Сон Брахмы

Красота и величественность этого высказывания, невольно захватили меня.

– Чей это перевод? Не может быть, чтобы кто бы то ни был мог написать так в позапрошлом тысячелетии.

– Кто написал и перевел? Ты! – женщина расхохоталась. – Я только что прочла это в твоем сознании.

– Допустим, я где-то читал эту цитату. Но почему ты приписываешь ее мне?

– Это довольно распространенное убеждение, что первый, кто наткнулся на какую-то мысль, является ее автором. Все мысли, все афоризмы всегда существовали и будут существовать, потому что ночью Брахмы стираются только память программ и кэш событий. Память данных остается нетронутой, как сказал бы современный программист, – усмехнулась она.

– А почему так устроено, что Брахма видит сон? Почему бы ему просто не отдыхать?

– Ну, если продолжать пользоваться компьютерной аналогией, то он очищает и форматирует жесткие диски. Информация при этом считывается и на какое-то неуловимое мгновение мертвый мир оживает – это и есть сон Брахмы, понял, наконец? – спросила она.

Боже мой, – это ответ на все вопросы, которые всегда мучили меня: как объяснить неопровержимые факты предчувствия будущего, как совместить факт наличия проскопии с очевидной свободой воли, как объяснить внечувственное восприятие и документированные свидетельства о реинкарнациях? С этой невероятной точки зрения, все становилось на свои места – все события уже состоялись, и картина мира – это просто невероятно сложная кинолента, которую можно смотреть в любом участке ее «пространства» и «времени». Да это ответ, но какую цену придется заплатить за согласие с ним! Неужели это правда?

– Так что, никакого мира нет, а есть только процесс считывания старой информации о нем? – спросил я, холодея при мысли, что я правильно понял ее слова.

– Да, в целом ты правильно понял. Конечно, никаких компьютеров и программ нет. Просто на пределе усложнения мира, в нем появляются вещи подобные тем, что их создали. Кстати, появление на Земле бесчисленных компьютеров – верный признак того что, Брахма скоро зависнет.

– Почему? – удивился я. – Разве можно сравнить объем каких-то тупых вычислений компьютеров с расчетом картины Вселенной?

– Производительность Брахмы колоссальна, может быть, речь идет об эквиваленте триллиону квадриллионов тысячеразрядных операций в секунду, но она конечна, иначе не было бы ни ограничений по скорости света, ни квантовых явлений, ни осознанных сновидений.

– Триллиону квадрильонов тысячеразрядных операций, это ты для смеха придумала? – спросил я.

– Вовсе нет, разрядность я не помню, но что-то очень много, – беззаботно ответила собеседница. – А производительность в единицу с двадцатью пятью нулями получил один пастор, который пытался оценить вычислительную мощность Брахмы, исходя из величины скорости света в вакууме и факта увеличения средней продолжительности жизни, совпавшему с началом развития атомной физики. Он предположил, что увеличение средней продолжительности жизни с 30-40 лет в начале двадцатого века до 80 лет в начале двадцать первого – связано с возрастающей перегрузкой Брахмы, вызванной все возрастающим объемом вычислений на атомарном уровне. Эх, что за прекрасная жизнь была в доатомную эру! – воскликнула она. – Каждый день продолжался вдвое – втрое дольше, а взятка была просто превосходного качества! – Женщина замолчала, как бы погрузившись в воспоминания.

Эта перемена сделала ее совсем похожей на обычную земную женщину, переживающую воспоминания о далекой утраченной молодости. Если б не зловещее слово «взятка», ее образ был бы вполне способен вызвать симпатию. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я спросил: «Как-то возможно рассчитывать все эти бесконечные сюжеты жизни миллиардов людей на Земле и всякие процессы на других планетах и звездах? Тут не только двадцати пяти, а двухсот пятидесяти нулей производительности не хватит!»

– Вещества во Вселенной не так уж много, всего около единицы с восьмьюдесятью нулями атомов, – улыбнулась женщина. – К тому же, расчеты проводятся только для поля зрения наблюдателя. Например, у тебя за спиной расчет ведется только в самом общем виде и картина мира очень упрощена. Ты не успеешь заметить это, Брахма быстрее тебя, – рассмеялась она, видя, что я непроизвольно оглянулся. – Конечность производительности Брахмы видна в ситуациях, когда ее просто не хватает для того, чтобы рассчитывать явления микромира, или в тех случаях, когда Брахма экономит вычислительный ресурс, например во сне двойника или пастора.

Кажется, я понял, что она имела в виду. «Концепция вычислительного подхода к парадоксам микромира, например, к феномену мнимого дальнодействия разлетающихся фотонов или мнимой самоинтерференции одиночных электронов на двойной щели, казалась, в самом деле, спасением от шизофрении корпускулярно-волнового дуализма. Ну, не успевает Брахма следить за каждым электроном или фотоном, пока его не вынудит к этому наблюдатель, вот и все! Забавно», – подумал я. Внезапно я вспомнил старое осознанное сновидение о посещении школы, в которой я учился много десятилетий назад. Сюжет сна состоял в том, что я шел по знакомому коридору школы, наполненному резвящимися детьми младших классов. Ощущения реальности происходящего были просто фантастическими, включая в себя толчки от столкновения с бегающими детьми. Повинуясь внезапному импульсу, я открыл одну из дверей, ведущих в классную комнату. Даже в сновидении я вздрогнул: за дверью ничего не было. Не было даже черного дверного проёма. В ужасе я закрыл дверь и вновь открыл: классная комната заполнилась детьми, сидящими почему-то на полу вокруг учителя, что-то увлеченно рассказывающего им. Через окна классной комнаты виднелись верхушки деревьев, растущих во дворе школы.

– Да, хорошая иллюстрация к виртуальности этого мира, – сказала женщина. – То же происходит и в бодрствующем состоянии. Только это невозможно заметить, так как Брахма всегда на один прыжок впереди нас. Кроме этого, нужно иметь в виду, что все, что генерирует Вишну и разрушает Шива – это гигантский фрактал. В нем все упаковано, так что и считать, собственно, не много остается. Одно и то же уравнение описывает и листок растения, и береговую линию, и овраг, и молнию, и еще чертову уйму вещей. Другое дело, считать всякие слабо сходящиеся ряды или строить модели атмосферных процессов для метеорологов. Здесь совершенно иные принципы расчетов и Брахма для них совершенно не приспособлен. Но это, конечно, не главное. Гораздо важнее рост числа двойников на Земле и необходимость считать их психику. Но самое важное и решающее явление, которое все больше и больше перегружает Брахму, – это стремительный рост уровней иерархии живого.

– Какой такой иерархии? – не понял я.

– А что ты думаешь: бактерии, растения, животные, двойники и люди – это все? Над людьми Вишну уже построил несколько слоев. Я знаю точно о существовании, как минимум, одного слоя. Для них мы такие же двойники, как вы для нас. Сколько этих слоев, я не знаю и знать не хочу. Все равно все это скоро рухнет.

– А почему Вишну строит эти слои? Что он не понимает, что перегружает компьютер?

– Э-э, – протянула женщина, – да ты и вправду принимаешь всю эту аллегорию с Брахмой, Шивой и Вишну за чистую монету! Да нет никакого Брахмы, Шивы и Вишну и тем более нет вселенских компьютеров и программ! Это просто способ говорить о природе реальности. Просто реальность так организована, что раз начавшийся процесс ее усложнения не может завершиться, пока не достигнет некой точки, в которой дальнейшее развитее невозможно. Тогда все начинается сначала. Но перед этим началом идет процесс стирания истории этого развития, которую мы называем ночью Брахмы. Правильнее было бы спросить – почему строятся эти слои? Ответ таков: определенному числу двойников соответствует определенное число людей, определенному числу людей соответствует определенное число, скажем, суперлюдей, то есть тех, для которых мы являемся двойниками и так далее. Это соотношение заложено в природе реальности. Начиная с нас – пасторов, строительство происходит в идеальной сфере и создаваемые там объекты не имеют прочной связи с материей, поэтому на их поддержание требуется много энергии, или, если пользоваться компьютерной метафорой, – много вычислительного ресурса. Чем выше слой, тем больше ресурса Брахмы он требует. Поэтому рост населения двойников приводит к ускорению времени. Наступит момент, когда время ускорится так, что просто остановится.

– Ничего не понимаю, – возразил я. – Чушь какая-то! Почему время ускоряется с увеличением объема вычислений?

– Ты опять за свое? – улыбнулась собеседница. – Опять компьютеры? Ну ладно, в терминах компьютерной метафоры ускорение времени выглядит так: восприятие времени возникает как результат распознавания различающихся картинок мира. Картинки мира возникают, как результат работы компьютера под именем Брахма. Конечная производительность Брахмы приводит к тому, что увеличение объема уменьшает скорость, с которой он генерирует эти картинки. Иначе говоря, пусть, например, 50 лет назад Брахма за одну секунду генерировал, скажем, 1000 картинок а сейчас 500. Значит, 50 лет назад за секунду твоя нервная система получала 1000 обновлений, а сейчас 500. Что ты при этом должен чувствовать?

– Не знаю – это смотря по тому, что такое время, – ответил я. – Понятие времени ведь связано с темпом обновления. Если обновлений меньше, значит и восприятие времени замедлится. В итоге я ничего не замечу. Хотя постой, я понял, время ускоряется относительно естественных вех – захода и восхода солнца, хода часов и т. д.

– Ну конечно, – подтвердила она. – Представь себе, что от восхода до захода солнца прошло всего 3 события, завтрак, обед и ужин. Как ты воспримешь продолжительность этого дня? Когда людей было поменьше, Брахма успевал показать им очень много образов тогда еще простого мира, сейчас ему приходиться рассчитывать картинки, которые двойники рассматривают в микроскопы, телескопы, телевизоры, и рисовать компьютерные игры, управлять траекториями субсветовых частиц в ускорителях, поневоле голова пойдет кругом, даже если она не одна, а четыре, как у Брахмы, – добавила она с грустной улыбкой.

– Слушай, откуда ты все это знаешь? Про фракталы, процессоры и прочее? Что у вас тут тоже есть компьютеры?

– Нет, здесь нет в них необходимости. Но они есть у вас, а там живет Слава, с которым у меня общее сознание. К тому же, я и есть Слава, если ты помнишь начало истории того, как я попал сюда.

– А, ну да, но все же мне непонятно – как это можно рассчитывать картину Вселенной? Это что же, Брахма считает каждый атом? – не унимался я.

– А что делать? Приходится. Как минимум, везде, где применяется военный и мирный атом. Конечно, по возможности эти расчеты проводятся в упрощенном и экономном режиме, но количество атомных объектов все время растет. К тому же физики стали очень любопытны. Не так просто рассчитывать поведение частиц с субсветовыми скоростями в современных ускорителях, – сокрушенно вздохнула она. – Ведь скорость света потому и является константой, что определяется, так сказать, тактовой частотой процессора Брахма. Тут даже не разберешь, кого больше жалеть – Брахму, который перенапрягается в этих экспериментах и делает ошибки из-за подвисания, или физиков, которые каждой такой ошибке присваивают название новой частицы или части частицы.

Последний пассаж собеседницы показался мне подозрительным. Конечно, то что я знал о современном состоянии физики элементарных частиц, не внушало оптимизма. Это важнейшее в мировоззренческом смысле направление науки все более и более погружалось в трясину теории струн, суперсимметрии, высших размерностей, петель и прочих математических абстракций. Все эти «очарованные» и «красивые» кварки обладающие «ароматом» и «цветом»… Кажется, еще немного, и физики превратятся в ученых свифтовской Великой Академии Лагадо, а исследования ковкости пламени станут их основным занятием.

Иначе говоря, внутренне я был готов к восприятию ее критики современной теоретической физики. В то же время, не являлась ли эта внутренняя готовность лазейкой, через которую проникало ее воздействие на мое сознание? «Кто эта сущность, выступающая поочередно в мужской и женской ипостаси? – мучительно думал я. Снова и снова я спрашивал у себя, – не чеховский ли Черный монах стучится в дверь, предвещая психическое заболевание?» Самое неприятное в моем положении было то, что эта сущность не давала мне времени отдышаться от ее атаки, так как реальность незаметно переходила в осознанное сновидение и наоборот. Однако во сне ли, наяву ли, а с присутствием этой сущности приходилось мириться. Обострение, на которое я неосторожно пошел во время первой беседы с этой сущностью, и его печальный конец ясно показал мне границы моей самостоятельности – я мог только слушать и спрашивать, ничего другого мне не оставалось. В обреченности моего положения была некоторая отдушина, некоторое интеллектуальное наслаждение, которое я испытывал, открывая для себя странный и пугающий мир пасторов, неважно, существовал ли он на самом деле или нет.

– Нельзя даже сравнивать нынешнюю нагрузку Брахмы с доатомной эрой, – прервала мои мысли собеседница. – Впрочем, он и сейчас не считает каждый атом. Атомов всего сто с чем-то штук, а остальные просто их копии, со своими координатами. Атомы подобны классам в объектно-ориентированных языках программирования: свойства – нейтроны, протоны, электроны, энергетические уровни, спины; методы – ядерные силы, электростатика, электродинамика; свойства и методы инкапсулированы в класс – атом; далее – наследование, полиморфизм прототипа; молекулы по тому же принципу – все, пошла свистать машина! Только эта машина более совершенно устроена, чем компьютер. Чтобы не возиться с каждым атомом, Брахма плодит копии вычислительных средств и инкапсулирует их в экземпляр каждого наследуемого объекта. По сути, каждый атом содержит маленькую копию Брахмы, которая и рассчитывает, пользуясь методами класса, его поведение.

– Да это грандиозно, – сказал я, в самом деле восхищенный идеей соединения воедино свойств, методов и средства их реализации, – только как это встроить в атом-процессор?

– Да нет там никакого процессора, – сказала она. – Само понятие процессор – отражение ограниченности представления о природе. Вы не можете себе представить, как можно что-то познать, не расчленив на части, и как что-то сделать, не сделав последовательно несколько действий. Даже само название – процессор, то есть вещь, которая последовательно выполняет процессы вычислений, – об этом говорит. Вы не представляете, как что-то может реагировать всем целым, а не частями, хотя сами делаете это постоянно.

– Это потому что мы живые, а атом неживой, – перебил я.

– Нет, живой, но жизни в нем хватает только на простые реакции типа узнавания и притяжения, отталкивания и самовоспроизведения. Но этого достаточно, чтобы образовывать большие ассоциации типа органических молекул. У ассоциаций жизни уже больше. А из ассоциации молекул могут возникнуть зачатки психических реакций типа мое – чужое, например, у крошечных капелек жира, плавающих в воде. Все, что ты видишь, создал Брахма под управлением программ «Вишну» и «Шива». Древнеиндийские философы писали, что элементы мира возникли в начале дня Брахмы из его пор, как муравьи, которые стали плодиться и заполнили Вселенную.

Я хотел спросить: «А кто создал Брахму?» – но передумал, слишком многого я не понимал даже в том, что уже услышал. Вместо этого я сказал: «Не было там ничего сказано ни про муравьев, ни про то, что они стали плодиться. И потом, а откуда стало известно про это древним индийцам, ведь они были двойниками?»

– А что, ты думаешь, что про то, что мы живем ночью Брахмы, знают все пастыри? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– А разве нет? Я думал, вы все знаете – удивился я.

– Пастыри знают несравненно больше вас, например, то, что в исходном предании говорилось о муравьях и размножении первичных элементов, как способе создания материального мира, но они пленники той же иллюзии, что и вы. Иллюзия состоит в том, что мы живые и что у нас есть свобода воли. Они так же суетятся, так же ловчат и обманывают, как и вы, такие же неутомимые в поиске славы и наслаждений. Так же, как и у вас, кто-то догадывается, что реальность это липа и пытается рассказать об этом другим, но его или засмеют, или сделают так, чтобы это открытие стало чем-то вроде предания, до которого никому дела нет. Например, само существование Брахмы и двух программ открыл около 6 тысяч лет назад один пастырь, который принадлежал к некой религиозной группе солнцепоклонников. Эта секта считала, впрочем, совершенно справедливо, что первоначальным источником жизни является Солнце и беспрестанная молитва Солнцу и его созерцание может заменить человеку пищу. Этот пастырь отказался от своего единственного двойника и стал жить без взятки.

– Вот молодец! – вырвалось у меня.

Женщина внимательно на меня посмотрела: «Да, – сказала она, – хотя Солнце тут ни при чем, но он случайно нашел путь, который ведет к свободе от иллюзии реальности. Тебе тоже придется пойти по этому пути. Ты должен будешь перестать брать взятку с низшего слоя, то есть ты должен будешь перестать есть».

Я оцепенел. До сих пор наша беседа, несмотря на отдельные эксцессы, носила характер интеллектуальной игры, в ходе которой у меня возникла иллюзия относительной безопасности происходящего. Внутренний сторож безопасности, который встроен в каждого человека, был относительно спокоен – в конце концов, это забавы разума, телу-то ничего не угрожает. С другой стороны, он мог бы предвидеть, что силы, которые вовлекли меня в свою игру, должны преследовать какие-то цели. Ведь в самом начале меня поставили в известность о моем подчиненном и даже низшем положении по отношению к этим сущностям. С чего бы им, в самом деле, развлекаться со мной беседой, да еще так настойчиво? Не станет же цыган рассказывать собаке историю своей жизни? А если и станет, то не с целью ли усыпить ее, чтобы снять с нее шубу и пошить шапку? «Да, попал ты как кур в ощип», – подумал я. Хотя, а что собственно они могут со мной сделать? Ну, будут таскать меня во сне на беседы, вот и все. Сама же она говорила, что в материальном мире они совершенно бессильны. Хотя, стоп! – похолодел, вспомнив, что в нашем мире живет Слава, который без тени усилия гнет пальцами стальную отвертку в палец толщиной и который составляет с этой безымянной бестией одно существо. От этой мысли у меня мгновенно пересохло во рту и мне пришлось сделать несколько глотательных движений, чтобы сказать: «Послушай, как тебя зовут?»

– У нас нет имен, мы различаем друг друга без ярлыков. Но ты можешь звать меня, скажем, Славой. Да, Славой, это имя одинаково звучит в мужском и женском роде, – сказала она довольным голосом. – И пожалуйста, не думай, что тебя кто-то будет принуждать к отказу от пищи. Ты сам придешь к нему.

– Слушай, Слава, оставьте меня в покое, приглядитесь хорошенько ко мне – ваш ли я человек? Вячеслав намекал мне, что я должен создать с кем-то какую-то пару неизвестно для чего. Бред какой-то, я вовсе не герой и не собираюсь спасать мир ни в одиночку, ни парами. То, что я был знаком с Вячеславом в юности, – ровно ничего не значит. Это случайность. Подыщите кого-нибудь другого.

Слава без интереса и молча выслушала мои протесты. Воцарилось неловкое молчание.

Вместо ответа женщина встала и направилась к двери. Отворив ее, она молча остановилась на пороге. Ее ярко освещенная точеная фигура эффектно контрастировала с иссиня черным проемом открытой двери.

– Какая ночь! – задумчиво сказала она. – Жаль только, что на нашем небе нет звезд, как у вас. – Ее голос был грустным и добрым.

Я тоже поднялся, подошел к двери и со смешанным чувством опасения и любопытства посмотрел на небо. Вопреки словам Славы, я увидел звездное небо. Хотя, небо было каким-то странным. По периферии небосклона виднелось огромное скопление звезд, которое заметно перемещалось по черному небу. Звезды были двух цветов – желтые и мертвенно-белые. Внезапно все скопление, разом полетело за горизонт, а пространство наполнилось угрожающим рокотом. Я покачнулся и удержал равновесие, только резко схватив за руку Славу…

– Что с вами? Отпустите меня, мне больно! – вскрикнула женщина.

Я выпустил руку и, бормоча извинения, выпрямился. Незнакомая пожилая женщина, потирая плечо, укоризненно смотрела на меня.

– Да это просто вираж самолета перед посадкой! – только и смог выговорить я.

– А вы думали? Пить меньше надо! – сказала женщина с брезгливой миной и отвернулась.

Глава 4

– Дамы и господа, наш самолет совершает посадку в международном аэропорту Куала-Лумпур. Пристегните привязные ремни и приведите спинки кресел в вертикальное положение. Во время посадки… – деловитая скороговорка стюардессы ворвалась в невероятный мир, в котором я был еще минуту назад. Я ошарашенно озирался по сторонам… – Командир самолета и экипаж благодарит вас за выбор авиакомпании «Малэшиа Эрлайнс» и желает вам приятного продолжения путешествия…

«Куала-Лумпур… – хорошо, что не Ялта, – промелькнула ассоциация из Мастера и Маргариты, а то был бы вылитый Степа Лиходеев. Хотя, постой, – подумал я, – Малайзия, – это как раз нормально». В сознании постепенно всплыла последовательность событий, которая привела к посадке самолета в аэропорту Куала-Лумпур. Так это его огни я видел в окно иллюминатора и одновременно в проеме двери в доме женщины-пастора? Ничего не понимаю – а Слава, а ступка?» – я отчаянно пытался совместить все эти события в одном времени. Я напряг память, пытаясь вспомнить события до командировки в Малайзию, – никаких встреч со Славой Новоселовым я не помнил. Что же из всего этого правда и куда меня забросит следующий раз? Я посмотрел на бортпроводницу, которая сидела, аккуратно пристегнувшись, лицом к пассажирам. На ее лице был ужас. «Бедняга», – подумал я, вспомнив рассказ одной знакомой стюардессы о смертельном страхе, который она каждый раз испытывает при посадке. Лицо стюардессы вызвало у меня серию воспоминаний, связанных с ней:

– Сэр! В полете употреблять спиртные напитки запрещено!

– Это не напитки, это сувенир, – и показал упаковку маленьких сувенирных бутылочек арака, – купил в Дьюти фри Бангкока!

– Все равно нельзя, – сказала она и потребовала отдать ей упаковку. Но было уже поздно. От сувенирной коробки осталось всего одна бутылочка. Арак оказался необычно крепким напитком… Уф – теперь все понятно. Ну и ну! – надо пить полегче, а то и вовсе бросить, – я рассмеялся, встряхнул головой и облегченно потянулся…

Самолет зашел на посадку. Вскоре тряска и надрывный рев двигателей обозначил завершение перелета Бангкок–Куала-Лумпур. Лицо стюардессы расслабилось – еще раз ей удалось выжить! «Ну и работа», – невольно подумал я. Хотя не так ли все мы встречаем новый день? Ведь сон – это та же смерть – где гарантия, что ты проснешься? Как правило, мы просыпаемся. А если это засыпание последнее, а если вместо тебя проснется кто-то другой? Вот я встречался с пастырями, со Славой, даже ступку ему дал, многократно ложился спать и просыпался – а где и когда это было? Надо проверить, на месте эта ступка или пропала вместе со сном…

Экзотическая страна, музеи, индуистские и буддийские храмы, лекции и переговоры с малайцами, которые требовали большого напряжения, вытеснили странный и невероятный сон, который приснился мне перед посадкой. В Малайзии мне не хотелось думать о его содержании и значении. Бессонными ночами, вызванными шестичасовой разностью во времени, я старался просиживать в местных ночных ресторанчиках, смотря бесконечные телевизионные сериалы и сценки из жизни малайцев, которые, кажется, никогда не забывают плотно поесть – даже ночью. Безусловно, я не забывал об этом событии, но процесс осмысления его, очевидно, проходил ниже порога осознания. Позже, по прибытии домой, воспоминания актуализировались, я беспрерывно думал об этом эпизоде, но никак не мог свести концы с концами. «Вот незадача, – думал я – жаль, что я не запомнил название напитков, которые предположительно пил в самолете!» В справочнике по спиртным напиткам я нашел, что один из сортов бамбуковой водки под названием бамбузе вызывает галлюцинации. Если мне попалась такая бутылочка, то этот невероятный сон еще как-то можно было бы объяснить. Но, с другой стороны, как такой продукт мог попасть в Дьюти фри? «Ну кто пустит Степу без сапог в истребитель? Да его и в сапогах никто не пустит…» – опять ассоциация из «Мастера и Маргариты» всплыла в сознании, подчеркивая двусмысленность моего положения.

Я попросил одного приятеля, который летел в Бангкок, купить мне набор сувенирной таиландской водки в аэропорту. Каково же было мое удивление, когда он сообщил по прилету, что продавцы ни о каких наборах местной водки ничего не знают». Вообще, Таиланд мусульманская страна, так что сам понимаешь, впрочем, текилу я тебе привез, в Стамбуле купил», – сказал приятель.