Провокатор

После детальных разговоров, распределения маршрутов и наблюдений за Харлампиевым, смен друг друга, мест и паролей дальнейших встреч настроение собравшихся заметно улучшилось. Но какая-то невидимая трещинка, возникшая в начале разговора из-за высокомерия Гордона, не исчезла. Гордон в этот вечер не стал для них «своим».

Его профессионализм ни у кого не вызывал сомнений. Это всегда высоко ценилось и придавало значимости в среде людей, часто рискующих жизнью. Но кроме этого, в отношениях между боевиками было то, что можно было назвать настоящим братством, обязывающим не раздумывая прийти на помощь, прикрыть, даже пожертвовать собой, потому что они зависели друг от друга. Каждый знал, что он здесь «свой», и «свой» для него был любой член пятёрки.

Он поймал на себе настороженный взгляд Солдатова, когда задержал Катю:

– У меня к вам будет особое задание.

57. «Колидоры»

«Колидоры, колидоры»… Они стали для Зубова чем-то вроде плохо заживающей раны: стоит забыться, неловко повернуться, и тут же кольнёт острой болью. «Колидоры» открыли ему новый, совсем неизвестный ему мир. Он никак не мог примириться, что здесь, в Москве, по сути, рядом с её действительно культурными вершинами, музеями, театрами, выставками, университетами, редакциями газет и журналов, – всего-то в часе ходьбы пешком, не говоря об извозчике, – существуют джунгли, где царят дикие законы, где люди доведены до скотского состояния. И тому, кто туда попал, нет дороги назад, в Москву с театрами, музеями, выставками, ему остаётся заживо гнить здесь до своего конца, если минует его ещё один крутой жребий судьбы: тюрьма или Сибирь.

Зубов вспомнил, каким злобным зверёнышем глядел на него шестнадцатилетний Митька, которого жизнь в «колидорах» выучила, что все кругом – враги и верить никому нельзя, потому что – какие ни произносишь слова – в итоге всё равно облапошат, обругают или побьют.

Неизвестно откуда появившийся Зубов был для него, естественно, чужаком, и потому ничего хорошего от него ждать не приходилось.

Он и сегодня встретил Зубова, враждебно сверкая одним глазом, потому что другой заплыл чудовищного размера фиолетовым синяком. Мария вскочила, растерянно запричитала:

– Вы? А я уж и не чаяла, что придёте!

Зубов вываливал на стол принесённые продукты: хлеб, колбасу, печенье, конфеты.

– Это вам.

– Правда? – она всплеснула руками. – Да зачем же? Столько денег потратили, господи!

– Ничего-ничего, не так уж и много. – Зубов положил на стол ещё и ассигнацию. – Тоже вам. Я же обещал. Тут мне повезло. Немного разжился. Так что не обеднею.

Мария не знала, куда деть свои руки.

– Господи, Сергей Васильич, что же вы стоите. Присядьте, я сейчас хоть чайку согрею.

– Не беспокойтесь, Мария, – отказался Зубов. – Да и некогда мне. Спешу. Лучше расскажите, как живёте? Как фабрика?

– Да что рассказывать? Всё так же. Штрафами замучили. Да вон ещё горе моё, – она повернулась к сыну. – Как только глаз не выбили?! Кто-то из взрослых мужиков назвал меня плохим словом, а он вступился.

– Я его убью, – зло бросил Митька.

– Я тебе «убью»! В тюрьму захотел?

– Всё равно убью.

– Вот видите! – Мария в полном отчаянии смотрела на гостя. – Уже и ножик приготовил.

Зубов повернулся к парню:

– Точно?

Парень кивнул.

– Дай.

– Ещё чего, – ощетинился Митька.

– Дай. – Сергей требовательно протянул руку, и Митька нехотя достал из кармана и положил ему в ладонь финку с искусно сделанной наборной ручкой. Зубов хотел спрятать её в карман, но, чуть подумав, протянул её Марии: – Спрячьте. А ты иди сюда, садись, – сказал он Митьке. – Давай поговорим по-мужски.

Парень нехотя сел на расшатанную табуретку.

– То, что за мать вступился, – хорошо. Хвалю.

Мария испуганно посмотрела на Зубова. Митька – с недоверием.

– Мужчина честь женщины обязан оберегать. Раньше за это на дуэль вызывали. Пушкин Александр Сергеевич, великий русский поэт, слышал о таком? – спросил он Митьку, тот неуверенно пожал плечами. – Услышишь ещё, – продолжал Зубов. – В следующий раз принесу тебе его книжку из библиотеки. Так вот Пушкин за честь своей жены стрелялся с французом Дантесом.

– Убил? – вдруг спросил Митька.

– Нет, к сожалению…

– А я этого гада всё равно убью.

– А тебя – в тюрьму, – вставила Мария.

– И пусть. – Митька отвернулся.

За стенами комнаты жили своей буйной жизнью «колидоры». Зубову стало грустно. Он-то скоро уйдёт отсюда. А эти двое останутся. Что их ждёт? Ну, Мария, судя по её худобе и чахоточному покашливанию, долго не протянет. А какой жребий ждёт Митьку?..

– Ты пойми, Дмитрий, – заговорил Зубов, – прежде, чем что-то сделать, надо обязательно подумать и взвесить. Вот ты говоришь: «всё равно убью».

– Убью, – упрямо мотнул головой Митька.

– И получишь срок. Себя-то накажешь – это ещё полбеды. Всё-таки сядешь за дело. А мать за что будет страдать? Она-то будет тоже наказана. Из-за чего лишится сна и покоя? Из-за сыночка любимого. А как ей будет тут одной в «колидорах»? Кто её защитит?

Мария промокнула глаза платком. Митька опустил голову.

– Так что убивать этого подонка не следует. Себе дороже. Но и прощать нельзя. Спросишь, что делать?

Митька не спросил, но в его единственном глазу Зубов читал этот вопрос.

– Я отвечу. Запишись в спортивный клуб. Выбери, что тебе по вкусу. Английский бокс, французская борьба или японское джиу-джитсу? И очень скоро сможешь один побеждать пятерых.

– Правда?

– Да. Вот тогда-то и подойдёшь к своему обидчику, скажешь: а ну-ка извинись перед матерью.

– А если не извинится?

– Извинится, – уверенно сказал Зубов. – Он тебя будет за версту обегать, чтобы не встретиться.

Загоревшийся было Митька вдруг погрустнел:

– Там, поди, просто так не берут? Платить надо?

– Надо. Но эту проблему мы решим. Я же говорил, – Зубов улыбнулся, – что внезапно разбогател. Держи.

Он протянул парню ассигнацию.

– Сергей Васильевич! Митька! – вскрикнула Мария. – Не смей! На баловство деньги переводить!..

Митька убрал протянутую руку.

– Бери-бери, – успокоил его Зубов, – сейчас я тебе, а когда-нибудь ты меня выручишь. Господь ведь не просто так людей сводит друг с другом. Верно, Мария?

Она взглянула сквозь слёзы на невзначай явившегося благодетеля:

– Ваша правда, Сергей Васильевич…

58. Ирина и Павел

Ирина и Павел под руку, не торопясь, шли к бульвару. Они знали, что где-то сзади вслед за ними идёт филёр, но не проверялись, не пытались углядеть его в толпе прохожих. Сегодня, как и вчера, это их не волновало. Как потребовал Гордон, они изображали влюблённую семейную пару. Какая борьба, какие тайные организации? Ну, были ошибки молодости. А у кого их не было? Вот только поверит ли в эту игру полиция?

Впрочем, Ирине эти вынужденные прогулки определённо нравились. Обычно рядом с ними всегда были люди, и совсем не часто им выпадало бывать наедине друг с другом. Если только в поздние ночные часы. Но Ирина видела, как уставал Павел – только бы донести голову до подушки – особенно в первые недели после тюрьмы, – и лишний раз не пыталась донимать его ненужными разговорами.

А нынешние прогулки – впервые за долгое время – давали такую возможность. И они ею пользовались сполна. Вели себя так, что постороннему человеку могло показаться, что для них на всём белом свете нет ничего важнее, чем они сами. А на самом деле и Ирина, и Павел ни на секунду не забывали о том, что делают часть большой и сложной работы, в которой, кроме них, заняты и Гордон, и Солдатов со своими бойцами, и Зубов, и даже Катя, которая на удивление быстро влилась в жизнь боевой группы.

Обычно Ирина и Павел придерживались привычного маршрута, но сегодня Павел вдруг неожиданно увлёк Ирину на незнакомую улицу.

– Что ты задумал?

Он хитро улыбнулся:

– Сюрприз.

– Не понимаю.

– Сейчас поймёшь. Смотри.

– Куда? – ничего не понимала Ирина.

– На противоположную сторону улицы. Видишь фотоателье?

– Да, и что?

– Чей портрет на витрине?

Ирина вгляделась и замерла от неожиданности:

– Что это?

– Ты.

Она недоумённо смотрела на Павла.

– Ничего не понимаю, – Ирина была явно растеряна. – Объясни.

– Сейчас всё сама поймёшь. Пошли, – проговорил Павел, увлекая её за собой.

– Куда ты меня ведёшь?

– Понимаешь, – вполголоса говорил Павел, ведя Ирину через улицу, – хозяин этого ателье провокатор. И мы сейчас перед ним разыграем с тобой сцену согласно нашей легенде, что мы думаем только о том, как бы поуютнее свить своё гнёздышко.

– Ты уверен, что это надо? – Ирина встревожилась не на шутку.

– Уверен, уверен, – успокоил её Павел, распахивая дверь ателье.

Звякнул колокольчик. Павел пропустил Ирину вперёд. Откуда-то из подсобки появился хозяин и при виде вошедшей женщины застыл в изумлении. Через секунду он разглядел за её спиной Павла и расплылся в улыбке.

– Не ожидал. Вот так сюрприз. Как это вы надумали?

– Шли мимо, – небрежно заговорил Павел, – решили зайти. Сфотографироваться.

– В самом деле? – У фотографа округлились глаза.– Я счастлив. Вдвоём?

– Конечно. Но только не для витрины.

– Ну, разумеется, разумеется, – закивал фотограф, – даже если бы вы попросили, я бы отказался. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что добрых половину моих клиентов привлекает сюда фотография в витрине. А во-вторых, почти каждый интересуется, кто такая? Замужем ли? Где живёт? Неизвестность притягивает. Рождает фантазии, мечты, грёзы. А если поместить в витрине вашу избранницу рядом с мужчиной, всё исчезнет, разрушится образ. Кстати, как вы желаете сниматься? В полный рост, по пояс или сидя на диване?

Павел повернулся к Ирине:

– Как ты желаешь?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Решай сам.

– А давайте, – вмешался фотограф, – во всех трёх ракурсах. Тем более что денег я с вас не возьму.

– Нет, мы не согласны, – возразил Павел.

– Нет, нет, не спорьте. Я ведь ваш должник. Благодаря вам поимел весьма значительный доход. Так что прошу вас, не перечьте.

Он рассматривал Ирину с Павлом с разных точек, подходил к ним, отходил, пригибался, вставал на цыпочки, выискивая нужный ракурс, а между делом сыпал и сыпал словами:

– А как ваш прошлый поход в университет? Результат благополучный?

– Вполне, – легко, как о деле абсолютно решённом, заговорил Павел, – остались лишь кое-какие формальности. Наверху, – он махнул куда-то рукой, – всё решено.

– Поздравляю. Очень рад за вас. Но вы ведь мне, по-моему, рассказывали, что раньше там учились?

– Да. Учился, но потом был отчислен.

– Грехи молодости? – предположил фотограф.

– Вот именно, – согласился Павел, – мы ведь в молодости все такие ниспровергатели. Всё нам не так. Всё хотим сделать по-своему.

– И не говорите, – поддакивал фотограф. – Что было, то было. Как говорится, кто без греха, пусть бросит в меня камень…

– Вот именно. Досадно только, что много времени потеряно зря. Теперь уже в каких-нибудь чинах бы был.

– Ничего, наверстаете, – утешил фотограф. Он охотно поддерживал разговор, иногда прерывал его, накидывал на себя чёрную накидку, щёлкал аппаратом, потом ловко возобновлял его, выведывая у собеседника планы на будущее…

Прощались как родные, с заверениями, что фотографии будут готовы через неделю, платы он за них не возьмёт и вообще всегда будет рад вновь видеть своих новых молодых друзей.

…На улице Павел взглянул на Ирину:

– Как я сыграл сцену?

Она улыбнулась:

– По-моему, убедительно.

– Главное, чтобы в этом убедились те, кому он сегодня же доложит о встрече с нами.

Ирина почувствовала, что у Павла испортилось настроение. Она видела, что какая-то мысль не даёт ему покоя.

– О чём думаешь? – осторожно поинтересовалась она.

Он тут же ответил:

– О тебе.

– А если по правде?

Павел повернул к ней серьёзное лицо:

– А если по правде, то ты, конечно же, понимаешь, что меня тревожит.

Ирина кивнула:

– Ты тут, а они там?

– Вот именно, – он улыбнулся, словно извиняясь… – Ты пойми меня правильно. Я, конечно же, счастлив, что появилась возможность быть с тобой вместе. Но…

Павел опустил голову.

– Но ведь это приказ Гордона, – напомнила Ирина. – Он сейчас главный. Так решил комитет. И мы должны ему подчиняться.

– Ты права. Я всё понимаю. И про приказы, и про дисциплину. За нами ведь следят круглые сутки. И всё-таки не могу смириться, что в такой момент, когда на счету каждая пара рук, я просто гуляю по бульвару. Единственное утешение, – он посмотрел ей в глаза, – что – с тобой…

– Не кори себя, – мягко сказала Ирина. – Не ты это придумал. Так надо. Наши прогулки – это тоже часть дела. Да-да, – заторопилась она, видя, что Павел хочет возразить, – и это существенно. Ведь те филёры, которые сейчас ходят за нами, могли быть брошены на поиски группы.

– Я с тобой согласен, – ответил Павел. – Я сам себя убеждаю каждый день, что всё правильно, всё идёт так, как надо. И всё-таки возникает какое-то непонятное чувство, что… – Он замолчал.

– …Тебя Гордон отодвинул, – продолжила Ирина, и Павел чуть смешался оттого, что она попала в самую точку, но тут же взял себя в руки, серьёзно заговорил:

– Да, ты права. У меня возникает именно это чувство. Может быть, виной тому моя гордыня, завышенная самооценка?

– Не казни себя и не занимайся самокопанием, – спокойно ответила Ирина. – Дело не в тебе. Дело в Гордоне.

– Почему ты так решила?

– Да потому что устала уже от его самовосхваления! Вот уж у него действительно – гордыня. Только и слышишь: я! Я! Я! Я! И вообще, не нравится он мне!

Павел удивлённо взглянул на неё:

– Ну, это уже что-то сугубо женское: нравится – не нравится. Это слишком субъективный подход.

– Может быть…

Ирине вдруг захотелось рассказать Павлу о неприятном разговоре с Гордоном, когда он ходил к Солдатову. Но она вовремя сдержала себя, потому что это выглядело бы действительно по-женски, а во-вторых, это могло повлиять на отношения Гордона и Павла, которые и без того уже были далеки от идеальных.

– Я смотрю на вас с восхищением, – вновь заговорила Ирина и, заметив удивлённый взгляд Павла, пояснила: – На тебя, на твоих товарищей. Я не такая, как вы. И никогда такой не смогу стать. Я просветитель, как ты мне объяснил и утешил. Согласна с тобой, это тоже нужно и важно. Но вы!.. – она покачала головой. – Горстка храбрецов…

– Нас не горстка, – поправил Павел.

– Горстка, – упрямо не согласилась она, – и тем не менее вы бросили вызов самодержавию во имя будущего народа, который вас-то и знать не знает. И, несмотря ни на что, идёте вместе вперёд. Понимаешь, вместе. А Гордон – он виртуоз-одиночка. Ему не нужен никто.

– Ты, по-моему, сгущаешь краски, – отозвался Павел.

Какое-то время они шли молча.

– Прости, – заговорила Ирина, – просто я часто думаю о том, сколько судьбой отмерено нам быть вместе. Я ждала тебя, пока ты был в тюрьме. А что будет завтра? А вдруг эта прогулка окажется последней в нашей с тобой жизни?

Голос Ирины дрогнул. Павел осторожно сжал её руку.

– Родная моя! Да, никто не знает, что будет завтра. Но мы сами выбрали эту судьбу. И что бы ни случилось, знай: ты навсегда в моём сердце!

Ирина теснее прижалась к его плечу.

59. Катя и Гордон

Едва за последним боевиком захлопнулась дверь, как Катя оказалась в объятиях Гордона. Почувствовала, как задрожало его тело, и решила его подразнить:

– Это и есть особое поручение?

Но он уже ничего не слышал. Катя упиралась ладонями в его грудь, чувствуя, как колотится его сердце. Его дыхание стало шумным, прерывистым, и она застонала, как бы ослабевая и уступая, а потом механически отвечая на судорожные движения его тела, и думала: «Господи, когда же это закончится?»

Вдруг Гордон вскрикнул, резко изогнулся и обмяк, упав лицом ей на грудь. Катя ощутила давящую тяжесть его тела. Ей не хватало воздуха. Гордон был без сознания. Она даже не успела испугаться, собралась с силами, чтобы наконец освободиться. Но он уже поднял голову. Взгляд стал осмысленным. Гордон сполз с неё, прохрипев:

– Что это было?

Наконец вздохнув полной грудью, Катя ответила:

– Оргазм!

Гордон недоверчиво смотрел на неё. И не желая, чтобы он понял, что с ним было на самом деле, она польстила:

– Вашей неутомимости можно позавидовать!

…Потом, когда Гордон в изнеможении лежал на спине, закрыв глаза и восстанавливая дыхание, она проговорила:

– Гордон, вы ведёте себя как гимназист в момент своей первой близости с женщиной.

Он открыл глаза и приподнялся на локте, повернувшись к ней, проговорил удивлённо:

– Да-да, я с тобой действительно как гимназист со своей первой женщиной. Это удивительно. После всех своих женщин я думал, что такого со мной уже никогда не будет. И вот случилось. Стоит мне на секунду отвлечься от дел, я начинаю думать о тебе. И вновь тебя хочу.

Гордон потянулся к ней, но Катя мягко отстранилась:

– Подожди. Я устала. Ты утомил меня. Давай пока о делах.

– Хорошо.

Он согласился, откинулся на подушку, собираясь с мыслями, и Катя, глядя на него, видела, как он вновь превращается в холодного, стального Виртуоза.

– Всё осложнила эта дурацкая история с Вейцлером. Вся полиция поднята на ноги. За библиотекой следят круглосуточно. Приходить сюда Павлу и Ирине нельзя. Как и Солдатову. Мне выходить из квартиры тоже опасно. – Увидев удивлённый взгляд Кати, Гордон пояснил: – Моя фотография сейчас у каждого полицейского. Поэтому ты единственная, кто, не возбуждая подозрений, может связывать меня с Павлом и группой Солдатова…

Гордон подозрительно посмотрел на Катю, но её взгляд не выражал ничего, кроме напряжённого внимания.

Его слова Катю вдохновили и обрадовали. Быть связной под носом у полиции – это действительно будоражило нервы. А вдобавок по поручению самого Гордона бывать у Солдатова – придумать что-то более интересное было невозможно. Но ничем не выдав себя, она кивнула:

– Я справлюсь.

– Не сомневаюсь.

Катя увидела, как на её глазах стальной Виртуоз вновь превращается в Гордона-гимназиста.

– Может, останешься? – он взглянул на неё с мольбой. И Кате стоило больших усилий, чтобы в её голосе прозвучало сожаление.

– Я бы с удовольствием. Но завтра с самого утра у меня столько деловых встреч!.. Представляешь, в каком виде я буду после ночи с тобой!

Она чмокнула его в щёку.

– У нас ещё всё впереди!

В прихожей Гордон вдруг проговорил:

– Я тебя провожу.

«Этого ещё недоставало», – подумала Катя и, уже не зная, как от него отделаться, горячо запротестовала:

– Нет, нет, нет! Твоя же фотография – у каждого полицейского! А мне тут буквально два шага. Не волнуйся, пожалуйста!

Она быстро поцеловала его.

– Мы скоро вновь будем вместе!

Гордон порылся в бумажнике, протянул ей деньги:

– Сразу же возьми извозчика. Сразу же!

– Хорошо. Обязательно.

– И запомни. Завтра ты у Солдатова и в библиотеке. Послезавтра – у меня.

– Я поняла.

…На лестничной площадке, слушая щелчки и лязги запираемых Гордоном замков, Катя усмехнулась и лёгкой походкой пошла по лестнице вниз. В полутьме парадного перед дверью на улицу чья-то высокая фигура внезапно преградила ей путь. Она вздрогнула и тут же узнала. Это был Солдатов.

60. Сумасшедшая идея

По озадаченному виду Павла, по его отдельным словам Зубов понимал, что подготовка теракта идёт трудно. Бойцам Солдатова никак не удавалось сесть на хвост начальника охранки. И Сергей начинал нервничать из-за того, что казнь Харлампиева всё оттягивается. А ведь он, Зубов, уже дважды мог всадить пулю в злодея. Достаточно сказать два слова дворнику, и вся охота была бы закончена. Всё просто. Как дважды два. Сгоряча он чуть было не предложил этот план Павлу и тут же осёкся от вполне очевидного вопроса: «А почему Харлампиев придёт к тебе домой?..» Нет, надо действовать как-то по-другому. Поумней, потоньше.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.