скачать книгу бесплатно
Когда Толик вместе с Игорем Вениаминовичем вернулись в кабинет, мы уже закончили оформлять договор. Оксана спрятала квитанцию в сумочку, а Анатолию показала направление на примерку через десять дней. Он ловко взял бумагу руками, крепко зажав отростками культи, словно пальцами и долго читал, как будто не верил своим глазам. Потом аккуратно сложил лист пополам и спрятал в свою сумку. Когда десантник снова посмотрел на нас, мне показалось, что в глазах его стояли слёзы. Он тихо вымолвил единственное слово «Спасибо!» и выехал из кабинета. Я поспешил следом, помогая открывать двери и переехать через высокий порог выхода во двор, где нас ждала машина без переднего бампера. Пока мы занимали свои места, подоспела Оксана.
– Мальчики, дела сделаны, теперь можно выпить кофе. Толик, у тебя дома есть кофе?
– Да, – односложно ответил он, уставившись в пол.
– Тогда поехали к тебе домой. Это ведь удобно будет? Или нет? Там же, на Горького? – как ни в чём не бывало, генерировала вопросы девушка.
– Улица Горького, дом …8, – пробормотал десантник.
Таксист осторожно тронул машину, выезжая со двора, повернул направо, и она со скрипом запрыгала по ямам ростовских улиц. Я обернулся к однокласснице в надежде, что она сама начнёт рассказывать. Увидев немой вопрос на моём лице, девушка улыбнулась и приложила указательный пальчик к губам. Потом выразительно посмотрела на изучавшего резиновый коврик на полу машины Анатолия, протянула мне ладошку, которую я не преминул пожать. Получился забавный жест, и я рассмеялся. В очередной раз обнаружил, что не чувствую былой, так до конца и непонятной мне неприязни к Оксане. Более того, я зауважал её за сегодняшний поступок и это наше с ней приключение. Немного смущала реакция Толика, его отстранённость от происходящих событий. Я бы на его месте (Да, не дай Бог оказаться на его месте!) уже рассыпался в благодарностях, а он сидит, молчит, словно ему всё равно. И спросить неудобно при таксисте. Хорошо, подожду.
Дом, где жил десантник, оказался старым двухэтажным, из тех, что строились в конце 19-го века «новыми русскими» ростовцами[19 - Ростовцами называли жителей Ростова-на-Дону до Революции, и только при Советской власти название сменилось на «ростовчане».]: небогатыми купцами, докторами, владельцами лавок и ателье одежды. Фасад из красного кирпича, с высокой дубовой дверью парадного входа, которую не открывали со времени похорон его первого владельца, имел арку, закрытую ажурными коваными воротами с калиткой, украшенной завитушками, которой последний раз пользовались нынешние жильцы не более часа назад. Наша машина остановилась на мостовой около дома. Чаренцева не взяла сдачу с вручённой таксисту ранее «пятёрки», и тот выскочил на этот раз первым, достал из багажника кресло, помог Анатолию в него пересесть и подал ему сумку, пожелав хорошего дня. Мы с десантником двинулись за девушкой, уверенно распахнувшей калитку, через тёмную, пропахшую мочой арку, во двор. Между булыжниками сочилась вода от подтекающей чугунной колонки, возвышавшейся посередине квадратного двора, как Бахчисарайский фонтан, едва сочащийся посреди площади Ханского дворца. Вдоль внутренней стены дома тянулся небольшой палисадник, огороженный низеньким заборчиком. Видавшая виды лавочка и качели виднелись у входа в одну из квартир. Перед другой дверью в соседнюю квартиру стоял на спущенных колёсах когда-то чёрный, а теперь проржавевший довоенный «Опель-Капитан» с промятой крышей, на которой мирно спали две разноцветные кошки. Рядом с ним – прямоугольник в восемь квадратных метров, засыпанный щебнем со следами мазута, ограниченный парой наполовину закопанных в землю покрышек, видимо играл роль автостоянки для ещё одной машины. Старая высокая раскидистая слива закрывала этот уютный дворик сверху узловатыми голыми ветвями уже, наверное, лет сто. Пожилая женщина развешивала бельё на верёвки, протянутые вдоль третьей стены дома.
– Толя, здравствуй! Ты – рано сегодня. С работы отпустили? – обрадовалась она, вежливо кивнув нам в знак приветствия.
– Да, тётя Сима. Сменой с ребятами поменялся. Вот, ребят знакомых в гости позвал, – оживился парень.
– Хорошо. Сейчас самовар поставлю. Кушать уху будете? Вчера Егор рыбы принёс, наловил в Дону толстолобиков, так я целую кастрюлю наварила.
– Спасибо, тётя Сима! Не откажемся. Да, ребята? – оглянувшись на нас, согласился повеселевший Анатолий.
– Спасибо! С удовольствием, – ответили мы с Оксаной почти хором, потому что именно сейчас почувствовали, что проголодались.
Десантник подъехал к двери, к которой вели две широкие растрескавшиеся доски, положенные прямо поверх старых вытоптанных в середине ступеней из ракушечника. Открыл дверь, просто нажав на ручку, и махнул нам, приглашая следовать за ним. Мы зашли через узкий коридор в скромно обставленную просторную комнату с высоким, украшенным лепным орнаментом потолком. Помимо немногочисленной мебели у окна стоял столярный верстак с тисками, разнообразные инструменты на гвоздях, забитых в широкую доску на стене. П-образная железная конструкция с роликами на горизонтальной балке, через которые были пропущены тросы с ручками, к которым были привязаны пудовые гири, служила хозяину спортивным тренажёром. Толик скрылся за дверью другой комнаты (или кухни), попросив немного подождать. Мы с Оксаной присели на диван.
– Ну, рассказывай. Я, похоже, многого не знаю, а понял ещё меньше, – с нетерпением начал я.
– Хорошо, слушай, – просто сказала одноклассница. – Когда я тебя оставила на углу Социалки[20 - Улица Социалистическая в центре Ростова-на-Дону (прим. Авт.)]и пошла искать Толика, то увидела, что около его кресла ошивается та цыганка, что ты видел в автобусе. Сначала подумала, что это его сестра или жена, но он спорил с ней явно не питая родственных чувств. Та вдруг резко покатила кресло под арку, несмотря на его протесты. Люди оборачивались, услыхав её громкий, с матом, уродский «базар». А, если бы ты видел глаза парня, когда его, беспомощного, она буквально волокла за собой, как сумку! Я пошла следом, догнала, когда они почти до УАЗика дошли. Попыталась поговорить, выяснить какие проблемы. Эта с… ка выматерила меня похлеще портового грузчика, добавила, что он ей должен денег. Я не могла ответить ей в том же духе при Толике. Просто пошла с ними, села в автобус к этому Ермолаю. Хорошо, хоть тот по-человечески говорить умел. Оказывается, они ему типа «крыши» были. Сначала паспорт отобрали «в залог», говорили, что «отмажут», если в милицию заберут за попрошайничество. А он для них должен был деньги у жалостливых прохожих стрелять. Ему оставляли немного, рубля три на еду и давали дозу морфия. Цыган сказал, что он от сильной боли мучается, поэтому они и предложили ему «лекарство». Сначала бесплатно, затем назначили цену такую, что парень вынужден был начать на них «работать». Всё по полочкам мне выложил и сказал, что я могу выкупить его паспорт. Выставил счёт. Ну, нужно быстро было решать, я и отдала, сколько сказали. Да, спасибо! Ты – молодец, Влад, быстро нас нашёл. Им не нужен был свидетель. Старик трезво решил, что «синица в руках» лучше, чем непредсказуемый исход, если попробовать нас кинуть…
Девушка вдруг замолчала. Дверь открылась, и Анатолий из коридора махнул рукой, приглашая к столу на кухне. На круглом столе, накрытом кружевной скатертью, уже стояли тарелки, электрический самовар с фарфоровым чайничком чая на верхушке, большая кастрюля, источающая запах ухи, каравай хлеба, а тётя Сима колдовала над салатом из овощей, не переставая рассказывать о жизни каждого из соседей по двору, включая Анатолия. Простой обед оказался очень вкусным.
– Тётя Сима, ребята сегодня помогли за протезы договориться, – объявил десантник с улыбкой. – Через неделю поеду на примерку.
Женщина охнула и перекрестилась, не в силах сдержать радость.
– Ой! Дай Бог вам здоровья, ребята, – запричитала она. – Как бы Нина раньше узнала, может и не заболела бы рассудком. Хоть бы Толеньке ваша помощь добром обернулась. Настрадался мальчик наш! Пора ему хоть чуть-чуть счастья обрести.
Она промокнула уголки глаз краем передника и с шумом отхлебнула дымящийся ароматный чай из блюдца, как делали в фильмах уральские промышленники-старообрядцы. Мы с Оксаной переглянулись. Не ожидали, что окажемся в роли главных героев на этом застолье.
– Что Вы! Просто мы хотели, чтобы была справедливость, и герой получил то, что ему положено, – сказала девушка.
– Ведь он воевал, чтобы мы жили мирно, – поддержал я Чаренцеву, мельком взглянув на смутившегося Анатолия.
Пообедав, мы вернулись в комнату, где он решил показать, как работает с инструментами за верстаком. Забравшись на круглый вертящийся стул для пианино, Толик отрегулировал себе высоту, ловко сделав несколько оборотов вокруг своей оси. Приладил деревянный брусок в столярные тиски, зажал двумя руками рубанок и стал аккуратно обтачивать грани. Тонкие локоны ароматной сосновой стружки посыпались на пол. Сменив инструмент на стамеску, Анатолий ловко сделал ровную выточку, уменьшив диаметр изделия в средней части, и через несколько минут заготовка стала напоминать круглую ножку для буфета. Он ловко обернул наждачной бумагой брусок и, помогая себе культей, начал шлифовать поверхность ножки, придавая ей цилиндрическую форму.
– Вот чем я люблю заниматься, – приговаривал он, ни к кому не обращаясь. – А на улице вынуждено сижу. Деньги нужны. Пенсию от военкомата платят, но на лекарства матери нужно больше.
– Но, ты же про завод говорил, Толик, – спросила Оксана.
Десантник улыбнулся, потом хитро посмотрел на девушку.
– Про завод тоже,… правда. Только меня не приняли даже в специальный цех для инвалидов. Сказали: «…будет протез руки, тогда и приходи. А без него, по технике безопасности работать не положено». Конструкция станка, видите ли, не предусматривает… А я и не представляю, как смогу что-то делать, если надену протез. Это же, как в боксёрских перчатках пришивать пуговицы.
– Но в нём же предусмотрены захваты? – вспомнил я.
– Да, конечно, парень. Знаю, что придётся научиться, чтобы на работу взяли. Если будет работа, я стану спокоен. Тогда смогу и маму вылечить и себе на жизнь деньги будут. Глядишь, на свадьбу скоплю. Да, Оксанка? – хитро подмигнул он.
Я снова удержался, чтобы не среагировать на фамильярность Толика, заметив, что одноклассница смущённо улыбнулась. Встал, осторожно потрогал гладкую поверхность только что изготовленной ножки.
– Хорошая работа! – похвалил я десантника. – Но, пора мне. Дела есть ещё. Оксан, ты идёшь?
– Да, Толик, пойдём мы, – промолвила она.
– Оксан, послушай, не теряйся, пожалуйста. Ну, хоть телефонами давай обменяемся. А то, не по-людски так прощаться.
Что-то подсказывало мне, что я здесь лишний. Чтобы не мешать, я тихо вышел из комнаты во двор, подошёл к «Опелю» и рассеянно погладил ближайшую кошку. В голове крутились разные мысли, и всё больше вопросов не имело ответов. Большинство из них касались Оксаны. Она становилась для меня всё непонятнее. С этим нужно было что-то делать, выяснить, найти ответы как можно быстрее. Почувствовав, что я нервничаю, кошка недовольно мяукнула, спрыгнула с насиженной крыши и быстро скрылась в слуховом окне чьего-то подвала. Наконец, Оксана вышла из двери, румяная, с трудом скрывая улыбку.
– Пошли, что ли? – спросила она, застёгивая молнию куртки под подбородок и заматывая шарф поверх воротника.
– Пошли, – согласился я, направившись быстрым шагом к калитке.
Она нагнала меня только на улице.
– Влад, ты чего? – с тревогой в голосе поинтересовалась она, внезапно остановившись прямо перед моим носом. – Обиделся?
– Нет, – безразлично отозвался я, поискав подходящую траекторию, чтобы обойти одноклассницу.
– Ну, подожди! Что случилось? – не унималась она, снова заслоняя своей спортивной фигурой тротуар передо мной.
– Просто много чего произошло за эти несколько часов, мне непонятного. А я не люблю не понимать. Вот ты бы на моём месте не нервничала? – пробурчал я.
Сказал, а потом подумал, что последний вопрос напрочь сокращает ту дистанцию, которая снова, как мне показалось после вчерашнего разговора с Машей, удачно начала расти между нами. Казалось, девушка не услышала, и мы некоторое время шли молча. Свернули в переулок имени писателя Островского. Одноклассница в своих ярких «дутых» сапожках шла тише, чем, если бы ступала в носках. Тишина становилась гнетущей, и я уже думал, что бы сказать, чтобы разрядить её. Но Оксана первая заговорила настолько тихо, что я сначала подумал, что она разговаривает сама с собой.
– Когда мне было лет шесть, мы жили в небольшой трёхкомнатной квартире. Мама тогда встречалась с моряком, и когда тот приходил к нам, с ним часто был его сын… – Толик. Он ходил в третий класс, знал много интересных вещей и умел увлекательно и занятно рассказывать. Мы с ним играли во дворе до самого вечера, пока отец его не звал идти домой. Это было лучшее время моего детства. Потом мы с мамой переехали в новый дом, а моряк с Толиком иногда приходили меня проведать и приносили подарки: игрушки, книжки. Я очень любила моменты, когда мне дозволялось поиграть с мальчиком. Даже мечтала, когда вырасту, выйти за него замуж. Мы взрослели, стали видеться всё реже, а однажды Анатолий встретил меня у школы и сказал, что его папа погиб. Я утешала его, гладила по голове, а он молчал, ни слезинки не проронил. Тогда он показался мне настоящим мужчиной. Очень гордилась, когда узнала, что он поступил в Рязанское военное училище, и станет офицером-десантником. Толя иногда писал мне интересные письма. Я зачитывалась ими ночью под одеялом, с фонариком, представляла его героем. А год назад его направили в спецподразделение. Я знала, что там опасно, хоть в адресе значился лишь очередной номер воинской части. Поклялась себе, что дождусь его с войны. Однажды он действительно стал героем, уведя горящий бензовоз подальше от самолёта, на котором его товарищи, живые и мёртвые, должны были возвращаться в Союз. Цистерна взорвалась далеко от взлётной полосы. Его выбросило взрывной волной прямо в ад из горящего керосина. Спас тяжелый бронежилет и шлем. Толя полз от горящей машины, а руки и ноги его горели, представляешь?! Когда его потушили, от них остались лишь обугленные головешки. На том же самолёте его отправили в Москву в ожоговый центр. Сделали серию операций. Ноги не спасли. И руку… – ну ты видел сам. Лицо, голос – всё другое. Сама не узнала парня, пока не увидела его паспорт.
– Оксанка! – прошептал я, поражённый рассказом, – и Толик – тот самый? Твой друг детства?
– Да.
Рассказ Оксаны оборвался также внезапно, как и начался. Я заметил, что мы остановились у скамейки под большой липой, как раз напротив моей любимой прежде детской библиотеки. Девушка стояла передо мной, а в глазах её были слёзы. Мне стало не по себе от страшного рассказа не меньше, чем от вида плачущей одноклассницы.
– Но, ведь он остался жив, твой друг, – только и нашёлся сказать я девушке в утешение. – Знаешь, мне как-то говорили, что Бог иногда посылает в жизни испытание, но лишь такое, которое человек может выдержать. В этом есть смысл высшей справедливости.
Она перестала плакать и теперь смотрела на меня большими влажными от слёз глазами.
– Ты хороший, Владик! – тихо сказала она. – Спасибо тебе… за поддержку!
Тёплыми ладошками, прикоснувшись к щекам, неуловимым движением сняла с меня очки и, притянув к себе, поцеловала в губы так быстро, что я не успел осознать происходящее. А когда осознал, увидел её глаза и робкую обезоруживающую улыбку, на которую невозможно было обижаться. Вместо этого, (я до сих пор не понимаю, почему) погладил её по мягким золотистым волосам. При этом чувствовал себя как в вате. Ни дуновения ветра, ни звука не доносилось в этот момент. Лишь закатное солнце выглянуло из-за туч, добавив яркости в её образ, и так показавшийся мне таким выразительным и чётким даже без очков. Клубок мыслей и сомнений, вертевшихся в голове, куда-то исчез, уступив место какому-то мороку. Повинуясь инстинкту, я наклонился, неожиданно быстро встретив её мягкие губы со вкусом клубники, почувствовал, как она обвила мою шею сильными руками, предоставив мне возможность ощутить вес её тела, упругую грудь, еле уловимый аромат экзотического парфюма, и мы снова поцеловались. Языком почувствовав острые грани (не замечал, что Оксанка носит брекеты), я не смог удержаться (Прости, Машенька, моё неуёмное любопытство!), и углубился в исследование незнакомой конструкции из тонких проволочек и болтиков там, за ровным рядом жемчужных зубов девушки. Смутившись, она на мгновение сжала зубы, словно пытаясь меня остановить, но потом приоткрыла рот, крепче обнимая руками, чтобы не выпускать как можно дольше. Это было так увлекательно! Все страхи и переживания отошли на задний план, так естественно уступив место нарастающему физическому напряжению не только в мышцах. Мне захотелось ощущать её в своих объятиях… и не шевелиться, чтобы не переступить тот низенький порожек благоразумия, на который я так надеялся, мысленно давая обещания верности Маше.
«Владик. Ну, пусти!», – услышал я её шёпот, словно сквозь сон. Оксана, попыталась вывернуться из моих, наверное, слишком крепких объятий. Она с трудом дышала. Я нехотя опустил девушку на асфальт, постепенно возвращаясь к действительности.
– Какой ты… страстный парень! – проговорила она, восстанавливая дыхание, и с интересом рассматривая какую-то точку, расположенную пониже моего живота.
– Прекрати, Оксан! – смутился я, стремительно краснея и пытаясь запахнуть полы куртки, чтобы снова выглядеть как все нормальные пешеходы.
– Классно целуешься! – продолжала эпатировать меня Чаренцева.
– Забудь! – глухо ответил я, отвернувшись, боясь встретиться взглядом с её бездонными глазами.
Мне вдруг показалось, что Маша где-то рядом. Я взял из рук девушки свои очки, надел и обернулся по сторонам, всматриваясь в лица окружающих немногочисленных горожан. Не обнаружив никого из знакомых, успокоился и, взяв одноклассницу за руку, пошёл в сторону улицы Фридриха. Она вырвалась вперёд, зачерпнула ворох сухих разноцветных листьев и швырнула вверх, наблюдая, как они, кружась, падают мне на голову, плечи, руки. Я почувствовал, что буду выглядеть глупо, не приняв участие в предлагаемой игре. Губы сами растянулись в улыбке, а внутри меня разжались пружинки и какие-то стопоры, освободив чувство радости такой перемене настроения одноклассницы. Я собрал охапку самых красивых сухих листьев с лавочки, подбежал к Оксане и устроил ей осенний листопад, поймав за руки и закружившись с ней в какой-то эйфории. Хотелось видеть только её искрящиеся радостью глаза, улыбку, а не слёзы. Она накинула петлю из длинного конца своего размотавшегося вязаного шарфа мне на шею, двумя руками притянула к себе так, что наши глаза, щеки, губы снова оказались близко-близко. И я уже не мог, да и не желал отвести голову, чтобы избежать контакта. Со стороны, наверное, было забавно наблюдать за кружащейся на шуршащих листьях парочкой, обмотавшей себе головы шарфом, чтобы окружающие не видели, как они целуются.
– Прикольный ты, Владик! – со смехом сообщила Оксана, когда мы, наконец, перестали играть в сиамских близнецов, распутались и тяжело дыша, отошли друг от друга на дистанцию приличия, приводя себя в порядок.
– Ага! – смеясь, согласился я. – И ты, Оксанка, забавная!
– Хочешь ещё? – спросила она, замотавшись в шарфик так, что видно было только хитрые весёлые глаза.
Румяное лицо девушки казалось ещё более привлекательным, и мне стоило значительных усилий не поддаться соблазну снова её поцеловать. Не дождавшись ответа, она ловко отскочила назад и, оглядываясь, побежала по улице к лестнице, ведущей во двор следующего дома, расположенный на нижней террасе. Я бросился за ней, настиг на нижней ступеньке и обхватил руками, подняв над асфальтом, чтобы она не могла дальше бежать. Мягкие удары её сапожек по моим ногам через несколько секунд прекратились. Оксана, не имея возможности шевелить руками, затихла в нескольких сантиметрах над землёй, глядя на меня. А я не спешил ослабить объятия и, не желая целовать шарфик, с глупой улыбкой смотрел в её смеющиеся глаза. Эмоциональная буря в нас утихала по мере восстановления сердцебиения.
– Молчи! – проговорил я, с трудом подавляя смех, и осторожно вернул одноклассницу на земную твердь.
Поскольку, она начала заваливаться на меня, пришлось обеими руками вернуть девушку в вертикальное положение, удерживать в котором оказалось не просто, поскольку она норовила упасть как кукла, роль которой и решила сыграть. Быстро отказавшись от попытки «идти её» рядом, я снова подхватил смеющуюся одноклассницу на руки, намереваясь подняться обратно по крутой железной лестнице. То, что я погорячился, переоценив оставшиеся после наших активных игр силы, понял на девятой ступеньке. А четырнадцатую и заключительную одолел на каком-то седьмом дыхании, с покрасневшим от натуги лицом и пыхтя как паровоз.
– Молодец, богатырь! – с уважением отметила Оксана, когда я осторожно поставил её на ноги.
– Всё, больше не хочу играть, – сумел проговорить я, согнувшись и думая только о том, чтобы мне хватило воздуха всей атмосферы Земли, чтобы отдышаться.
– И приставать не будешь? – не удержалась от колкости одноклассница.
Я помотал головой, отряхивая капельки пота, заливавшие глаза. Запотевшие очки слетели на землю. Девушка осторожно подала их мне, предоставив свободный конец теперь уже нашего с ней шарфика, чтобы я смог протереть им стёкла.
Мы медленно пошли к улице Фридриха мимо тёмно-серого здания Управления МВД, украшенного решётками на редких окнах на уровне третьего этажа. Шум машин нарастал по мере приближения к центральной улице города.
– Я домой поеду, Влад, – сообщила Чаренцева, когда мы подошли к остановке троллейбуса.
– Оксан, давай провожу, хочешь? – предложил я.
Её рука в моей ладони вздрогнула, как будто от удара током.
– Нет! Спасибо! Мне нужно еще кое-что сделать перед поездкой, – сумбурно отнекивалась она.
Потом, улыбнувшись, добавила: «Влад, иди домой! Помнишь, завтра в семь утра. Не опаздывай, буду ждать у автобуса». Быстро поцеловала меня в щёку и заскочила в подъехавший троллейбус.
Я не успел опомниться, как остался один на опустевшей остановке. Мысли нехотя сползались обратно в очередь их подумать, так же как недавно кислород из воздуха с трудом попадал в лёгкие, так нуждавшиеся в нём после физической перегрузки. Переполненный тестостероном организм легко справлялся с быстрым шагом, которым я заставлял себя идти в сторону дома, проигнорировав общественный транспорт. Хотелось любым способом избавиться от возникшего мощного влечения к только что уехавшей девушке, лишь слегка отпустившего меня после рекордного подъёма по лестнице. Образ Маши снова материализовался в моём воображении, всё больше занимая мысли и обостряя чувство вины. Но, не было той парализующей тело пустоты, когда осознаёшь, что совершил что-то очень плохое, и нет оправдания этому. Наоборот, внутри меня всё ликовало на химическом уровне. Хотелось бежать вприпрыжку, петь, даже сочинять стихи (как это делать, я себе не представлял, но всё равно хотелось). Те внутренние стопоры и предохранители, что волшебным образом час назад разомкнулись, освобождая мои ощущения для свободной радости, не спешили сковывать их снова, даже, несмотря на прямые запреты, которые я придумал для себя, потому что именно так понимал чувство долга и ответственности за данное подруге обещание верности. Когда я окончательно запутался в том, что такое – хорошо и что такое – плохо, в голове родился отчаянный план: рассказать Маше по телефону всё, что сегодня произошло и попросить совета. Реакцию девушки я предвидел, и что-то подсказывало не спешить, а разобраться самому в этом клубке.
Когда я добрался до своей остановки, опустился туман, настолько густой, что подойдя к дому почти вплотную, я догадался о его существовании только по смутным желтоватым пятнам окон, в которых уже зажгли свет. Такие туманы в это время года обычно предшествуют резкому похолоданию. Дома, пересмотрев свой запас одежды в чемодане, я заменил пару бесполезных белых рубашек для школы на свитер-водолазку, может быть не очень парадный, зато тёплый. Поступок, которого сам от себя не ожидал, потому что очень не любил носить толстую тёплую одежду даже на пронизывающем ветру. За ужином я слушал родственников, наперебой взявшихся проинструктировать меня, как лучше поступать и вести себя в различных ситуациях, по их мнению, характерных для юношей, путешествующих организованными группами на автобусах по Украине. Особенно старалась бабушка, рассказывая о нескольких годах своей молодости, проведённых в городе Харькове, кстати, в то время только вошедшем в состав Украинской ССР. Было десять вечера, я читал Машину книжку о путешествии по Грузии, когда дилинькнул мой антикварный телефон. Я схватил трубку, не дождавшись окончания мелодичной трели, и услышал далёкий, но такой родной голос подруги. Сумбурный обмен приветствиями, и вот я снова погружаюсь в мир её приключений и переживаний. Страшно захотелось стать их участником, оказаться с ней рядом, прикоснуться к её волосам, вдохнуть её аромат, раствориться друг в друге…, как во время нашей встречи за день до начала каникул. Она звонила из гостиницы. Сыпала названиями научных и медицинских центров столицы, которые они с отцом успели обзвонить и посетить. Правда, реальной помощи Маше в них не смогли оказать. Везде очереди на полгода вперёд.
– Знаешь, Владька, папа даже доктору Дезамелю звонил, – с воодушевлением рассказывала девушка. – Тот обещал подумать, как уладить возникшую проблему. Если, конечно, это не фигура речи, чтобы не показаться невежливым.
– А, он обычно быстро придумывает себе «головняк»? Особенно если деньги уже получил, – неуклюже сострил я.
– В том то и дело, понимаешь. Ждать некогда. С каждым днём, если активно хожу на протезе, боль наступает всё быстрее, – продолжала Маша спокойным голосом. – Правда, сегодня один специалист из московской клиники попытался починить мой старый протез. Но через пару часов прогулки, наступать на ногу я уже не могла. По ходу, разбила культю в кровь. И появилась перспектива завтра сесть в инвалидное кресло или передвигаться на костылях.
Я содрогнулся от этого фаталистического спокойствия подруги, когда представил, что она при этом чувствует.
– Не хотелось бы после всего, что произошло со мной… с нами, снова начать передвигаться, – добавила она.
– Этого не случится, Машенька! – поспешил уверить её я. – Может, всё-таки врач пришлёт тебе готовый протез почтой?
– Сомневаюсь. На всякий случай, мы нашли временное решение. Завтра едем в Харьков. Папа сумел договориться со своим другом из Украинского НИИ протезирования. Там обещали помочь и успеть за каникулы изготовить мне «умный» протез. Я читала, там специалисты хорошие изделия делать умеют, модульные с регулировками. Как раз то, что мне сейчас необходимо. А, услуги у них стоят дешевле, чем у московских эскулапов.
– Это ты о них в новой книге прочитала?
– Да. Представь! Этот институт среди стран СЭВ самый продвинутый. Там настоящие учёные работают! Кибернетические разработки, роботизированные протезы конечностей даже при высоких ампутациях конструируют. Сама видела фото в книжке. Знаешь, Влад, я верю, что всё получится! У меня уже есть с чем сравнивать. Посмотрим, какое изделие лучше: отечественное или еврейское… ой, пардон, израильское.
– Машка! Я так рад за тебя! Молодец, что добиваешься цели! Ты – такая настоящая! Я горжусь тобой! – немного выспренно поддержал я девушку. – А сколько ты будешь в Харькове? И где? Адрес не скажешь?
– Неделю, наверное. Хочешь заглянуть на чай? – со скепсисом в голосе поинтересовалась она. – Ну, пиши адресок: город Харьков, улица Клочковская, 339.
На листочке бумаги я быстро законспектировал координаты Института, а в голове уже начал продумывать сумасбродный план «случайной» встречи с девушкой. Когда, наконец, положил разгорячённую телефонную трубку на рычаг аппарата, почувствовал невероятный подъём! Книжка больше не читалась. Вернее, я механически переворачивал страницы, поймав себя на мысли, что не различаю текст, но заставляю себя перелистывать их. Потом ещё долго ворочался в постели. Слишком много впечатлений, слишком много эмоций, слишком много тестостерона на ночь не способствуют засыпанию. Зато, впереди было шесть часов, чтобы подумать, распутывать свой клубок противоречий и мечтать… (да нет, всерьёз ставить цель, просчитывать разные варианты своих действий для того, чтобы её достичь) о встрече с самой лучшей девушкой.
Путешествие. Новые знакомые
Предвкушение нового приключения никого не может оставить равнодушным. Так в Природе устроено, что человек подсознательно мобилизует все свои физические, душевные силы и способности перед чем-то неизведанным, чтобы выжить в условиях предстоящих испытаний и возможных опасностей. Это, конечно, не о моём путешествии, но отголоски упомянутого инстинкта мгновенно привели меня в бодрое состояние, едва организм принял вертикальное положение во вторник, в шесть-тридцать утра. Сытный завтрак, напутствия бабушки, которая, казалось, способна вкусно накормить в любое время суток, папы, который специально встал на час раньше перед работой, чтобы проводить нас с чемоданом к автобусу. Мама тоже не спала, чтобы проконтролировать, по погоде ли я оделся, и передать мне свою порцию напутствий. Сашка спросонок, что-то буркнула, чмокнула меня в щёку и скрылась в своей комнате досыпать.
Пар изо рта был не единственным признаком утреннего морозца, когда я, закутавшись в шарф и вязаную шапочку, заскользил по первому льду, едва выйдя из дома. Мне не очень хотелось встречаться с одноклассниками в таком виде, да ещё в сопровождении папы с чемоданом. И я – не единственный, кто был так настроен. За кустами, вблизи школьного двора стояла вереница из несколько машин, среди которых тонированная чёрная «Волга» выделялась синим маячком на крыше. Родители членов нашей юношеской туристической группы обступили красный «Икарус» с размашистым логотипом «Sovtransavto» на борту и укладывали в его чрево объёмистые сумки и чемоданы. Я коротко попрощался с отцом, оставив его стоять в очереди на сдачу багажа, и поспешил к группе, столпившейся у пассажирской двери. Оксана в вываренных до первозданной голубизны джинсах, высоких ботинках на толстой подошве, «дутой» бело-красной куртке и «нашем» шарфе, в несколько витков окутавшем шею, приветливо помахала мне рукой. Евгений тоже поздоровался, остановив на полуслове свой рассказ, адресованный всем окружающим и никому в частности. Впрочем, две девушки-близняшки из параллельного класса в одинаковых лыжных шапочках смотрели на него с интересом и, похоже, были благодарными слушателями его краткого обзора политических событий в мире. Наш комсорг Юлия благосклонно кивнула мне в знак приветствия. Валера, бывший соседом по парте, крепко пожал мне руку. Других знакомых в толпе школьников я, к своему сожалению, не обнаружил. Высокая женщина в чёрном пальто, сидевшая в салоне автобуса на откидном сиденье экскурсовода, строгим голосом поинтересовалась моей фамилией, и когда я громко назвал себя, сделала отметку в большой тетради, напоминающей классный журнал. Несколько парней повернули головы, что я расценил как приветствие и тоже им кивнул. Была какая-то незавершённость знакомства, потому что я не знал даже имён большинства моих попутчиков. Внимательно понаблюдав за ними и подошедшими после меня ребятами и девушками, понял, что не один я пребываю в подобном неведении. «Новенькие» на вопрос строгой женщины – «экскурсовода», подошли к ней вплотную и отвечали либо очень тихо, либо показывали пальцем свою фамилию в списке. После чего, вливались в коллектив, вернее в ту его часть, где присутствовали их знакомые. Таким образом, то, что мне сначала показалось толпой школьников, оказалось на деле мелкими, по два-три человека группками, просто стоящими близко одна к другой. Я подошёл вплотную к ним, почувствовав, как крепко схватила меня под локоть Оксана.
– Влад, я здесь вообще никого не знаю. Не оставляй меня одну, пожалуйста! – тихо и трогательно попросила она, наклонившись к самому уху.
Почувствовав какую-то солидарность со своими мыслями и сомнениями, я не стал выдёргивать руку, позволив девушке протащить меня сквозь эти самые близко толпящиеся мелкие группки к самой двери нашего ковчега, гостеприимно обдавшего теплом натопленного салона. На водительском месте никого не было, и я с интересом рассмотрел сиденье с регулировками высоты, толстый руль, приборы и большой рычаг переключения передач с клавишей-флажком под массивным набалдашником. Огромное лобовое стекло сверху было наполовину прикрыто шторой, а по всему его периметру в щель резинового уплотнителя были вставлены монетки одна к другой, образуя причудливо украшенную рамку, напомнившую мне вчерашний цыганский УАЗ. В его кабине тоже были целые гирлянды из жёлтых трёх- и пятикопеечных монет, начищенных до блеска золота, но никак при этом не способствовавших восприятию микроавтобуса как роскошного. Наконец, весь список в журнале строгой женщины-экскурсовода заполнился «птичками», и она привлекла наше внимание громкими хлопками в ладоши.
– Так, молодёжь! Внимание! Кто не взял с собой паспорт, поднимите руки.
Вверх робко поднялась смуглая рука незнакомой девушки, своими мелкими чёрными как смоль кучеряшками, напоминавшей негритянку. Она куталась в пушистый воротник шубы из какого-то натурального зверя.
– Танита, я готова слушать объяснения. Всем было доведено, что паспорт необходимо иметь при себе в таком путешествии, как наше. – Строго продолжала женщина.
– Инга Стефановна, я знаю, – ответила «негритянка». – Но мой паспорт в ОВИРе на оформлении визы. Зато, я взяла справку.
Она достала из недр своей шубы и показала женщине бумагу с синей гербовой печатью. Экскурсовод внимательно пробежала глазами текст и кивнула.
– Хорошо. – Продолжила она, увеличив громкость. – Напоминаю всем о необходимости иметь документы при себе. Кто должен принимать лекарства по часам, убедитесь, что взяли их с собой, а не оставили в чемоданах. Если что-то нужно взять в салон из багажа, берите сейчас. Багаж можно будет получить, когда мы вечером приедем на место. Ехать до Днепропетровска будем одиннадцать часов. В туалет все сходили? По пути будут остановки, в том числе на обед. Прошу занимать места.
Едва услышав эти слова, я почувствовал, как неодолимая сила увлекла меня внутрь теплого салона и буквально затянула на предпоследний ряд кресел к правому окну, материализовавшись на соседнем кресле в виде Оксаны. Я не смог сдержать улыбку, мысленно констатировав, что мои предсказания сбываются. Салон «Икаруса» заполнился школьниками. Группа слушателей политического обозрения (слава Богу!) заняла несколько рядов в удалённой от нас середине зала, то есть салона. За нами разместились трое ребят не из нашей школы, продолжая о чём-то громко спорить, обильно сдабривая реплики матерком.
– А что, в дружественной нам школе литературу не преподают? – громко поинтересовалась Оксана, обернувшись.
– Привет, красавица! Как тебя зовут, Таня Ларина? – отбил замечание саркастической репликой самый громкий спорщик.
