Костенька, зачем?

– Это у вас так! А у меня иначе. Окно внутрь открывается, а не наружу! И я его не сильно утеплял зимой – смысла нет! Только ковёр вон повесил, чтобы не дуло. А из него и без этого не особенно дует – окно-то маленькое! Я бы и сам залез… – он нахмурился, – Да, так было бы куда лучше! Тебя бы домой отправил, и сам бы во всём разобрался. Но я туда не пролезу… Ты-то не факт, что поместишься! Но… ты уж постарайся.

– Я постараюсь! – Юра уверенно кивнул. Быть может, если он сделает всё, что велит священник, к последнему личность привычная вернётся? Юра спросил:

– А там… ну, за окном… что там?

– Это рядом с лестницей. Ты как перелезешь, попробуй на неё залезть! А-то прыгать вниз из окна может быть больно. Вдруг сломаешь что? Нам оно не надо! Ты там с руками и ногами нужен.

– Я понял!

– Я тебя подниму, а ты окно толкнёшь. Как оно откроется – внутрь залезешь. Ковра не бойся – он не тяжелый! Без проблем между ним и стеной просочишься! Если уронишь – не переживай. Заново повесим.

– Хорошо! А… дальше что?

Он устало вздохнул, – Потом ты к двери подойдёшь изнутри. Спички есть? Зажжёшь там свечи, чтобы видно было лучше.

– Есть! И что мне сделать? Ну, с дверью?

– Попробуешь открыть! Замок-то изнутри. И ключ там же – рядом на гвоздике висит. Попробуешь ключом дверь открыть. Может быть получится! А если нет, то наверх поднимешься. Там в ящике найдёшь лом, мне через окно передашь. Будем пробовать, пока не откроем. И… – он замолк, подбирая слова.

Юра напрягся всем телом. Понимал, что Константин и сам об этом скажет, но всё-таки, решил спросить первым:

– А… вы ведь уже знаете кто там? Внутри?

Он цокнул языком, – «Внутри»?

– Те звуки, что мы слышали… это же… там же кто-то есть! Он бросался на дверь! Или чем-то в дверь бросал! Он хотел выйти!

– Она… – еле слышно поправил Константин, – Она это…

– Кто это?! Что он там делает?! Он… она не опасна? А вдруг… – он обхватил себя обеими руками, – А вдруг… мне навредит?

Константин повёл плечами, – Значит так… слушай сюда! Если ты там кого-то увидишь… ты… не должен смотреть! Не смотреть, не даже запоминать не должен! И не в коем случае говорить о том, что там увидишь, кому-то! Ясно?!

Юра ахнул, и шёпотом спросил: – Кто там, батюшка? Там… Бог?

Константин ошарашенно отпрянул. Иногда ребёнок, сам того не понимая, может сказать такое, от чего кровь в жилах застынет. А может… Костя, и правда, божественное существо? Он задумался, не зная, как объяснить Юре присутствие совы в доме. В целом, может, и стоило бы предупредить заранее, и тем самым начать исполнять свою миссию, но Константин всем телом ощущал, что рано. Время ещё не пришло. Он немного подумал, и вдруг сказал:

– Жди здесь. Не смей уходить! Я сейчас приду.

Обогнул храм, и прижался губами к двери. Зашептал:

– Костенька, милая моя, это я… Я хочу тебя попросить об одолжении. Сейчас к тебе проникнет мальчик, чтобы дверь открыть. Но ты главное не пугайся! Он свой – хороший – зла не желает. Но… на всякий случай лучше наверх лети, и спрячься там где-нибудь, чтобы незаметно было. От греха подальше… Ладно? А-то мало ли что… не стоит пока на глаза никому попадаться. Тем более, у тебя крылышко больное!

Он отодвинулся от двери, и вновь припал к ней, но теперь ухом. Ждал от Кости ответа. Ждал-ждал… Из-за двери послышалось уже такое родное «У-у», но могло и показаться. Он немного постоял рядом, дожидаясь согласия совы, и стоял так долго, что убедил себя, словно сова действительно согласилась. Вернулся к Юре. Вытянув обе руки, сказал:

– Ну, всё. Теперь всё точно готово. Залезай!

Но мальчик не спешил. Сделал шаг назад, и сказал: – Батюшка, пожалуйста, скажите кто там! Мне страшно…

– Нет там никого! – выплюнул он, – Нам это показалось! Я сейчас ходил слушать – тишина! Не было этого. Не морочь не мне, не себе голову. Просто лезь внутрь!

– Это… правда? Вы уверены?

– Да! – зашипел от злости Константин, – А теперь лезь! Хотя… стой. А родители… – он поморщился, – где сейчас? Искать не будут? Ночь, кажется, уж наступила…

– Не знаю… – он неопределённо пожал плечами, – Вряд ли. Обычно не ищут.

– Ну и замечательно! А теперь лезь.

Взяв всю силу и решимость в кулак, он залез через окно.

Здесь кто-то есть? (2)

Юра устроился на руках священника. Когда тот поднял его так высоко, как только мог, он неуверенно поднялся на ноги, упираясь мокрыми сапогами батюшке в ладони, рукой аккуратно коснулся стены, а свободной толкнул окно. Получилось со второго раза. Оно проскрипело, но не распахнулось – мешал ковёр. Юра упёрся в сгиб локтя Константина ступнёй, и начал протискиваться боком внутрь. Он почти перелез, одна нога была внутри, а от пыльного старого ковра хотелось расчихаться. Он попробовал подтянуть под себя вторую ногу, но оттолкнуться не получилось – руки батюшки ощутимо просели.

– Господь всемогущий! Сколько в тебе веса? Словно кабана держу!

Кровь прильнула к лицу, и Юре стало стыдно. Немного замявшись, он попросил:

– Вы можете держать ровно?

– А ещё что сделать? – запыхавшись прошипел он, – Может, чаю тебе туда подать?!

– Но у меня не получается! Не выходит полностью залезть! – Юра перешёл на что-то между криком и шёпотом.

– А ты постарайся! Ну же! – он рывком поднял мальчика выше, – Почти!

Юра со всей своей силы оттолкнулся, и-таки сумел залезть на раму. Константин сразу же отошёл в сторону, задрал голову, и зажёг «карманный факел», чтобы внимательно наблюдать. В тот момент Юра понял, что назад пути нет. Нет ни опоры под ногами, ни поддержки. Если он не удержится, и упадёт, то велика вероятность, что даже снег под окном не поможет. Сглотнув подступивший ком, он продолжил протискиваться внутрь. Оттолкнул от себя ковёр, но тот настойчиво лез прямо в лицо. Подтянул вторую ногу, и теперь сидел на раме, но уже внутри. Рукой упёрся в преграду, – в виде ковра – и попробовал нащупать лестницу поблизости. Хотел зажечь спичку, но не решился – не хотелось бы устроить пожар. Кое-как ему удалось нащупать ступеньку, однако он сразу понял, что перепрыгнуть не сумеет – слишком далеко. Недолгое время пытался отдышаться, и решился: вытянул руку, схватился крепко-крепко за ступень, и спрыгнул с рамы, ногами отталкиваясь от стены. В итоге повис на лестнице, но совсем ненадолго – сорвался вниз. Что-то вроде ярких звёзд закружились перед глазами, из глаз брызнули слёзы, спина его загорелась от боли. Он не сдержался, и расплакался. Как же тяжело кому-то помогать!

Слёзы его хотя и не высохли, но как минимум прекратили литься – уже неплохо. Аккуратно он поднялся, сел, и коснулся затылка. Нащупал что-то тёплое и мокрое, и резко отдёрнул руку. Думать об этом как-то не хотелось… втянул носом воздух, и только сейчас почувствовал усталость – в церкви было тепло и темно – самое то, чтобы поскорей посмотреть новый сон! Но Юра не поддался соблазну. Поднялся на ноги, и потянулся в карман. Головка спички почти коснулась коробка, и Юра резко отдёрнул руку. Он вспомнил те самые звуки, что слышал вместе со священником. Неужели Константин и правда думает, что им это показалось? Какова вероятность, что он… врёт?

Юра зажмурился и замотал головой. Тупая боль отозвалась в затылке, но он был слишком возбуждён, чтобы обратить на это внимание. Разве может такая мысль, в принципе, прийти в голову? «Врёт»… даже про себя нельзя такое произносить! Даже думать стыдно! Как же это: «врёт»? Священник? Быть такого не может! Однако как бы то ни было, но Юра знал точно: звуки там были. И непростые! Кто бы здесь не оказался, – он силён, как тысяча волков! Юра тихо-тихо спросил:

– Ты… здесь?

– Ну, что там, а-а?! – раздался разъярённый голос Константина.

– Я уже! Я почти! – ответил Юра, и затих.

Боялся привлечь внимание. Боялся, что некто узнает о его присутствии. С одной стороны хотелось зажечь огонь, с другой же было страшно – боязно увидеть то, что напугало. Страшно посмотреть правде в глаза. Он повторил вопрос:

– Здесь кто-то есть?

Вместо ответа – резкий поток воздуха в лицо, прямо как ветер. Но какой же ветер здесь – в помещении? По всему телу выступили мурашки. Юра попробовал представить себе того, кто способен ветром управлять.

– Боженька, это ты?

И опять в лицо ударил свежий – пахнущий соснами – ветер. Улыбка озарила лицо мальчика, ещё немного, и она бы наверняка осветила собой помещение. Он осознал, кого слышал. Конечно: это Бог! И как он только мог бояться? Кто же ещё мог бы в церковь проникнуть? Здесь место только господу Богу! Никто плохой внутрь не зайдёт – не сумеет! Сколько же силы в нём, что он так отчаянно на дверь бросался? Или, может, бросался чем-то? Но чем и, главное, зачем? Юра почти решился зажечь спичку, а следом найти и свечу. Ему так хотелось посмотреть, как он выглядит. Похож ли на того странного дядьку с икон? Есть ли у него борода? А в руках он что держит? Может, камни, которыми бросается? Или, возможно, он бросался снежками? Хотелось узнать как можно скорее! Юра-таки зажёг спичку. Вытянул руку вперёд, и… никого и ничего.

– Боженька?

Но более никто не ответил. Он нашёл свечу, зажёг её, и двинулся вперёд.

Таня

Морозный воздух сковывал лёгкие. Температура с каждой минутой становилась ниже и Марья засыпала на ходу. Небо было тёмным, а тучи низкими – словно вот-вот упадут. Чувствовался плотный запах горящих дров, хотелось как можно скорее вернуться домой, и укутаться в одеяло. Но Марья уверенно шла вперёд. Освещала дорогу свечкой, которую нашла у Тамары, и гадала, какие новости принесёт этот визит. К счастью, уже издалека она увидела, что удастся узнать хотя бы что-то – в доме Толика слабо горел тёплый свет.

То, что у Тани и Толика завязался роман, Марья знала давно. У Толика, на самом деле, с кем только не было «романа»… Когда-то давно он и на Марью заглядывался, но та чётко обозначила свою позицию: никаких гулящих мужчин. Марья, в принципе, вступать в отношения не спешила… Может быть, когда-нибудь, в далёком неясном будущем… но не сейчас. Сейчас у Марьи и без того хлопот хватало (и это не считая сошедшей с ума Тамары!), она любила заниматься исследованиями, лечила соседей. Куда ей ещё и мужика? А вот Таня, напротив, о мужике всегда мечтала. Грезила им, с самого детства представляла, как будет покорной женой. По сути, она даже дела себе достойного не нашла – отучилась, как и все дети, и… занялась личной жизнью. Сначала планировала выйти замуж за мельника, потом обратила внимание на художника. Соседи ей, разумеется, твердили: «ты не можешь просто так жить!», «Тебе нужно дело!», но с тем самым «делом» Таня давно определилась, «дело» её простое, как рубаха на завязках – любить, рожать, и, разумеется, боготворить. Только вот… оказались любовные дела не такими уж и простыми в исполнении. Мельник посчитал Таню уж слишком ленивой, художник не увидел в ней музы. Получится ли что-то с Толиком? Уже даже Марье хотелось, чтобы получилось. Иначе Таня потеряет себя раз и навсегда.

Когда Таня пыталась строить отношения с мельником, она внезапно полюбила муку. То есть… буквально муку… хотела заняться выпечкой – думала, будет радовать соседей хлебом. Когда завертелось-закрутилось с художником, Таня решила стать человеком искусства – писать прекрасные картины. Однако и тут удача не улыбнулась, и Тане пришлось найти другое занятие по душе. Но по душе ли ей были предыдущие? Марья была уверена, что проблема именно в этом: Таня придумывала себе дела, основываясь на чужой личности. Вот и теперь: полюбив Толика-ткача, решила радовать народ одеждой и вещами… но выйдет ли? В прочем, Марье до этого не было никакого дела. Она ступила на порог, и уверенно постучалась.

– Толь, открывай!

К счастью, ждать долго не пришлось. Толик выглянул из-за приоткрытой двери. Глаза его были в кучку, от него отчётливо пахло самогоном.

– Марья, ты?

– Я. Таня у тебя?

Толик замялся. Что-то прикинул в уме, схватил лекаря за руку, и протянул в дом, – Лучше заходи! Не пускай мороз.

Марье пришлось послушаться. Закрыв за собой дверь, она придирчиво посмотрела на собеседника. Несмотря на немые приглашения пройти в дом, осталась стоять на пороге. Второй раз спросила:

– Таня у тебя? Если да, то она с Тамарой?

Толик почесал усы и слабо улыбнулся, – А что? Ревнуешь?

Марья закатила глаза, – Ответь же! Дело серьёзное: Тома пропала! У тебя она?

– Мать её? Тьфу ты… – он закатил глаза, – Что значит «пропала»? Спит небось! Ты вообще представляешь, сколько она по земле нашей ходит? Старая уже!

– В том и дело, что не спит! А если и спит, то уж точно не дома. Я была у неё только что. Дом пустует!

– Так… может, ты не заметила её. Темно уж.

– Боже мой… – выдохнула она, – Просто ответь: она у тебя?

Он выдохнул почти так же тяжело, как и Марья, – Если о Тамаре речь, то нет. Если о Тане… у меня, да. Уснула уже. А я… ну, что-то настроение такое. Решил вон сшить кое-что. Хочешь, покажу?

– Не хочу. И я не спрашивала, чем ты тут занят! Тем более, и так чую… – она принюхалась и поморщилась, – Разбуди Таню, и позови сюда.

– Чего ради? – он махнул рукой, – Дай человеку поспать. И это… на пороге не стой. Либо туда, либо сюда. А-то занят я.

– Либо позовёшь её ты, либо найду её я. Это действительно важно.

Пара секунд заминки, и тишину разрезал громкий уставший голос:

– Та-аня! Та-а-ань! К тебе Марья пришла!

Марье стало неловко. Пришла в чужой дом, всех на уши подняла. Она улыбнулась Толику, и отвела взгляд. Предположила:

– А услышит? Может, сам разбудишь?

– Услышит. Сон у неё чуткий. Так зайдёшь?

– Нет.

И они принялись ждать.

К счастью, оставаться в неловкой тишине пришлось совсем недолго. Со второго этажа спустилась зевающая Таня. Вид у неё был определённо не для приёма гостей: мелкие каштановые кудри растрепались и торчали в разные стороны, лицо немного отекло, глаза никак не хотели полностью открыться. На ногах были огромные растянутые шерстяные носки, ноги голыми, а вверх тела прикрывала рубаха – видно, мужская. Увидев Марью на пороге, она не сдержала эмоций – лицо бессловесно говорило: «И чего ты припёрлась? Ночь на дворе!». Марья улыбнулась соседке. Как-то неловко, и не сказать, чтобы приветливо – как сумела. Когда-то давно она даже могла назвать Таню «подругой», однако те времена закончились, как только Тамара сказала группе детей: «Я сполна вас обучила. Теперь вы знаете всё, что известно мне!». Таня первая подала голос:

– Я думала, что мне показалось! Ты и правда сюда заявилась? Зачем?

– Дело касается твоей мамы. Она пропала.

– И что?

Марья округлила глаза, – Что значит «и что»? Может, ты ещё не проснулась, и понять не сумела? Так не вопрос, повторю: твоя мать пропала!

– Никуда она пропасть не могла!

– Но её нигде нет!

– И что?

– Ты издеваешься? Когда человека «нигде нет», это и означает, что он «пропал»!

– Ты плохо знаешь мою мать! – Таня обхватила себя обеими руками, и подошла ближе, – Во-первых, с чего ты так решила?

– Потому что я была у вас дома. Дом пустой!

– И что с того?

Марья была готова прервать разговор. Есть ли в нём толк? Когда собеседник совершенно не соображает! Но понимая, что с вопросом о пропаже Тамары идти больше не к кому, переборола нарастающую неприязнь. Начала объяснять, словно говорила с малышом:

– Вот, что с того: этим утром Тамара мне… хм… она меня, – и не только меня – скажем так… напугала. Весь день говорила о «демоне в лесу».

– Знаю. Об этом все знают. И что?

– Дело в том, что неважно, правду она говорит или нет… Важно одно: она сама в это верит. В общем, первую половину дня мы провели вместе. Договорились встретиться после службы, но на саму службу она не явилась! Я решила, что, может, заболела, пошла к ней, но дом у вас пуст. Это… это ненормально! Она никогда службы не пропускала! Но даже если и решилась впервые: куда делась? Её нигде нет!

Таня нахмурилась, – Не была на службе? Но она туда собиралась… Даже больше скажу: вышла гораздо раньше, чем обычно! Как же… не дошла, выходит?

Марья пожала плечами. Слушавший их Толик предположил:

– Может, в гостях у кого?

– У кого? – хором спросили они. Продолжила Марья:

– Вряд ли она куда пошла. Тома крест свой в храме оставила… А вы ведь знаете, что святее вещи для неё нет.

Раздался странный звук – Таня заскрежетала зубами. Что-то пробурчала себе под нос, и сказала:

– И что… так там и не появилась?

– Нет. Даже до храма не дошла.

Таня посмотрела на Толика. Смотрела таким взглядом, словно все проблемы он может решить взмахом руки. Вероятно, ждала, что ему нужно лишь немного подумать… он подумает, и выдаст гениальное и, главное, соответствующее действительности предположение. Что на этот счёт думала Марья её, скорее всего, не волновало. Сама же Марья напряжённо ждала продолжения разговора. А Толик… Толику, кажется, стало дурно. Он упёрся спиной в стену, и еле стоял на ногах. Относительно долгое время ему понадобилось на то, чтобы понять, что Таня ждёт от него пары слов. Он замялся, икнул, и…

– Девчонки, а может, выпьем? Так и думается легче!

– Нет. – сухо ответила Марья.

– Ты прав! – Таня просияла.

Марья сделала твёрдый шаг вперёд, – Тань, нам нужно найти твою маму!

Таня отступила, – Зачем? Сама найдётся! Верно говорю, Толь?

Он почесал затылок, – Ну, так-то да…

–«Верно»? – переспросила Марья, – В чём верность слов? А что, если она в лесу опять? Ну, как в тот раз, когда крест потеряла! А сейчас-то она без креста… – она невольно коснулась груди.

Таня усмехнулась, – Ты же лекарь! – с упрёком сказала она, – Должна понимать, что крест – не более чем украшение! Правильно, Толик?

– Ну-у… Как сказать…

Марья задумалась. Вера в господа Бога её была крепка, однако не настолько, чтобы полностью отдавать ему бразды правления своей жизни. Она не любила об этом думать, но где-то в глубине души понимала, что помогает ей именно что вера. Вера, а не сам господь Бог. А это означало лишь одно… неважно, что собой представляет крест – нательное украшение или же действенная защита. Тамара верила, что крест защищает её. А раз верила, то так оно и было. Она сказала:

– Это неправда. Крест защищает!

Таня усмехнулась, – Ну, как скажешь. Дальше что?

– Нужно Тамару найти. Может, стоит организовать поиски. Велика вероятность, что она в лесу!

– Скорее всего. А толку-то искать её? Хочет по лесу шататься, – пускай!

– То, что она сумела оттуда выйти один раз не значит, что получится и во второй. Сейчас холодно, темно, луны не видно…

– Если и так, то это её решение и выбор. Мне надоело с ней ссориться на эту тему! Буквально сегодня я этот вопрос поднимала. Просила её, чуть ли не умоляла прекратить с ума сходить! Я просила её перестать по деревне бегать, просила в лес не ходить. Требовала по ночам спать, а не по улицам бродить! И что? Она меня не послушала! А раз так, то пускай делает, что хочет! Неудивительно, что она сейчас где-то ходит. Почти весь световой день проспала. Сил набралась!

Марья зацепилась за одну фразу. Глаза её потускли, – Нельзя человека попросить не сходить с ума. Невозможно это…

– Да? А я вот думаю, что вполне себе возможно! Правильно, Толь?

Он набрал воздуха, сглотнул, и…

– Ну, вы как хотите, а я-таки выпью… А-то теряю настроение под такие разговоры.

– И я тоже. – Таня ласково улыбнулась, – У меня что-то голова так болит… Может, тоже простудилась я. А как не простыть?! Когда в покое никак не оставят!

Марья едко заметила, – Голова-то болит, поди, не просто так. Квасили вы тут, да? Разговор-то этот запомните?

Таня махнула рукой, – Если хочешь, то бегай за мамой, как за ребёнком! Мне это безразлично. Я теперь буду у Толика жить!

Она ушла. Вероятно в ту сторону, где находилась кухня. Толик виновато улыбнулся, – Ну, это… может, всё-таки, с нами выпьешь? А там и подумаем, что со старухой делать… А-то куда сейчас ты пойдёшь? Права же: холодно. Оставайся! Выпьем, а я ночлег я тебе без проблем найду. Места много!

– Доброй вам ночи. – сдержанно сказала Марья, и ушла.

Это ты?

– Поторопись!

Юра вздрогнул, услышав голос священника. Посмотрел в ту сторону, где окно скрывал плотный ковёр, и поджал губы. Чувствовал он себя из ряда вон плохо – голова болела, руки тряслись так сильно, что еле удерживали свечку. С одной стороны хотелось как можно скорее открыть дверь, и убежать домой, но с другой Юра отчаянно мечтал о встрече с ним – с Богом. Ведь это он был? Ну, а кому ещё под силу ветром управлять? Он ответил трясущимся голосом:

– Простите! Просто я… упал. Только встал, и теперь иду к двери!

– Аккуратнее надо быть! – приглушённый голос Константина отрезвлял, – Пробуй открыться изнутри! Если не выйдет, то ключ ищи!

Юра кивнул. Почти обошёл амвон, но не сдержался, и коснулся подставки рукой. Задерживаться не хотел. С другой стороны торопиться в его случае тоже было бы лишним… Покажется ли Боженька, когда дверь откроется? Он решил схитрить, вернулся к окну, и крикнул в него:

– У меня пока не получилось! Но не переживайте, я попробую её открыть! Сейчас и попробую!

– Чёрт! – глухо выругался он, – Это плохо! Не теряй время. Иди за инструментами!

– Если не получится без них, то схожу. Но мне кажется, что и так выйдет!

– Юра… – голос его стал тише, плотнее, – Ты… видел там кого?

– Не видел… – честно ответил он. Даже врать не пришлось! Про ощущения священник не спрашивал.

– А… слышал?

– Н-нет… – стоит уйти, а-то он-таки спросит и про чувства, – Ну я пошёл!

Юра вернулся к амвону. Поставил на него свечку, и осмотрелся. Не зная, как правильно это сделать, но всё-таки сказал тихонько:

– Боженька, я тебя чувствовал. Ты ветер в меня отправил! Покажись мне. Прошу!

Он задрал голову. Подождал пару мгновений, и попросил опять:

– Мне бы просто взглянуть на тебя… Посмотреть, да поклониться… Ну, пожалуйста. Можно мне посмотреть…

Юра уж решил, что не выйдет (или не прилетит?) к нему Боженька. Может, устал, пока на дверь бросался, а может, просто не хочет. Он даже успел подумать, что велика вероятность банальной ошибки. Были ли те звуки? А был ли ветер? Всё-таки, он сегодня сильно устал, да и много переживал. Он развернулся к двери, что бы всё-таки попробовать её открыть, как вдруг сверху раздался звук. Странный, не похожий на обычные звуки. Какой-то шорох вперемешку с шуршанием. Почти как звучит листва на сильном ветру. Юра тотчас посмотрел наверх – на лестницу, что уводила в жилище священника. Он затаил дыхание, и поднялся на пару ступенек.

– Боженька, можно мне войти? – спросил он.

Но Бог отвечать не хотел. Только лишь звуком манил мальчика. Юра решил, что, возможно, Бог и говорить-то не умеет. Может, он просто… ветер? Ветер или может даже воздух… Без воздуха не выжить – так говорила учительница! А можно ли жить без Бога? Тоже нет, так что… выходило правдоподобно. Юра успел даже расстроиться. Если Бог – воздух, то как же ему его увидеть? Но тоска сердцем мальчишки завладеть не успела. Дверь наверху медленно открылась, и оттуда вылетел… он.

Юра пошатнулся, споткнулся о собственную ногу, упал, и уставился на существо, невольно закрыв руками рот. Огромная белая птица зависла в воздухе, крылья её величественно поднимались и опускались. Хотя разве можно птицу ту назвать «огромной»? Гигантская! Размером с самый большой в деревне дом. Юре даже показалось, что одна её голова размером с него самого, однако он понимал, что впечатление вполне может быть ошибочным. Сказать что-то хотелось, но дар речи моментально пропал у мальчишки. Как же птица здесь оказалась? Все в деревне знают, что они приносят только беду!

Он продолжал за ней наблюдать, а встать на ноги сумел только тогда, когда увидел что-то в её ярко-красных глазах – они словно вспыхнули огнём. После этого сова улетела обратно в комнату. Юра всем сердцем почувствовал, что должен пойти за ней. На ватных ногах он поднялся по лестнице. Чем ближе подходил, тем отчётливее чувствовал какой-то странный запах. Запах тот был еле уловимым, и Юре показалось, что однажды он его уже чуял. Но где? Он толкнул дверь, и зашёл. Первым делом заметил всю ту же птицу – она парила в воздухе над кроватью священника. Каждый взмах её крыльев был таким внушительным, что даже стоя в дверях, Юра ощущал запах соснового леса. Неужели… неужели это он управляет ветром? Разве птицы способны на такое? Он так заворожённо смотрел ей в глаза, что не сразу заметил на стенах кровь.

А когда заметил… взгляд его начал бегать, руки затряслись, а крик застрял даже не в горле – где-то внизу лёгких. Птица взмахнула крыльями, подлетела, и села на пол. Вернее… почти на пол. Она приземлилась на большую кровавую кучу, что лишь отдалённо напоминала тело человека. Юра не хотел опускать взгляд, но пришлось. И только тогда он заметил её.