скачать книгу бесплатно
Они выпили вина перед пылающим очагом, затем перешли к обеденному столу, накрытому в той же комнате. Шура больше не стеснялась, она уже привыкла к этим людям. Во время ужина они ближе узнали друг друга. Шура рассказала им о Кисловодске, о своей семье и жизни там. Она чувствовала себя спокойнее, когда рассказывала о себе. Вино лилось рекой. Она не могла соревноваться с другими, но от двух бокалов, которые она выпила, у нее сильно шумело в голове. Дом ее семьи в Кисловодске, ее мать, братья, сестры, отец в госпитале и даже Валентина казались чем-то далеким.
После ужина все перешли в музыкальную комнату. По обеим сторонам камина напротив друг друга стояли два высоких дивана, покрытые темно-красным бархатом. На столике красного дерева посередине комнаты стоял серебряный самовар. Запах свежезаваренного чая заполнил комнату. Татьяна наполнила фарфоровые чашки, села за пианино и начала играть «Половецкие пляски» из «Князя Игоря». Жестокий бой между татарским ханом Кончаком и князем Игорем, песчаные бури Азии и северных степей, восточная чувственность красавиц, пытавшихся соблазнить Игоря, варварская ярость конного боя заполнили комнату. Когда Татьяна закончила играть, все захлопали. Шура была восхищена. Джелиль улыбался:
– Вы знаете, что Татя играет так же хорошо, как танцует?
Они сердечно рассмеялись. Теперь Татьяна играла «Чепчик», веселую народную песню, Сеит и Джелиль подпевали. Ритм песни соответствовал веселому характеру исполнительницы. Тишина установилась в комнате, когда Татьяна заиграла четвертую и последнюю часть «Лебединого озера» Чайковского. Сильные чувства, которые вызывала музыка, слышанная в Большом прошлым вечером, вновь подчинили Шуру своей власти. Она тихо прошла за пианино и остановилась перед стеклянной дверью, выходившей в сад. Высокие деревья, как колонны, казалось, упирались в темные облака. В это время уже было очень темно, а метель лишала возможности разглядеть хоть что-то за деревьями. Кованая ограда сада, большие мраморные цветочные горшки, маленький пруд за стеклом были покрыты снегом. Шура задрожала и обхватила себя руками – так повлияли на нее музыка и вид снаружи. Она обернулась, когда почувствовала прикосновение руки Сеита к своему плечу. Тепло его поцелуя в лоб придало ей уверенности. Она положила голову ему на грудь. Она испытывала те же ощущения, что и при их первой встрече. Судорога внутри, ускоренное сердцебиение, невыразимый восторг – все те же симптомы, предчувствие, что вскоре случится что-то важное и изменит ее жизнь.
Она не заметила, как Татьяна и Джелиль тихо вышли из комнаты. Они с Куртом Сеитом стояли перед окном обнявшись и смотрели, как снег быстро засыпает сад, и каждый из них гадал, каким будет следующее движение другого.
Шура боялась шевельнуться или проронить хоть слово, которое могло бы быть ошибочно воспринято как приглашение. Так что она замерла в его руках.
Сеит думал, как красива, как целомудренна и как неопытна эта девушка. Он тоже застыл, опасаясь испугать ее, опасаясь быть отвергнутым. Некоторое время они наслаждались теплом друг друга в неразделимом объятии, никто из них не шевелился.
У него никогда не было такой безмятежной связи до того, и он не мог поверить, что способен на нее. Что он рассчитывает получить, если соблазнит эту маленькую девочку? С другой стороны, он чувствовал удовлетворение и возбуждение одновременно, когда они были вместе. Это сочетание было новым для него. Внезапно он захотел обнять ее крепче, покрыть ее лицо и волосы поцелуями. А она знала, что больше не может сопротивляться страсти, которую видела в его глазах, и покорно закрыла глаза, приглашая Сеита прижаться к ее слегка приоткрытым губам. Вкус ее спелых ненакрашенных губ, жаждавших поцелуя, но слишком боявшихся, чтобы ответить, усилил его желание. Его руки, которые до сих пор держали ее ласково, сейчас начали блуждать по ее платью, открывая изящные и тайные изгибы ее стройного тела. Он поднял ее на своих сильных руках, а она повисла в его объятиях, обвив руками шею и положив голову ему на плечо, боясь даже глядеть вверх. Обнимаясь, они подошли к дивану.
Крепко обнимая мужчину, Шура давала ему понять, что не против его яростных поцелуев и ласк. Жаркое дыхание его пылающих губ обжигало ее шею, язык, ласкавший мочки ушей, пьянил не хуже выдержанного вина, которое она только что пила.
У нее мелькнула мысль, что одним движением она может остановить его и спасти себя от его сладкой власти, но ей не хотелось, чтобы он останавливался. Ей не хотелось потерять этого незнакомца, который дарил ей такие неописуемые ощущения. Ей хотелось узнать его лучше, чтобы попробовать всю любовь, которую он может подарить ей. Огонь, пылавший в очаге, только добавлял жара их телам. На минуту она открыла глаза, чтобы взглянуть на него, узнать его намерения, понять, каким будет его следующее движение, чтобы вновь увидеть, как он смотрит на нее. На лице молодого человека плясали отсветы пламени. И Шура увидела, как он смотрит на нее. Она почувствовала стыд и отвернулась. Сеит приподнялся на локте:
– Моя Шура! Моя дорогая Шура, посмотри на меня! Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, не прячь от меня своих глаз.
В ответ на его страстные и мягкие мольбы Шура сделала то, о чем он просил. Нежность усилила румянец на ее щеках, а искры желания, которые она видела в его глазах, зажгли огонь в ней. Сеит не давал ей отвернуться. Очень медленно она протянула руку к его голове и запустила пальцы в его каштановые волосы. Этот мягкий жест доставил обоим невыразимое удовольствие. Она прикоснулась к его лицу, ее робкие пальцы гуляли по его лбу, затем по его высоким скулам. Указательный палец задержался на ямочке на его подбородке, затем обошел его лицо, пытаясь запомнить его очертания. Впервые, в двадцать четыре года, Сеит испытывал новые, незнакомые до сих пор ощущения. Он открыл для себя удовольствие теплой тихой любви. Эта девочка, на восемь лет моложе его, до сего дня не знала любви. Она была целомудренна. Она ласкала его невинными, чистыми и полными любви движениями. Он понял, что это тепло заполняло ту леденящую пустоту, от которой он дрожал внутри. Эта девочка была непохожа на других женщин, которых он знал.
Сеит ужаснулся, осознав, что то, что началось как просто ухаживание, переходило к физической составляющей намного скорее, чем он предполагал. Он отпустил ее и отстранился. Шура вопросительно смотрела на него. Он принялся нежно гладить ее лицо и перебирать ее косы. Затем заговорил. Как он ни пытался, его голос не мог скрыть безграничного желания.
– Шура, дорогая… Ты очень дорога мне… Больше, чем кто-либо… Но я должен быть честным, я не могу дать тебе никаких обещаний…
Впервые она посмотрела в его глаза с такой легкостью, как если бы он был в ее жизни многие годы. У нее больше не было никаких сомнений, она не боялась его. Наоборот, за фасадом бонвивана, очень уверенного в себе человека, чей вид напоминал о страстных приключениях, она видела грусть и одиночество взрослого ребенка. Ей так хотелось приласкать его, утешить. Она была уверена, что может это сделать, даже если для этого нужно отдаться ему.
Разве она никогда не выйдет замуж? Разве когда-нибудь не придется это пройти? Почему же тогда она не может пройти это с человеком, которого она на самом деле любит? Сеит, верила она, был предназначен ей, и она хотела сделать его счастливым до конца, пока судьба не разлучит их. Затем, когда она останется одна, она сама разберется с тем, что этот человек дал ей или забрал у нее, и устроит соответственно свою жизнь. Она чувствовала приступ фатализма, который давал ей уверенность следовать решению.
В ответ на его слова она обвила его шею руками, закрыла глаза и притянула его к себе. Это был намного более ясный ответ, чем длинные цветистые слова, и Сеит оценил его. Он встал и протянул ей руку. Хорошо понимая значение и последствия этого жеста, она подчинилась и вложила в его руку свою. Это было началом связи без пути назад. Она встала с дивана. Не хотелось говорить и разрушать волшебство момента. Она следовала за ним рука об руку. Кроме потрескивания огня и шуршания ее юбки, в комнате было абсолютно тихо. Она подумала, где могут быть Татьяна и Джелиль. Слуг, которые прислуживали за ужином и зажгли свечи, не было видно. Ее мысли оборвались, когда Сеит поднял ее на руки и понес наверх. Она чувствовала себя невестой, закрыла глаза, наслаждаясь всем происходящим, как в приятном сне, в котором день повторяется снова и снова. Она почувствовала, как ее осторожно положили на мягкую кровать. Хотя она поняла, что с этой кровати она встанет другой, у нее не было желания уйти или убежать. Наоборот, она хотела испытать близость и разделить ее с любимым мужчиной. Несмотря на ее скромность, внутренний голос толкал ее на это приключение, а тело соглашалось. Она слышала, как закрылась дверь. Не вставая, она смотрела на смесь белых и серых красок за окном, на то, как снежинки бились в стекло и собирались на подоконнике, слушала, как ветки елей, дрожащие от ветра, иногда скрежетали о стекло. Справа от кровати, слева от двери, была изразцовая печь. Она поняла, что огонь горел уже некоторое время, потому что поленья обуглились и превратились в светящиеся уголья.
Шура следила за тем, как Сеит встал на колени перед печкой, чтобы раздуть огонь. Он взял одно из поленьев с мраморного пьедестала и положил его на медленно тлеющие угли, затем добавил еловых шишек. Шишки зарделись и окружили пламенем большое сухое полено. Затем он встал и медленно пошел к кровати, пытаясь сдержать свою страсть, зная, что все это оттянет то, что должно было произойти, всего на несколько минут. Он сел на край кровати и взял ее руки в свои. Стараясь не касаться ее тела, он выгнулся, чтобы дотянуться до ее губ. Он был осторожен, чтобы она не испугалась и не убежала, передумав. С огромным терпением он поцеловал сначала ее щеки, затем шею и ждал сигнала, показывающего ее желание заняться любовью. Медленно их тела сблизились. Даже теперь Сеит хотел подготовить ее медленно. Он смотрел ей в глаза, когда начал расстегивать ее платье. Ее глаза сияли, сияли застенчивостью, но были полны желания. Когда он снял с нее платье, она вспомнила, что никто, кроме ее матери, сестры и няни, не видел ее в белье, и инстинктивно прикрылась руками. Сеит заметил это и сел на пол рядом с кроватью. Он взял ее руку, закрывавшую грудь, в свою и сказал:
– Я не хочу, чтобы ты делала что-то, о чем потом пожалеешь. Ты не должна никогда ругать себя или меня за это.
Он продолжал:
– Я очень хочу тебя, но это не значит, что я в малейшей степени принуждаю тебя. Ты очень дорога мне, моя маленькая Шура, понимаешь? Ты так отличаешься от других. Даже если я никогда больше не увижу тебя, в моих глазах, в моей памяти ты навсегда останешься как самая милая и самая красивая девушка, которую я когда-либо знал.
Упоминание о разлуке вновь напомнило Шуре о ненадежности ее положения. Сегодня вполне могла быть их последняя встреча, и она не хотела потерять его любовь. Она подставила ему губы. Сеит притянул ее к себе и положил на ковер, затем начал нежно целовать и ласкать ее, пока одно за другим ее одеяния не исчезли. Они оба чувствовали, что это объятие продлится очень долго. Он вынул заколки из ее прически, чтобы освободить ее густые светлые длинные волосы. Теперь оба были полностью обнажены. Языки пламени играли светом на ее изысканном теле, делая его где-то бронзовым, где-то белым, а где-то темным.
– Боже мой! Как ты красива.
Она дрожала. Он стянул одеяло с кровати и укрыл ее.
Дрожь усиливалась по мере того, как желание росло. Шура летела, парила над реальностью, достигала небес. Медленно, осторожно она начала ласкать его. Она отзывалась на его призыв.
Хотя они были незнакомы до недавнего времени, теперь казалось, что они всегда принадлежали друг другу. Они обхватили друг друга так, словно собирались не выпускать никогда. Ее длинные светлые волосы разметались по ковру. Отблески пламени танцевали на их сплетенных телах. Сеит покрывал поцелуями ее длинные волосы, ее бедра, ее грудь, ее белые плечи и смаковал свежесть и чистоту каждой части ее тела. Шура знала, что она больше не ребенок. Лежа в руках любимого человека, она жаждала его, ее тело и душа жаждали его. Они оба переживали и чувствовали лучшее в своей жизни. Они занимались любовью со страстью и тягой давно не видевшихся любовников. Шура знала, что сердцем ее жизни отныне будет этот мужчина. Сеит знал, что он нашел недостающую половинку своего тела и души. Продолжая обнимать ее, он прошептал:
– Я не хочу уходить от тебя никогда.
Отдыхая в истоме перед очагом, продолжая обниматься, они оба знали, что это, к сожалению, невозможно.
– Я хотел бы забрать тебя в Петроград, – он знал, что это не решение, и добавил: – Конечно, это не решит ничего.
Первой мыслью Шуры было, что он уже женат. Она ждала именно этих слов, но он произнес:
– Мне скоро нужно отбыть на Австрийский фронт. На кого я тебя оставлю в Петрограде?
– Когда ты уезжаешь?
Шура говорила впервые за долгое время. Она почти забыла, как звучит ее голос.
– Я не знаю, но, полагаю, скоро.
– Когда ты вернешься?
Сеит выдавил улыбку:
– Этого я не могу знать.
Шуре хотелось заплакать. Разлука и так тяжела, но война была страшнее.
– Теперь ты понимаешь, почему я ничего не могу обещать тебе, любовь моя?
Шура не хотела, чтобы он видел слезы в ее глазах. Но эмоций и так было слишком много. Больше вынести она не могла. Обняв его, она уткнулась головой в его руки и дала волю слезам. Молодой человек поднял ее голову, развел ее влажные волосы, взял в руки ее покрытое слезами лицо.
Он был потрясен:
– Боже! Как я могу оставить тебя?
Обнимаясь, они оба снова почувствовали сильнейшее желание. У Шуры вдруг возникло предчувствие, что ее жизнь будет полна горя. Это было такое сильное чувство, что девушка лишь тихо плакала, пока они вновь занимались любовью.
* * *
После той встречи в доме у Татьяны влюбленные вынуждены были расстаться. Сеит и Джелиль уехали, чтобы присоединиться к своей части в Петрограде. Спустя неделю Шура вернулась в Кисловодск с сестрой и отцом.
Семья Шуры состояла из отца, матери и шестерых детей. Ее мать, Екатерина Николаевна, похоронила своего первого мужа Дмитрия, от которого у нее было три мальчика, Владимир, Николай и Пантелеймон, и дочь, Антонина, коротко Нина. Затем она вышла за Верженского, от которого у нее родились Валентина и Александра. Они были счастливым семейством. Единственное, что их беспокоило, это болезнь отца и то, что все три сына воевали.
Юлиан Верженский полностью так и не выздоровел. Правда, все считали, что ему очень повезло, так как после операции стремительное развитие болезни остановилось.
После возвращения из Москвы Шура изменилась. Любовное приключение, совершившееся с Сеитом, захватило ее тело и душу. Теперь она почти все время витала в облаках.
С того момента, как они расстались, она очень тосковала по нему. Хотя они обменялись адресами и обещали писать друг другу, зная о потрясениях, которые переживала Россия, Шура не была уверена, что сможет занять много места в его жизни и сердце. Расстояние, разделявшее их, было велико, а боевые действия сложны. Семейство с огромным трудом получало новости от Владимира, Николая и Пантелеймона.
Все время думая о Сеите, Шура пыталась наладить свою обычную жизнь в Кисловодске, посещая гимназию и проводя остальное время с семьей. После ужина она закрывалась в своей комнате. Это были самые любимые ее часы, потому что они были полны наслаждением ее тайных мечтаний, ее фантазий о Сеите. Она постоянно писала ему письма. Вначале они были довольно невинными, всего с несколькими робкими словами любви. Со временем она стала более уверенной и начала использовать гораздо более сочные выражения для описания своей страсти и тяги к нему.
Долгое время ответов не было, но потом она получила письмо от Татьяны. Письмо от подруги из Москвы не вызвало никаких подозрений у ее родных. Но Шурино сердце тяжело забилось. Она схватила письмо и убежала к себе в комнату. Проверив печать, она вскрыла конверт. Письмо было от Татьяны, но внутри было и другое письмо. Когда она увидела подпись, то так разволновалась, что закричала от счастья и прижала письмо к груди. Выходит, он переслал свой ответ через дорогую Татю. Она уселась на кровать и начала читать. Она чувствовала, как ее тело плавится, как будто Сеит сидит рядом с ней и держит ее за руку. Это письмо, которое молодой человек доверил Татьяне, перед тем как отправиться на Карпатский фронт, было полно слов любви и тоски. Затем она долго смотрела на подпись в конце письма: «Сеит». Она чувствовала, что, может быть, больше никогда не увидит его. Посмотрев на штамп на конверте, она решила, что ее письма могли еще не дойти до него. Ей было жаль, что он уехал на войну, не прочитав ее писем. Как же узнать, где он? Раскаивалась ли она в том, что как в омут с головой бросилась в любовь, что пожертвовала своей честью? Ответом было уверенное «Нет!». Она не раскаивалась ни в чем, что испытала с ним. Если бы перед ней вновь встал выбор, она бы приняла то же решение не раздумывая. Она читала и перечитывала его письмо несколько раз, пока не запомнила каждую фразу, каждое слово. Оно было в ее руках, когда она ложилась спать. Ее сердце ныло, и она ничего не могла с этим поделать. Читая милые слова, она не могла сдержать слез. Она закрыла глаза, все еще прижимая письмо к груди, и прошептала:
– Я тоже люблю тебя, Сеит Эминов. Я очень люблю тебя.
Глава 3
Крымские Эминовы
Алушта, 1892
Мирза Мехмет Эминов гордился своей землей. Его фермы приносили лучшее в Крыму зерно. Лучшие вина в Санкт-Петербурге и Москве были сделаны из винограда «изабелла» и «мускат», росшего в его виноградниках.
Виноделы ожидали, что 1892 год будет хороший, урожай почти поспел. Эминов гулял среди лоз, проверяя гроздья и вознося молитвы величию Всемогущего Аллаха. Как хороша и изобильна эта земля. Конечно, он много работал. Он слышал от отца и деда, что семья поселилась в Крыму очень давно. Как давно, никто точно не знал. Истории, которые он слышал от своих стариков, восходили к временам, когда Боз-Курт, Серый Волк, вел кочевые тюркские племена с предгорий Памира, начиная завоевание Азии, и заставил Китай построить Великую стену для защиты. После набегов тюрок на Европу некоторые тюркские племена осели в Крыму, соседствуя с Византией на юге, и во времена величия византийских императоров наслаждались почти тысячелетием мира. В это время азиатские тюрки молились языческим богам, а хазары избрали иудаизм своей верой. С появлением религии Мухаммеда тюрки этого края приняли ислам.
* * *
Крым стал вассалом Османской империи в 1475 году. Татары, которые жили в этом краю, были записаны Крымским ханством, государством в составе Османской империи. Его столицей был Бахчисарай. С тех пор почти четыре века Черное море было турецким озером, сила Османской империи обеспечивала мир и безопасность в Крыму, а Крымское ханство было охранным рубежом от русских. Русские всегда стремились к Черному морю. Вторжение в проливы Босфор и Дарданеллы и в земли османов было наваждением, которое владело воображением русских царей и цариц на протяжении веков. Вступивший на трон Петр Великий разжег это желание. Петр, изучавший искусство мореплавания и навигации в Голландии, заложил сильный флот, создал Священный союз против османов и, захватив крепость Азов, сделал первый шаг к мечте включить в свои владения Черное море. Петр также хотел присоединить Балтийское море и на севере напал на шведов. Вначале он терпел тяжкие поражения. Шведы наступали на русские земли со всех сторон. Затем удача изменила им. Шведский король Карл Великий, прозванный турками Демирбаш, Железноголовый, был ранен и нашел убежище на турецкой земле. Это вызвало в России гнев. В наказание русские вторглись в Крым. В отместку турецкие армии атаковали русских и окружили их у Прута. Побежденный Петр I просил о мире, и турецкий великий визирь Балтаджи Мехмед-паша в 1711 году даровал его с условием, что крепость Азов будет возвращена туркам. Война закончилась на Пруте.
Шведы, таким образом, вышли из игры, и король Карл вернулся в свою землю. В память о своем пребывании в Стамбуле он получил в подарок комнату, в которой он жил как гость во дворце Топкапы. Он любил эту комнату и пользовался ей до конца своих дней. Она до сих пор выставлена в Национальном музее Швеции.
Русские использовали эту передышку, чтобы залечить раны, и в 1736 году вновь атаковали Крым. На этот раз они объединились с Австрией, захватили крепость Азов, затем безжалостно разрушили Бахчисарай. Турки ответили всей мощью, одержали победы против Австрии и России, и по договору 1739 года Крым был снова освобожден. Русские отступили. Крым тридцать лет наслаждался мирной жизнью, которая кончилась, когда Крым, Кавказ, Босфор и Балканы возжелала императрица Екатерина II. Опасаясь столкновения с османской Турцией, она атаковала Польшу, где, как она думала, будет легче установить русское господство. Русские столкнулись с яростным сопротивлением поляков. Поляки искали убежища на турецкой земле. У турок не было другого выбора, кроме как объявить войну, но, будучи неподготовленными к этому столкновению, они потеряли Валахию и Молдавию. Войска Екатерины пересекли Дон и вторглись в Крым. Русский флот покинул базу в Балтийском море и, пройдя Гибралтар, достиг эгейского порта Чесма, где полностью сжег османский флот. На сей раз была очередь оттоманов просить о мире, но теперь это было недешево. По Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 года русские освободили все захваченные ими территории, но оставили право держать флот в Черном море и осуществлять религиозное покровительство русскому православному населению Оттоманской империи. Крым становился независимым. Отделенное от турецкой системы правления, независимое Крымское ханство стало легкой добычей русских. С появлением русского военного флота в Черном море случилось неизбежное, и меньше чем за десятилетие, в 1783 году, Крым был приписан царицей Екатериной к русским землям.
Получив Крым, Екатерина II не успокоилась… Победа подарила ей мечту. Ее мечта заключалась в том, чтобы создать православный мир по обе стороны Черного моря и править в нем вместе со своим внуком Константином, названным в честь Константина, основателя Константинополя. Стремясь произвести впечатление на западных дипломатов, она организовала путешествие в Крым, которое длилось для всех три месяца, а на его подготовку ушло четыре года.
1786 год был ознаменован основанием Григорием Потемкиным, который прошел первую русско-турецкую войну и стал фаворитом императрицы Екатерины, города Екатеринослава, состоявшего из дворца, шелкопрядильной фабрики, домов для рабочих, двух бань. В планах был университет, музыкальная академия, биржа, текстильные фабрики и в завершение – собор, превосходящий римский собор Святого Петра.
14 января 1787 года три тысячи избранных гостей выехали из Санкт-Петербурга на тройках, крытые сани были внутри разукрашены, как дворцовые залы. После четырех месяцев путешествия по России, в мае, царица и придворные погрузились на армаду из восьмидесяти судов на реке Днепре. Они были поражены, увидев по берегам реки вдоль всего пути молодых людей в национальных костюмах, поющих и танцующих; пастухов, играющих на флейтах; казаков и татарских солдат в блестящей форме, выполняющих военные упражнения; английские сады с искусственными водопадами; крестьян, поющих под небесами, расцвеченными фейерверками. В Бахчисарае, где Екатерина взошла на трон татарских ханов, донские казаки и татары показали военные представления, подобных которым вельможи никогда до того не видели. Всю ночь огни искусственного вулкана освещали мавританские сады. Все это представление должно было впечатлить посетителей и подготовить их для восприятия Грандиозной Идеи, великого идеала, с точки зрения Екатерины. Для Днепра она использовала древнегреческое название Борисфен. В порту Херсон, названном по-гречески, гости увидели надпись: «Это путь в Византию». Наконец, битва под Полтавой, где шведский король Карл XII был побежден Петром I, была разыграна в виде театрального представления. Затем гости осмотрели черноморский флот, основанный Потемкиным, в только что устроенном порту Севастополь. Пушки палили в ночи, и матросы, выстроенные на корабельных палубах, пели «Многая лета нашей Императрице Понта Эвксинского».
Все это плохо отражало реальную картину. За четыре года Потемкин построил огромную картонную декорацию для великого представления. Гости оценили путешествие в волшебную страну. Единственными, кто знал правду, были Григорий Александрович Потемкин и крымские татары. Как могли татары приветствовать русскую царицу с радушием после всех своих бед? Одним из присутствовавших инкогнито на этом представлении был Иосиф II Австрийский, который подписал с Екатериной договор против турок, несмотря на то что после закладки Екатеринослава он скептически говорил:
– Екатерина заложила первый камень, но я положу последний!
Крымская деятельность Потемкина, которая должна была порадовать императрицу, превратилась в страсть. В 1784 году была построена морская база в Севастополе, затем в 1794 году другая в Одессе, что взрастило мощь военно-морских сил России на Черном море. Потемкина так впечатлила военная доблесть донских казаков и крымских татар, что он приказал создать для них элитные военные подразделения, подчиненные напрямую царице, для ее личной безопасности.
Крымские татары, которые с незапамятных времен были кошмаром для русских князей, доставили немало неприятностей России. Но теперь население Крыма стало частью великой России и постепенно научилось быть частью русского общества.
Глава 4
Курт Сеит
Алушта, 1892
Эминовы были одной из старейших и самых уважаемых крымских семей. Их владения и дом находились в Алуште. Мехмет Эминов, глава семьи, как и его предки, прошел обучение в юнкерском училище в Санкт-Петербурге, затем служил в кавалерийском полку, элитном подразделении охраны царя, состоявшем по большей части из наследников лучших семейств Крыма, Кавказа и Азербайджана. В довольно молодом возрасте Эминов был повышен в звании до майора и стал адъютантом царя. Каждый год ему предоставляли длительный отпуск, во время которого он мог уезжать в поместье к семье, чтобы заняться хозяйством: фермами, виноградниками и садами. После каждого отпуска он должен был возвращаться к своим военным обязанностям в столице. Он следовал за царем, куда бы тот ни направлялся. Хотя ему нравилось путешествовать между Санкт-Петербургом и Ливадией, где находилась летняя резиденция царя, он скучал по своей родине в Алуште, по своему дому с огромным дубом, по виноградникам, соленому аромату Черного моря и более всего – по своей красавице жене и семье.
После многолетней веселой холостяцкой жизни Мехмет Эминов женился на Захиде, дочери Партерова, дальнего родственника. Партеров, прусс по происхождению, был землевладельцем в Полтаве. Захиде, которой по желанию ее матери дали татарское имя, была его четвертым ребенком и единственной дочерью, вследствие этого сильно избалованной. Захиде с семьей проводила лето в доме Эминовых. Захиде нравилось здесь, и она никогда не хотела возвращаться в Полтаву после каникул. Она была высокой, стройной, белокожей, синеглазой красавицей – сочетание этих свойств заставляло всех юношей в Алуште бегать за ней, но она замечала только Мехмета Эминова. Он, с другой стороны, почти все время был в Санкт-Петербурге, где то учился, то служил, и возвращался только по редким важным случаям. Однако, когда он приезжал и гордо появлялся на городской площади на своем вороном коне с белой звездочкой на лбу, она приходила в такое волнение, что ей казалось, будто сердце сейчас остановится. Она думала, что ее любовь будет безответной, неизлечимой, неразделенной, и иногда тихонько плакала. Она говорила себе: «Бог знает, сколько русских любовниц у него должно быть в Москве, Санкт-Петербурге и везде, где он путешествует». С чего бы ему обращать внимание на маленькую, неопытную и неуклюжую девчонку?
С одной стороны, она была права, поскольку Мехмет вел разгульную жизнь и был ею безмерно доволен. Однако, с другой стороны, она ошибалась, поскольку с тех пор, как Мехмет встретил ее на свадьбе одного родственника два года назад, ее стать, ее синие глаза не шли у него из головы. Он даже говорил с ее отцом о сватовстве, но получил временный отказ: «Нужно подождать. Девочка еще слишком мала». Он, правда, прекрасно знал всех, кто крутился рядом с Захиде. Почти все эти молодые люди были его друзьями. Если он будет ждать еще, есть вероятность, что девушка не достанется ему. Между тем красавица при виде очередной свахи всякий раз выдумывала предлог, чтобы отказать очередному поклоннику, ведь она тайком вздыхала по одному-единственному принцу. Несмотря на мечты, когда Эминовы прислали к ней сватов, она сначала в это просто не поверила. Родители ее, прекрасно знавшие, что дочка тайно влюблена, тут же ответили согласием. А к тому же лучшего жениха, чем Мехмет Эминов, сыскать было сложно. Да и Захиде к тому моменту уже минуло шестнадцать лет. Тут же ударили по рукам и вскоре сыграли свадьбу.
Мехмет вспоминал о минувших днях, опустившись на колени рядом с лозой и рассматривая горсть земли. Его любимая жена принесла ему столько же блага, сколько эта почва. Спустя девять месяцев после свадьбы она родила ему красивую девочку. Спустя год после рождения первенца она вновь была беременна. Теперь она ожидала их второго ребенка со дня на день. Эминов хотел много детей. Он будет выращивать зерно, табак, виноград для них, и они пустят корни в эту землю. Его внуки будут брать почву в ладони, чтобы увидеть, как она плодородна, – так же как он сейчас. Он потер ладони одну о другую, стряхивая землю, и встал. Его шапка висела на лозе. Он надел ее и пошел вниз по склону. Он смотрел вперед, туда, где виноградник заканчивался у скал, спускавшихся к Черному морю.
«Черное море, страстное море», – думал Мехмет Эминов.
Внезапно его размышления прервал голос управляющего, который бежал к нему с другого конца сада. Его охватил страх. Не случилось ли что-нибудь с его дорогой Захиде?
– Говори быстро, что стряслось?
Управляющий, задыхаясь, пытался прийти в себя:
– Хорошие новости, господин! Хвала Аллаху, хорошие новости. У вас родился здоровый мальчик.
Эминов перевел дыхание:
– Хвала Аллаху, как моя жена?
– Хаджер сказала мне, что с хозяйкой все хорошо, господин, так же как и с мальчиком.
Хаджер была женой управляющего Джемаля. Джемаль был кахьей, человеком, который вел у Эминовых хозяйство. Жена его была повитухой. Она помогала рождению первого ребенка Эминовых, их дочери Ханифе. Хаджер была мастером своего дела, работала тихо, без лишней суеты, успокаивая и мать, и набившихся в дом родственников.
Мехмет, счастливый, что стал отцом во второй раз, достал из кармана крупную купюру и вложил ее в нагрудный карман жилета кахьи. В его глазах светилась благодарность. Он похлопал Джемаля по плечу и сказал:
– Спасибо тебе!
И быстро зашагал в сторону дома.
Сорок дней спустя в большом двухэтажном каменном доме Эминовых на Садовой улице муэдзин пел на ухо имя младенцу:
– Сеит Мехмет, Сеит Мехмет, Сеит Мехмет!
Маленький Сеит плакал так много, что к его имени добавили прозвище Курт, что означает «волк». В Крыму верят, что дети плачут, потому что слышат издалека волков и боятся их. Есть только один способ остановить этот страх – назвать «волком» самого малыша. Судьба то была или нет, но с того времени мальчик плакать перестал, а звать его все стали Курт Сеит.
Глава 5
Алушта
1904
Эминовы с детьми жили в большом доме, стоявшем в тени высоких чинар, и были самой счастливой семьей на земле. Все дети росли здоровыми, были красивыми и изящными. Глаза у Сеита были ярко-синими, как у Захиде. Вечный заводила, он всегда поступал умнее своих сверстников, что сделало его любимцем отца. Мехмет Эминов был горд и счастлив, любуясь своими детьми, когда они играли у его ног. Ему хотелось, чтобы Сеит занял его место, стал главой семьи, когда он состарится. Однажды Захиде услышала, как он говорит эти мысли вслух, и шутливо сказала ему:
– Ну и планы у тебя, Мехмет Эминов, на крошечного ребенка, который всего-то от горшка два вершка! Ты посеешь рознь среди других детей. Так говоришь, будто остальные дети не наши.
Мехмет согласился с женой. Он взял ее за руку, посадил на диван перед очагом, и так они долго сидели. Сеит рассказывал сказку, а Ханифе, Махмут и Осман слушали, то широко открывая глаза от испуга, то смеясь. Ханифе всегда искала у Сеита совета и защиты, хотя она и была на год старше. Осман и Махмут также уважали его старшинство. Стоило им вместе выйти на улицу, как они брали его за руки. Дети никогда не ссорились. Сеит никогда не командовал сестрой и братьями, но дети признавали его своим вождем.
Когда сказка кончилась, Сеит поцеловал братьев и сестру и сказал:
– Пойдем, пора спать.
Дети пожелали родителям спокойной ночи и ушли наверх. Мехмет Эминов ласково сказал жене:
– Ты видела, что я имел в виду? Никогда они не будут завидовать ему, потому что сами выбрали его быть их ханом. Этот мальчик никогда не будет нечестен с кем-либо, никогда не разобьет чье-то сердце. Если он поведет наше дело, все домочадцы будут жить в мире и довольстве.
