Тайна Моники Джонс

Спонсоры и ученые выбрали место, отдаленное от других городов, с небольшим населением, чтобы там без ведома жителей играть с их разумом. Эмброуз оказался идеальным местом: к нам ведет одна дорога, которую в случае чрезвычайной ситуации с легкостью можно ликвидировать, при этом вести учет прибывших и покинувших Эмброуз паромом проще простого. В густом лесу построить шахты – испарения лабораторий будут туманом сочиться в город. Так и сделали. Нежеланного свидетеля убрали, проект переименовали в «Красный маяк» и приступили к работе.

Чтобы все разузнать в деталях, папе понадобился не один год. Он, как и другие талантливые ученые Эмброуза, присоединился к эксперименту непосредственно после его переезда сюда, в 1996-м. Тогда политика проекта жестко изменилась. Никто из тех, кто вел проект еще в Сиэтле, не хотел терять такое удобное место, как наш город, поэтому появились правила: никого из местных не похищать, поддерживать бизнес вишневого ликера – счастливые люди на редкость невнимательны. При малейшем вреде (в их понимании) менять тактику. На таких условиях ученые продолжили работу.

Химики и биологи, проявляя фантазию, варили, как у них говорилось, «зелья», испарения которых, не отличающиеся от тумана, пускали в город. Отдельно для всех участников проекта были изобретены таблетки, они дарили иммунитет от любого рода «зелий» и их паров. А за эмброузовцами наблюдали.

Результаты не заставили себя ждать. Людям внушали мысли, дарили возможность их читать. Туман заставлял их видеть то, чего нет на самом деле, и не замечать очевидного. После того, как испытуемые начали предугадывать некоторые события, пригласили физиков и начали разрабатывать идею машины времени.

Что страдало больше всего в Эмброузе – так это погода. Испарения из лабораторий обрекли теплый город на постоянные дожди, сиреневые закаты. Луна сквозь невидимую дымку становилась синей, а в полнолуние – красной. Холод, бесконечный туман – так Эмброуз стал таким, каким его знаем мы. Но разве такая мелочь станет препятствием на пути у ученых, преследующих свои великие цели?

Тут в истории «Красного маяка» и появляется мой папа. Для физика путешествия во времени как конфета для ребенка, ты не устоишь, не откажешься. Неограниченный бюджет, ресурсы как с другой планеты, полная свобода действий – это ли не научный рай на земле?

Анна запнулась и с трудом подняла на меня взгляд глубоких синих глаз.

– Элисон, помнишь наш разговор в «Бетти Буп», когда я рассказала тебе, что последняя папина рукопись слишком странная? Тогда я едва не обиделась на тебя, заподозрив, что ты считаешь, будто разум моего отца пострадал от болезни. Так вот, прочитав следующее, я должна признать, твои слова не лишены логики. Папа утверждает: путешествия во времени – это не квантовая физика, а химия.

– Чушь, – выпалила Кэтрин, тут же виновато прикрыв ладонью рот, – прости.

– Я понимаю, – надтреснутым голосом сказала Анна, – но это то, к чему пришел проект «Красный маяк».

Космос с его кротовыми норами нередко представляется той самой машиной времени, детали которой просто еще не полностью изучены или не до конца поняты. Ученые же «Красного маяка» изобрели машину времени в шахтах Изумрудного леса. Но это была командная робота: химики создали вещество, поместили его в капсулу, разбив которую в специальном помещении, построенном по схеме физиков, можно отправиться как в прошлое, так и в будущее. Это событие грозило перевернуть мир с ног на голову, как в переносном, так и в буквальном смысле.

Двое проверенных людей стали первыми путешественниками во времени, а главное событие маячило впереди. Вы только представьте, что почувствовали физики, когда узнали, что время можно подчинить?

К слову, спонсоры после предоставленных результатов не стали пользоваться ими бездумно. Их главной целью была безграничная власть, деньги, а что, как не время, могло это так гарантировать? Однако не все было гладко…

Путешествия во времени каким-то образом воздействовали на природу – чем больше скачков совершалось, тем вероятнее становилась угроза, что планету разорвет на мелкие кусочки. Такой мир не устраивал никого, поэтому, создав учет важных событий, ученые пытались следить за их исполнением, так как боялись, что еще одно путешествие во времени убьет все что можно. А проект закрыли, и в 1998 году «Красный маяк» канул в небытие. Испарения и по сей день сочатся из шахт, вся земля Эмброуза пропитана ими. Папа уволился из школы, начал писать книги, храня свой самый важный секрет, которым не поделился с «Красным маяком».

– О чем же он умолчал?

Анна понурила голову.

– Я не знаю. Папа написал, что понял одну истину и остался в проекте с целью следить, чтобы до этого, не дай бог, не додумались все остальные. Всю правду он написал и отправил по почте человеку, который в свое время будет нуждаться в ней больше всех. И вышел из игры.

Но остались люди, следящие за порядком во Времени, те самые двое путешественников. Их называют Человек без лица и Фантом – это девушка.

– Наш Бежевый плащ со своей подружкой.

– Именно. Многочисленные путешествия во времени странно на них повлияли. Да, у Бежевого плаща есть имя, Дейв или Келвин, да и лицо имеется. Но Время сделало его как будто невидимым – вы не сможете его описать или вспомнить, даже проговорив с ним с глазу на глаз целый день. С девушкой дела обстоят даже интереснее: она может выдать себя за кого угодно и находиться среди нас, не вызывая ни малейших подозрений. Она может БЫТЬ каждой из нас. Поэтому ее и прозвали – Фантом. Со временем ее навыки стали убывать, и притворяться кем-то она может недолго.

На самом деле не было двух сторон последователей «Красного маяка», тех, кто пытался возобновить проект и мешавших этому. Есть только те, кто следит, чтобы было так, как тому суждено по их велению. И раз уж Эмброуз сотрясается от неожиданных смертей, значит, что-то пошло не так, а эти люди пытаются все скрыть. Ведь лишнее внимание к городу только позволит вылезти тому, что было похоронено. Список Человека без лица не пополняется просто так.

– Список? – Моника нахмурила брови. – А тут давай-ка поподробнее.

– У Бежевого плаща есть список людей, которые должны умереть. Если твое имя в этом списке, то для тебя уже нет никаких альтернатив, только гибель. Тетрадь смерти Эмброуза.

– Конверт О’Нилов, – я в нетерпении начала объяснять свои мысли, непривычно много жестикулируя, – там сказано, что Брайана нет в списках за 2002-й. Он жив. А «французы» с Эмбер мертвы. Что, если их имена в этих списках присутствуют?

– Скорее всего так и есть, – Моника нервно откинула назад черные волосы, – но мы узнали, что интересующая родителей Брайана дата – это день, когда случился тот пожар в Эмброузе. Тогда в больнице вместе с О’Нилом лежали мамы «французов». Эмбер родилась только спустя два года. По какому принципу Человек без лица выбирает жертв? Может, в Эмброузе просто появился какой-то маньяк? А все это выдумки? Прости, Анна, но верить всему на слово… Да, в таком случае это много что объясняет, правда, уж в слишком эксцентричной манере.

Анна, хитро улыбнувшись, достала какую-то сложенную бумагу.

– А вот поэтому я прогуляла школу. Согласна, верить всему на слово не стоит, к тому же это было написано человеком на последней стадии рака, перед смертью. Я не буду публиковать «Наследие Эмброуза» по двум соображениям. Оно не пойдет на пользу папиной книге, учитывая серьезность науки. Плюс, если все изложенное им правда, то очень рискованно давать неизвестным людям понять, что мы слишком много знаем. Читатели посмакуют написанное и забудут об этом, а я столкнусь с последствиями.

Анна начала заламывать руки, явно стараясь не сказать что-то еще, но не смогла совладать с собой:

– Знаете, а ведь люди проекта могли управлять погодой, играть разумом людей, укрощать само Время. Что им стоило сделать так, чтобы человек, который слишком много знает и является писателем, внезапно заболел? Например, раком?..

– Думаешь, они его убили?

Анна кивнула, пряча глаза.

– И все же нам нужны более веские доказательства.

– Возможно, мы сможем их достать, – Анна торопливо зашелестела той частью рукописи, которой не суждено увидеть мир, – в конце папа написал: «Вечные вопросы всегда будут пополнять копилку сокровищ». Все бы ничего, но я решила проверить нашу с ним личную копилку. Там, когда я была маленькой, мы прятали от пиратов, скелетов, мамы, инопланетян и зомби то, что считали своим тайным сокровищем. Это половица в углу его кабинета, куда перед смертью папа поставил ящик. Мама все еще хранит его вещи на своих местах, только вытирает в кабинете пыль и моет там полы. Сегодня я отодвинула тот ящик и вот что нашла под половицей…

Дрожащими от возбуждения руками Анна аккуратно разложила перед нами свернутую бумагу, обращаясь с ней как с хрусталем.

– Карта. Карта шахт. Все они залиты бетоном, но одну комнату внутри них сохранили, и мы сможем туда попасть, воспользовавшись папиной подсказкой.

Кэтрин приглушенно пискнула, мы с Моникой ахнули.

– Это карта поможет нам понять, где правда, а где вымысел. От того, что узнаем, будем отталкиваться, чтобы решить, что делать дальше. – Анна ликовала, ее лицо сияло в предвкушении тайн.

– Как нам туда пробраться? В саму комнату? Там же должен быть какой-то пароль или что-то подобное, – ошарашенно рассматривая карту, пролепетала Моника.

– На обратной стороне карты папа написал: «Наблюдай внимательно за природой, и ты будешь все понимать намного лучше». Цитата Эйнштейна. Наверняка подсказка, говорить прямо он остерегался.

– Наблюдать за природой Эмброуза, что ли? Эдак мы вообще не продвинемся дальше.

– «Чтобы выиграть, прежде всего нужно играть». Я чувствую, ответ сам ждет нас возле шахт.

– И как давно ты все знала? – со смесью возмущения и восторга спросила Кэтрин.

– Я должна была сто раз перепроверить, а завтра собиралась вас убеждать в здравомыслии отца. Как бы вы его ни любили, поверить всему вот так, на слово, трудно. И тут сегодня я нахожу эту карту и понимаю: время пришло.

– Когда отправляемся? – Кэтрин вскочила с кровати, демонстрируя готовность.

Анна легонько засмеялась, порываясь ей ответить, но внезапный звонок ее телефона заставил вздрогнуть: мы будто забыли о мире вокруг нас.

– Да. Привет.

Улыбка на лице Анны стала натянутой, потом и вовсе стерлась с лица. В глубине синих глаз менялась целая палитра эмоций – от непонимания до всепоглощающего страха, который, казалось, парализовал ее тело.

– Зачем? А может…

Губы Анны посинели, она отодвинула телефон от уха и посмотрела на него так, будто ей звонили с того света. Мы услышали короткие гудки, Моника выхватила мобильник, проверив входящий:

– Неизвестный номер. Анна, кто это был?

– Эмбер.

Мы с Моникой тревожно переглянулись, а Кэтрин тут же агрессивно выпалила:

– Что ты несешь?

Анна, так и застывшая в нелепой позе, резко стряхнула с себя оцепенение:

– Это она, Эмбер! Ее голос, интонация!

Моника с жалостью посмотрела на нее, в то время как лицо Кэтрин выражало отвращение в самом чистом его виде.

– Ты же понимаешь, это невозможно. – Я спокойно придвинулась к Анне. – Эмбер умерла, ее убили.

– Ты не слышала ее голос…

– Господи! – Кэтрин внезапно поменялась в лице, в панике обводя нас глазами. – А что, если это подружка Человека без лица, девушка Фантом?

– Глупости, – зло фыркнула Анна, с негодованием посмотрев на Кэтрин, – та девушка может играться с нашим зрением, показывая то, что хочет, а не со слухом, притворяясь человеком, которого мы похоронили месяц назад.

– Есть столько программ для изменения голоса!

Мысленно я согласилась с Кэтрин, но решила спросить по существу:

– Чего она хотела?

Анна повернулась ко мне.

– Чтобы я вышла к ней за угол дома напротив, поговорить.

– Ладно, пошли, – Моника встала, нагнулась за своей кожанкой.

– Нет. Она хочет, чтобы я пошла одна.

Мне в голову пришла мысль, я тут же решила ее проверить. Встала, подошла к окну, завороженно посмотрела на улицу. Угол дома напротив находился совсем рядом, метрах в двадцати от нас, при этом тонул в густом тумане, люди становились призраками, исчезая в белой тьме. Эмброуз их словно поглощал, не собираясь возвращать назад.

– Ты туда не пойдешь, – громко отчеканила Моника прямо над моим ухом, она тоже пришла к такому же выводу: если убитая девушка просит о встрече в тумане, жди беды. – Мы тебя потеряем из виду, стоит тебе лишь перейти дорогу. Это ловушка.

Анна с невозмутимым видом накинула на себя легкий светлый кардиган и сказала:

– Если мы хотим узнать, что с нами происходит, нужно рисковать. Ждите меня дома. Не приду через десять минут – берите вилы, лопаты, все, что будет под рукой, и идите за тот угол.

Моника собиралась было возразить, но я положила руку ей на плечо.

– Это не изменит ее решение, ты ведь знаешь.

Надув губы, она кивнула. Мы втроем открыли окно, выглядывая Анну. В поле нашего зрения, спустившись и выйдя из дому, она появилась через минуту – шла, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Прижавшись к подоконнику, мы напряженно за ней следили. Не успела Анна сделать двух шагов через дорогу, как будто из воздуха появился ржавый пикап, он на адской скорости, раздирая в клочья туман, несся прямо на нее. Секунда-другая – и Анна словно тряпичная кукла отлетела на землю под наше окно. Пикап, приехавший ниоткуда и умчавший в никуда, только зловеще мигнул фарами.

Время на мгновение остановилось, когда мы смотрели на Анну, бьющуюся в агонии. Из-под светлой головы расползалась бордовая лужа крови.

– О господи, – прошептала Моника и, развернувшись, побежала на улицу, мы с Кэтрин за ней.

– Не трогайте ее! – заорала Кэтрин сквозь слезы, когда мы присели возле Анны. – У нее наверняка поломаны кости, можете сделать только хуже!

Глаза Анны закатились, она пару раз дернулась и затихла.

Дальнейшее напоминало оживший кошмар, когда самый страшный сон вдруг стал явью. Мы вызвали скорую, позвонили миссис Ньютон и уже через десять минут были в больнице. Анну отвезли в операционную, мы ждали каких-либо новостей в компании шерифа Хоука. Врач, не мешкая, вышел сообщить, что Анна впала в кому. Миссис Ньютон горько заплакала у Моники на плече, Кэтрин больно вцепилась мне в руку.

Так нас стало трое.

* * *

Я стояла над раковиной, припечатав ладони к прохладной поверхности кафеля на стене, опустив голову и зажмурив глаза. Душевная боль была такой, будто я проглотила бритвенно-острое лезвие, которое полосовало меня изнутри, с особым рвением кромсая еще свежие раны после смерти Эмбер и «французов». Как так получилось, что всего за месяц моя жизнь развалилась, как карточный домик?

Я подняла голову и взглянула в зеркало – влажные волосы спутались, лицо землистое, тусклые глаза смотрят из-под припухших век, на дрожащих губах бледный шрам выделяется отчетливей обычного. Внезапно перед мысленным взором встало красивое лицо Эмбер, зелено-голубые глаза которой смотрят в пустоту, а шея неестественно вывернута. Мгновенье спустя вместо него возникло задорное лицо Алекса, его карие глаза смеялись так, как неспособны ничьи другие. Милый задумчивый Питер, счастливо подмигивающий Фред, робко улыбающийся Дэвид и непривычно молчаливая Анна, можно было подумать, что она спит, но вязкая бордовая кровь, вытекающая из ее затылка, не позволяла обмануться. Я ощутила знакомый металлический запах, и перед моими глазами появилась красная пелена, мешая ясно видеть этот калейдоскоп смерти.

В дверь уборной громко и требовательно постучали. Моника, без вариантов.

– Элисон, я понимаю, ты хочешь побыть одна, но тебя уже хватились наши родители, так и до шерифа Хоука дойдет.

Даже не попытавшись привести себя в порядок, я, нетвердо ступая, открыла ей дверь. Огромные карие глаза грустно оглядели меня с ног до головы, Моника зашла и мягко, но крепко взяла меня за запястье, одновременно закрывая за собой дверь. Подвела к умывальнику, собрала в горсть мои волосы и, придерживая их, включила холодную воду.

– Давай сюда, вот так вот, – Моника осторожно принялась меня умывать, смешивая воду со слезами. – Что это за запах?

– Меня стошнило, – хрипло ответила я, не сумев скрыть укор, но относилось это и к моей маме тоже. Они заставили меня поесть, хотя я противилась, зная наперед, что мой организм такого не оценит. Теперь сама мысль о еде вызывала дурноту, я пришла туда, откуда вернулась после смерти «французов», – к непроизвольной голодовке.

– Сегодня мы втроем ночуем у меня дома, от нас уже ничего не требуется. – Моника вытирала мое лицо сухими салфетками, заботливо держа за подбородок. – Мистер и миссис Сандерс поменяли график, чтобы взять Анну под свою опеку, а наши мамы пока останутся здесь.

Я судорожно вздохнула. Шерифу Хоуку пришлось соврать. Наша версия гласит, что мы переходили дорогу, когда случилось то, что случилось.

Не отпуская мое запястье, Моника открыла дверь уборной и решительно направилась в палату к Анне, я же тоскливо плелась следом за ней.

Анна лежала на высоко взбитых белоснежных подушках, светлые ресницы слабо подрагивали на закрытых веках. Кислородная маска, катетер в худой руке, многочисленные пищащие аппараты у кровати – все это казалось картонной постановкой серого сна. А вот вид за окном был как никогда живым – краски осени переливались от медового до огненного, лиловые тучи на своде небес в сгущающихся сумерках выглядели мистически маняще.

Кэтрин при виде нас тихо затараторила:

– Скоро миссис Ньютон поедет домой собирать необходимые в больницу вещи, а потом завезет нас домой к Монике. Это уникальная возможность забрать из комнаты Анны флешку с рукописью и спрятать их. Она не хотела, чтобы ее кто-то читал кроме нас, наша обязанность проследить, чтобы так оно и было. К тому же нам нужна карта шахт.

– Я заберу, – мужественно расправила плечи Моника, – скажу миссис Ньютон, что оставила в комнате наверху кошелек.

Поправив одеяло Анны, мы еще посидели возле нее, каждая глубоко в своих мыслях. Тишина в палате давила на разум, но нарушать ее было как-то неправильно.

Уже в машине, пока миссис Нельсон договаривала с врачами, Кэтрин повернулась ко мне с переднего сиденья.

– Элисон, прости, но что с твоей мамой?

Переспрашивать я не стала, так как сама задалась этим вопросом, когда ее увидела. Мама выглядела осунувшейся, в черном спортивном костюме было особенно видно, как она похудела за последний месяц. Густые черные волосы потускнели, а затравленный взгляд пугал мучительной безысходностью. Увидев нас, мама едва сдержала слезы, а когда миссис Джонс отмахнулась от Моники, ее взгляд запылал такой ненавистью, что я отступила на шаг назад. Утопая в своих горьких событиях, я не придавала изменениям в облике мамы должного внимания. Поклявшись, что в свете последних событий я буду смотреть за всеми, а особенно за мамой и девочками, в оба, я сосредоточилась на своих пальцах – принялась сдирать кожу вокруг ногтей.

– Я не знаю. Мама стала намного жестче, чем когда-либо прежде. Хотя в то же время часто выглядит просто растерянной.

Моника хотела что-то добавить, но в машину села безучастная миссис Ньютон. Мы замолчали.

– Я вам так и не сказала спасибо, девочки, – надломленным голосом произнесла мама Анны, вцепившись в руль так, что костяшки пальцев побелели. – Спасибо, что так быстро на все отреагировали. Теперь у Анны есть шанс. Небольшой, но все же… надеюсь, вы будете ее проведывать.

– Конечно, миссис Ньютон! – горячо подалась вперед Моника. – Вы всегда можете на нас рассчитывать!

Миссис Ньютон горько улыбнулась, после чего мы выехали с парковки больницы.

Всю дорогу до дома Анны меня мутило. Веки предательски тяжелели, иногда я теряла связь с реальностью, так как все помню обрывками, только сильнее запахивала школьный бомбер, пытаясь слиться с ним и не чувствовать холода. Внезапный хлопок заставил вздрогнуть и немного прийти в себя – это была Моника, она раздраженно всплеснула руками, вспомнив, что оставила у Анны в комнате кошелек, когда миссис Ньютон припарковалась. Чтобы не терять время, нас оставили в машине, а Моника, незаметно кивнув, пошла с миссис Ньютон.

Кэтрин снова повернулась ко мне, впиваясь своими зелеными глазами, они казались едва ли не прозрачными. Маленький курносый носик осень покрыла милыми веснушками, щеки были важно надуты, а тонкие губы плотно сжаты. Кэтрин напоминала фею, которую мог бы нарисовать Дисней. Проблема в том, что ее инфантильная внешность часто не дает понять, какие чувства она испытывает в определенные моменты. Вот и сейчас я могла только догадываться, что же творится в ее голове.

– Сейчас я не хочу разговаривать об Анне.

– Ммм… хорошо, – выдавила я из себя.

– Единственное, что скажу, частью рассказ Анны немного разочаровывает, правда? Я имею в виду, сколько их, всевозможных вариантов путешествия во времени! А из всего этого правдой оказались каменные шахты маленького городка, где химикаты поместили в капсулы и начали надругательство над Временем и историей. Никаких парадоксов, только мертвые формулы физиков. Я хочу, чтобы отец Анны оказался обыкновенным безумцем, иначе неужели все великие загадки Вселенной такие пресные? Но, оглядываясь назад, понимаю, жертвами Эмброуза ведь не просто так оказались наши близкие, кто либо много знал, либо наломал дров…

Я вяло провела рукой по лицу.

– Знаешь, а мне всегда казалось, если мы влезем в какую-то историю, то именно Анна выберется из нее живой и невредимой. И вот сейчас… Эмбер с «французами» мертвы, Анна в коме, а мы обсуждаем путешествия во времени как нечто обыденное… с ума сойти можно.

Миссис Ньютон и Моника управились довольно быстро, вернувшись минут через десять. Машина тронулась с места, мы с девочками переглянулись, но что-либо сказать не решились, только с немым вопросом посмотрели на Монику, она же бескровными губами прошептала:

– Они пропали. Бумаги, флешка и карта.

Я устало откинулась на сиденье машины, с трудом подавляя стон. Предсказуемо? Вполне. Но сути не меняет. Важную часть рукописи украли, это сделали либо Человек без лица и девушка Фантом, чтобы мы не обнаружили шахты, либо тот, кому найти их так же важно, вот только играет он сам за себя.

За окном ветер остервенело рвал малиновые листья с деревьев, словно поддерживая поднимающееся во мне возмущение. Я тихо фыркнула, со злостью подумав, что, может, исчезнувшая карта – это плохо, но не смертельно.

На бледно-лиловом небе начали загораться первые звезды, когда мы приехали к дому Моники. Обняв миссис Ньютон и заверив ее, что завтра сразу после обеда мы наведаемся к Анне, которая может уже очнуться, мы зашли в дом. В светлой гостиной горел камин, трещали обугленные поленья. Мистер Джонс в широких очках разгадывал кроссворд, в комнате пахло чаем с ромашкой. Махнув отцу в знак приветствия, Моника потащила нас за собой, мы с Кэтрин вежливо поздоровались, стараясь не отставать от нее.

– Элисон, – услышала я, с нескрываемым удивлением поворачиваясь к мистеру Джонсу, – давно ты к нам не заходила.

Я смущенно отвела глаза, провожая взглядом девочек, поднимающихся на второй этаж, и неосознанно прикоснулась к подвеске на шее в виде стрекозы из белого золота – подарок Моники на пятнадцатый день рождения, деньги на который она наверняка копила чуть ли не целый учебный год.

– Понимаю, – мистер Джонс успокаивающе склонил голову, когда я, набравшись смелости для ответа, открыла рот, – даже наша дочь редко бывает дома, все уроки да музыкальная школа.

Он с улыбкой пожал плечами, а я только сейчас заметила – все его волосы тронула седина, что, собственно, не удивительно, ведь в следующем году мистеру Джонсу исполнится шестьдесят.

– Как твоя мама? – внезапно спросил он.

Я вспомнила ее осунувшееся лицо и рассеянный взгляд.

– Нормально. Устает на работе, но держится. Знаете, какое сейчас время… беспокойное.

– Конечно, – мистер Джонс уставился на пламя в камине, кажется, забыв о моем присутствии.

Переминаясь с ноги на ногу, я неуверенно сказала:

– Что ж… я пойду… спасибо, что разрешили остаться у вас.

Мистер Джонс кивнул, добавив напоследок:

– Там в холодильнике вишневая кола… помню, как ты ее любишь.

Благодарно улыбнувшись, я вышла из гостиной, подозревая, что о любви Моники к горячему шоколаду он не догадывается.

Лестница из красного дерева с резными перилами вела наверх в комнату Моники. Я медленно поднималась по широким ступенькам, задаваясь вопросами, ответов на которые у меня не было. Взгляд наткнулся на ступни в мягких пушистых тапочках, я подняла голову и увидела Кэтрин, чьи платиновые волосы буквально светились в сумеречном пролете лестницы.

– Как там Моника?

– Если без матов – сидит, молчит. Я шла за тобой.

С обреченным вздохом я взяла Кэтрин под руку, преодолевая последние ступеньки вместе с ней.