголизме, параличах – только Спермин-Пеля поможет достигнуть тех блестящих результатов, о которых свидетельствуют наблюдения известнейших учёных и врачей всего мира.

Имеется во всех аптеках.

Поставщик Двора Его Императорского Величества Профессор Д-р Пель и с-ья.

– …в обществе продолжают по-прежнему очень много говорить о катастрофе сего года (1896-го) на Ходынском поле.

«– Когда толпа начала всё более сгущаться, – рассказывает баронесса В., – я почувствовала, что больше не выдержу и лишусь чувств, то мысль: “Узнают ли мои родители о моей смерти?” – стала мне особенно нестерпимой. Я обратилась к стоящему рядом мужчине, с виду мяснику или чернорабочему, сходить по моему адресу и рассказать, как я кончила свои дни.

– Зачем, барышня, умирать, – ответил он мне ласково, – когда придёт время, все помрём. А ты вот покрепче ухватись за меня сзади, авось, как-нибудь и ослобонимся.

Я обвила руками его шею, а мужик, работая локтями, с большим усилием прокладывал себе дорогу. Затем я лишилась чувств и не помню ничего. Очнулась я под открытым небом, а над моей головой стоял уже не один, а целых три мужика, которые за отсутствием воды усердно поливали меня… квасом. Поднявшись, я со слезами благодарила моих спасителей, предлагала им денег, но денег они не взяли, а настояли на том, чтобы проводить меня лично домой. Дома – та же история. Денег не берут: “Благодарности не заслужили, а имён наших знать вам незачем”. С тем и ушли».

29. Нужен надёжный связной

Гордон не скрывал своего недовольства:

– Я уже говорил, что нам нужен надёжный связной. Причём совершенно чистый, чтобы не вызывать подозрений полиции. Его до сих пор нет.

Павел с Ириной переглянулись.

– Во-первых, мы не сидим сложа руки, – возразил Павел. – А во-вторых, ты пойми: подходящих много, но нам нельзя ошибиться.

– Главный критерий, – решительно отозвался Гордон, – критическое отношение к самодержавию.

– Таких как минимум половина университета, – не выдержала Ирина.

– Так в чём же дело?

– Дело в том, – ответил Павел, – что кроме критического отношения к самодержавию мы должны быть уверены в этих людях.

– Ну, началось… – Гордон не сдержал пренебрежительной ухмылки. – Теперь ещё расскажи про дружбу, а ещё лучше – про любовь!..

Ирину передёрнуло. Её щёки порозовели. Павел заговорил, не скрывая злости:

– Ты не ёрничай! Вам из Парижа не видно, что здесь, в России, творится.

– Я тоже жил в России. И не просто жил, но и работал. И, между прочим, не без успеха.

– Я знаю, – ответил Павел, – но сейчас мы должны очень серьёзно подходить к подбору кандидатов в боевую организацию.

Видя состояние Павла, Гордон заговорил примиряюще:

– Я с тобой полностью согласен. Конечно же, этим людям мы должны доверять. Без этого нельзя. Но отношение к самодержавию – основа. А всё остальное должны им помочь приобрести мы. Я, ты, Солдатов – все, кто прошёл школу борьбы.

– Ну, хорошо, – кивнул Павел, – будем искать.

Гордон посмотрел на Ирину:

– Кстати, ты говорила, что рядом с Солдатовым живёт твоя подруга. Кажется, Катя?..

– Да, Катя Воронцова.

– Что за человек?

– Так сразу трудно… – Ирина задумалась, добавила с чуть заметной усмешкой: – Во всяком случае, к самодержавию относится явно критически.

– Ну а если чуть поподробней, – Гордон стал серьёзным.

– Умна, начитанна, легко сходится с людьми. Умеет кружить головы мужчинам.

– Замужем?

– Нет.

– В вопросах взаимоотношений мужчин и женщин?

– Современна. После смерти родителей материально независима.

– Ты можешь организовать с ней встречу?

– Конечно, – кивнула Ирина. – Она завтра обещала быть в библиотеке.

– Замечательно, – Гордон обвёл взглядом Ирину и Павла, – я займусь ею лично.

30. В квартире Вейцлера

После того как Вейцлер и сопровождающие его филёры вернулись назад, начальник группы, оставшись с ним на кухне, заговорил, не скрывая своего раздражения:

– Я всё чаще начинаю думать, не водите ли вы нас за нос, господин Вейцлер?

– Неужели для этого я дал вам повод?

– Повод один, господин Вейцлер. Четвёртый выходной мы ходим по бульвару, и всё без толку. Может быть, мы ходим не в тот день и не в тот час. А может, не по тому бульвару? И сколько нам ещё ходить? Месяц? Полгода? Год?

– Я не знаю. – Вейцлер развёл руками. – Это от меня не зависит.

– А я начинаю в этом сомневаться. Мы с вами по-хорошему, господин Вейцлер. Вы согласились нам помочь. Мы вам поверили. У вас к нам не может быть никаких претензий. Причём не только у вас, но и у вашей жены, сына – тоже. Давайте же доведём дело до конца так, как мы договорились.

Полицейский прошёлся по кухне, остановился перед Вейцлером, с участием посмотрел ему в глаза:

– Может быть, вы кого-нибудь на бульваре всё-таки видели?

– Нет, – торопливо ответил Вейцлер, – уверяю, нет.

– Не спешите, – по-прежнему глядя ему в глаза, понизив голос, продолжил полицейский. – Может быть, вы просто боитесь мести своих товарищей? Я вам гарантирую безопасность. И вам, и вашей семье. Вы получите новые документы, смените место жительства. У вас будет надёжная охрана. А от вас требуется только одно: мигнуть нам, указав на связного.

– Уверяю вас, – в отчаянии заговорил Вейцлер, – не видел. Ничего не видел. Честное благородное слово!

Начальник группы с сомнением поглядел на собеседника:

– Ну, как хотите.

– Я говорю правду.

– Я готов вам поверить и даже посочувствовать, но меня могут в конце концов заменить на человека более… – он чуть запнулся, – жёсткого. И вам будет значительно хуже. Так что думайте, господин Вейцлер.

Полицейский вновь походил не спеша по кухне, потом остановился перед Вейцлером, но теперь во взгляде его не было уже никакого участия.

– Но если мы узнаем, что вы ведёте двойную игру, – а рано или поздно мы это узнаем, – то будущее ваше будет незавидным. Вы и ваша жена отправитесь на каторгу. А сын – в детское отделение сумасшедшего дома.

– Он не сумасшедший! – почти выкрикнул Вейцлер.

Оппонент чуть усмехнулся:

– Уверяю вас, там он очень скоро им станет. Решайте. Честь имею.

Полицейский вышел. Вейцлер с трудом перевёл дыхание. Вошла бледная Соня:

– Я всё слышала… – Она с отчаянной мольбой взглянула на мужа: – Что же делать?

Он, опустив голову, чтобы не встретиться с ней взглядом, ответил:

– Терпеть… Пока есть силы.

31. Неудачный побег

Зубов был в отчаянии. Внезапное появление Павла, когда он уже готов был во всём признаться Ирине, вера Павла в него, крепкое рукопожатие, наконец, его дружба – всё это было прекрасно и благородно в неизбежном сравнении с его собственным предательством. Да, самым настоящим предательством, хотя он ещё и никого не назвал Харлампиеву.

Сергей шёл по тротуару, ведя ожесточённый диалог с самим собой. А кого он может назвать? Только Павла! Но спасёт ли это Ирину? Сколько раз ему говорили, что никому в охранке верить нельзя. А он? Ну, назовёт он, допустим, Павла. Что это им даст? Разве в охранке не знают, кто такой Павел? Значит, дело в другом. Названная Зубовым фамилия – даже неважно чья! – будет его официально зарегистрированным предательством, отрежет ему путь назад, навсегда сделает провокатором. Вот куда тащит его Харлампиев. Сволочь! И почему он, Зубов, униженно просил у него три дня вместо того, чтобы броситься на полицейского, может быть, даже погибнуть, но остаться честным в глазах Павла, а главное – Ирины!..

Зубов оглянулся. За ним, ничуть не скрываясь и не отводя наглого взгляда, топал филёр. Неужели это конец? И ему уже никогда не вырваться из западни?

Метрах в десяти сзади погромыхивала на булыжнике извозчичья пролётка. «А что, если… – вдруг мелькнуло в голове, – вскочить в неё, оторваться от филёра? И – на вокзал!

В какой-нибудь отходящий поезд! Всё равно какой! Лишь бы подальше! И…»

Зубов впрыгнул в поравнявшуюся с ним повозку, толкнул извозчика в спину:

– Гони!

Тот обернулся, нагло взглянул:

– Не торопись, барин. Успеешь!

Подоспевший филёр влез в коляску, укоризненно проговорил:

– Вас предупреждали не делать глупостей.

Всю дорогу ехали молча. У ворот зубовского дома извозчик затормозил.

– Приехали, барин, – он обернулся к Зубову. – Видишь, успели. А ты мне – «гони!».

У ворот дома его окликнул дворник:

– Господин студент! Хозяйка бранится. Велела сказать: не заплатит, пусть съезжает.

– Заплачу, заплачу, – пробормотал Зубов, проходя мимо.

– Ну-ну, – и дворник подмигнул остановившемуся рядом филёру.

32. В охранке

После того как были обсуждены все текущие вопросы и все офицеры уже готовились разойтись, Харлампиев вдруг поинтересовался:

– А что у нас по Вейцлеру?

Руководитель группы встал:

– К сожалению, последняя прогулка тоже не дала никаких результатов.

– Народу в группе достаточно?

– Да.

– Какая была прогулка по счёту?

– Четвёртая.

Харлампиев побарабанил по столу пальцами, подумал, посмотрел на руководителя группы:

– Ваше мнение?

– Убеждён, что он водит нас за нос. Считаю, что к Вейцлеру надо применить физическое воздействие.

Харлампиев чуть поморщился:

– Думаю, в данном случае это ничего не даст.

Почувствовав, что офицер с ним не согласен, он счёл нужным объяснить своё мнение.

– Среди евреев (я имею в виду революционеров) есть фанатики, которых легче убить, чем заставить отказаться от своей идеи. И Вейцлер, уверен, именно из таких. Да, я согласен с вами, он водит нас за нос. Но нам необходимо понять, как он это делает. Вейцлер слишком умный человек, чтобы бросить нам явную фальшивку. Да, мы вынудили Вейцлера согласиться на сотрудничество с нами. Но мы его, я уверен, не сломали.

Харлампиев выбил пальцем на столе одному ему известную мелодию и решительно заявил:

– Считаю, что Вейцлер встречается на бульваре со своим связным…

– Это невозможно!

– И подаёт ему какой-то знак, незаметный для наших людей.

– Это невозможно, – повторил руководитель группы.

– Возможно, – парировал Харлампиев. – У меня такое ощущение, что мы всё время упускаем какую-то очень важную деталь.

Он повернулся к руководителю группы:

– Ваш захват его квартиры был внезапный?

– Да.

– Хозяин или его жена не могли в этот момент задёрнуть или открыть шторы, переставить цветок на окне?

– Нет.

– Стоя у окон, он или его жена могли условными знаками что-то передать сообщникам на улице?

– Нет, наши сотрудники не позволяют им подходить к окнам.

– И тем не менее, – резюмировал Харлампиев, – уже четвёртое воскресенье к Вейцлеру на бульваре никто не подходит. За эти четыре недели мы никого из его сообщников не видели. Допустим, что их просто-напросто нет. А если есть? А если учесть, что сейчас у нас в городе находится Виртуоз, положение становится опасным. Поэтому загадку Вейцлера нам надо во что бы то ни стало разгадать.

– Да нет там никакой загадки. Я его два раза по бульвару прогнал, – раздосадованно признался начальник группы, – он даже запыхался.

– Что значит «прогнал»? – поднял брови Харлампиев. – Бегом?

– Да нет, шагом, конечно.

– А почему «запыхался»?

– Так он ведь в одном и том же плащике всегда выходит. Плотненький такой, застёгнутый на все пуговицы.

Харлампиев нахмурился.

– Подождите, подождите, – он повернулся к начальнику наружки, – в это воскресенье ведь было жарко?

– Духота, даже вечером, – подтвердил тот.

– А он в плотном плащике?

– Плотном, чистая шерсть, я же веду его под руку, когда выводим из дома.

– Застёгнутом на все пуговицы?

– На все.

Харлампиев задумался, обвёл присутствующих взглядом и далее заговорил командирским тоном:

– Людей в группе удвоить. На бульваре к нему близко не подходить. Но быть начеку. А вы, – он ткнул пальцем в руководителя группы, – перед тем как выходить, лично расстегнёте Вейцлеру все пуговицы.

33. Нельзя бросать товарища

В назначенный час все боевики Солдатова были у него на квартире. Собираясь по одному, по несколько раз проверяясь, нет ли за собой слежки. Когда наконец последний – рабочий металлического завода Еремей Михайлов – зашёл в квартиру, Солдатов, тщательно закрывая за ним дверь, провозгласил:

– Все в сборе.

Рассаживались за стол, украшенный пыхтящим самоваром, весело. Всем было радостно видеть друг друга.

– Что у нас сегодня за праздник? – с улыбкой поинтересовался Михайлов.

– Ты пришёл, живой-здоровый, вот и праздник! Разве мало?

– Так почему бы не отметить?

– Налетай! Полный самовар.

Но все замолчали и повернулись к Солдатову, когда он пришёл и занял своё место.

– Скоро у нас, ребята, – начал он без всяких предисловий, – будет серьёзная работа.

Все радостно загалдели, Михайлов даже перекрестился:

– Слава те господи!

– Еремей, – укоризненно взглянул на него Солдатов.

– Виноват, – улыбнулся тот. – Уж больно новость-то светлая.

– Да, новость светлая, – согласился Солдатов. – И ещё новость. В Москву прибыл Виртуоз.

– Да ну?

– И с какой целью?

– Я ему подыскал тут неподалёку квартирку, скоро там встретимся и всё узнаем. Понятно, что Виртуоз пустяками не занимается.

– Здорово!

– Давно пора!

Хозяин переждал всплеск эмоций и продолжал уже совсем иным тоном:

– А вторая новость не светлая.

– Что такое?

Все встревоженно обернулись к нему.

– Я в воскресенье был на встрече с Вейцлером. Пасут его крепко. Вокруг него человек пять или шесть, а то и больше. Держится он молодцом, но, судя по всему, из последних сил. Достаётся, видно, им всем: и ему, и Соне, и, уверен, даже ребёнку. Мы должны его спасти. И как можно скорее.

Солдатов замолчал. Все напряжённо ждали.

– Я не проговаривал это ни с кем из руководителей. Но лично я уверен: мы должны это сделать.

– Верно! – горячо заговорил Иван Свитнев. – Нельзя бросать своего товарища. Так я говорю? – он обратился к присутствующим.

– Да!

– О чём разговор?

Собравшиеся загалдели, вскочили со своих мест. Солдатов поднял руку:

– Тише. Ради этого я вас и собрал сегодня. Весь вопрос, как это сделать. Мы должны как можно скорее изучить все подходы к дому Вейцлера, узнать его соседей, сколько полицейских снаружи и внутри его квартиры, когда происходит их смена. Еремей, – обратился он к Михайлову, – на тебе, кроме того, как всегда, готовность оружия группы.

– Понял, – кивнул Еремей.

– Если у кого-то есть сомнения, пусть скажет об этом сразу.

– Какие могут быть сомнения? – возмутился Свитнев. – Пойдём все. Да, братцы?

Взволнованные, с горящими глазами, они один за другим подтвердили решимость:

– Да.

– Да.

– Да.

– Да.

Солдатов серьёзно сказал:

– Я тоже – да.

34. Зубов и Харлампиев

Зубов мерил шагами свою комнату. Сидеть на одном месте он был не в состоянии. Ходьба создавала иллюзию какого-то движения. Если не из точки А в точку Б, то хотя бы – мысли.

Пять шагов туда. И почему-то только четыре – обратно.

Ситуация выглядела неразрешимой. Как часто говорил один знакомый: «Куда ни кинь, всюду клин!» И эти слова точно соответствовали положению, в котором он оказался.

Пять шагов туда. Четыре – обратно.

Всюду, какой бы вариант ни приходил в голову, всюду был клин. Почти в одно и то же время он стал (о чём страстно мечтал!) членом боевой группы и – провокатором, готовым сдать охранке своего друга.

Пять шагов туда. Четыре – обратно.

«А если ещё раз попробовать бежать?» – мелькнула сумасбродная мысль. Подгадать момент и – куда-нибудь подальше. Залечь. Затаиться. Но он тут же вспомнил случай с извозчиком и понял, что сбежать вряд ли удастся. Но даже если и удастся, то что будет с Ириной? Мало того, что он отказывается от неё навсегда, так ещё и обрекает её на страдания. Нет, так нельзя. А что можно? Всюду клин.

Пять шагов туда, четыре – обратно…

Неожиданно в коридоре раздались быстрые шаги, а затем стук в дверь.

– Открыто, – крикнул Зубов.

В комнату шагнул Харлампиев.

– Извините, что без приглашения, – он окинул взглядом невзрачную комнату, потом – мрачного Зубова. – Вижу, не рады моему визиту?

– Нет.

– Спасибо за откровенность. Я бы не стал обременять вас своим присутствием, но время, которое я вам дал на раздумья, увы, истекло.

Он достал ордер на арест Ирины.

– Я вам говорил, что я человек подневольный. Начальство требует результат. Мне нужна замена.

Харлампиев положил на стол ордер.

– Я тоже не хочу, чтобы Ирина Александровна отправилась в Сибирь. Она там не выдержит. Так что всё в ваших руках, Сергей Васильевич. Мне, откровенно говоря, всё равно, кто будет вместо неё. Я предлагаю вам сделку. Причём на ваших условиях. Решайтесь, Сергей Васильевич. Время.

Харлампиев демонстративно взглянул на часы.

– А если, – судорожно заговорил Зубов, хватаясь, как утопающий, за соломинку в надежде хотя бы отдалить неизбежное, – я вам скажу, а вы меня обманете. Мне сколько раз говорили, что полиции верить нельзя.

Гость усмехнулся:

– Хотите, докажу, что это не так?

Зубов неуверенно пожал плечами.

– Мы договорились: вы мне имя, я уничтожаю ордер. Так?

– Так.

– Я согласен поменять очерёдность, чтобы вы не подумали, что я лукавлю. Смотрите.

Он чиркнул спичкой и поднёс пламя к ордеру, который вспыхнул и через считаные секунды превратился в чёрный комочек пепла в лежащей на столе пепельнице.

– Ваша очередь, Сергей Васильевич, – глядя Зубову в глаза, сказал Харлампиев таким тоном, что тот отвёл взгляд в сторону и, еле слыша сам себя, выговорил:

– Павел… Круглов.

Харлампиев кивнул и спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся, сказал:

– Даю слово, что об этом никто из ваших товарищей никогда не узнает.

Зубов с трудом проговорил:

– Но… вы арестуете Круглова?

– Зачем? – по-прежнему спокойно ответил полицейский и, почувствовав вопрос во взгляде Сергея, объяснил: – Подозрение сразу же упадёт на вас. Зачем я буду вас подставлять?

Сергею почудилась насмешка в словах полицейского, он настороженно взглянул на собеседника, но нет, тот был серьёзен.

– Вы, Сергей Васильевич, человек ещё молодой, в чём-то неопытный, и поэтому всё, что говорят вам ваши товарищи, воспринимаете как истину в последней инстанции. А я, как человек уже поживший и много чего повидавший на своём веку, могу вас заверить, что сейчас программа вашей партии просто вредна.

– Вы меня вздумали агитировать? – поинтересовался Зубов.

– Даже в мыслях не было, – ответил Харлампиев, – я вам только изложу кое-какие свои соображения, а вы, как человек умный, их сопоставите и решите, прав я или нет. Готовы меня выслушать?

Зубов неопределённо кивнул:

– В моём положении ничего другого не остаётся.

– Тогда начнём с начала. – Заметив нетерпение в собеседнике, полицейский предостерегающе поднял руку: – Не беспокойтесь, я коротко. Начну с парадокса. Цели вашей организации и полиции, как это ни странно, почти полностью совпадают.

Зубов усмехнулся:

– Так я вам и поверил.

– Сейчас поверите. Вы хотите счастья и благополучия народу. И мы ведь этого хотим. Только средства у нас с вами разные. Вот смотрите. Желябов со своей шайкой убили государя Александра Второго. И что? Народ стал счастлив? Россия воспряла? Да нет, конечно!

– А что вы сделали, чтобы народ стал счастлив? – воскликнул Зубов.

– Если вы имеете в виду убиенного государя императора, извольте, отвечу. Кто, как не он, отменил крепостное право, провёл судебную реформу, открыл несколько университетов? Это что? Разве не шаги к улучшению жизни народа? Только не дали господа народовольцы осуществить до конца задуманное. Что в результате? Положение народа лучше не стало. Ваша «Народная воля» практически не существует. Потому что не гладить же убийц по головке. А ведь многие из тех, кто сейчас на каторге, могли честно послужить отечеству. Вот и решайте, от кого больше пользы…

Харлампиев развёл руками.

– Вот сейчас, кстати, по инициативе государя готовится очень серьёзный указ по улучшению жизни народа: и я очень опасаюсь, как бы всё это не закончилось крахом. Хотите знать, почему?

– Почему?

Полицейский помолчал, испытующе поглядел на Зубова, вздохнул и негромко заговорил:

– Я вам сказал в прошлый раз, что в Россию из Парижа прибыл опасный террорист Виртуоз. Сейчас он в Москве. И, конечно, готовит громкий теракт. И если это случится, можете себе представить, какой будет реакция власти. Опять тюрьмы будут переполнены либералами, в том числе и читателями библиотеки Михеевой, – он бросил взгляд на собеседника, – ужесточится цензура, усилится полицейский режим, а подготовленный указ об улучшении жизни рабочих будет, естественно, отложен. И мне, честно говоря, очень жаль…

Харлампиев встал.

– Я вам целую лекцию прочёл, Сергей Васильевич. Как вы её воспримете, ваше дело. Но мой вам совет один: не принимайте поспешных решений. И поверьте, я ведь, как и вы, хочу, чтобы жизнь в нашей России-матушке стала лучше. И последнее. О наших с вами встречах не знает никто.

Полицейский вдруг достал из кармана фотокарточку:

– Никогда не встречали этого господина?

Зубов всмотрелся – лицо на фотографии не было ему знакомо.

– Нет, не встречал.

– Если встретите, имейте в виду: Виртуоз. Преступник, которого мы ищем.

Харлампиев сделал шаг в сторону двери, но остановился и положил на стол пачку кредиток.

– Это вам, чтоб рассчитаться с хозяйкой. Честь имею!

35. Катя и Гордон

Из-за дверей зала раздавались голоса спорящих, среди которых Ирина сразу узнала Катин.

Ирина открыла дверь.

– Извините, господа. Екатерина, на одну минутку, – позвала она подругу.

– Только на минутку, – отреагировал один из оппонентов, – Ирина Александровна, вы прерываете наш спор на самом интересном месте.

– Ещё раз простите, господа!..

Закрыв за Екатериной дверь, Ирина заговорила, понизив голос:

– Я тебя сейчас познакомлю с одним очень интересным человеком, только что из Парижа. Хочешь?

– Конечно, – глаза Кати блеснули, – он, разумеется, мужчина?

– Разумеется, – улыбнулась Ирина, – более того, мне кажется, будет с тобой полностью солидарен в вопросах равноправия женщин.

У Кати округлились глаза.

– Ну, хоть два слова. Кто он?

– Это секрет.

– А как он к тебе попал?

– Случайно. Проездом.

– Ну, Ирка! Ну, ты и хитрюга! – Катя с восхищением взглянула на подругу. – Кто бы мог подумать!

– Так ты согласна?

– Конечно же!

– Тогда пойдём.

– Сейчас? – Катя изобразила на лице ужас.

– Да.

– Подожди хоть минуту! – Она повернулась к зеркалу, лёгкими точными движениями поправила причёску.

– А дискуссия?

Катя пренебрежительно отмахнулась:

– Уверена, они даже не заметят моего отсутствия. Им бы только упиваться собственным красноречием. Мужики называется… Ни на что не способны, кроме бессмысленной говорильни. Знала бы ты, – со вздохом призналась Катя, – как они мне надоели!..