скачать книгу бесплатно
Хранящие в сердце тьму,
Полную чашу отравы
Преподнесли ему.*
Сказали ему: „Проклятый,
Пей, осуши до дна…
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!» (автор известен)
Бес в шеломе произнёс:
– Надо же, помнишь… – чем себя безусловно выдал.
Он (как конкретный человек) – не мог бы знать поэзии молодого Джугашвили. Что ведомо бесам, ведомо только Богу.
– А зачем ты мне зачитал свой приказ?
Тогда Верховный в точности привёл неизвестные ему слова великого поэта Юнны Мориц (о которой он тоже не мог знать – а ведь она прокомментировала выложенный мною в соцсети текст приказа): «Всё повторяется в зеркале Истории, в тех же ритмах, с теми же интонациями.»
Ремарка: Сталин мог бы и не знать такого поэта, но Юнна Мориц – небезызвестная Богу; Верховный сейчас – десница Создателя.
Привёл – не бесу, но – и самому себе, и – небесам: получилось – молча.
Призраки сгрудились у постели Верховного. Внешне – их было совсем немного; внутренне – было их видимо-невидимо: и вот здесь они (как у Волги когда-то) – проиграли! Сталин был уверен в невидимом.
Сталин – посмотрел. Казалось, бесы (физически) наваливались на него. А он (метафизически) был готов пройти меж них.
А они были готовы лишь усиливать навал.
– И здесь ты прав, – сказал бес в шеломе. – Раз в сто лет мир наш сатанизма собирается и идёт уничтожать ваш III Рим. История эта повторяется и повторяется: как раз сейчас, например.
Бес (всею костью своей) ухмыльнулся:
– Стало быть, ты не-до-победил нас; но ты и вовсе не можешь победить: вот такое орудие против тебя у меня есть. Неопровержимый довод против самого твоего бытия. Мне всего лишь следует убедить тебя, что тебя вовсе нет, что ты – даже не кровавая и героическая нелепица, заступившая путь самой Неизбежности: превращению человечества в сборище гомункулов той или иной оскоплённой культуры; что на самом-то деле тебя вовсе не было! Даже и не могло быть. Это такая «культура отмены», знаешь ли.
Здесь бес (всею костью своей) сделал гримаску, спохватившись: много изречённых слов. Побеждать надо правдой.
Разве что Верховный – грузин, отождествивший себя со Святой Русью; так не пора ли (по фарисейски) побить его камнями?
Сталин молчал.
Спасение человечества русскими
Не постигнуть смыслами узкими.
Только вёсла пообломаешь,
Проходя между альф с омегами.
Человечек, ты сам знаешь,
Как не просто тебя спасти,
А чтоб стал ты себе по росту.
Мне тогда с тобой по пути (когда – не о вчерашнем снеге).
И тогда я, словно кузнечик,
Перепрыгну в старую гамму.
Снова наши альфу с омегой проиграю как до-ре-си.
Человечность опять признаю сохранённою на Руси.
А потом перейду к Московии.
И закончу своей Империей,
Царством Божьим СССР!
Только-только мы осознали, что доподлинное потеряли.
Привожу себя как пример -
Что спасаем душою русской!
Как бы не был я оглушаем хороводом моих потерь.
Но – прозрения (не)изрекаемые и традиции (не)нарушаемые.
А ревнуя за человечество – это как перед женщиной дверь
Придержать, пропустив вперёд.
Так из мёртвой жизни в живую
Всяк в иголье ушко пройдёт.
Сталин молчал. Слова были бес-смысленны: любой смысл можно переврать, если нет точки отсчёта: только Дело. С большой буквицы. Которому предшествует Слово. Тоже с большой буквицы.
На этом молчании эпизод запугивания бесами Иосифа Джугашвили (Сталина – чудесного грузина) можно считать оконченным: бесам некуда было отступать, но и Сталину отступать было – как под Сталинградом: за Волгой земли не было, только небо.
Стало быть (обладая послезнанием) – Сталин начинал побеждать. Это было как добавление необходимого (души) к достаточному (телу): как во День Со-творения: вдунул душу живую.
Поэтому Сталин не говорил за Господа. Господь всё определил сам.
С ним самим – обстояло как с апостолом Петром (трижды отрекавшимся, как известно), успешно покинувшим Рим посреди гонений… И внезапно вернувшимся, назвавшимся солдатам и распятым вверх ногами: не беги впереди Бога!
Имеющий душу да услышит.
Не беги впереди Бога.
Вместе с Богом сам упади,
Поднимись и отправься ввысь.
Упади и отправься в ад.
Вместе с Богом приди назад
На крыле Его, на земле.
Не беги впереди Бога.
Ухвати за уши дорогу
И на холке её скачи.
У меня есть одни ключи
От всего! И от них ручьи.
И от них мои речи Вести.
И от них мои сроки вечности.
В них истоки бесстрашной личности.
«Подобно тому, как душа носит тело свое, так Бог носит всю вселенную, все миры, будучи необъемлем ими; душа наполняет все тело, – и Дух Господень исполни вселенную [Прем. 1, 7]; только душа ограничивается телом, хотя и несовершенно, потому что может носиться везде; а Дух Господень не ограничивается миром и не заключается в мире, как в теле.» (игумен Никон Воробьёв)
Потому – Иосиф Виссарионович Сталин, сын сапожника, был человек более чем верующий: он доказал свою веру Делом.
Другое дело: его Крест мне (честно скажу) – не по силам.
Я представил себе, что сейчас, когда весь мир собрался мою страну нивелировать до собрания разномастный корпускул, и вновь вся надежда на решения Верховного, на героизм и умение российского воина и на самоотверженность тружеников тыла, я самолично стал свидетелем беседы другого Верховного со всем синодиком призраков погубленных им людей, и невинных, и супротивников.
Разумеется, это была аллюзия на картину Михаила Клодта «Иван Грозный и тени его жертв».
Иосиф Виссарионович Сталин находился на своей даче. Была ли эта дача подмосковной (Ближней – в Кунцево), или же находилась она (находила себя) на Черноморском побережье, именуясь Холодная речка (в 15 километрах от Гагр), или даже какая-нибудь ещё; не суть важно! Великий поэт-фронтовик сталинско-советской эпохи Борис Слуцкий уже написал (если смотреть на него – из моего будущего): все мы ходили под Богом. У Бога под самым боком.
Иосиф Виссарионович Сталин, сын сапожника.
По аналогии с картиной Клодта Иосиф Сталин (под натиском приступивших к нему бесов) – прижался спиной к стене; само собой, на этой стене никаких образов быть не могло: святители земли Русской не вставали стеной за ним!
Казалось бы, не вставали.
Тогда что ему оставалось? Ничего кроме, как оттолкнуться от стены левой рукой и перекреститься правой. Это всё – при условии, что – «по официальной версии, еще в 6-летнем возрасте Сосо Джугашвили попал под фаэтон и получил травму левой руки и ноги. Эту историю он сам поведал жене Надежде Аллилуевой, а потом и кремлевским врачам. В его истории болезни записано: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим нагноением в области локтевого сустава».
При этом он спускает босые ноги в кальсонах с лавки и делает шаг прямо в гущу призраков.
И попадает в своё детство.
В котором детстве (если действительно впасть в детство) он перестаёт вести себя как гоголевский Хома Брут, огородившийся слабеньким кругом от сбежавшейся со всей округи нечисти; напротив – становится собой: как отрок Иисус, разговаривавший с книжниками и учителями, дививившимися его невесть откуда взявшейся образованности.
Чтобы одолеть подступивших к нему врагов, Сталин впал в детство.
Станьте как дети и наследуете Царство Небесное! Мы с тобой, читатель, обладаем некоторым послезнанием. Поэтому – уверены в невидимом: Сталин – сокрушительно победит (себя самого) и сокрушительно проиграет (себе самому).
Зато теперь стало ясно, почему Верховный именно так отнёсся к попытке издать книгу о его детстве:
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.
Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ – говорят эсеры. Народ делает героев – отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Советую сжечь книжку» (Иосиф Сталин)
Сталин делает шаг. Верховный вступает в гущу своих смертных грехов. Те (поначалу) – отпрянули, потом вновь приступили:
– Сжечь? Сжечь книжку от твоём даже не героическом, а именно что титаническом детстве? Шалишь! – воскликнул череп в шеломе.
Сталин не ответил. Сталин стал жечь.
«Я не такой, как все» – твержу
Я то отчётливей, то глуше.
Я и пред Господом скажу:
«Я не такой, как все. Я – хуже». (Поэт Николай Зиновьев)
Этих стихов «из будущего» поэт Джугашвили (чудесный грузин) тоже не мог знать. Имеет ли это слово «знать» хоть какое-то значение – кроме одного: любой человек – знатен? Если он знает своё место в мироздании.
Осознаю ли я своё место в миропорядке? Что выше права (данного Адаму и Еве) называть вещи по имени? Достаточен ли я, чтобы совершать необходимое? Добавлять душу Слова к глине Тела…
– Богохульник! – крикнул бы мне череп в шеломе. – Ты ставишь себя вровень с Творцом Вселенной. Тебя можно и должно побить камнями.
Напомню: Иосифа Ужасного он уже назвал христопродавцем.
Если бы весь сонм бесов, сгрудившихся на картине Клодта, обладал хоть какой-то реальной плотью, Иоаннна Васильевича IV (Грозного) обязательно бы по фарисейски побили каменьями.
А так Иосиф Сталин оттолкнулся своей сухой рукой от несуществующей (в его реальности) стены с образами и встал с постели.
