banner banner banner
Отличники от других… Вторая четверть
Отличники от других… Вторая четверть
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Отличники от других… Вторая четверть

скачать книгу бесплатно


– Верно. Такое слово тоже ест в моём лексиконе. Но я научиласдоволно эффективно защищатся.

Немой вопрос на моём лице видимо позабавил девушку. Она откинула с лица волосы и в упор посмотрела на меня высокомерно и с таким холодом во взгляде, что я отвёл глаза, содрогнувшись.

– Скажи, Влад, тебе комфортно было заговорит со мной, когда мы встретилис? Если бы ты не знал меня заочно?

– Честно? Не очень, – согласился я, поёжившись, хотя в кафе было так же тепло и уютно.

И тут меня осенило.

– Я понял. Твоя поза, положение головы, лицо, взгляд – это и есть защита, напускной холод, сквозь который не каждый решится пробиться, чтобы приблизиться к тебе?

– Верно! – Рассмеялась девушка. – И это работает здесь, в этом городе лучше, чем на моей родине. Там все так ходят. Что тут скажеш – националная особенност.

– Поразительно! – восхитился я её находчивости.

– Когда я это поняла, почувствовала себя увереннее среди людей. А самое главное – стала быстрее выздоравливать. Но я себя всё равно чувствую чужой, «алией» из другого параллельного мира. Мой мир здесь же, рядом. В нём немало таких же, как я людей с ограничениями возможностей, моих друзей и знакомых. Мы как бы под защитой своей брони живём. И крайне редко я пускаю в него кого-то из мира здоровых. Только тех, кому могу доверять.

Мне вдруг стало неуютно. Странное чувство чего-то непонятного, незнакомого, к чему я случайно прикоснулся, хоть и не должен был этого делать ни в коем случае, так как по понятиям девушки был чужаком. И это мне совсем не понравилось. Представительница «другого мира» мне вдруг показалась охлаждённой стальной статуэткой в масштабе 1:1. Справившись с ознобом, я без особой надежды спросил у девушки:

– И как ты поступишь в своём мире со мной, например?

– Поскольку ты – друг Маши, а она из моего мира, я верю тебе и поэтому, разговариваю с тобой, как с другом. Но защититься я смогу, если для этого возникнет необходимост.

Какая-то внутренняя сила исходила от неё. Как мощное электрическое поле, она трезвила и держала в напряжении, удерживая от возвращения в прежнее комфортное состояние, в котором я еще несколько минут назад пребывал.

– Послушай, Илона, – предпринял я ещё одну попытку вернуть нашу беседу в «мирное русло». – Мне кажется, что я понял тебя, твоё настроение и твою позицию. Я уважаю тебя такой, какая ты есть сейчас. Но можно спросить:

– Как долго ты собираешься продолжать жить в параллельном мире, лелеять в себе обиду, вызванную твоими физическими особенностями? Ведь, в том числе и из-за неё ты прячешься за бронёй отчуждённости и думаешь, что с твоей стороны стены собрались все люди, которые чаще других нуждаются в помощи. Ты выздоравливаешь и скоро почувствуешь себя полной сил девушкой, способной делать то же, что и все остальные. И тогда ты захочешь стать такой, как те, что за стеной. Чтобы подружиться с представителями «параллельной цивилизации», тебе придётся тоже принять их такими, какие они есть, привыкнуть к их психологии, стилю общения. Не помешает ли твоё ледяное стекло-броня этим контактам с ними?

– Оно растает, – просто сказала девушка, сняла очки и посмотрела на меня беспомощным взглядом своих больших серо-голубых глаз.

Её лицо озарила тёплая улыбка, а мне стало снова уютно и легко, как в детстве, когда я чувствовал, что опасность миновала. Я замолчал, надолго задумавшись, а она видимо решила, что мне надоело с ней разговаривать.

Девушка встала из-за стола и начала осторожно надевать пальто. Я запоздало подскочил, чтобы помочь ей одеться. Затем, рассчитавшись с незаметно материализовавшейся рядом официанткой, крепко взял Илону под локоть, помогая спуститься с лестницы. На первом этаже она обернулась, благодарно кивнула и первой вышла на улицу. Я поспешил за ней, еле успев придержать с силой закрывающуюся дверь. Мне показалось, что температура воздуха вне помещения подскочила градусов на десять, пока мы сидели в «Шоколаднице». Некоторое время мы шли по улице, не замечая людей вокруг, пока девушка неожиданно не остановилась.

– Спасибо тебе, Влад! Я согрелась и телом, и душевно, – сказала она. – Рада, что тебя встретила. Ты, настоящий, умный, внимательный собеседник. Не теряйся, пожалуйста, и позвони вечером, хорошо?

– Хорошо, – растерянно пробормотал я, всё ещё не опомнившись от внезапного завершения нашего перерыва на кофе. – Тебе пора, да?

– Да, домой нужно.

– Ну, ладно, пока. Мне тоже приятно было с тобой посидеть. Жаль, что время пролетело так быстро.

Связные предложения почему-то не получались. Я с грустью взглянул в лицо девушки, ещё недавно мне совсем незнакомой. Она ободряюще улыбнулась и, развернувшись, быстро пошла к остановке троллейбуса. Я стоял некоторое время в «броуновском движении» молекул-пешеходов, пока откуда-то из-за спины не услышал голос, показавшийся мучительно знакомым.

– Влад, здравствуй! – Как ни в чём не бывало, поприветствовала меня одна из молекул радостным голосом Оксаны Чаренцевой. – Это твоя подруга? Ничего, эффектная блондинка, стильно одета. Хороший выбор. Ушла. Жаль, не познакомились. Но я рада встрече с тобой. Значит, на экскурсию вместе едем? Знаешь, удивилась, когда твою фамилию в списках увидела!

Одетая в облегающие синие джинсы, короткую ярко красную куртку с отороченным мехом капюшоном, коричневый мягкий вязаный шарф, новомодные яркие финские сапожки – «дутыши», одноклассница выглядела сногсшибательно. Она завладела моим вниманием, прекрасно это понимала и всячески усиливала такое влияние своей внешности неуловимыми движениями головы, взглядами, жестами рук, позой. Меня охватило странное чувство какой-то неизбежности дальнейшего развития событий, на которое я не мог повлиять. А внутри начало расти непонятное напряжение. С тоской я вспомнил, что совсем недавно, там на втором этаже «Шоколадницы» в комфорте и тепле спокойно беседовал с симпатичной мне девушкой. А ещё подумал, что сейчас позвоню вот с этого телефона-автомата маме и сообщу, что не хочу никуда ехать, а про Украину лучше почитаю в Энциклопедии. Всё ещё лелея эту ускользающую из сознания спасительную мысль, я повернулся к однокласснице и ответил, стараясь хоть как-то скрыть в словесном потоке рвущийся наружу сарказм:

– Здоро?во, Оксана! Думал, только на вокзале с тобой встречусь. А ты, тут как тут. Как представил, что все пять дней будем с тобой по неведомым краям разъезжать, решил запасы лекарств пополнить.

– Ты что, заболел? – встревожилась девушка.

– Пока нет, – ответил я, пояснив на полном серьёзе, – снотворное нужно, таблетки от укачивания, пилюли от желудка, капли от аллергии на людей, на всякий случай. Около ЦУМа аптека ещё работает. Пошли?

И я, бесцеремонно схватив за руку, потащил её в противоположную сторону, подальше от остановки троллейбуса, на которую Илона должна была, как я рассчитал, уже выйти из подземного перехода. А если обернётся и увидит меня с «очередной» подругой? Бог знает что подумает, а при случае, ещё и передаст Маше.

– Смешно, – холодно процедила одноклассница, поняв, наконец, что её разыгрывают. – Ладно, слушай. Я выяснила маршрут нашей поездки. Из Ростова мы едем в Днепропетровск автобусом, целый день, представляешь? Поздно вечером поездом – в Винницу. Спим в поезде. Утром приезжаем, и сразу – экскурсия.

– Не думал, что по деревням тоже экскурсии организуют, – съёрничал я.

– Будешь удивлён. Винница – вполне себе большой город. Экскурсия на целый день по монастырям, крепости, старому центру. Посетим мавзолей, где похоронен доктор Пирогов. Впрочем, поехали дальше, – с энтузиазмом продолжила она. – На следующее утро – экскурсия в ставку Гитлера, вернее то, что от неё осталось, а потом тем же автобусом поедем в Житомир.

– А это где? – почти успокоившись, не удержался я. – Ещё один «вполне себе» город?

– Ну, что-то типа того. Там даже аэропорт есть.

– Мы что, дальше самолётом полетим? – спросил, в тайне надеясь на положительный ответ.

– Не думаю. В программе – поездка на поезде в столицу Украины, город-герой Киев. Приезжаем вечером. Ужин. Снова ночь в гостинице, а с утра экскурсии по городу, в Киево-Печёрскую лавру, музеи, прогулки по Крещатику, набережной Днепра, представляешь? До полуночи. В половине первого поезд в Харьков. Спим, пока едем, а с утра экскурсия по городу и свободное время. Вечером – домой.

– Круто! – невольно восхитился я такой насыщенной программой.

Во мне начал разгораться огонёк любопытства, нетерпения в предвкушении новых впечатлений. Но я не знал, как себя вести. Стоит ли продолжать сердиться на одноклассницу только за то, что она искренне хочет со мной общаться? Ведь, я честно рассказал об Оксане Маше и выполнил её просьбу, показав девушку на портрете. Никаких обещаний с ней не общаться перед отъездом Морозова не требовала. Конечно, перспектива провести предстоящие дни с Оксаной практически вдвоём представляла некоторую угрозу моей верности любимой девушке. Обязательно произойдёт серия «случайностей», в результате которых мы будем всегда оказываться на соседних местах в автобусе, в одном купе поезда, и – не дай бог до этого дойдёт – в одном номере гостиницы. В том, что так и будет, я не сомневался, даже если все тридцать «соучастников» поездки будут с нами всё время рядом. Но я подумал, что смогу вовремя остановить слишком интенсивные проявления симпатии Оксаны к моей персоне, как это уже случалось совсем недавно. Не хотелось её снова обижать. Хотелось мирно путешествовать, отдыхать от школы и правил, и не думать ни о чём, кроме новых впечатлений от посещаемых мест и городов.

– Прости, Оксан! – пробормотал я тихо. – Моя шутка про лекарства была глупостью.

– А! Не бери в голову. Проехали, – небрежно бросила девушка, даже не взглянув на меня.

Лишь подобие победной улыбки промелькнуло, как мне показалось, на её выразительном симпатичном лице. Мы шли быстрым шагом, причём она не отставала от меня, продолжая рассказывать. Заскочив в ЦУМ[12 - ЦУМ – Центральный Универсальный Магазин. Крупнейший универмаг в Ростове-на-Дону в описываемый период времени. – (Прим. Авт.)] через узкую боковую дверь, я почувствовал, что вспотел. Оксана крепко держала меня за руку, словно боясь потеряться в толпах покупателей, осаждавших пропитанные тяжелым ароматом из смеси запахов одеколонов, духов, лосьонов прилавки с парфюмерией. Мы пробрались в центральный зал универмага, заставленный черно-белыми телевизорами на ножках, не менее громоздкими проигрывателями грампластинок, среди которых случайными айсбергами возвышались холодильники. Протиснувшись между штабелями громадных коробок с некогда дефицитными и дико дорогими цветными телевизорами «Электрон», мы выбрались к небольшой витрине у южного выхода с батарейками, фонариками, кассетами, портативными магнитофонами «Весна» и «Спутник», и автомагнитолами «Урал». Оксана заняла очередь в кассу, а я стал рассматривать большую рекламную фотографию, на которой женщина в белом теннисном костюме стоит у вишнёвой ВАЗовской «девятки» на фоне гор и держит на вытянутой руке живого сокола. Картинка притягивала взгляд. Но необычность её я понял не сразу. То, на что фотограф стремился обратить внимание зрителя – автомашина новой модели – выглядела диким, инородным пятном, закрывающим часть пейзажа нетронутой природы.

– Удивительно безвкусная реклама, – услышал я голос Оксаны.

Она стояла за моей спиной, рассматривая то же, что и я. В руке картонная коробка с дюжиной тонких батареек.

– Это на всю поездку. Для плеера, – словно оправдываясь, пояснила она.

– Отлично! – одобрил я, подумав, что вряд ли она успеет разрядить из этого запаса даже треть, ибо невозможно одновременно разговаривать и слушать музыку. – Давай зайдём в отдел «Фото», я плёнки куплю.

– Хорошо, пошли. Я сама фотографировать не люблю, но с удовольствием посмотрю твои снимки, когда вернёмся.

Фасад здания ЦУМа вдоль Проспекта как бы пропускал сквозь себя улицу Шаумяна. Ещё совсем недавно через арку здания проезжали машины. Но городские власти отремонтировали тротуар, положив вместо асфальта тротуарную плитку, и загородили выезд металлическим ограждением с узким проходом для пешеходов. Мы вышли на Проспект, чтобы перейти в южный зал универмага. Оксана по инерции поднялась по лестнице и обернулась лишь на верхней ступеньке в поисках меня или кого-то, кто открыл бы ей тугую стеклянную дверь. Я же невольно остановился на тротуаре. У стены в инвалидном кресле сидел молодой парень без ног. Рукава его камуфляжной куртки с гвардейским значком и скромной орденской планкой, были закатаны по локоть, обнажая внушительные мускулы и страшную, похожую на клешню раздвоенную культю левой руки, обтянутую красноватой кожей. Глаза прикрывали непроницаемо тёмные очки. Его губы тронула улыбка, когда, повернув голову, он увидел Оксану, растерянно стоявшую посреди толпы, стремящейся попасть в универмаг. Правой рукой с татуировкой эмблемы ВДВ парень поправил голубой берет, залихватски прикрывавший правое ухо и часть лица со следами ожогов. Девушка смотрела на него во все глаза. Инвалид снова посмотрел на меня.

– Иди к ней! – вдруг произнёс он. – А то, девушку уведу у тебя.

Голос его звучал глухо, как бы с присвистом из горла. Я смутился, не зная, что ответить. Почувствовал, что не могу пошевелиться, а внутри разливается мерзкий страх. В памяти всплыли обрывки разговоров о покалеченных солдатах, вернувшихся с войны в Афганистане и воспоминания из детства о встреченном у Центрального рынка инвалиде без ног, что передвигался на деревянной тележке, отталкиваясь от асфальта деревяшками, зажатыми в заскорузлых кулаках. Тот тоже был одет в выбеленную солнцем гимнастёрку времён Великой Отечественной войны, на которой при каждом движении позвякивали две потемневшие от времени медали.

– Вы… десантник? – наконец произнёс я дрогнувшим голосом.

– Не дрожи ты так, парень! – подбодрил он меня. – Сейчас уже не страшно. Война далеко. Да, десантник.

– Из Афгана? – еле изрёк я ещё один вопрос, стараясь неотрывно смотреть ему в стёкла очков, чтобы не видеть израненное тело.

– Угадал. А ты в школе учишься?

– Да, в восьмом классе, – ответил я, чувствуя, как проходит шок от первого впечатления.

– Я тоже учился… в восьмом. А, потом в военное училище поступил…. А как её зовут? – кивнул он в сторону спускающейся к нам Чаренцевой.

– Оксана, – снова односложно ответил я.

– Серьёзно? – как будто удивился он. – А тебя?

– Влад.

– А я, Толик, – громче, чем нужно представился парень в расчёте на то, что услышит и спустившаяся с лестницы одноклассница.

Девушка действительно услышала, подошла вплотную, взяв меня за руку, и с опаской поглядывала то на меня, то на десантника.

– Здравствуйте! – Наконец вымолвила она, пристально рассматривая парня, и я почувствовал, как крепко сжала мне локоть, должно быть, рассмотрев его руку.

Толик, тем временем, ловко всем телом развернулся в кресле, выудил из сумки, висящей за спинкой, гвоздику на длинной ножке и со всей возможной галантностью вручил растерявшейся Чаренцевой.

– Это тебе, Оксана! – улыбнулся он ей.

Улыбка получилась странной, кривой, потому что обожжённая часть лица при этом оставалась неподвижной.

Она неуверенно взяла цветок, автоматически поднесла его к носу и застенчиво улыбнулась.

– Спасибо! – Еле слышно поблагодарила всегда такая смелая, одноклассница, краснея от смущения.

– И вам спасибо, ребята!

– За что? – удивлённо спросили мы почти хором.

Десантник вместо ответа долго вглядывался в наши лица.

– Оксан, слушай, если вы с другом сейчас же не обниметесь, я уведу тебя у него, а потом женюсь, – подзадорил он её сипловатым голосом.

Фраза мне не понравилась своей фамильярностью, но я не мог сделать замечание старшему человеку, да ещё инвалиду. Стоял, как истукан, не зная, как реагировать. Девушка же, ни с того ни с сего, повернулась и, глядя мне в глаза, обхватила руками за шею и притянула к себе так, что наши лица соприкоснулись. Я автоматически шевельнул головой, поцеловав её в щёку, чтобы избежать поцелуя в губы. Манёвр удался, тем не менее, мозг пронзила досада на своё безволие, а тело охватило какое-то оцепенение, которое никак не удавалось с себя стряхнуть.

– Вот теперь молодцы, молодёжь! – обрадовался десантник. – Не зря воевал. Значит, жизнь продолжается. Мирного вам неба, ребята!

– Спасибо! – автоматически пробормотали мы снова хором.

– И Вам мира. Выздоравливайте! – Добавила Оксана и, словно спохватившись, суетливо вытащила из сумочки кошелёк и спросила. – Может нужно помочь? На продукты…

На мгновение лицо парня застыло, как маска. Но он быстро взял себя в руки.

– Оксана, ты явно смелее своего кавалера, – сказал он, серьёзным тоном. – Спасибо! Но у меня всё в порядке.

– Но ведь, Вы не можете работать, а пенсия…, – попробовала настоять одноклассница.

– Ошибаешься, – перебил её Анатолий, – я зарабатываю деньги, …на заводе.

– …?

– Да, на конвейере собираю электромоторы. Вот этими руками управляю станком-автоматом.

Тут он поднял культю и продемонстрировал, что может шевелить раздельно обтянутыми кожей лучевой и локтевой костями, как будто двумя пальцами. Комок подступил к горлу, когда я попробовал представить себе, как можно двигать лучевой или локтевой костью руки, даже если они обросли кожей, а Оксана вдруг наклонилась и, осторожно обхватив пальцами культю, легонько пожала её, улыбнувшись инвалиду. Изуродованное лицо Толика застыло, ещё больше напомнив гримасу, но почти сразу снова ожило.

– Не стоит! – сказал он тихо и опустил голову.

– Мне сейчас показалось, что я Вас давно знаю. Спасибо, Анатолий, – ответила девушка, – за Ваш подвиг на войне и за мир для всех нас!

Парень с минуту неподвижно сидел в своём кресле. Когда он снова посмотрел на нас, лицо его было спокойным, и улыбка играла на губах.

– Пора вам, ребята, – сказал он и добавил: – Смотри, парень, если будешь таким робким, уведу у тебя Оксанку и женюсь. Как пить дать, женюсь.

Поднимаясь по лестнице, девушка всё время оглядывалась. Перед дверью универмага мы ещё раз посмотрели вниз. Десантник поднял правую руку к берету и резко отвёл вперёд и вверх, салютуя нам. Некоторое время мы с одноклассницей молча пробирались к прилавку с фототоварами. Пока я покупал фотоплёнки и фотокассеты, чтобы дома подготовить всё для быстрой перезарядки фотоаппарата, девушка бродила между рядами пианино, рассеянно нажимая на клавиши и извлекая из инструментов грустные протяжные ноты. Продавщица, направившаяся было к ней, чтобы одёрнуть расшалившуюся школьницу, увидела что-то в её глазах, сменила траекторию, ретировавшись за прилавок. Разговаривать не хотелось. Мы поднялись на второй этаж на антикварном лифте с коваными раздвижными решетками вместо внутренних дверей, прошли через отделы с одеждой и спустились по широкой каменной лестнице, оказавшись снова в северном крыле универмага. Вышли из магазина и молча, побрели обратно по улице Фридриха, а я гадал, как долго Оксана сможет идти рядом, не произнося ни слова. Как ни странно, первым тишину прервал я сам:

– Оксан. Хочешь, провожу тебя домой? – задал вопрос только чтобы не молчать.

Девушка с досадой и недоумением посмотрела на меня, должно быть, гадая, какую ещё шутку я придумал. Ответила ещё через квартал.

– А, ведь он совсем молодой. И тут с ним такое…! Что…? А, да. Спасибо! Ты и так меня провожаешь.

– Прости, меня интуиция подводит. Не помню, где ты живёшь… – попробовал пошутить я.

– Пушкинская – Университетский, – бросила, словно адрес таксисту, одноклассница, снова замыкаясь.

– Почему-то, так и подумал…, – рассеянно пробормотал я. И добавил: – Но, мне кажется, этот парень в чём-то счастливый человек. Он стал героем на настоящей войне, возможно, кого-то спасал от смерти. Ему есть чем гордиться, что вспомнить в жизни.

– Он… мужественный. Улыбается, а ему больно! Всё время больно, представляешь? Больно и одиноко…! Я почувствовала, когда прикоснулась к его… руке.

Девушка остановила меня, упёршись двумя руками в плечи, и посмотрела в глаза. Холодок пробежал по спине, когда я увидел слёзы на глазах у всегда весёлой и слегка циничной Оксаны.

– Он терпел, но не отдёрнул руку потому, что нуждался в этом прикосновении. Все шарахаются от него, как от чудовища. А он ведь, такой же, как мы! Ты представляешь, как это – чувствовать себя изгоем среди своих, за которых он отдал здоровье и готов был отдать жизнь? – продолжала она, уже не стесняясь своих слёз. – Он уже никогда, слышишь – НИКОГДА не станет таким, как люди вокруг! Его никогда по-настоящему не полюбит девушка. Потому что, зачем ей такой муж, который не может не только её обнять, повести на дискотеку, работать, но даже сам за собой убрать. Разве что, из сострадания какая-нибудь бабушка станет за ним ухаживать, вспомнив свою военную юность, когда в госпиталях для инвалидов без рук, ног, глаз, которым не судьба уже никогда выйти оттуда, лечила их, мыла, кормила, читала им книжки вслух. А поцеловала тебя я только, чтобы ему сделать хоть что-то приятное. Не подумай, не клеюсь я к тебе. Стоял, как истукан. Хоть что-то бы сказал, чтобы как-то поддержать парня. И вообще, пошёл ты со своим… «провожу»!

Она резко развернулась и пошла прочь, резко вытирая лицо рукавом куртки. Я стоял, не пытаясь даже пошевелиться. Казалось, что вокруг образовался вакуум. Все мышцы свело от напряжения. Стоял, смотрел ей в след, автоматически отмечая, что, даже расстроившись, девушка не утратила своей грациозной как у гимнастки осанки и элегантности. Когда яркая курточка уже перестала мелькать между спинами спешащих по делам горожан, я снова начал слышать звуки и понимать, что мешаю другим людям идти. А также, что веду себя не по-мужски. Я побежал вперёд в надежде догнать одноклассницу. Свернув на проспект Соколова, я словно на зачёте по физкультуре преодолел триста метров до следующей улицы и вдруг снова увидел её, поднимающуюся по лестнице к входу расположенного в высоком цоколе кирпичного четырёхэтажного жилого дома «Протезно-ортопедического комбината». Перед дверью она остановилась, неуверенно оглянувшись. Увидев меня, махнула рукой, приглашая подойти. Красивое лицо светилось решимостью, а румянец от недавних слёз только подчёркивал самобытность девушки.

– Помоги открыть дверь, – попросила она, как ни в чём не бывало, когда я взлетел по лестнице, оказавшись рядом менее чем через секунду. – Идиоты! Хоть бы подумали, как инвалидам сюда заходить!

Действительно, местами осыпавшаяся кирпичная лестница с проржавевшими перилами оставляла немногим людям с ограниченными возможностями передвижения шанс попасть в учреждение, чтобы получить жизненно важное для них оборудование или протезы. Высокая двустворчатая деревянная дверь, покрытая старой, местами отшелушившейся краской, со скрипом распахнулась, выпуская пожилого гражданина на костылях. Мы с ним с трудом разминулись на узкой площадке, и я придержал перед девушкой готовую захлопнуться створку, снабжённую изнутри мощной пружиной. Зайдя в помещение, мало чем отличающееся от регистратуры обычной больницы, мы с Оксаной почувствовали острый запах медикаментов, кожи и хлорки. Женщина в синем халате возила шваброй по протёртому до дыр линолеуму на полу, едва не задевая тряпкой ноги стоящих и сидящих тут же на медицинских кушетках посетителей. Одноклассница остановилась, внимательно изучая висевшее на стене расписание работы кабинетов врачей-травматологов, хирургов и ортопедов. Я в некотором недоумении тоже стал рассматривать информацию на многочисленных досках и стендах, окружающих одинокое окошко регистратуры, перед которым стояли несколько человек. На всякий случай, тоже стал в очередь за женщиной в длинном плаще и вязаной шапочке. Из её сумочки торчала тетрадь внушительной толщины с пачкой рентгеновских снимков и кучей подклеенных закладок и пожелтевших листочков. Оксана подошла ко мне, когда женщина растерянно забирала свою тетрадку из узкого окошка, одновременно что-то объясняя санитарке про своего мужа, который сидит на улице в инвалидном кресле и не может подняться, чтобы сдать документы лично. Задав несколько вопросов в освободившееся окно, девушка потащила меня за собой в один из кабинетов и, проигнорировав недовольные возгласы сидящих в очереди, буквально влетела внутрь. Сидевшая за столом женщина в медицинском халате даже привстала со стула.

– Людмила Юрьевна, нам нужны протезы руки и ног для молодого человека, – без предисловий начала девушка.

Женщина недоумённо оглядела меня. На лице её застыл немой вопрос, а Оксана продолжила: