Полное собрание стихотворений

«Улица, улица…»

Улица, улица…Тени беззвучно спешащихТело продать,И забвенье купить,И опять погрузитьсяВ сонное озеро города – зимнего холода.Спите. Забудьте слова лучезарных.О, если б не было в окнахСветов мерцающих!Штор и пунцовых цветочков!Лиц, наклоненных над скудной работой!Всё тихо.Луна поднялась.И облачных перьев рядыРазбежались далёко.

Январь 1905

Болотные чертенятки

А. М. Ремизову

Я прогнал тебя кнутомВ полдень сквозь кусты,Чтоб дождаться здесь вдвоемТихой пустоты.Вот – сидим с тобой на мхуПосреди болот.Третий – месяц наверху —Искривил свой рот.Я, как ты, дитя дубрав,Лик мой также стерт.Тише вод и ниже трав —Захудалый черт.На дурацком колпакеБубенец разлук.За плечами – вдалеке —Сеть речных излук…И сидим мы, дурачки, —Нежить, немочь вод.Зеленеют колпачкиЗадом наперед.Зачумленный сон воды,Ржавчина волны…Мы – забытые следыЧьей-то глубины…

Январь 1905

«Я живу в отдаленном скиту…»

Я живу в отдаленном скитуВ дни, когда опадают листы.Выхожу – и стою на мосту,И смотрю на речные цветы.Вот – предчувствие белой зимы:Тишина колокольных высот…Та, что нынче читала псалмы, —Та монахиня, верно, умрет.Безначально свободная ширь,Слишком радостной вестью дыша,Подошла – и покрыла Псалтирь,И в страницах осталась душа.Как свеча, догорала она,Вкруг лица улыбалась печаль.Долетали слова от окна,Но сквозила за окнами даль…Уплывали два белых цветка —Эта легкая матовость рук…Мне прозрачная дева близкаВ золотистую осень разлук…Но живу я в далеком скитуИ не знаю для счастья границ.Тишиной провожаю мечту.И мечта воздвигает Царицу.

Январь 1905

Повесть

Г. Чулкову

В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,Темный профиль женщины наклонился вниз.Серые прохожие усердно проносилиГруз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.Прямо перед окнами – светлый и упорный —Каждому прохожему бросал лучи фонарь.И в дождливой сети – не белой, не черной —Каждый скрывался – не молод и не стар.Были как виденья неживой столицы —Случайно, нечаянно вступающие в луч.Исчезали спины, возникали лица,Робкие, покорные унынью низких туч.И – нежданно резко – раздались проклятья,Будто рассекая полосу дождя:С головой открытой – кто-то в красном платьеПоднимал на воздух малое дитя…Светлый и упорный, луч упал бессменный —И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,Бешено ударилась головой о стену,С криком исступленья, уронив ребенка в ночь…И столпились серые виденья мокрой скуки.Кто-то громко ахал, качая головой.А она лежала на спине, раскинув руки,В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.Но из глаз открытых – взор упорно-дерзкийВсё искал кого-то в верхних этажах…И нашел – и встретился в окне у занавескиС взором темной женщины в узорных кружевах.Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,И мгновенье длилось… Улица ждала…Но через мгновенье наверху упали шторы,А внизу – в глазах открытых – сила умерла.Умерла – и вновь в дождливой сети тонкойЗычные, нестройные звучали голоса.Кто-то поднял на руки кричащего ребенкаИ, крестясь, украдкой утирал глаза…Но вверху сомнительно молчали стекла окон.Плотно-белый занавес пустел в сетях дождяКто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.Уходил тихонько. И плакал, уходя.

Январь 1905

Твари весенние

(Из альбома «Kindisch…»[11] Т. Н. Гиппиус)

Золотисты лица купальниц.Их стебель влажен.Это вышли молчальницыПоступью важнойВ лесные душистые скважины.Там, где проталины,Молчать повелено,И весной непомерной взлелеяныПоседелых туманов развалины.Окрестности мхами завалены.Волосы ночи натянуты туго на срубыИ пни.Мы в листве и в тениИздали начинаем вникать в отдаленные грубыПриближаются новые дни.Но пока мы одни,И молчаливо открыты бескровные губыЧуда! о, чуда!Тихонько дымПоднимается с пруда…Мы еще помолчим.Утро сонной тропою пустило стрелу,Но одна – на руке, опрокинутой в высь,Ладонью в стволистую мглу —Светляка подняла… Оглянись:Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?Нет, светись,Светлячок, молчаливой понятный!Кусочек света,Клочочек рассвета…Будет вам день беззакатный!С ночкой вы не радели —Вот и всё ушло…Ночку вы не жалели —И становится слишком светло.Будете маяться, каяться,И кусаться, и лаяться,Вы, зеленые, крепкие, малые,Твари милые, небывалые.Туман клубится, проноситсяПо седым прудам.Скоро каждый чертик запроситсяКо Святым Местам.

19 февраля 1905

«Иду – и всё мимолетно…»

Иду – и всё мимолетно.Вечереет – и газ зажгли.Музыка ведет бесповоротно,Куда глядят глаза мои.Они глядят в подворотни,Где шарманщик вздыхал над тенью своей.Не встречу ли оборотня?Не увижу ли красной подруги моей?Смотрю и смотрю внимательно,Может быть, слишком упорно еще…И – внезапно – тенью гадательной —Вольная дева в огненном плаще!..В огненном! Выйди за поворот:На глазах твоих повязка лежит еще…И она тебя кольцом неразлучным сожметВ змеином логовище.

9 марта 1905

Песенка

Она поет в печной трубе.Ее веселый голос тонок.Мгла опочила на тебе.За дверью плачет твой ребенок.Весна, весна! Как воздух пуст!Как вечер непомерно скуден!Вон – тощей вербы голый куст —Унылый призрак долгих буден.Вот вечер кутает окноСплошными белыми тенями.Мое лицо освещеноТвоими страшными глазами.Но не боюсь смотреть в упор,В душе – бездумность и беспечность!Там – вихрем разметен костер,Но искры улетели в вечность…Глаза горят, как две свечи.О чем она тоскует звонко?Поймем. Не то пронзят ребенкаБезумных глаз твоих мечи.

9 апреля 1905

Легенда

Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли? —Весна плыла высоко в синеве.На глухую улицу в полночь вышлиВеселые девушки. Было – две.Но Третий за ними – за ними следомМелькал, неслышный, в луче фонаря.Он был неведом… одной неведом:Ей казалось… казалось, близка заря.Но синей и синее полночь мерцала,Тая, млея, сгорая полношумной весной.И одна сказала… «Ты слышишь? – сказала. —О, как страшно, подруга… быть с тобой»И была эта девушка в белом… в белом,А другая – в черном… Твоя ли дочь?И одна – дрожала слабеньким телом,А другая – смеялась, бежала в ночь…Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься!Другая, смеясь, убежала прочь…И на улице мертвой, пустынной остались.Остались… Третий, она и ночь.Но, казалось, близко… Казалось, близкоТрепетно бродит, чуть белеет заря…Но синий полог упал так низкоИ задернул последний свет фонаря.Был синий полог. Был сумрак долог.И ночь прошла мимо них, пьяна.И когда в траве заблестел осколок,Она осталась совсем одна.И первых лучей протянулись нити,И слабые руки схватили нить…Но уж город, гудя чредою событий,Где-то там, далеко, начал жить…Был любовный напиток – в красной пачкекредитокИ заря испугалась. Но рукою СудьбыКто-то городу дал непомерный избыток,И отравленной пыли полетели столбы.Подходили соседи и шептались докучно.Дымно-сизый старик оперся на костыль —И кругом стало душно… А в полях однозвучноХохотал Невидимка – и разбрасывал пыльВ этом огненном смерче обняла она крепчеПыльно-грязной земли раскаленную печь…Боже правый! Соделай, чтобы твердь стала легче!Отврати твой разящий и карающий меч!И откликнулось небо: среди пыли и давкиПоявился архангел с убеленной рукой:Всем казалось – он вышел из маленькой лавки,И казалось, что был он – перепачкан мукой…Но уж твердь разрывало. И земля отдыхала.под дождем умолкала песня дальних колес…И толпа грохотала. И гроза хохотала.Ангел белую девушку в дом свой унес.

5 апреля 1905

«Ты в поля отошла без возврата…»

Ты в поля отошла без возврата.Да святится Имя Твое!Снова красные копья закатаПротянули ко мне острие.Лишь к Твоей золотой свирелиВ черный день устами прильну.Если все мольбы отзвенели,Угнетенный, в поле усну.Ты пройдешь в золотой порфире —Уж не мне глаза разомкнуть.Дай вздохнуть в этом сонном мире,Целовать излучённый путь…О, исторгни ржавую душу!Со святыми меня упокой,Ты, Держащая море и сушуНеподвижно тонкой Рукой!

16 апреля 1905

«Я вам поведал неземное…»

Я вам поведал неземное.Я всё сковал в воздушной мгле.В ладье – топор. В мечте – герои.Так я причаливал к земле.Скамья ладьи красна от кровиМоей растерзанной мечты,Но в каждом доме, в каждом кровеИщу отважной красоты.Я вижу: ваши девы слепы,У юношей безогнен взор.Назад! Во мглу! В глухие склепы'Вам нужен бич, а не топор!И скоро я расстанусь с вами,И вы увидите меняВон там, за дымными горами,Летящим в облаке огня!

16 апреля 1905

Невидимка

Веселье в ночном кабаке.Над городом синяя дымка.Под красной зарей вдалекеГуляет в полях Невидимка.Танцует над топью болот,Кольцом окружающих домы,Протяжно зовет и поетНа голос, на голос знакомый.Вам сладко вздыхать о любви,Слепые, продажные твари?Кто небо запачкал в крови?Кто вывесил красный фонарик?И воет, как брошенный пес,Мяучит, как сладкая кошка,Пучки вечереющих розШвыряет блудницам в окошко..И ломится в черный притонВатага веселых и пьяных,И каждый во мглу увлеченТолпой проституток румяных…В тени гробовой фонари,Смолкает над городом грохот…На красной полоске зариБеззвучный качается хохот…Вечерняя надпись пьянаНад дверью, отворенной в лавку..Вмешалась в безумную давкуС расплеснутой чашей винаНа Звере Багряном – Жена.

16 апреля 1905

Болотный попик

На весенней проталинкеЗа вечерней молитвою – маленькийПопик болотный виднеется.Ветхая ряска над кочкойЧернеетсяЧуть заметною точкой.И в безбурности зорь красноватыхНе видать чертенят бесноватых,Но вечерняя прелестьУвила вкруг него свои тонкие руки.Предзакатные звуки,Легкий шелест.Тихонько он молится,Улыбается, клонится,Приподняв свою шляпу.И лягушке хромой, ковыляющей,Травой исцеляющейПеревяжет болящую лапу.Перекрестит и пустит гулять:«Вот, ступай в родимую гать.Душа моя радаВсякому гадуИ всякому зверюИ о всякой вере».И тихонько молится,Приподняв свою шляпу,За стебель, что клонится,За больную звериную лапу,И за римского папу.Не бойся пучины тряской —Спасет тебя черная ряска.

17 апреля 1905

«На весеннем пути в теремок…»

На весеннем пути в теремокПерелетный вспорхнул ветерок,Прозвенел золотой голосок.Постояла она у крыльца,Поискала дверного кольца,И поднять на посмела лица.И ушла в синеватую даль,Где дымилась весенняя таль,Где кружилась над лесом печальТам – в березовом дальнем кругу —Старикашка сгибал из березы дугуИ приметил ее на лугу.Закричал и запрыгал на пне:«Ты, красавица, верно, ко мне'Стосковалась в своей тишине!»За корявые пальцы взялась,С бородою зеленой сплеласьИ с туманом лесным подняласьТак тоскуют они об одном,Так летают они вечерком,Так венчалась весна с колдуном.

24 апреля 1905

«Вот на тучах пожелтелых…»

Вот на тучах пожелтелыхОтблеск матовой свечи.Пробежали в космах белыхЧерной ночи трубачи.Пронеслась, бесшумно рея,Птицы траурной фата.В глуби меркнущей аллеиЗароилась чернота.Разметались в тучах пятна,Заломились руки Дня.Бездыханный, необъятныйИстлевает без огня.Кто там встанет с мертвым глазомИ серебряным мечом?Невидимкам черномазымКто там будет трубачом?

28 мая 1905

Война

Вот поднялась. В железных лапахВизжит кровавой смерти весть.В горах, в долинах, на этапахЩетиной заметалась месть.Не в силах мстительная гордостьПротивостать тому кольцу,Чьи равнодушие и твердостьВстречают смерть лицом к лицу.И вот в парах и тучах тучных,Гремя вблизи, свистя вдали,Она краями крыльев звучныхПускает ко дну корабли.Но в воплях исполинской бури,В мечте бойца, в его крови,Одушевительница фурий —Она вздыхает о Любви.

28 мая 1905

Влюбленность

Королевна жила на высокой горе,И над башней дымились прозрачные сны облаков.Темный рыцарь в тяжелой кольчугешептал о любви на заре,В те часы, когда Рейн выступал из своих береговНад зелеными рвами текла, розовея, весна.Непомерность ждала в синевах отдаленной черты.И влюбленность звала – не дала отойти от окна,Не смотреть в роковые черты,оторваться от светлой мечты«Подними эту розу», – шепнула – и ветер донесТишину улетающих лат, бездыханный ответ.«В синем утреннем небе найдешь Купинурасцветающих роз», —Он шепнул, и сверкнул, и взлетел,и она полетела вослед.И за облаком плыло и пело мерцание тьмы,И влюбленность в погоне забыла, забыла свой щит.И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы —На воздушном пути королевна полет свой стремитУж в стремнинах туман, и рога созывают стада,И заветная мгла протянула плащи и скрестила мечи,И вечернюю грусть тишиной отражает вода,И над лесом погасли лучи.Не смолкает вдали властелинов борьба,Распри дедов над ширью земель.Но различна Судьба: здесь – мечтанье раба,Там – воздушной Влюбленности хмель.И в воздушный покров улетела на зовНавсегда… О, Влюбленность! Ты строже Судьбы!Повелительней древних законов отцов!Слаще звука военной трубы!

3 июня 1905

«Она веселой невестой была…»

Она веселой невестой была.Но смерть пришла. Она умерла.И старая мать погребла ее тут.Но церковь упала в зацветший пруд.Над зыбью самых глубоких местПлывет один неподвижный крест.Миновали сотни и сотни лет,А в старом доме юности нет.И в доме, уставшем юности ждать,Одна осталась старая мать.Старуха вдевает нити в иглу.Тени нитей дрожат на светлом полу.Тихо, как будет. Светло, как было.И счет годин старуха забыла.Как мир, стара, как лунь, седа.Никогда не умрет, никогда, никогда…А вдоль комодов, вдоль старых креселМушиный танец всё так же весел,И красные нити лежат на полу,И мышь щекочет обои в углу.В зеркальной глуби – еще покойС такой же старухой, как лунь, седой.И те же нити, и те же мыши,И тот же образ смотрит из ниши —В окладе темном – темней пруда,Со взором скромным – всегда, всегда…Давно потухший взгляд безучастный,Клубок из нитей веселый, красный…И глубже, и глубже покоев ряд,И в окна смотрит всё тот же сад,Зеленый, как мир; высокий, как ночь,Нежный, как отошедшая дочь…«Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.Дай мне спокойно умереть».

3 июня 1905 (1915)

«Полюби эту вечность болот:…»

Полюби эту вечность болот:Никогда не иссякнет их мощь.Этот злак, что сгорел, – не умрет.Этот куст – без истления – тощ.Эти ржавые кочки и пниЗнают твой отдыхающий плен.Неизменно предвечны они, —Ты пред Вечностью полон измен.Одинокая участь светла.Безначальная доля свята.Это Вечность Сама снизошлаИ навеки замкнула уста.

Июнь 1905

«Белый конь чуть ступает усталой ногой…»

Белый конь чуть ступает усталой ногой,Где бескрайная зыбь залегла.Мне болотная схима – желанный покой,Будь ночлегом, зеленая мгла!Алой ленты Твоей надо мной полоса,Бьется в ноги коня змеевик,На горе безмятежно поют голоса,Всё о том, как закат Твой велик.Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом,С палачом раскаленной земли.Но сквозь ели прощальный Твой луч мнезнаком?Тишина Твоя дремлет вдали.Я с Тобой – навсегда, не уйду никогда,И осеннюю волю отдам.В этих впадинах тихая дремлет вода,Запирая ворота безумным ключам.О, Владычица дней! алой лентой ТвоейОкружила Ты бледно-лазоревый свод!Знаю, ведаю ласку Подруги моей —Старину озаренных болот.

Июнь 1905, Новоселки

«Болото – глубокая впадина…»

Болото – глубокая впадинаОгромного ока земли.Он плакал так долго,Что в слезах изошло его окоИ чахлой травой поросло.Но сквозь травы и злакиИ белый пух смежённых ресниц —Пробегает зеленая искра,Чтобы снова погаснуть в болоте.И тогда говорят в деревняхНеизвестно откуда пришедшиеКолдуны и косматые ведьмы:«Это шутит над вами болото.Это манит вас темная сила».И когда они так говорят,Старики осеняются знаменьем крестным,Пожилые – смеются,А у девушек – ясно видныЗа плечами белые крылья.

Июнь 1905

«Не строй жилищ у речных излучин…»

Г. Чулкову

Не строй жилищ у речных излучин,Где шумной жизни заметен рост.Поверь, конец всегда однозвучен,Никому не понятен и торжественно прост.Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,И душой одинокой ему покорись.Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,Где душа твоя просит, там молись.Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,Ты прими его просто, будто видел во сне,И молчи без конца, чтоб никто не заметил,Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.И никто не узнает, о чем молчанье,И о чем спокойных дум простота.Да. Она придет. Забелеет сиянье.Без вины прижмет к устам уста.

Июнь 1905

«Потеха! Рокочет труба…»

Потеха! Рокочет труба,Кривляются белые рожи,И видит на флаге прохожийОгромную надпись: «Судьба».Палатка. Разбросаны карты.Гадалка, смуглее июльского дня,Бормочет, монетой звеня,Слова слаще звуков Моцарта.Кругом – возрастающий крик,Свистки и нечистые речи,И ярмарки гулу – далечеВ полях отвечает зеленый двойник.В палатке всё шепчет и шепчет,И скоро сливаются звуки,И быстрые смуглые рукиВпиваются крепче и крепче…Гаданье! Мгновенье! Мечта!..И, быстро поднявшись, презрительным жестомВстряхнула одеждой над проклятым местом;Гадает… и шепчут уста.И вновь завывает труба,И в памяти пыльной взвиваются речи,И руки… и плечи…И быстрая надпись: «Судьба»!

Июль 1905

Старушка и чертенята

Григорию Е

Побывала старушка у ТроицыИ всё дальше идет, на восток.Вот сидит возле белой околицы,Обвевает ее вечерок.Собрались чертенята и карлики,Только диву даются в кустахНа костыль, на мешок, на сухарики,На усталые ноги в лаптях.«Эта странница, верно, не рада нам —Приложилась к мощам – и свята;Надышалась божественным ладаном,Чтобы видеть Святые Места.Чтоб идти ей тропинками злачными,На зеленую травку присесть…Чтоб высоко над елями мрачнымиПронеслась золотистая весть…»И мохнатые, малые каются,Умиленно глядят на костыль,Униженно в траве кувыркаются,Поднимают копытцами пыль:«Ты прости нас, старушка ты божия,Не бери нас в Святые Места!Мы и здесь лобызаем подножияСвоего, полевого Христа.Занимаются села пожарами,Грозовая над нами весна,Но за майскими тонкими чарамиЗатлевает и нам Купина…»

Июль 1905

У моря

Стоит полукруг зари.Скоро солнце совсем уйдет.– Смотри, папа, смотри,Какой к нам корабль плывет!– Ах, дочка, лучше бы намУйти от берега прочь…Смотри; он несет по волнамНам светлым – темную ночь…– Нет, папа, взгляни разок,Какой на нем пестрый флаг!Ах, как его голос высок!Ах, как освещен маяк!– Дочка, то сирена поет.Берегись, пойдем-ка домой…Смотри: уж туман ползет:Корабль стал совсем голубой…Но дочка плачет навзрыд,Глубь морская ее манит,И хочет пуститься вплавь,Чтобы сон обратился в явь.

Июль 1905

Балаганчик

Вот открыт балаганчикДля веселых и славных детей,Смотрят девочка и мальчикНа дам, королей и чертей.И звучит эта адская музыка,Завывает унылый смычок.Страшный черт ухватил карапузика,И стекает клюквенный сок.

Мальчик

Он спасется от черного гневаМановением белой руки.Посмотри: огонькиПриближаются слева…Видишь факелы? видишь дымки?Это, верно, сама королева…

Девочка

Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?Это – адская свита…Королева – та ходит средь белого дня,Вся гирляндами роз перевита,И шлейф ее носит, мечами звеня,Вздыхающих рыцарей свита.Вдруг паяц перегнулся за рампуИ кричит: «Помогите!Истекаю я клюквенным соком!Забинтован тряпицей!На голове моей – картонный шлем!А в руке – деревянный меч!»Заплакали девочка и мальчик,И закрылся веселый балаганчик

Июль 1905

Поэт

Сидят у окошка с папой.Над берегом вьются галки.– Дождик, дождик! Скорей закапай!У меня есть зонтик на палке!– Там весна. А ты – зимняя пленница,Бедная девочка в розовом капоре…Видишь, море за окнами пенится?Полетим с тобой, девочка, за море.– А за морем есть мама?– Нет.– А где мама?– Умерла.– Что это значит?– Это значит: вон идет глупый поэт:Он вечно о чем-то плачет.– О чем?– О розовом капоре.– Так у него нет мамы?– Есть. Только ему нипочем:Ему хочется за море,Где живет Прекрасная Дама.– А эта Дама – добрая?– Да.– Так зачем же она не приходит?– Она не придет никогда:Она не ездит на пароходе.Подошла ночка,Кончился разговор папы с дочкой.

Июль 1905

Моей матери

Тихо. И будет всё тише.Флаг бесполезный опущен.Только флюгарка на крышеСладко поет о грядущем.Ветром в полнебе раскинут,Дымом и солнцем взволнован,Бедный петух очарован,В синюю глубь опрокинут.В круге окна слуховогоЛик мой, как нимбом, украшен.Профиль лица восковогоПравилен, прост и нестрашен.Смолы пахучие жарки,Дали извечно туманны…Сладки мне песни флюгарки:Пой, петушок оловянный!

Июль 1905

«Старость мертвая бродит вокруг…»

Старость мертвая бродит вокруг,В зеленях утонула дорожка.Я пилю наверху полукруг —Я пилю слуховое окошко.Чую дали – и капли смолыПроступают в сосновые жилки.Прорываются визги пилы,И летят золотые опилки.Вот последний свистящий раскол —И дощечка летит в неизвестность…В остром запахе тающих смолПодо мной распахнулась окрестность..Всё закатное небо – в дреме,Удлиняются дольние тени,И на розовой гаснет кормеУплывающий кормщик весенний…Вот – мы с ним уплываем во тьму,И корабль исчезает летучий…Вот и кормщик – звездою падучей —До свиданья!… летит за корму…

Июль 1905

«В туманах, над сверканьем рос…»

В туманах, над сверканьем рос,Безжалостный, святой и мудрый,Я в старом парке дедов рос,И солнце золотило кудри.Не погасал лесной пожар,Но, гарью солнечной влекомый,Стрелой бросался я в угар,Целуя воздух незнакомый.И проходили сонмы лиц,Всегда чужих и вечно взрослых,Но я любил взлетанье птиц,И лодку, и на лодке весла.Я уплывал один в затонБездонной заводи и мутной,Где утлый остров окруженСтеною ельника уютной.И там в развесистую ельЯ доску клал и с нею реял,И таяла моя качель,И сонный ветер тихо веял.И было как на Рождестве,Когда игра давалась даром,А жизнь всходила синим паромК сусально-звездной синеве.

Июль 1905

Осенняя воля

Выхожу я в путь, открытый взорам,Ветер гнет упругие кусты,Битый камень лег по косогорам,Желтой глины скудные пласты.Разгулялась осень в мокрых долах,Обнажила кладбища земли,Но густых рябин в проезжих селахКрасный цвет зареет издали.Вот оно, мое веселье, пляшетИ звенит, звенит, в кустах пропав!И вдали, вдали призывно машетТвой узорный, твой цветной рукав.Кто взманил меня на путь знакомый,Усмехнулся мне в окно тюрьмы?Или – каменным путем влекомыйНищий, распевающий псалмы?Нет, иду я в путь никем не званый,И земля да будет мне легка!Буду слушать голос Руси пьяной,Отдыхать под крышей кабака.Запою ли про свою удачу,Как я молодость сгубил в хмелю…Над печалью нив твоих заплачу,Твой простор навеки полюблю…Много нас – свободных, юных, статныхУмирает, не любя…Приюти ты в далях необъятных!Как и жить и плакать без тебя!

Июль 1905

Рогачевское шоссе

«Не мани меня ты, воля…»

Не мани меня ты, воля,Не зови в поля!Пировать нам вместе, что ли,Матушка-земля ?Кудри ветром растрепалаТы издалека,Но меня благословлялаБелая рука…Я крестом касался персти,Целовал твой прах,Нам не жить с тобою вместеВ радостных полях!Лишь на миг в воздушном миреОглянусь, взгляну,Как земля в зеленом пиреПразднует весну, —И пойду путем-дорогой,Тягостным путем —Жить с моей душой убогойНищим бедняком.

Июль 1905

«Утихает светлый ветер…»

Утихает светлый ветер,Наступает серый вечер,Ворон канул на сосну,Тронул сонную струну.В стороне чужой и темнойКак ты вспомнить обо мне?О моей любови скромнойЗакручинишься ль во сне?Пусть душа твоя мгновенна —Над тобою неизменнаГордость юная твоя,Верность женская моя.Не гони летящий мимоПризрак легкий и простой,Если будешь, мой любимый,Счастлив с девушкой другой…Ну, так с богом! Вечер близок,Быстрый лет касаток низок,Надвигается гроза,Ночь глядит в твои глаза.

21 августа 1905

«Оставь меня в моей дали…»

Оставь меня в моей дали.Я неизменен. Я невинен.Но темный берег так пустынен,А в море ходят корабли.Порою близок парус встречный,И зажигается мечта;И вот – над ширью бесконечнойДуша чудесным занята.Но даль пустынна и спокойна —И я всё тот же – у руля,И я пою, всё так же стройно,Мечту родного корабля.Оставь же парус воли бурнойЧужой, а не твоей судьбе:Еще не раз в тиши лазурнойЯ буду плакать о тебе.

Август 1905

«Осень поздняя. Небо открытое…»

Осень поздняя. Небо открытое,И леса сквозят тишиной.Прилегла на берег размытыйГолова русалки больной.Низко ходят туманные полосы,Пронизали тень камыша.На зеленые длинные волосыУпадают листы, шурша.И опушками отдаленнымиМесяц ходит с легким хрустом и глядит,Но, запутана узлами зелеными,Не дышит она и не спит.Бездыханный покой очарован.Несказанная боль улеглась.И над миром, холодом скован,Пролился звонко-синий час.

Август 1905

«Девушка пела в церковном хоре…»

Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.Так пел ее голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели.И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у Царских Врат,Причастный Тайнам, – плакал ребенокО том, что никто не придет назад.

Август 1905