БЛАГОДАРЯ и ВОПРЕКИ. Книга в целом

Карбюраторные фильтры – это пластик, а литьем пластмасс никто из нас до сих пор не занимался. К тому же оказалось, что нужен не просто пластик, а самый сложный в части литья материал – полиамид.

– Сергей, у меня есть очень хороший приятель. Зовут его Володя Селезнев. Он работает на «Знамени Октября» и давно занимается литьем пластмасс. Раньше он сам проектировал пресс-формы, а сейчас руководит там участком литья, – дал я Сергею направление действий.

– Задача ясна, – Сергей понял меня с полуслова.

Этим же вечером мы втроем обсуждали возможные варианты сотрудничества.

– Что нового на заводе, Володя? – меня интересовало, насколько он загружен работой.

– Да ничего хорошего. Работы мало. Перебиваемся с хлеба на воду. К концу месяца не знаю за счет чего моим бабам зарплату «нарисовать». Боюсь, что начнут они от меня убегать, – Володя был явно недоволен своим положением.

– Слушай, а я вот хочу предложить тебе интересное дело, – показал я Володе израильские фильтры.

– Борь, а что это за материал, – с лету был задан деловой вопрос.

– Полиамид.

– Ты знаешь, Борь, я до сих пор не работал с полиамидом. Хрен его знает, как он поведет себя при литье, – немного растерялся Володя.

– Володя, если ты не знаешь, то мы тем более. Бояться тебе нечего. Бери у нас заказ и делай пресс-форму. Если будет что-то не то, доработаешь за наш счет. Это, в конце концов, наш риск, а не твой, – видя его нерешительность, твердо сказал я.

Володю воодушевила моя уверенность в успехе. Так у нас появился новый специалист. Несмотря на то что он работал на другом предприятии, сомнения, что на Володю можно было полностью положиться, у меня не было никакого.

Планировалось, что Моше с Рами прилетят к нам в очередной раз в марте 1993 года.

– Борис, – позвонил мне Моше за пару недель до приезда, – мы прилетим 12 марта. Рами останется у тебя на неделю, а я улечу в Минск через день после приезда.

– Отлично, Моше, не беспокойся – встретим, – я надеялся, что здесь, в нормальной обстановке, не сидя «на жердочке», как в Израиле, мы сможем серьезно обсудить все проблемы и наметить планы нашего дальнейшего сотрудничества.

– Ты знаешь, Борис, Рами не хотел бы жить в отеле, он предпочитает жить у какой-нибудь аккуратной женщины, которая обеспечивала бы ему необходимый сервис. Еда, стирка ну и все остальное. Надеюсь, ты меня понимаешь, – дипломатично проверял меня Моше.

– Нет проблем, Моше, жильем Рами обеспечим.

Конечно, мне все стало ясно. «Ну да ладно, – думал я, – в конце концов, он мужик. Главное, чтобы в деле помог». А вопросов у меня накопилась масса.

Из оборудования меня больше всего беспокоили термопласты – станки для литья пластмасс. В СССР только один завод в городе Хмельницкий производил такие станки. Сразу же было ясно, что делать ставку на эти «гробы», которые были наиболее доступны и составляли основную долю литьевого парка страны, было несерьезно. Какие термопласты надо иметь, кто их производит, где и по какой цене их можно купить?

Какая марка полиамида может обеспечить прозрачность фильтра? Где его можно купить и какова его цена? Какой клей надо использовать и какова сама технология склеивания фильтроэлементов? Как резать бумагу, если она приходит в больших и широких рулонах? Согласны ли они (Рами и Моше) сделать со мной СП (совместное предприятие) и какие средства готовы в него вложить? На все эти вопросы я надеялся получить ответы от Моше.

Утром следующего дня после их приезда мы встретились в моем офисе. В присутствии Моше мы разговаривали по-русски, а он все переводил Рами.

– Борис, – Моше начал издалека, – я завтра улетаю в Минск. Там у нас ожидается очень крупный бизнес, поэтому создавать с тобой СП мы сейчас не готовы. Сначала ты докажи, что можешь делать фильтры. Сделай хоть по несколько штук пластмассовых и нержавеющих. Заинтересуй нас.

– Ты же, Моше, не можешь не понимать, что для того, чтобы сделать фильтр, нужна хотя бы пресс-форма. А есть ли у нее какая-то особенность, чтобы корпус получался прозрачный? Если я это не учту, то можно деньги просто выбросить на ветер, – парировал я.

– Вот для этого Рами здесь остается, – спокойно отвечал Моше. – Он в этом большой специалист.

– Ладно, пресс-форму мы сделаем, и фильтры в виде образцов вы получите, – я уже представил себе, как и где это будет сделано. – Но можете ли вы назвать марку нержавеющей стали для инжекторного фильтра?

Дело в том, что все наши попытки изготовить корпус инжекторного фильтра полностью провалились. По готовому фильтру было видно, что он сделан методом глубокой вытяжки, причем без каких-либо промежуточных термических операций. У нас же ничего не получалось.

– Понимаешь, Моше, – продолжал я, – самая популярная в СССР нержавеющая сталь – 1Х18Н10Т. Она действительно не ржавеет, но и обработка ее крайне затруднена. Изготовить из нее корпус без термообработки, то есть отжига, нереально. Значит, ваш фильтр изготовлен из другой стали. Мы это тоже определили в лаборатории одного из заводов. Но что это за сталь и где ее взять, вот в чем вопрос. Одно мне ясно – в России такая сталь никогда не изготавливалась.

– Поговори с Рами, может быть, он тебе чем-то поможет, – получил я «деловой» совет Моше. – Но если ты не сможешь сделать этот фильтр, я думаю, у нас вряд ли что получится.

– Бэйлин, – вступил в разговор Рами, – ты должен понять, насколько важен этот фильтр. Благодаря ему у нас не будет отбоя от клиентов. Он как пропуск в мир фильтров. Любой, кому мы предложим карбюраторные фильтры, в первую очередь спросит о нем.

– Я не спорю с тобой, Рами, о необходимости этого фильтра. Я просто говорю, что из российской нержавеющей стали этот фильтр дешевым не может быть.

– Бэйлин, – Рами будто не слышал меня, – я привезу сюда специалиста, который поможет тебе создать настоящий завод. А сейчас пойдем на производство, посмотрим, где и что можно организовать.

Я не понимал, что хочет увидеть Рами. То, что территория бывшего автопредприятия в существующем положении никак не могла соответствовать требованиям завода, мне было абсолютно ясно. Куча ограничений, связанных с массой подземных коммуникаций, проходящих через эту территорию, резко снижала возможности ее использования.

Рами остановился у установки, на которой мы собирались резать бумагу в рулонные кольца. Она еще не была полностью готова и находилась в процессе сборки.

– Видишь, Рами, – показал я ему на установку, наладку которой производил Володя, – через месяц у меня будет бумага, и здесь мы будем ее резать на кольца.

– Бэйлин, ну что это за станок, не будет он резать никакую бумагу, – пренебрежительно парировал мне Рами.

– Рами, когда ты приедешь в следующий раз, то увидишь это своими глазами, – Володю, автора этой установки, слова Рами задели за живое.

– Я съем свою шапку, если эта машина будет работать, – ответил ему Рами, покидая участок.

Весь обход территории занял около часа. Закончился он в туалете офиса.

– Бэйлин, что это за туалет у тебя? Разве я могу привести сюда нормальных людей? Ты должен понять, что состояние фирмы люди определяют по туалету.

Тут Рами был на высоте, и требования его были по делу. Я был расстроен. Так-то оно так, но ведь пока мне не удалось получить какой-либо ответ ни на одни из интересующих меня вопросов.

Моше улетел на следующий день, а я остался с Рами. Тогда мой английский был тот ещё, и мне, конечно, было с ним нелегко. Рами же в основном звонил в Израиль и рассказывал жене, где он находится и что он видит. В то время международные звонки были чрезвычайно дороги, деньги у нас были ограничены, и я очень переживал за Рамины долгие и подробные разговоры.

Провожая Рами в аэропорт, я, конечно, сожалел, что они не хотят делать со мной СП. Мне также стало ясно, что на этом этапе я должен надеяться только на себя. «Ну, ничего, – стиснув зубы, думал я, – конечно, мне будет очень нелегко, но я с этим обязательно справлюсь».

Технология и оборудование

Одно из основных подразделений компании, МСП, наращивало свои убытки. Ими был провален даже такой выгодный контракт, как изготовление сборно-разборной сцены для Дворцовой площади. Вместо хорошего дохода фирма понесла убыток 1,13 миллиона рублей. Общая же величина убытка ежемесячно нарастала и к апрелю 1993 года составляла 21,7 миллиона рублей, что в переводе по курсу составило примерно 28,6 тысячи долларов. Я принял трудное, но очень важное для будущего фирмы решение – производство МСП расформировать. Перегруппировку кадров следовало осуществить так, чтобы наиболее способные сотрудники не покинули компанию, а начали работать на фильтры. Эту работу я поручил Сергею, которого одновременно назначил своим заместителем по производству.

– Сергей, – оставил я его после совещания, – сейчас у тебя совсем другой статус. Как ты понимаешь, кроме роста твоих возможностей на тебе сейчас совершенно другая ответственность.

– Я это понимаю, Борис Наумович.

– Да, вот о чем я хотел бы с тобой договориться. Мы сейчас по уши влезли в наш новый проект – фильтры, давай переходи на «ты», обращайся ко мне «Борис», а не «Борис Наумович».

– Договорились, Борис, – улыбнулся Сергей.

Весна в том году началась рано. Подготовка нового производства шла полным ходом, а свободного помещения, в котором можно было разместить новое оборудование, не было.

– Сергей, бери Якуба и строй новый цех, – поручил я ему.

– А где строить будем, Борис? Ты же знаешь, у нас то газ, то кабели.

– Смотри, Сергей, – я развернул схему нашей территории с нанесенными на ней коммуникациями, – видишь вот этот участок? Постарайся сюда его втиснуть и построить с максимально возможными размерами.

– Понятно.

Сергей был исполнительным сотрудником, и, если ему все было понятно, то можно было не сомневаться, что работа будет выполнена вовремя, качественно и недорого.

«Еще пара месяцев, – рассчитал я, – и мы начнем производить пластмассовые фильтры, но что же делать с фильтрами из нержавейки?»

Вопрос, как получить корпус фильтра, или стакан, как мы его называли, из листовой стали, не давал мне покоя. Я решил отрабатывать параллельно две технологии. Одна, стандартная, – это метод глубокой вытяжки, а в качестве второй я решил попробовать старинный метод гончаров. Я вспомнил, как гончары делают кувшин из глины. Сначала они лепят какой-то цилиндр с донышком, а после, поставив его на гончарный круг, раскатывают до нужной формы.

Для решения первой задачи следовало подобрать какой-нибудь НИИ. Сергей нашел специалистов и привез их ко мне в офис.

– Я не хочу ограничивать вас какой-то определенной маркой. Выберите любую, Николай Тихонович, – объяснял я начальнику технологической лаборатории института, – главное, чтобы фильтр не ржавел в концентрированном соляном растворе и чтобы стакан можно было получить из листа не более чем за 55 секунд.

– Это интересно, Борис Наумович, – сказал Николай Тихонович, посмотрев на своего коллегу, видно, ожидая от него поддержки. – Для этого нам с вами необходимо заключить договор на научно-исследовательскую работу по выбору требуемой вам марки стали.

– Николай Тихонович, мы не какой-то советский завод, ожидающий манны небесной в виде министерского финансирования. Нам нужно получить такой стакан, – я еще раз показал ему образец. – Можете его дать – готов заключить договор, не можете – ну что ж, жаль.

– Борис Наумович, вы меня не так поняли. Мы же не можем начинать работу без договора.

– Договор заключить не проблема. Просто я не собираюсь платить деньги за какие-либо научные разработки, в которых отрицательный результат – тоже результат. Я готов платить только за положительный результат, а расходы на возможное получение отрицательного возьмите на себя.

– Хорошо, давайте попробуем, – уж очень неохотно выдавил из себя эти слова Николай Тихонович.

Вторую технологию, раскатку, я решил отработать самостоятельно, привлекая, если потребуется, какого-нибудь энтузиаста.

– Сергей, я не очень-то верю, что мы что-то получим от института. Ты же видел, с какими физиономиями они уходили.

– Чем черт не шутит, Борис, может быть, у них и получится, – в голосе Сергея была надежда.

– Давай попробуем сделать методом раскатки. Сначала проверим все вручную, а если пойдет, механизируем работу.

Сразу же после майских праздников Сергей привел ко мне Анатолия. Это был парень с высшим образованием, лет чуть старше тридцати пяти, и с очень характерными руками. Ладони его были широкими, а на внутренних поверхностях большого и указательного пальцев явно просматривались рабочие мозоли. Сразу было видно, что он работает не только головой, но и руками.

– Анатолий, – обратился я к нему, – давай с ходу приступим к делу. Сергей говорил мне, что ты имеешь опыт раскатывания.

– Да, раньше я катал металлические цилиндры. Об этом я подробно уже рассказывал Сергею.

– Опыта с нержавейкой у тебя не было, не так ли?

– Верно, в основном это была цветнина, но уверен, что вашу проблему я смогу решить.

– Анатолий, давай разобьем эту работу на две части. Сначала сделай мне «врукопашную» 34 стакана. Если все будет в порядке, заключим договор на изготовление оснастки, благодаря которой не более чем за 55 секунд мы бы смогли на токарном станке получить стакан.

– Согласен, Борис Наумович, а как с оплатой?

– Принесешь хорошие образцы, дам денег на оснастку. Внедришь технологию, произведем окончательный расчет.

– Меня этот подход устраивает, – Анатолий встал, и мы пожали друг другу руки. Таким образом, договоренность была заключена. Сергей с Анатолием пошли оформлять все в письменном виде. Уверенность Анатолия внушала доверие.

Оставался еще один, не менее сложный вопрос – сварка. Эталонный фильтр имел три шва. Два из них соединяли гайки с фильтром, а третий шов закрывал сам фильтр, соединяя его корпус с крышкой. Все они были такие тонкие и аккуратные, что могли быть получены только при мощной концентрации энергии. А достичь этого можно было исключительно с использованием лазера.

Гриша уже какое-то время работал в нашей компании, но собирался ее покинуть, уезжая на ПМЖ в Израиль. Ранее по роду свой прежней работы он имел дело с лазерщиками и дал нам их телефон.

Лев Александрович работал в ВНИИСП. Он был специалистом в области сварки трением, но в последнее время из-за отсутствия заказов взял на себя также руководство лабораторией лазерной сварки. Неторопливая речь этого человека ростом чуть меньше среднего, грамотный русский язык, очки, которые он периодически то снимал, то надевал обратно, выдавали в нем настоящего петербуржского интеллигента и профессионала своего дела. Он сразу определил лазерную сварку на представленном ему эталоне.

– Борис Наумович, я приглашаю вас с Сергеем приехать к нам в институт, чтобы на месте наглядно увидеть наши возможности.

– Лев Александрович, – обрадовался я, – правильно ли я вас понял, что вы готовы нам что-то предложить?

– Вы все правильно поняли. Да, я действительно готов вам дать конкретное предложение, но я хотел бы, чтобы сначала вы все увидели своими глазами.

ВНИИСП представлял собой типичный рудимент советской эпохи застоя. Три пары сдвоенных больших стеклянных дверей, окаймленных широким алюминиевым каркасом, открывали вход в просторный вестибюль проходной с четырьмя «вертушками» для прохода сотрудников. Пустота огромного холла как будто хранила призрак той массы людей, которая в период расцвета института наполняла его каждый день в начале и конце рабочей смены. Сейчас же все это выглядело как жалкое напоминание об ушедшей эпохе.

В лабораторию лазерной сварки можно было попасть, пройдя длинную череду широких и пустынных коридоров, то поднимаясь вверх на этаж, то снова опускаясь вниз.

Помещение лаборатории представляло собой большой зал с высоким потолком. В левом углу этого зала была сделана пристройка, где на втором этаже находился небольшой кабинет руководителя. Он был полностью заставлен какими-то приборами, папками, видимо, с отчетами о работах прошедшей эпохи, книгами и всякой всячиной, без которой не обходился ни один кабинет реально работающего человека.

– Борис Наумович, для сварки вашего фильтра требуется лазер повышенной мощности, – медленно начал вводить меня в тему Лев Александрович. – Идемте я что-то вам покажу.

Спустившись вниз по металлической лестнице, мы перешли во второе, небольшое по сравнению с первым помещение, которое почти полностью было занято какой-то установкой.

– Это тот лазер, который вам нужен, – Лев Александрович был доволен произведенным эффектом.

– Заверните его, – в шутку ответил я ему, как будто покупал селедку в продовольственном магазине.

– Идемте обратно ко мне и поговорим.

Поднимаясь к нему в кабинет, я представлял, что нас ожидает торг, и, естественно, был к нему готов. Все же оказалось совсем не так.

– То, что вы видели сейчас, Борис Наумович, это последний из тех десяти лазеров такой мощности, которые впервые были произведены в Советском Союзе. Где-то лет девять назад наш институт приобрел американский лазер. Мы на его основе создали свой, устранив слабые места предшественника и значительно подняв его мощность.

– Я так понимаю, Лев Александрович, что вы готовы мне его предложить.

– Нет, к сожалению, это не совсем так. Я не могу его продать, иначе остановится работа в моей лаборатории.

Увидев разочарование на моем лице, Лев Александрович, поспешил продолжить:

– Борис Наумович, вам не стоит расстраиваться. У меня есть возможность собрать одиннадцатый лазер. Основные комплектующие у нас есть, и мы знаем, где пока еще можно приобрести недостающие.

– Это совсем другое дело, – обрадовался я.

Проекты и прожекты

Моше часто звонил мне и поэтому был в курсе всех моих действий с фильтрами. В конце апреля он сообщил мне, что 15 мая они с Рами прилетят к нам и сделают мне какое-то предложение.

15 мая я их встретил в аэропорту, а на следующий день они привели с собой еще одного иностранца. Мне он был незнаком, но я обратил внимание, как уважительно ведет себя с ним Рами.

К этому времени новый цех, возведенный Якубом из пенобетона, с покрашенными стенами и полом, своей красотой уже привлекал всеобщее внимание. Установка для резки бумаги была уже готова и стояла в цехе рядом с нарезанными рулонами. Володя, один из авторов этой установки, ждал Рами с утра. Ему не терпелось показать Рами, как работает машина, и посмотреть, как тот будет есть свою шапку.

Рами знал о готовом цехе и прямо с утра повел своего гостя его показывать. Разговаривали они по-английски, и я многое понимал.

Машина резала бумагу, а Рами ходил вокруг нее и все рассматривал. С тех пор эта установка у нас на фирме стала называться «шапка-машина».

– Какой отличный цех ты построил, – хвалил гость Рами.

«Надо же, оказывается, это все Рами построил, а я и не знал, – смеялся я про себя. – Ну и дурит же он этого иностранца».

На следующий день утром иностранец улетел в Лондон, а мы втроем собрались у меня в офисе.

– Борис, – в голосе Моше чувствовалась гордость от своего участия в деле, о котором он готовился мне сообщить, – у нас в Минске намечается серьезный проект. Мы с Рами не сможем часто у тебя бывать. Но мы видим, что ты серьезно отнесся к нашему предложению, и надеемся в ближайшее время получить от тебя какие-то образцы.

– Моше, я не знаю, что вы собираетесь делать в Минске, но знаю, какие деньги требует проект фильтров. Если он вам остается интересен, участвуйте в нем деньгами. Я в любом случае буду производить фильтры – с вами или без вас. «Если я чего решил, то выпью обязательно», – завершил я свою речь отрывком из известной песни Высоцкого.

– Борис, поставка партии первых образцов фильтров, которые ты должен произвести, – это твой пропуск для своего участия в нашем фильтровом проекте.

– Странно, Моше, получается: я буду готовить производство сам, а вы согласитесь в нем участвовать.

– Ничего странного здесь нет. Рынок, который даст тебе Рами, это основа основ. Ведь в бизнесе самое главное не произвести, а продать. А такого профессионала, как Рами, еще надо поискать. Кроме того, в фильтровальной технологии есть масса тонкостей, без учета которых может вообще ничего не выйти, а это опять Рами.

– Понятно, но сейчас меня интересует одна тонкость, – обратился я к Рами, – как склеивать фильтроэлементы? Ведь сначала надо гофрированную бумагу как-то собрать в кольцо, склеить, а после к двум ее торцам присоединить металлические чашечки. Как это делалось у вас, Рами?

– Мы делали это очень просто. Этим занимались надомники. Гофрировали бумагу на заводе, обрезали ее в размер и отвозили каждому надомнику домой, а готовые фильтроэлементы забирали у них.

– Рами, ты рассказал, как вы организовывали производство, но ничего не сказал о технологии, – не отставал я от него.

– Как они делали это дома, я не знаю. Это было их дело, и меня это не интересовало.

– Ладно, но, может быть, ты все-таки знаешь, как склеивали концы гофрированной бумаги? – я надеялся хоть что-то выяснить у него.

– А их мы вообще не склеивали. Накладывали один конец на другой внахлест, и все.

– Рами, но ведь так нельзя, бензин не будет полностью очищаться, – недоумевал я.

– Бэйлин, так все делают, и ты делай так, – уверенно ответил мне Рами.

На прощание перед отъездом Моше мне рассказал о минском проекте. Иностранец, который был у нас в первый день, – это представитель одного крутого английского бизнесмена. Тот англичанин и еще один богатый судовладелец из Израиля дали Рами полномочия вести переговоры с правительством Белоруссии о строительстве аэропорта в Минске.

Так оно было или не так, кто его знает. В то время на территорию бывшего СССР хлынула масса таких рами. У себя на родине они уже ничего собой не представляли, но прежние связи, знание внешнего рынка, свободное владение английским и русским языком или работа в паре с «русским», хотя и бывшим, делали каждого из них в глазах наших соотечественников серьезными бизнесменами. Все это я понял гораздо позже, а тогда я не был исключением и, конечно, сам шел на эту наживку.

Лето 1993 года я полностью посвятил подготовке нового производства. Выходных у меня уже много лет не было. Фира, несмотря на свою критику, во всех принципиальных вещах меня поддерживала. Но именно сейчас она заболела, и ей сделали операцию. Наша младшая дочка, Наташа, – лето проводила в спортлагере далеко за Зеленогорском. В это же время шел процесс приватизации участка, занимаемого фирмой. Прежний хозяин, несмотря на то что давно получил за него деньги, хотел этот участок забрать назад через суд. Здесь с юристами помог Сергей. В итоге мне надо было быть одновременно везде: в больнице у Фиры, на работе, в КУГИ, а в субботу и воскресенье – у Наташи в лагере. Я метался, как бешеный, пытаясь везде успеть. В минский проект Рами-Моше я не очень-то верил. Надо же, Рами и аэропорт – бред какой-то. Он мне казался прожектом. Но одновременно я думал, что, если все-таки у них что-то там получится, то ведь и мои работы с фильтрами смогут поддержать деньгами.

Впервые на рынке

У меня остался в памяти рассказ Рами о надомниках. Однако если в Израиле такое возможно, то в России было совершенно нереально. Я же решил воспользоваться этой идеей, но немного по-другому.

– Сергей, – вызвал я своего помощника, – нужно найти, где работают инвалиды. Передадим им часть нашей работы. Пусть склеивают фильтроэлементы.

– Так им же, Борис, нужно будет передавать технологию и оснастку, а у нас этого ничего еще у самих нет.

– Во-первых, штору будем не склеивать, а соединять внахлест, – я решил на первом этапе воспользоваться советом Рами, – а оснастку для сборки шторы с чашками пусть сами себе сделают либо что-то другое придумают.

Всероссийское общество слепых, или ВОС, имело почти 70-летнюю историю. Основной его задачей было трудоустройство инвалидов-слепых. За все это время ВОС создало массу своих заводов по всей стране. Заключая договора с какими-то государственными предприятиями, заводы общества выполняли для них работы, где требовались ручной труд и усидчивость.

Санкт Петербургское отделение ВОС возглавлял Евгений Исаакович Гелилов. Он же был генеральным директором на одном из таких заводов. Сергей нашел этот завод и дал мне его телефон.

Гелилов пригласил нас приехать к нему. Приемная и кабинет Евгения Исааковича были отделаны типичным образом, характерным для советского периода. Кругом было дерево – мебель, пол, стены и даже потолок. Когда-то это было модно, и каждый руководитель стремился не отстать от других. Сейчас же все это выглядело угрюмо. Дерево со временем потемнело и потеряло свой живой вид. Панели потолка, покрытые шпоном, будто уменьшали пространство и делали входящего в кабинет человека сразу же маленьким и полностью зависимым от того большого, кто восседал за массивным руководящим столом в конце комнаты. Может быть, раньше это было специально так задумано, но сейчас казалось атрибутом уходящей эпохи. Я не надеялся встретить понимание в таком кабинете.