Дорога для двоих

Она ждёт. Долго. Целую вечность. И тут – будто гром среди ясного неба… Нет, не выстрел. Всего лишь женский крик, хотя Индру он пронзает глубже всякой пули.

От удивления она снова открывает глаза и видит, как со стороны руин к ним спешит молодая светловолосая женщина. «Стой! – кричит она на Младшей Речи. – Стой!» – Это Индра понимает без труда.

Корноухий оборачивается. Светловолосая подбегает к нему и разражается длинной тирадой. В её голосе – негодование, укор, гнев. Всё, что угодно, только не страх. Это странно. Кажется, её здесь единственную не бросает в дрожь в присутствии этого жуткого человека.

Они спорят друг с другом, а внутренности Индры тем временем сжимаются во всё более тугой комок. Вот уже слёзы катятся по её впалым синюшным щекам. Не будь она так измождена, она бы, пожалуй, даже разрыдалась. Однако двое Непробуждённых слишком увлечены перепалкой, чтобы обратить внимание на столь резкую смену её настроения, а даже если б и обратили, наверняка списали бы всё на испуг. Но причина в другом.

Судя по тому, как начинает опадать тон корноухого, он почти готов уступить в этом споре. Наконец, он разводит руками и только спрашивает что-то у светловолосой напоследок. Та с победоносным видом указывает на Индру пальцем. «Её», – отчётливо произносит она. В этот момент Индре удаётся поймать её взгляд. Взгляд, который она видела несчётное количество раз – пусть и в других глазах, на других лицах. Взгляд, ради которого она готова забыть о боли, страхе и отчаянии и продолжать жить ещё десять раз, двадцать, сто. Столько, сколько потребуется.

Светловолосая смотрит на неё горящими золотисто-карими глазами.

* * *

По отмашке корноухого двое солдат перекладывают Индру с саней на растянутый тут же плащ и, подхватив с двух сторон, несут, точно куль с картошкой, следом за светловолосой.

– Стойте! Куда вы её забираете? – бросается вперёд Арьяман, но поднявшееся дуло автомата быстро остужает его пыл.

Бессловесные носильщики волокут Индру к развалинам здания. Поскольку вход вместе со всем первым ярусом уже пару сотен лет как завалило снегом, единственная возможность пробраться внутрь – через одно из окон второго этажа; они теперь находятся почти вровень с землёй. Немного повозившись, Непробуждённые втаскивают свою живую ношу внутрь через пустой оконный проём.

Изнутри постройка уже не кажется такой заброшенной. В «парадной» комнате, конечно, всё ещё голо и пусто, по ней беспрепятственно гуляют сквозняки, а на полу тут и там белеют небольшие холмики сугробов, однако уже в коридоре становится гораздо теплее и появляются явные признаки того, что это место обжито. Поверху облупившихся, иссечённых трещинами стен подвешен кабель с гроздьями тусклых электрических светильников. Пока Индру проносят по длинному прямому коридору, она успевает мельком заглянуть в некоторые помещения. Полы в них устелены спальниками и циновками, замызганными от многолетнего использования. В двух или трёх комнатах стоят обогреватели. В тех, где есть окна, по центру разведены крохотные костерки. Обитатели комнатушек – те, кто по какой-то причине не вышел с остальными во двор, – провожают глазами странную процессию, шествующую по коридору; кажется, глаза – это единственное, что осталось на их грязных исхудалых лицах.

Наконец Индру вволакивают в каморку, очевидно, отведённую под медпункт. Бо́льшую её часть занимают высокие, изъеденные ржавчиной стеллажи – в основном пустые. В дальнем углу брошен скромный матрасик: должно быть, светловолосая здесь же и спит. В этом нет ничего необычного. Неудивительно и то, что у неё есть собственный обогреватель. При тех условиях, в которых живут эти люди, врачи у них, по всей видимости, на большом счету, а в том, что девушка – врач, Индра уже почти не сомневается.

Радоваться, впрочем, пока рано. В конце концов, кем бы она ни была в прошлом, сейчас она – Непробуждённая. Может, она спасла Индру от расстрела, чтобы помочь ей. А может, чтобы покромсать на органы для своих нуждающихся собратьев.

Посреди комнаты стоит издевательская пародия не то на операционный стол, не то на кресло для пыток – плешивая, дышащая на ладан конструкция на колёсиках с откидывающейся спинкой. На неё-то носильщики и водружают Индру. После этого светловолосая спешно выпроваживает их прочь: своё дело они сделали, больше от них здесь толку нет. Затем возвращается к креслу с ножницами, выуженными откуда-то из-под матраса. Аккуратными, но уверенными движениями распарывает термокостюм Индры рядом с осколком. Раздвинув края ткани, несколько секунд изучает рану. Чертыхается.

– Плохо? – спрашивает её Индра на Младшей Речи.

Девушка удивлённо вскидывает на неё глаза.

– Говоришь по-нашему?

– Мало.

– Что ж… – Пару мгновений светловолосая переваривает своё внезапное открытие. – Зато крови ты потеряла совсем не мало, а как только я вытащу этот обломок, потеряешь ещё больше. Это ты понимаешь?

Индра кивает:

– Значит, плохо.

– Очень плохо, – подтверждает светловолосая. – Даже будь у нас запасы для переливания, Вепрь не позволил бы тратить их на тебя и таких, как ты. Но вдвойне скверно то, что у нас их нет. Наверное, стоило дать ему прикончить тебя. Это было бы милосерднее.

Индра уверена, что девушка на самом деле так не думает. Не может так думать. Слишком давно они знают друг друга. Слишком многое пережили вместе. Можно умирать и рождаться снова бесконечное количество раз, но кое-что никогда не изменится.

Происходящее до ужаса напоминает Индре некий причудливый спектакль, в котором и она, и светловолосая прилежно отыгрывают свои роли, произнося реплики в соответствии со сценарием, однако стоит занавесу опуститься, и маски спадут; они вновь станут самими собой и, возможно, даже посмеются вместе над тем, какие глупости им приходилось кричать друг другу со сцены на потеху охочей до развлечения публики. Вот только время идёт, а занавес всё не опускается, и в глазах девушки нет ни намёка на притворство, словно она действительно твёрдо верит в то, что говорит. От этой её убеждённости Индре становится не по себе. Неужели же она и впрямь ничего не помнит?

– Почему ты… – Индра изо всех сил пытается подобрать нужные слова, но голова еле варит, и каждая мысль даётся с огромным трудом.

– Почему спасла тебя? – догадывается светловолосая. – Не по доброте душевной, поверь. Скоро мы свяжемся с вашими в Городе и обменяем ваши жизни на вещи.

– Вещи?

– Продовольствие, одежду, медикаменты, технику. Чем вас больше, тем больше удастся выручить. Вот такая простая арифметика. Вепрь, правда, иногда об этом забывает…

– Так ты мне… помогать?

– Ничего не обещаю, – пожимает плечами девушка. – У нас нет стерильных инструментов, почти не осталось коагулянтов и бинтов. К слову, болеутоляющие тоже закончились, так что придётся резать на живую. Готова к такому?

Индра молча кивает.

– Тогда приступим.

Всё оттуда же, из-под матраса, возникает куцый, истрёпанный свёрточек серовато-синего цвета. Внутри оказывается целый набор хирургических инструментов – всевозможных скальпелей, щипцов, расширителей, пил. И все – из самой настоящей стали! Пробуждённые перестали пользоваться такими ещё пару веков назад. Инструменты светловолосой потемнели от времени, но, без сомнения, всё ещё способны исправно делать своё кровавое дело.

Пока она возится с ними, её пациентка приподнимает левую руку и, указывая на браслетофон, спрашивает:

– Можно? – И, не дожидаясь ответа, проводит по браслету пальцем. Тесную комнатушку до краёв заполняет привычный, уже практически родной мужской голос.

…Первым делом, когда Андре пришёл в себя, хозяйка ласково поднесла ему чашку с чем-то горячим и ароматным. Утро шелестело занавесками и танцевало по комнате лёгким ветерком. Голова после вчерашнего гудела. Плечо и грудь ныли…

– Что это? – Светловолосая настороженно щурится. Индра вглядывается в её лицо, пытаясь выловить на нём хоть какие-то признаки узнавания. Разве может автор позабыть собственное творение? Однако девушка лишь смотрит с непониманием.

– Это… помогать мне… расслабиться, – поясняет Индра. – Меньше боль.

– Хорошо, – удовлетворившись ответом, кивает светловолосая. – Но на время операции эту штуку всё равно придётся снять.

– …Ах, мсье Дюшан! Бедный, бедный мсье! Ну и досталось же вам! Такие синяки, глазам больно смотреть! Но вы не огорчайтесь: этому прощелыге тоже влетело, как надо!

– Да уж, слышу это, и мне сразу делается несоизмеримо легче, – хмыкнул Андре, не скрывая сарказма. – Послушайте, мадам, я порядком устал от ваших тайн. После всего случившегося, думаю, я имею право знать хотя бы имя того, кто меня изувечил.

– Разумеется, мсье! В этом нет никакой тайны, – с готовностью закивала хозяйка. – Вашего обидчика зовут Хенрик фон Думкопф.

– И что же господин Думкопф искал в вашем доме прошлой ночью?

Женщина некоторое время нервно теребила подол своего платья, будто терзаясь сомнениями, рассказывать или нет, но в конце концов решилась.

– Ему нужен ключ от дома. Он уже давно пытается его раздобыть – не мытьём, так катаньем. Видите ли, мсье Дюшан, этот прохиндей скупил все окрестные земли. Он и наш дом купил бы, если б не Мо. Старик сразу же дал ему от ворот поворот, сказал, мол, только через его труп, и Думкопф вроде махнул на нас рукой. А потом Мо ушёл в лес и не вернулся.

– Как давно это произошло?

– Уж полгода как.

– Полгода! – Андре даже крякнул от изумления. – Зачем же нужно было кормить меня враньём о том, что Мо скоро вернётся?

– Вы уж простите, Бога ради, мсье, – смущённо потупила взор хозяйка. – Когда вы только въехали, я не знала, кто вы и можно ли вам доверять. Вдруг вы с Думкопфом заодно? Теперь-то я знаю, что нет, и мне ужасно стыдно, поверьте. Но после исчезновения Мо этот неотёсанный грубиян объявился снова. Горланил, что всё тут принадлежит ему, махал какими-то бумажками, обещал привести полицию, если мы не уберёмся отсюда по своей воле. А я ведь тоже, знаете ли, не лыком шита: послала его куда подальше со всеми его угрозами. Да только с тех пор он стал приходить регулярно, всё норовил пробраться в дом. И вчера пробрался-таки, прохвост! Одно утешает: ключ он так и не отыскал.

«Найди Ключ! – услышал вдруг Андре, словно наяву, журчащий голос бубенцов. – Найди его для меня!»

– Где же он спрятан, этот ваш ключ?

Домовладелица странно поглядела на него. Так, как обычно глядела, прежде чем резко закончить разговор.

– Знаете, что, мсье Дюшан? Пожалуй, хватит с вас волнений на сегодня. Вам требуется отдых! Вы пейте-пейте, а то остынет. – Она подвинула к нему чашку и тотчас же выбежала из комнаты…

– Это на случай, если тебя начнёт колотить от боли, – говорит светловолосая, склонившись над Индрой и затягивая ремни у неё на запястьях и лодыжках. – Лгать не стану: тебе будет очень больно. Скорее всего, ты потеряешь сознание в первые же секунды, и, вполне возможно, потом уже не очнёшься. Так что, если тебе есть что сказать напоследок, говори сейчас.

Индра смотрит ей прямо в глаза. В самую глубину этих каштановых колодцев, по поверхности которых скачут, будто солнечные зайчики, искорки позолоты.

– Я… найти… тебя. Что бы ни… Обязательно! Найти. Снова. Я… обещать!

Девушка потупляет взгляд. «Должно быть, думает, что я брежу», – догадывается Индра. Но это не важно. Ничто уже не важно.

…У кровати осталась тарелка с козинаками.

Несмотря на рассказ хозяйки, в события минувшей ночи верилось с трудом. Но вот, зелёная шляпа висит на гвоздике, а значит, и её владелец тоже был вполне настоящим. По крайней мере, синяки Андре уж точно не сам себе набил.

В чашке, которую принесла хозяйка, оказался чай из трав. С каждым глотком тупая боль в голове куда-то отступала. «Тысячу раз подумаю, прежде чем ещё хоть раз ввязаться в подобную историю!» – пообещал себе Андре.

В комнату вошёл мальчик. Он встал возле дивана, сжимая в правой руке свой вечный леденец.

– Что, больно? От глупости и голова больше болит! – Мальчуган скорчил рожицу, высунув язык.

– Чем вредничать, лучше бы рассказал, что за чертовщина у вас тут творится? – откликнулся Андре.

– Толку-то? Всё равно ведь ничего не поймёшь.

– А вдруг?

– Нет, – покачал головой мальчишка и задумчиво уставился куда-то в окно. – Мо тебе, может, и объяснил бы. Так, чтобы всё сразу ясно стало. Наверно, только он один и смог бы…

– Где же этот ваш Мо? С тех пор, как я сюда угодил, все разговоры только о нём, но на глаза мне он ни разу так и не попался. Неужто прячется от меня?

Малец звонко и заливисто расхохотался.

– А ещё говоришь, что не глупый! – с трудом вымолвил он сквозь смех.

– И в чём же моя глупость заключается, скажи-ка на милость? – недоумённо вскинул бровь Андре.

– Человек не видит того, что у него под самым носом, в том и глупость, – ответил мальчишка и засмеялся с новой силой.

– Уши надеру!

– Ага! Догони сперва, развалина!

Андре потянулся было, чтобы отвесить хулигану хорошенького подзатыльника, но тело мигом напомнило ему обо всех своих синяках и ссадинах разом. Мальчишка даже не шелохнулся.

Андре тяжело вздохнул.

– Ладно, возьми вот лучше. – Он протянул мальчику тарелку с козинаками, но тот отвернулся, скривившись.

– Говорил же, сладкое не люблю!

– Современные дети совершенно разбалованы! – снова вздохнул Андре.

Сорванец только хохотнул в ответ…

Светловолосая натягивает на нос медицинскую маску. В правой руке у неё скальпель.

– Готова? Я начинаю.

Вдох.

ПРИГОВОРЁННЫЙ (автор – Ярослав Сулима)

Взмах крыльев бабочки в Азии создаёт движение воздуха, которое, постепенно нарастая, способно вызвать разрушительный циклон у берегов Флориды.

«Семь дней творения», Марк Леви

Выдох.

– Приговорённый Грейвхилл! Встать! На выход! – Зычный окрик втаптывает в пыль надежду, что сегодня тебя оставят в покое.

Тебя вздёргивают на ноги и ведут по коридору. Надписи на стенах ты уже успел выучить наизусть: ты считаешь двери и прекрасно знаешь, куда тебя ведут. Сегодня это будет тридцать вторая камера с конца.

Охранник подводит тебя к тяжёлой металлической двери, открывает её и вталкивает тебя внутрь.

– Эй, смертничек, готов к маленькому барбекю? – Плотоядная улыбка палача добивает жалкие остатки надежды на избавление.

Тебя сажают на стул, обривают голову, автоматические зажимы пугающе ласково охватывают руки и ноги, на лоб опускается гладкая полусфера шлема, закрывая тебе обзор. Ты остаёшься наедине с собой.

Вдох. Выдох.

Казнь назначена ровно на семь утра.

Шесть пятьдесят восемь. Охрана и палач выходят наружу, тщательно запирая дверь.

Семь ноль-ноль. Щелчок автоматики. Разряд.

Всепоглощающая боль не оставляет места для других чувств. Мыслей. Слов. Сознание рассыпается под ударами электрического тока. Ты кричишь, но крик глушат кляпы.

Продираясь сквозь боль, ты, наконец, падаешь в спасительную тьму небытия…

* * *

«С 2079 года функции мировых правительств перешли в руки Консорциума пяти корпораций: “Bio-Gen Research”, “Toshiba Ink.”, “Siberia Ltd.”, “Gao Kenji Ink.” и “Amazonia Chemicals”. Произошло это в связи с растущей угрозой агрессии представителей мета-человечества по отношению к генетически чистому населению. Организованная Консорциумом жёсткая, но необходимая политика изоляции и контроля за численностью мета-людей (или, как их стали называть СМИ, “нулей”) позволила снизить опасность до минимума…»

Выдержка из «Истории современного мира»,

издательство «Корп-Пресс», публикация от 2096 г.

* * *

«Слушайте, корпоративные марионетки!

Вы можете сколько угодно противиться наступающим переменам. Можете охотиться на нас, как на зверей, загонять нас в резервации, вешать на нас все мыслимые и немыслимые преступления, но, что бы вы ни делали, вам не остановить Пробуждение! На каждый ваш удар мы ответим ударом. За каждое убийство одного из нас вы заплатите смертью одного из вас. Так будет продолжаться до тех пор, пока вы не признаете наши равные права.

Скоро Махаон покинет свой кокон.

Берегитесь! Мы готовы бороться!»

Из агитационной брошюры активистов «Махаона» —

реакционной группировки «нулей», 2084 г.

* * *

Выдох.

– Приговорённый Грейвхилл! Встать! На выход! – До тошноты знакомый голос выдёргивает тебя из сна — единственного состояния, в котором ты можешь забыть об этой нескончаемой пытке.

Ты встаёшь и идёшь с охраной — в тридцать третью камеру с конца. Тяжёлая металлическая дверь пропускает тебя в тесную каморку, где палач с хищным видом уже заканчивает настраивать аппаратуру.

– Сегодня у нас в меню освежающий коктейль из тетродотоксина! – игриво подмигивает он тебе, показывая на небольшой сосуд рядом со знакомым креслом-фиксатором.

Ты покорно ждёшь, пока тебя усадят на место и зажимы мягко обволокут твои конечности. Ты чувствуешь укол на сгибе правой руки. Скосив глаза, ты замечаешь инжектор, впившийся в твою вену.

Шесть пятьдесят восемь. Ты смотришь, как охранник и палач уходят из камеры и закрывают дверь снаружи. Вот она, жестокость под маской гуманности: убивает не человек, а автоматика. Ты слабо усмехаешься и закрываешь глаза.

Семь ноль-ноль. Щелчок. Яд входит в тело.

Первые ощущения даже приятные. Ты словно бы мягко падаешь сквозь пуховые облака, пока… О, да. Вот и боль. Сегодня она пришла изнутри и своими длинными когтями жадно вгрызлась во все органы, сухожилия и нервы разом – полосуя, размалывая, кромсая их на мелкие кусочки.

Ты корчишься в кресле, забыв обо всём. Спазмы выжимают из тебя весь дух, и ты даже не можешь кричать, бессильно ловя ртом воздух. Умирая в очередной раз.

Увы, не в последний…

* * *

«Исследователи до сих пор ведут ожесточённые споры о том, чем на самом деле было Пробуждение и каковы его истинные причины, однако единого мнения как не было, так и нет. Доподлинно нам известно лишь одно: в 2067 году на планете произошёл всплеск паранормальных способностей у детей. Диапазон их колебался от относительно безобидных (таких, например, как способность видеть в ультрафиолетовом и инфракрасном спектрах или спонтанно менять цвет собственных волос и глаз) до крайне опасных (манипуляция чужим сознанием, управление физическими свойствами окружающих объектов, испускание радиоактивного излучения).

Очень скоро правительства всех стран взяли “мета-людей” под контроль. Новый, “отдельный” вид людей исследовался учёными, в обществе обсуждались их силы. Где-то их считали чуть ли не мессиями, где-то рассуждали о наконец-то созревшем “поколении индиго”, а где-то вовсю муссировались слухи об их опасности и асоциальности.

Этим-то и решил воспользоваться Консорциум, сделавший ставку на “террор мета-людей”. Пропаганда опасности мета-способностей побудила людей вживлять себе так называемые “чипы чистоты”, призванные выявлять аномалии в ДНК. На деле эти чипы выполняли не только заявленную функцию, но и позволяли Консорциуму следить за передвижениями, физиологическими показателями и даже за деятельностью носителя.

Тех, кто отказывался ставить себе чип или у кого выявлялись генетические отклонения, штрафовали, в их личных делах появлялись заметки о неблагонадёжности, что, конечно же, автоматически закрывало дорогу во многие сферы деятельности.

Так мета-люди стали “нулями”, изолированными в гетто, а Консорциум открыто заявил о своей власти, потеснив официальное правительство, проморгавшее угрозу мета-террора».

«Мета-люди. Кто они?», монография К.С. Джонсона; издательство «Инди-Плэнет», публикация от 2099 г., архив Национальной библиотеки города Сиэтл.

* * *

Выдох.

– Приговорённый Грейвхилл! Встать! На выход! – Незнакомый голос. Новый охранник?

На именном жетоне значится имя новичка: «Капрал С. Брайт». Тебя одолевают смутные подозрения, но капрал С. Брайт их быстро рассеивает бодрящим ударом по почкам кончиком шокера. И всё же этот парень чем-то неуловимо отличается от всех предыдущих. Во взгляде прежнего охранника плясали огоньки ненависти, злорадства, а карие с прозолотью глаза этого новенького не выражают вообще ничего.

Тебя отводят в очередную камеру, ты уже даже не пытаешься понять, в какую именно. Всё, что у тебя осталось, это лёгкое любопытство: что эти сволочи придумают для тебя сегодня?

– Привет, браток. Сегодня не будем тебя слишком сильно мучить! – Палач широко тебе улыбается, хлопает по плечу, и робкая надежда уже начинает пускать корни, но… – Одна пуля прямо в башку!

Он гостеприимным жестом приглашает тебя в кресло. Фиксаторы защёлкиваются на твоих запястьях, однако сегодня они также обездвиживают тебе голову. Сверху, из-под потолка опускается длинная трубка и замирает в нескольких миллиметрах от твоего лба. Её металлический наконечник неприятно холодит кожу даже на расстоянии. Ты почти чувствуешь пулю, которая уже готова выскочить из дула, точно разъярённый шершень из гнезда. И ты даже знаешь, когда это произойдёт. Иным подобная определённость показалась бы роскошью. Но не тебе.

Шесть пятьдесят восемь. Охрана и палач выходят.

Семь ноль-ноль. Щелчок.

Ты чувствуешь, как кожу и кость черепа в одно мгновение пронзает крохотный кусочек металла. Короткая, такая непохожая на остальные, вспышка боли, напоминающая внезапно оборвавшийся вскрик, – и вокруг тебя вновь смыкаются утешающие объятия беспамятства.

* * *

Эндрю Лиаму Грейвхиллу просто клинически не везло по жизни. Начать хотя бы с того, что он родился «нулём».

Обнаружилось это в семь лет – в возрасте, когда проходят первую проверку «чипом чистоты». Учёные просветили маленького Эндрю насквозь, разобрали каждую хромосому и установили: у мальчика была потрясающая способность к регенерации. Любые его раны затягивались, травмы заживали, а потерянные ткани восстанавливались за считанные секунды.

Был ли он бессмертен? Имелись ли у его возможностей какие-то пределы? Это и многое другое так и осталось под вопросом. Как бы то ни было, учёные вскоре потеряли к нему всякий интерес.

Так Эндрю попал в гетто города Сиэтл, где и начал выживать, как мог. Он промышлял мелким воровством: удивительно гибкий и пластичный, он запросто проникал в лазейки, многим недоступные. Будь у Эндрю голова на плечах, он неплохо бы заработал на этом умении, смог бы купить себе поддельный ID-чип и зажить жизнью «бета-человека», как его товарищи из гетто насмешливо звали обычных людей. Но пагубное пристрастие к «Жжёному Сахару», новому синтетическому наркотику, растворяло его деньги быстрее, чем кипяток – порошковый кофе. Да, наркотик даровал феноменальную ясность мысли, позволял многократно увеличить скорость реакций; некоторые и вовсе утверждали, что он открывает пророческий дар. Но и цена у такого «просветления» была соответствующая: подсевших на «Сахар» ожидала полная физическая и психологическая зависимость и неспособность мыслить рационально между вдыханием очередной порции дури. Именно в такой момент, – момент отсутствия дозы – Эндрю подписался на дело, которое на трезвую голову вызвало бы у него ужас: проникнуть на склад Консорциума и увести у охраны из-под носа несколько килограммов «Сахара».

Сначала всё шло отлично. Эндрю перехитрил сигнализацию, проник на склад и даже смог незамеченным миновать охрану. И вот, наконец, он перед закрытой ячейкой, внутри которой – наркотик. Взломать замок оказалось плёвым делом: добыча просто упала ему в руки. Это был пакет жёлто-коричневых кристаллов, похожих на обычный тростниковый сахар.

Эндрю, застыв, держал в руках настоящее сокровище. Первый раз в жизни судьба ему улыбалась. Но как же хотелось ещё хоть раз вдохнуть этот кисловато-пустой запах! Руки сами развернули пакет. Привычным движением он насыпал полоску на запястье, вдохнул, и…