
Полная версия:
Предназначение
– Ух ты, как у нас богато…, – выпучил в весёлом удивлении глаза прибежавший водитель и тут же стал с удобством пристраиваться на брезент между товарищами. Огляделся и в недоумении спросил, – а чего вы так на меня все смотрите? И с кружками…?
– Ну…, ты и даёшь, Селиванов…!!! – Деланно удивился я под доброжелательный смех сидевших, – ты же хотел в воскресенье товарищей на День Рождение пригласить. Вот мы сами и сообразили.
– Ай…, – в лёгком испуге вскинул ко рту ладонь, – я ж совсем забыл…
– Ну…, вот. Ты забыл, а мы не забыли. От нашего коллектива поздравляем тебя с Днём Рождения. Необычным днём, который ты будешь помнить всю жизнь. Начинаются лихие военные будни. Поэтому тебе желаем – Главное Удачи тебе, Селиванов. Военной удачи! И прими от нас скромный подарок.
Растерявшемуся Селиванову в одну руку вложил симпатичную контрабандную зажигалку, в другую руку товарищи сунули кружку с водкой и стали, чокаясь, поздравлять именинника.
Глава четвёртая
В приём пищи, поздравления Селиванова с Днём Рождения, уложились в сорок минут. Не торопясь свернули брезент, солидные остатки трапезы унесли к грузовику. Наступило томительное ожидание боя, где каждый старался найти себе занятие и немного отвлечься от грядущего. Водители Уфимцев и Бойко открыли лотки и протирали ветошью и так чистые снаряды. Белов и Максимов раскладывали лотки с протёртыми снарядами поудобнее – 30 снарядов с картечью отдельно от бронебойных, коих было 70 штук. Бойцы Жёнов и Сиротин усердно чистили карабины, доставшиеся от погибшего расчёта сорокопятки. Лейтенанты, стоя на коленях и негромко переговариваясь, суетились у прицельных приспособлений, занимаясь выверкой пушки. Периодически крутили маховики горизонтальной и вертикальной наводки приноравливаясь к низкому орудию. Я сходил к другому расчёту, где тоже не сидели без дела, после чего стал более внимательно разглядывать впередилежащую местность, гадая как будет действовать немец, когда мы откроем огонь.
Впереди и слева от нас широко раскинулось поле с невысокими стеблями пшеницы. Справа, в двухстах метрах оно ограничивалось Минским шоссе, по которому продолжали обречённо катиться толпы беженцев и потрёпанные армейские подразделения, коих с каждым получасом становилось всё меньше. Впереди, в двух километрах, протекала узенькая речушка, но переправиться через неё можно было только по мосту на шоссе. Деревянный он был или каменный, сие мне было неизвестно из-за дальности. Но в бинокль виден был хорошо. Так что немцам придётся идти только через этот мост, если его наши при отступлении не взорвут. Но стрелять по нему для меня далековато. Ещё когда разглядывал карту Савельева, видел, что впереди, перед нашими позициями, перпендикулярно к шоссе, поле прорезала глубокая канава, в данный момент эффективно играющая роль противотанкового рва. Тут тоже немцам не пройти и они дальше вынуждены наступать по шоссе. И здесь уже до меня остаётся километр чистого пространства.
Первыми будут идти лёгкие танки для разведки, за ними средние, потом бронированные машины и тягачи, набитые пехотой. Подпущу поближе и открою огонь, заставляя основную массу съехать на поле для атаки на меня. Ну…, и драться до финала – либо печального, который скорее всего и будет. Тогда непонятно – зачем меня сюда закинуло, чтобы в первом же бою и погибнуть?
А что!? Интересный расклад может получиться. Если меня, убивая на тёмной улице, закинуло сюда… То…, может быть, погибнув тут, меня выкинет обратно в своё тело. Хм…, вроде бы нормально, но чего-то не хочется. Я же там одного пацана точно убил в драке и нескольких искалечил, да и сам то ли умирал уже, то ли терял сознание…. Блядь!!! Очнусь там в больнице… А на мне висит уголовка! Посадить может и не посадят. Всё-таки защищался и был ранен. А они нападали толпой. Но зато сколько будет вони со стороны родителей, общественности, если эти щенки сговорятся и всё будут валить на меня. Типа – он сам к нам пристал… Мы спокойно шли, а он взял и напал на нас…, а почему мы не знаем…
Да…, что-то и как-то нет желания возвращаться. Опять же – быть старым… А тут…!? Если после боя останусь живым, то значит миссия моя пока не выполнена. Угу…!? А в чём она тогда?
За такими интересными и интригующими размышлениями немножко потерял контроль над окружающей обстановкой. И от бессонной, напряжённой ночи, незаметно для себя, слегонца вздремнул.
– Товарищ майор, товарищ майор…, – осторожно потряс меня за плечо лейтенант Кузнецов, – смотрите на шоссе.
За то время пока был в дремотном состоянии, Минское шоссе опустело, лишь несколько одиноких человеческих фигурок и пару небольших групп гражданских торопливо шагали в восточном направлении, катя перед собой нагруженные вещами тележки и велосипеды, с перекинутыми через раму чемоданами и узлами, периодически испуганно оглядываясь назад. А со стороны Бреста надвигался давящий гул летящей тройки вражеских бомбардировщиков. Люди в испуге стали сбегать с дороги на левую сторону, где тянулся приличный и спасительный лес и прятаться под густыми ветвями. Но «Юнкерсам» гражданские были неинтересны, и они несли свои тела, набитые бомбами, для более заманчивых целей.
Сам, энергично закрутил головой, обеспокоенно огляделся и тут же успокоился. Позиции наши были хорошо замаскированы и с воздуха их отлично прикрывали деревья лесной опушки, а немецкие самолёты в этот момент легли на левое крыло и плавно завернули в сторону недалёкой Жабинки, более важной цели, чем одинокие гражданские. И через пару минут послышались тяжёлые удары разрывов и совершенно недалеко. Прикинув по звуку, бомбили они в километре от нас поле за Минским шоссе. Как бы не позиции батареи М-30, на которую очень надеялся подполковник Савельев.
Самолёты улетели, а со стороны Бреста донеслось далёкое, но дружное стрекотанье мотоциклетных моторов. По шоссе, в нашу сторону, уверенно летела немецкая разведка. Если бы до нас донеслись звуки губной гармошки, можно было сказать – весело неслись.
– Всем приготовиться. Никому без моей команды не стрелять. Ни с пушек, ни с винтовок. Я стреляю первым. – Все замерли на своих местах, а я, встав на колени, у прицела сорокопятки.
Мотоциклисты, ни в коей мере не опасаясь засады или отпора деморализованных, как они думали, советских войск, лихо подлетели к краю леса за дорогой и разом развернули мотоциклы на ту сторону, что-то с интересом разглядывая на поле и возбуждённо перекрикиваясь. До них было метров двести, ни что не закрывало сектора обстрела и уже бы через минуту они валялись поломанными телами на дорожном полотне. Но это была не наша цель и не наша задача. В пол минуты обсудив увиденное, три мотоцикла сорвались с места и понеслись по шоссе дальше. А оставшиеся два, застрочили с пулемётов, после чего осторожно съехали по крутому откосу на поле и скрылись из нашего вида. Нам только оставалось слушать оттуда интенсивную пулемётную трескотню. Впрочем, в ответ вскоре послышались негустые винтовочные выстрелы и пулемёты замолчали. А через минуту уже только один мотоцикл выметнулся, подняв небольшое облачко пыли, на дорогу и помчался в сторону белесого пыльного облака, в котором двигалась на восток длинная колонна техники.
Чёрт! Из-за обнаруженной наспех обороны с той стороны Минского шоссе, немцы наверняка изменят тактику движения. А так бы мы начали жечь их ещё на дороге. Свои опасения озвучил лейтенантам, присевшие на корточки рядом со мной. А тут ещё у деревни Федьковичи и уже за нашим леском застучали винтовочные выстрелы, скупо донеслись пулемётные очереди Максима и щедро затрещали немецкие пулемёты. Видать немецкая разведка влетела в нашу засаду.
– Волегов, берёшь Жёнова и Сиротина и дуешь к Селиванову. Если мотоциклисты сунутся по дороге через лес… Кончайте их.
– Хорошо, – и лейтенант с красноармейцами из крепости шустро исчезли среди кустов опушки.
В это время немецкая колонна подошла к далёкому мосту, который, к сожалению, остался цел. Впереди шли два лёгких, разведывательных Т-2. Довольно хреновая цель. Юркая, блин…. 20 мм автоматическая пушка со сменяемым магазином на 10 снарядов. Опасная, скорострельная сволочь… Тем более, что сзади шли вперемешку средние танки Т-3 и Т-4. И тут ещё надо было выбрать что в первую очередь уничтожать. У сорокопятки дальность прямого выстрела 850 метров, а у Т-2 – 1000 метров. Пока я буду разбираться с Т-3, нашу позицию довольно эффективно окучат Т-2, своими скорострельными пушками и дружненько расхерачат тут всё. Начать разбираться с Т-2, тогда остальные танки спокойно займутся нами.
Но время ещё было и мы, затаившись, наблюдали за движением колонны. Танки благополучно переехали мост, похоронив последнюю надежду, что его сапёры прямо с танками взорвут. Но…, видать команды не было заминировать и взорвать. И самих сапёров в этой неразберихи не нашлось.
Ещё минут пять и танки миновали по дороге канаву на поле, которая ещё могла затруднить им передвижение. А дальше пошло не по нашему плану. Один Т-2 съехал на правую обочину, притормозил, пропуская вперёд четыре танка, после чего сам пошёл сзади их. Остальные танки в количестве более десятка штук стали грузно съезжать с высокой насыпи дороги на наше поле, сразу разворачиваясь в боевой порядок. Чуть помедлив, туда же съехало несколько бронеавтомобилей с пехотой и тоже двинулись в нашу сторону, держась немного сзади танков.
Стрелять всё ещё было рано и я поглядывал на танки, идущие в нашу сторону и на дорогу, где остальные бронированный машины уверенно двигались вперёд. Моя цепь постепенно начала разделяться, намереваясь обтечь с обеих сторон мой лесок, с выходом к деревне Федковичи и теперь хорошо подставляли борта под удар замаскированной противотанковой батареи. И расстояние было самое подходящее, что-то около пятисот метров.
И тут почти взмолился про себя, чтобы подполковник первым открыл огонь в такой выгодной ситуации, а не я как мы договаривались. Мои позиции ещё не были обнаружены, да и рано. И если Савельев сейчас откроет огонь, и пока те будут разбираться – что, где, кто? Принимать решение, и разворачиваться в его сторону, перестраиваясь, Савельев может хорошо им вмочить. Развернутся на него, а тут я ударю уже им в бок и выиграю время, пока они снова будут перестраиваться на другого обнаруженного противника.
Подполковник Савельев или Бог услышал мои молитвы – не знаю, но противотанковая батарея дружным залпом открыла огонь.
И сразу три попадания. Сбита и жирной змеёй размоталась гусеница, отчего танк резко развернуло боком ко мне. Второму танку совсем не повезло. Боковой люк скорее всего от жары был открыт и снаряд залетел во внутрь башни и там разорвался. Тяжёлая машина резко остановилась, мгновенно вспыхнув неожиданно багровым пламенем в ярком солнечном свете. Третьему досталось в двигательный отсек, выведя танк из строя. Остальные танки продолжали тупо двигаться вперёд, ещё не увидев и не осознав первые потери. А батарея продолжала стрельбу беглым огнём. Пока немцы разобрались и стали разворачиваться в нужную сторону, задымили ещё два танка. Ну…, а теперь наступила и моя очередь.
Хлёстко прозвучал выстрел, пушка резво подпрыгнула и трассер снаряда влепился в наглый
Т-2, который быстрей остальных танкистов разобрался куда стрелять и сейчас поливал короткими, довольно точными очередями из автоматической пушки позицию батареи, вздымая там невысокие, но смертельно опасные земляные фонтанчики. Но, в момент попадания моего снаряда в бок, танковая жизнь и его экипажа на этом и закончилась. Справа, под локтем, звякнул затвор, запирая очередной снаряд в канале ствола. Выстрел и задымил Т-3, которому в начале боя сбили гусеницу.
– Заряжай! – Выстрел. Очередной танк застыл на поле, а через люки суетливо полез экипаж, сразу залёгший в пшенице.
Между выстрелами в пару секунд я успевал охватывать всю панораму боя, а не только перед собой. Танки, шедшие по дороге, дошли до края леса, откуда открывался вид на поле за дорогой, развернулись влево и, выстроившись в ряд, стреляли по нескольким уцелевшим под бомбёжкой гаубицам. И довольно успешно задавливали их. Но и гаубичники тоже добились успеха. Да и что говорить, когда 122 мм снаряд, весом в 21 килограмм попадает в средний танк… Тому уже ничего помогало. Вот и дымил на дороге танк без башни, а та валялась рядом. Но всё равно, шансы были неравны. Пока тяжёлый снаряд донесёшь до гаубицы, засунешь в ствол и заряжающий досыльником загонит его с глухим звоном в нарезы, следом дошлёт латунную гильзу с полным зарядом, наводчик наведёт… Обученный и тренированный расчёт гаубицы на учениях, когда на них ничего не воздействовало и не мешало, мог дать пять-шесть выстрелов в минуту. А в боевой обстановке, кругом разрываются снаряды, половина расчёта ранена, контужено, а то ещё и погибла. И психологическое воздействие противной стороны не надо исключать, да и то что это был первый и настоящий бой. Тогда вряд ли можно было сделать более трёх выстрелов в минуту, а то и только двух. А танки стреляли быстрей, и скорострельная автоматическая пушка вообще сводила шансы к минимуму. И вскоре лишь одна гаубица посылала ответные снаряды. Погибнуть ей сразу не дала моя 76 мм пушка. Танки были от неё метров в двести пятьдесят, стояли к ней кормой и расчёт, довернув станины в ту сторону, практически в упор засадили первый снаряд в корму Т-2, наиболее опасному противнику на тот момент.
Немцы на поле тоже уже разобрались с ситуацией. Часть танков ввязалась в бой с батареей сорокопяток, а другая половина шла в мою сторону. И не только шла, но и активно стреляла. Я уже сделал около двадцати выстрелов после первых удачных попаданий и теперь никак не мог остановить бронированные машины. Злился, матерился, видя, как мои снаряды с пронзительным визгом рикошетили в разные стороны от лобовой брони атакующих танков. Переносил точки прицеливания на смотровые щели механика-водителя и стрелял. Понимал, что от попадания моих снарядов немецким танкистом внутри приходилось совсем не сладко. Но остановить не мог. Сбил с ещё одного танка гусеницу, что в целом ничего не изменило. Танк хоть и остановился, но продолжал стрелять. Нас бы уже давно урыли танковым огнём, но мешал толстый отвал земли на краю канавы и танковые снаряды либо попадали в бугор и нас накрывало тучей вскинутой в верх земли, либо снаряды уносились чуть выше и улетали в лес, где бессильно разрывались, ломая деревья. Беспокоила меня ружейная и автоматная трескотня в лесу, где видать лейтенант со своими бойцами вступил в бой с мотоциклистами. В довершении всего нас накрыли с миномётов. Сразу же прямым попаданием накрыв расчёт 76 мм пушки. Где ещё и боеприпасы с детонировали и от знатного взрыва на нас с пол минуты падала земля, ветки и другой лесной хлам. Нам пока везло. А после, всё-таки, подбития ещё одного танка, немцы стали отступать к колонне, а я прекратил огонь.
– Хватаем пушку и быстро оттаскиваем в глубину леса…, – резко скомандовал и все дружно навалились, покатили пушку по лесной дороге в глубь леса. Команда была подана вовремя и мины стали падать на пустую позицию. Я уже забыл о стрельбе в нашем тылу, но о ней, как только отдышались, напомнил прибежавший возбуждённый боем Волегов с немецким автоматом, сходу выпалив.
– Товарищ майор, немцев уничтожили. Потерь не имеем. И во… Трофей, – затряс радостно автоматом.
– Мотоциклисты что ли?
– Ага. Один мотоцикл и три немца. Там ещё пулемёт и мотоцикл целый…, – Волегов в азарте от удачного боя просто танцевал на месте и готов сейчас идти в атаку хоть на чёрта.
– Молодец, лейтенант, но давай возвращайся обратно и прикрывай нас с той стороны.
Волегов умчался, а я отдал распоряжение: – Кузнецов остаёшься здесь старшим, а я, – быстро огляделся и ткнул пальцем в Белова, – с ним пойду на опушку и гляну, как там обстановка и та батарея?
Пригнувшись, осторожными перебежками, осторожно прошли влево от нашей позиции метров триста и залегли в густых кустах. На поле продолжали дымиться подбитые танки, около двух суетились танкисты, споро натягивая гусеницы. Ещё несколько немцев парами, на носилках, трудолюбиво тащили раненых к низкой санитарной машине. По шоссе пока ещё медленно, но всё-таки двигалась в восточном направлении основная колонна грузовиков, набитая пехотой, не встречая сопротивления. В стороне батареи сорокопяток, изрытой воронками, движения никакого не наблюдалось, лишь в одном месте подымался жидкий дым. Да и периодически разрывались мины. Минут пять понаблюдав, мы вернулись к пушке. И тут обнаружилось: пушку мы в лес утащили, а вот про снаряды забыли.
– Чёрт побери! – Вырвалось с досадой. Прислушался и мне показалось, что миномётный огонь ослаб и сейчас был больше похож на дежурный, методический огонь. И то только по нашей позиции. По позиции 76 мм пушки огонь не вёлся, потому что там до дороги было около 200 метров и осколки или случайные мины могли долететь до шоссе.
– Кузнецов, я сейчас проберусь к 76 мм пушке. Гляну там. А ты на нашу позицию и собери оставшиеся снаряды, но только будь осторожен…, – опять же с Беловым, короткими перебежками, направились на разбитую позицию. Последние метры пришлось передвигаться ползком. Дорога была совсем рядом, гудели двигатели немецкой техники, изредка доносились сквозь рёв техники и голоса немцев. Открывшиеся картина удручала. Завалившаяся на бок и полу засыпанная землёй кургузая пушка, щедро разбросанные от сильного взрыва разбитые ящики от снарядов и сами не разорвавшиеся снаряды, разорванные и окровавленные тела артиллеристов. Проползли с Беловым по всем телам, собрав документы, и уползли обратно в лес, где поднялись и направились к своей пушке.
– Товарищ майор, – встретил меня докладом Кузнецов, – 30 снарядов с картечью и сорок два бронебойных. Больше не осталось.
– Чёрт! А мне казалось, что больше должно быть…
– Не…, все собрали. Двадцать четыре лотка и всё.
– Да…, особо не повоюешь, – разочарованно покачал головой, но с другой стороны – чего жаловаться!? При таком бое, подбито и выведено из строя несколько танков, а в расчёте даже раненых нет. Приказа об отступлении не было, но и так понятно – ещё пару часов и мы окажемся в полном окружении. А там – либо гибель, либо плен….
– Взяли, покатили пушку к машине, – через пять минут усилий мы выкатились к поляне, где вокруг мотоцикла копошились Селиванов и Волегов. Пожилой дядька ездовой с погибшей пушки горестно сидел около убитых лошадей, а Брестские красноармейцы таились в плотных зелёных кустах по обе стороны лесной дороги и напряжённо смотрели в направлении входа в лес со стороны деревни.
Надеялся, что в кузове машины всё-таки найдутся лотки со снарядами. Но бегло осмотрев кузов, к сожалению, кроме наших вещей, привязанных бочек с горючим и трофеев, ничего не было.
Взяв с собой Волегова, который просто сроднился с немецким автоматом, отдав свой ППШ Уфимцеву, мы выдвинулись к недалёкому противоположному краю леса на разведку. До деревни Федьковичи было около километра и выглядела она не очень, горя и пятная серым и чёрным дымом чистое небо в нескольких местах. На дальней от нас окраине шёл и гремел нешуточный бой. А слева на дороге стояла немецкая колонна, ожидая конца боя. Так что здесь не пройти и незаметно обогнуть деревню из-за открытых полей тоже нельзя. Прошли совсем немного вдоль опушки, не выходя из леса, вправо и с южной окраины леска тоже открылись поля. Правда, в двух километрах от нас виднелся лес, и по прикидкам в несколько раз больше нашего. И немцев в этой стороне пока было не видно. Чем мы и воспользовались, не дожидаясь темноты. Забрав с собой ездового с погибшей пушки, бросив мотоцикл за неимением среди нас мотоциклистов, но забрав с него все трофеи, в том числе и пулемёт с патронами, мы нагло выскочили на машине из лесной чащи и без препон достигли следующего леса.
Поплутав по лесной чащобе, через час выехали на южную окраину леса и разочарованно оглядели новые огромные пустые пространства полей, среди которых виднелся только один хутор и тот тихо горел, скорее всего разбитый немецкой авиацией. Я-то спокойно смотрел на всё это, зная, что дальше будет всё хуже и хуже, но вот лейтенанты и бойцы слегка приуныли, всё-таки надеялись увидеть мощные, подходящие резервы Красной Армии.
– Кто у нас любитель лазить по деревьям? – Серьёзно спросил спрыгнувших с кузова бойцов и после недолгого молчания и переглядывания, откликнулся невысокий Сиротин, – давайте я попробую….
– Залазишь и смотришь – где большой лес, – напутствовал его у самой высокой, но старой, раскидистой берёзы на опушке. Сиротин кивнул, зачем-то поплевал на ладони, подпрыгнул до толстой ветки, мощным рывком подтянулся и дальше довольно шустро полез к далёкой верхушке, где вскоре закачался на опасно прогнувшихся тонких ветках.
– Товарищ майор, – донёсся сверху голос Сиротина через минуту и ткнул рукой в восточном направлении, – вон там…, только далеко, виден большой лес.
Я невольно даже встал на цыпочки, чтобы увидеть этот желанный большой лес, но не увидел. Значит он за горизонтом и до него километров 7-8 и всё чистыми полями.
– Что ещё видишь?
Сироткин неуклюже повернулся среди веток в другую сторону, негромко матюкнулся, чуть не сверзившись вниз, и радостно закричал: – Товарищ майор, а вон там тоже большой лес и совсем рядом. Километра два-три… И там ещё дальше ещё один лес…
Проследил взглядом в каком направлении он показывал, но со своего места ничего не увидел. Мешал недалёкий мыс леса, выходящий метров на сто в поле.
– Белов за мной…, – и мы побежали по высокой траве вдоль опушки в ту сторону. До мыска было метров пятьсот, потом вдоль него ещё чуть-чуть и точно. В трёх километрах виднелся, вольно раскинувшийся лес, тянувшийся в южном направлении, а потом на восток, на сколько хватало взгляда.
В бинокль быстро оглядел открытую местность. Ни наших, ни немцев нигде не наблюдалось. А приглушенные звуки боя и канонады доносились из-за спины.
– Белов, дуй к нашим и гони сюда машину вдоль опушки.
Боец умчался, а я стал более внимательно осматривать маршрут движения к очередному лесному массиву, чтобы на максимальной скорости пересечь открытое пространство. Всё вроде бы ничего, но меня смущала редкая череда невысоких, раскидистых деревьев, перпендикулярно пересекавшая наш путь. И не понятно, то ли там проходила полевая дорога, что было неплохо, то ли небольшая речушка, по берегу которой они росли. Что было уже чревато. И сколько не вглядывался, никак не мог разобрать, что всё-таки там. Справа, примерно в километре наблюдалась небольшая деревенька, а слева, но дальше, большое село. Меня беспокоило отсутствие, как наших войск, так и немецких. По идее, данная местность должна быть заполнена нашими разрозненными частями, беспорядочно отступающими на восток. Или хотя бы окапывающимся. А здесь пустота. Никого. Ни войск, ни местного населения. Хотя, чего удивляюсь. Деревенские, как более практичные люди, сидят сейчас по глубоким погребам или не высовываются со своих дворов, беженцы, которые в основном городские, текут по другим дорогам. Наши либо ещё у границы дерутся… Тем более, что совершенно не представлял – А сколько отсюда до границы? Либо скоро появятся, отступая. Но и немцы здесь должны появиться вот-вот или через пару часов. Поэтому обрадовался, когда увидел наш грузовичок, мчавшийся ко мне. Чем быстрее мы переберёмся к тому лесу, тем лучше для нас. В одиночку я не собирался драться и бездарно класть жизни доверившихся мне подчинённых, да и самому погибать. Вот если примкнуть к крупной воинской части, тогда – Да. Можно и повоевать.
Прыгнул в кабину и махнул рукой, скупо обозначая маршрут движения: – Вперёд, Селиванов. Правь прямо вон на то большое дерево.
Водитель пригнул голову, секунд десять шарил глазами по опушке недалёкого леса и, найдя указанный ориентир, начал движение, постепенно набирая скорость.
И вот тут я получил первую порцию разочарования. Череда низких деревьев шла не вдоль полевой дороги, а долго тянулась в обе стороны по берегу неширокой речушки без всяких признаков брода. Недалёкая деревушка, с утопавшими соломенными крышами в зелени садов, предполагала там нахождения хоть какой-то переправы и мы даже промчались в ту сторону метров двести, но я вовремя заметил далёкое и опасное облако пыли, движущееся далеко за деревней параллельно нашему движению, но только навстречу нам. И это могли быть только немцы.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Селиванов, Стой! – Выскочил из машины и под тревожными взглядами подчинённых стремительно взлетел на фанерную крышу кабины и завертелся на ней, оглядывая окрестности. Возвращаться обратно в небольшой лес не хотелось. Ведь, потом, ночью, всё равно придётся как-то перебираться в большой лес, а по занятой территории противника это было рискованным мероприятием. Поэтому решение одно – нужно опередить немцев.
– Селиванов, разворачивайся и шуруем вдоль реки…, только быстрее…, – но водителя, даже не надо было подгонять и мы помчались в сторону большого села. Там наверняка был либо брод, либо хоть какой-то мост. Мы успели проехать метров пятьсот, как уткнулись в очередное препятствие – поперёк поля тянулась довольно глубокая канава, наполненная водой, густо покрытая по всей поверхности ярко зелёной ряской. Запаниковать не успели, а просто свернули влево и через пятьдесят метров, хоть и с пробуксовкой, но благополучно переехали неожиданное препятствие. Дальше мы просто мчались вдоль реки и вскоре выехали к желанному крепкому деревянному мосту. Гулко пробарабанили по толстому настилу, устремляясь к недалёкой окраине деревни. Ещё немного и мы на приличной скорости влетели в улицу, гремя пушкой и всеми частями автомобиля, и можно было сказать выиграли так необходимое нам время у немцев, чтобы вскоре нырнуть в спасительную глубину леса.