скачать книгу бесплатно
– Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель?
Она не смогла найти сил ответить на эти слова. Волнение было слишком велико. Предчувствие, с которым она входила в этот дом, сбывалось. Она никогда не думала, что ее так запросто может пригласить на танец незнакомый мужчина. Но этот человек, чей взгляд пронзил ее, мог управлять ею, как хотел. Он был так красив и внушителен в своей форме, в высоких блестящих сапогах, что, когда, держа ее за руку, он повел ее танцевать, у нее не было сил отказаться. Она даже не ответила на его вопрос. Не говоря ни слова, она доверила себя вежливо, но твердо удерживавшим ее рукам незнакомца. Пока она кружилась с ним снова и снова, сердце стучало где-то в ушах, щеки пылали, синие глаза осыпали ее искрами, и Шуре казалось, что она попала в прекрасный сон. Его пристальный взгляд волновал и смущал ее одновременно, и она отвела глаза. Что ей отвечать ему, если он решит что-нибудь спросить?
Она не знала, сколько времени продолжалась эта сладкая пытка, так как каждая ее мысль, каждое действие происходило по воле незнакомца. Хотя другие пары несколько раз поменялись партнерами, они с Эминовым продолжали танцевать. Она боялась, что потеряет молодого человека из виду, если выйдет из танца. Они танцевали. Их глаза встречались, пока она обходила его вокруг, дав ему руку, а другой поддерживая подол платья, а он стоял на колене, держа ее за руку. Его ироничный и веселый взгляд, несколько резкие, но приятные и миловидные черты лица создавали искры, которые поражали ее. Ее маленькая нежная рука чувствовала его теплую и надежную ладонь, дрожь которой передавалась всему ее телу.
Когда танцы завершились фанфарами, молодой человек медленно повел ее из круга. Шура шла за ним покорно, ощущая волнение, обуреваемая жаждой неведомых прежде приключений, не говоря ничего, не задавая никаких вопросов, отдавая себя его воле. Незнакомец, чье имя ей только что назвали, повел ее из зала, взял ее пальто у гардеробщика и накинул на плечи. Они шли через анфиладу комнат, пока не достигли зимнего сада в глубине здания. На мгновение Шура вспомнила об отце и сестре и о том, будут ли ее искать. Все происходящее казалось ей нереальным, ей не верилось, что у нее хватает смелости делать это. Она гадала, что люди подумают о ней. Со страхом она следовала за Сеитом в сад. В саду никого не было. Красивые тюлевые занавески шевелились от ветра, светил мягкий свет. Она ждала, затаив дыхание, боясь, что молодой человек будет думать о ней как о кокетливой ветреной девушке, привычной к таким вещам. Она никак не могла бы доказать противоположное. Оба не проронили ни слова. Она задрожала от волнения и чувства вины одновременно. У нее не хватало смелости поднять голову и посмотреть не него. Она затаила дыхание и ждала.
– Вы замерзли?
Голос молодого человека был низким, мягким и теплым, почти неслышным. Он обернул ее пальто немного теснее и поднял ей воротник. Шура почувствовала, как от прикосновений его рук возле шеи и подбородка ее пульс ускорился. Она не знала, что делать с руками. Когда она подняла их, чтобы придержать воротник, их пальцы соприкоснулись. Несмотря на холод, она чувствовала, что ее лихорадит. Щеки пылали. Она не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо. А Сеит любовался застенчивой девушкой, стоявшей перед ним. Он чувствовал тепло внутри. Как отличалась она от других. Она должна быть намного моложе его самого. Даже пальто не скрывало, как стучит ее сердце. Ее светлые волосы падали на лоб, а щеки пылали. Длинные темные ресницы оттеняли большие, синие, слегка раскосые глаза. Изящный, чуть вздернутый нос завершал эту послушную, робкую красоту. На мгновение он подумал, что надо бы вернуть ее в зал, чтобы избежать скандала и, возможно, не ранить ее честь, ее чистоту и красоту. Но их глаза встретились. И Сеит после всего того, что он уже натворил, после всех женщин, с которыми он бывал все эти годы, был, к собственному удивлению, сражен этой юной невинной девушкой. Они смаковали потрясающее притяжение, сильнейшее притяжение между ними. Горевшие глаза Шуры, раскрасневшиеся щеки, вздымающаяся грудь, губы, раскрытые слишком застенчиво, – все было для Сеита теплым предложением любви, особым типом очарования, с которым он никогда не сталкивался раньше. Он чувствовал нежное тепло, которого ему всегда не хватало в одиночестве. Он не мог в это поверить. Это тепло дарила ему маленькая девочка, которую он прежде даже не встречал. Он отбросил мысль вернуться в зал. Нет, он останется здесь, вдалеке от остальных, и попробует узнать ее лучше. Возможно, перед ним стоит его судьба.
Сеит легонько коснулся руки девушки. Он боялся испугать ее. Шуре, глядевшей ему в глаза, казалось, что она находится в волшебной стране. Они стояли в зимнем саду, за окнами медленно падал снег, издали лилась музыка. Она собралась с духом и подняла голову, чтобы лучше видеть человека, который привел ее сюда.
Снежинки танцевали перед изящным светильником за окном, звуки музыки разносились по дворцу в ночи, все было частью волшебного сна. Шуре казалось, что ее ноги вот-вот оторвутся от земли и она взлетит, вот какой она ощущала подъем. Она пробормотала:
– Мне нужно идти… Меня будут искать… Сеит внимательно посмотрел ей в глаза:
– Мы увидимся еще?
Шура подумала, что он прощается, и расстроилась.
– Вы уходите?
– О нет, я буду здесь сегодня весь вечер. Я имел в виду позже. Где вы живете? Сможем встретиться снова?
Она не верила своим ушам. Этот бравый офицер, стоявший перед ней, хотел встретиться. Но как это сделать?
– У моего отца обследование в госпитале завтра. Я не знаю. Я не думаю, что мне разрешат выходить из гостиницы одной.
– Как насчет выходных? Вас не будет на благотворительном приеме в Большом театре, который организуют Боринские?
– Дядя Андрей говорил моему отцу что-то об этом. Я думаю, они договаривались пригласить Валентину и меня. Я не знаю. Все зависит от самочувствия отца. Может, мы будем.
Сеит улыбнулся:
– Отлично! Значит, мы снова встретимся. Теперь позвольте проводить вас обратно к гостям.
Шура, словно очнувшись, пошла в сторону выхода из зимнего сада, пытаясь восстановить душевное равновесие. Она боялась, что ее глаза выдадут, что случилось, первому встречному. Нужно было успокоиться. Когда они шли в зал, он случайно прикоснулся к ее плечам. Она остановилась и повернулась к нему. Сеит с трудом сдержался, чтобы не обнять ее. Но только открыл дверь и придержал, пропуская ее.
Вскоре они присоединились к веселой компании, разгоряченной вином, музыкой и танцами. Шура вздохнула свободно, увидев, что ее не хватились, но теперь ей отчего-то было тревожно. Он боялась потерять молодого человека, с которым их так тянуло друг к другу. Согласно правилам польки они танцевали с другими партнерами, чтобы затем сойтись вновь. Каждый раз, когда они танцевали вместе, ее сердце билось так, что ей самой делалось страшно. А когда они менялись партнерами, она страдала и ревновала.
Всякий чудесный сон когда-нибудь кончается, у этого сна тоже был конец. В полночь Юлиан Верженский сообщил дочерям, что им пора идти. Девушки неохотно согласились. Они знали: отцу на следующий день предстоит лечение в больнице, ему нужен отдых. Прощаясь с Боринским, Шура краешком глаза искала Сеита в надежде увидеть его еще раз. Но его рядом не было. «Кто знает, с кем он флиртует сейчас», – подумалось ей. Ей было неприятно, что она придает мимолетной встрече такое значение. Она чувствовала себя глупой. Даже если бы отец настоял, она бы не осталась здесь ни минутой дольше. Ей хотелось вернуться в их гостиничный номер, остаться одной и поплакать. Слезы уже навернулись на глаза. Пытаясь надеть сумочку на запястье, она уронила муфту. Она едва успела подобрать юбку и нагнуться, как услышала его голос. Он поднял муфту и протянул ей. Его прикосновение было мягче меха муфты. Он заглянул ей в глаза и прошептал:
– Я буду ждать вечера субботы.
Шура, трепетавшая, как лист на ветру, пробормотала что-то невнятное, прежде чем сбежать по лестнице к сестре и отцу. Ей хотелось кричать от счастья. Внимание было неподдельным. Она вновь увидит его.
«Боже! О, помоги мне, господи! Дай мне увидеть его, пожалуйста!»
Внезапно она вспомнила, что на следующий день у отца операция. По дороге в гостиницу она молилась Вседержителю и Богородице и просила о двух вещах: чтобы отец был здоров и чтобы она вновь встретилась с человеком, в которого влюбилась.
* * *
В приемном покое Голицынской больницы на Большой Калужской улице две девушки ожидали новостей из операционной. Поддерживая друг друга, они сидели, держась за руки. Они видели отца, перед тем как его отвезли в операционную. Они поцеловали его и пожелали удачи. С тех пор прошло более четырех часов, а они все ждали. Их тревога потихоньку перерастала в страх. Они молились про себя и ждали, боясь проронить хоть слово. Приемный покой больше напоминал гостиную хорошо обставленного дома. Единственное, что напоминало о больнице, – легкий запах дезинфекции, распространявшийся от коридора. Внезапно дверь распахнулась, и появился Андрей Боринский. Девушки вскочили и подбежали к нему. Со слезами на глазах они спрашивали:
– Дядя Андрей! Операция закончилась?
– Как отец? Пожалуйста, скажите нам.
Андрей Боринский обнял их за плечи и попытался успокоить:
– Тише! Я уверен, что все хорошо.
Валентина, все еще сомневаясь, спросила сквозь слезы:
– Операция идет слишком долго, дядя Андрей. Вы уверены, что с отцом ничего не случилось?
– Я уверен, дитя мое, я уверен. Доктор сказал, что все прошло по плану. Не забывайте, вашему отцу делают очень серьезную операцию. Это требует некоторого времени, но, поверьте мне, все под контролем. Не беспокойтесь, я тоже жду здесь вместе с вами. Как только наш дорогой Юлиан покинет операционную, нам сообщат. А теперь успокойтесь. Идемте присядем. Расскажите мне о Кисловодске. Как там жизнь? Так же весело, как в Москве?
Валентина начала отвечать на его вопросы. Шура растерянно смотрела в окно, прижавшись лбом к стеклу, потом стерла чуть-чуть изморозь со стекла и стала смотреть, как на сад падают снежинки. Путь некоторых снежинок она пыталась повторить, рисуя указательным пальцем по стеклу. Как все было безмятежно там, снаружи. Слезы навернулись ей на глаза. Она не хотела даже думать о том, что отец может умереть. Она потянулась к крестику на золотой цепочке и сжала его. Потом подняла голову. Небеса были покрыты серыми снежными облаками. Беспокойство нарастало. Лишь бы с отцом все было хорошо. Она чувствовала стыд за молитвы прошлым вечером. Молитвы должны были быть только об отце, да простит ее Бог, если он слышал их. Но она весь вечер молила Небеса о встрече с человеком, с которым едва познакомилась. Если что-то случится с отцом, она никогда себе этого не простит.
Еще час спустя главный хирург наконец-то вошел в приемный покой. Они затаили дыхание.
– Слава богу, все прошло отлично. Скоро придет хирург вашего отца и расскажет подробности.
Девушки обнялись, облегченно вздохнув. Им хотелось увидеть отца немедленно.
– Пока нельзя, он сейчас глубоко спит, но, поверьте, с ним все в порядке. Думаю, вам надо пойти отдохнуть. А завтра утром вернетесь и сможете недолго побыть с ним.
Доктор выглядел уверенно, так что не было смысла спорить с ним. Боринский решил помочь доктору увести девушек.
– Пойдемте! Сейчас поедемте к нам, отговорки не принимаются! Не думаете ли вы, милые барышни, что я оставлю дочерей лучшего друга одних в гостиничном номере?
– Но, дядя Андрей, у нас вещи в гостинице!
– Ничего страшного. По дороге мы заедем в вашу гостиницу, и вы заберете все ваши вещи. Мы в любом случае вернемся сюда завтра утром. Вашему отцу мы скажем, что вы у нас. Не пойму, почему мы не позаботились об этом раньше.
Ночью у Боринских сестры с трудом дождались утра. Встреча с отцом, однако, была не такой радужной, как они ожидали. Им не разрешили войти к нему в комнату, потому что он был еще слишком слаб. Им разрешили только посмотреть на него через стекло в двери. Шура с трудом узнала его – так он был изможден и слаб. Усы и бороду отцу сбрили. Глаза его казались меньше, черты лица заострились. Вокруг шеи торчали какие-то трубки. Девушки смотрели на отца в замешательстве. Доктор сказал отцу что-то. Юлиан Верженский попытался повернуть голову в сторону двери. Доктор попробовал помочь ему, придерживая трубки и подкладывая подушки. Бледное лицо повернулось, и глаза отца взглянули в сторону дочерей. С большим трудом он изобразил подобие улыбки. Они в свою очередь помахали ему, с трудом сдерживая слезы. Слабое движение оставило Верженского без сил. Застонав, он закрыл глаза. Доктор дал знак уйти, а пациенту помог лечь в прежнем положении. Главный врач повел Боринского и девушек прочь от палаты. Шура плакала. Валентина негодовала:
– Что с отцом? Разве ему не должно быть лучше?
– С вашим отцом все в порядке, барышня. Просто он перенес тяжелую операцию, поймите, и нужно время на поправку, – голос доктора был тихим и обнадеживающим.
Вмешался Боринский:
– Пожалуйста, расскажите все как есть, доктор, чтобы барышни отбросили все опасения.
Большая часть пояснений была непонятна – девушки были незнакомы с медицинской терминологией. Шура поняла одно: отец отныне будет жить с трубкой в горле. Может быть, Валентина поняла больше, но Шура не посмела переспросить.
Они вернулись домой, не проронив ни слова. Боринский пытался развеселить их. Он громко хлопнул в ладоши и сказал:
– Девушки! Ну-ка соберитесь! Что случилось? Ваш отец спасен, а вы грустите, будто, не дай бог, стряслось что-то нехорошее! Через несколько дней он встанет, и мы снова будем вместе. Если вы будете сидеть грустные, я уверен, что ему будет плохо. Так что веселее! В любом случае я не хочу, чтобы в субботу вечером меня сопровождали две печальные девы. Давайте оживайте уже.
Сердце Шуры екнуло при упоминании субботней ночи. Как она могла забыть? Она сомневалась, что сможет пойти в Большой. Как можно развлекаться, когда отец в больнице? Валентина как раз собиралась сказать то же самое. Как будто предвидя это, Боринский протестующе поднял руку, покачал головой и сказал:
– Нет-нет! Даже слышать не хочу об этом. Вы ничего не добьетесь, сидя здесь. Более того, ваш отец хотел, чтобы вы были на приеме. Если вы не смените своего мрачного настроения, как вы собираетесь встречать его? Не беспокойтесь, я буду возить вас в госпиталь каждый день, так что вы сможете видеть его. Вы будете с ним столько, сколько позволит доктор. В остальное время будете вести свой обычный образ жизни.
Бодрое и обнадеживающее поведение графа Андрея Боринского несколько расшевелило сестер. Они согласились с его словами. Потом поблагодарили его и разошлись по комнатам. Теперь обеим было намного лучше.
На следующий день отцу тоже стало лучше. Во всяком случае, он уже не выглядел столь бледным, как накануне, да и в целом казался живее. Однако им так и не разрешили входить к нему. Доктор сказал, что нужно время. В тот день сестры уезжали из госпиталя в хорошем настроении, думая, что дядя Андрей был прав. Больше всего отцу нужны были их ободряющие улыбки. А еще он не должен был переживать из-за отсутствия супруги, оставшейся в Кисловодске.
Суббота началась с обычного визита в госпиталь. Наконец доктор разрешил им войти к отцу в палату и сказать ему несколько слов. Вернувшись из госпиталя, они начали собираться на бал.
Чем ближе становился вечер, тем меньше спокойствия сохраняла Шура. От волнения даже заболел живот. Шумело в голове. Сводило ноги. В общем, налицо были все проявления влюбленности. Ей не хотелось ни с кем говорить, ей хотелось молчать, потому что в голове была только одна мысль: о незнакомце. Когда она молчала, ей казалось, что она с ним. А может быть, в суете огромного театра они сегодня не встретятся. Может, он придет на вечер с другой. От этой мысли веселье испарилось и сердце тоскливо заныло. Она испытывала смешанные чувства. Перебирала свои платья, не понимая, какое надеть. Она просто не могла сосредоточиться. Может, стоит посоветоваться с Валентиной. Любимое сиреневое платье она уже надевала в прошлый раз. Наконец Шура выбрала желтое платье с белыми цветами, вышитыми на воротнике и юбке. Приложив его к себе, Шура подошла к зеркалу, подхватила длинные светлые волосы и внимательно осмотрела себя. То, что она увидела, ей не понравилось, и она бросила платье на кровать. Цвет платья совершенно не сочетался с синевой ее глаз и цветом волос.
Затем она решила надеть розовое платье из органзы. Валентина сегодня не наденет розовое. Шура приложила розовое платье к себе и решила, что голубое ей будет лучше. Сегодня вечером она должна быть особенной, более красивой, чем когда бы то ни было. Наконец, она остановилась на бирюзовом шелковом платье из тафты. Еще оставалось четыре часа до выхода… время текло так медленно.
Валентина зашла в комнату к сестре в полвосьмого и застала ее нервно вышагивавшей с шелковым платком в руках, полностью одетой и готовой к выходу.
– Шурочка моя, ты выглядишь как принцесса из сказки.
Шура посмотрела на сестру, которая тоже была хороша в белом платье, украшенном розовыми шелковыми лентами.
Когда часы пробили восемь, сестры еще раз взволнованно оглядели себя в зеркало.
Девушки спускались по лестнице – Валентина впереди, Шура за ней. В вестибюле стояли какие-то люди. Шуру как паром обдало. Она чувствовала, что покраснела. На мгновение она задержалась на ступеньке и крепко ухватилась за деревянные перила. Ее теплая нежная ладонь пылала на холодном дереве. В зале стоял ожидавший их дядя Андрей с двумя молодыми мужчинами в форме. Одним из мужчин был сын графа Андрея, Петр Боринский, а вторым был человек, встречи с которым Шура так ждала, Курт Сеит Эминов. Она подумала, что чем медленнее она будет спускаться, тем больше времени у нее будет, чтобы прийти в себя. Но, как только Шура почувствовала на себе взгляды мужчин, она заторопилась за Валентиной. Граф Андрей Боринский восхищенно воскликнул:
– Господа, как же нам повезло сегодня! – Он улыбнулся молодым людям. – Вы сегодня едете в Большой театр с самыми красивыми и элегантными барышнями Москвы. Какая удача для всех нас!
Андрей Боринский подошел к лестнице, взял девушек за руки и помог спуститься по последним ступенькам. Молодые люди склонились в поклоне.
– Нам нужно немедленно выходить. Если бы я не был хозяином бала, я бы предложил вам выпить. Однако нам надо быть там до того, как начнут съезжаться гости. – С этими словами Боринский направился к двери, все последовали за ним.
Андрей Боринский посадил сестер к себе в экипаж. Остальные поехали на наемном. Шура с трудом сдерживалась, чтобы не смотреть назад. Валентина завела беседу в своей обычной непринужденной манере. Ее лицо светилось радостью. Снег шел весь день, но теперь метель стихла. Ветер тоже сник. Экипажи проехали по Моховой и остановились на Театральной площади.
Шура собиралась выйти самостоятельно, но Сеит помог ей. Она изящно протянула ему левую руку и вышла, поддерживая юбку правой. Он держал ее руку твердо, но деликатно. Поднимаясь с ним по лестнице, она представляла, что сейчас продолжается прошедший вечер. Почему-то ей было страшно повернуть голову в его сторону, хотя она знала, что он смотрит на нее, и ей это было приятно. Она чувствовала, что должна как-то ободрить его. Когда они входили в зал, она повернула голову и посмотрела на него. Глаза ее в эту минуту блестели. Его глаза блестели не меньше. Может, встреча была и последней, но молодой человек пленил ее навеки. Шура дрожала. Внутренний голос говорил ей, что она безнадежно влюблена и любовь эта явно будет бесконечной и принесет много страданий.
В фойе он выпустил ее руку и поклонился. Гостей Андрея Боринского было уже очень много. В толпе Шура и Сеит с трудом видели друг друга. Каждый раз, когда он мельком ловил взгляд ее робких глаз, его терзало желание приблизиться к ней.
Подали икру и французское шампанское, а гости заняли свои места в театре. Шура и Валентина сидели в ближней к сцене ложе. Когда гасли огни, вошел Андрей Боринский и сел рядом с ними:
– Я надеюсь, вы довольны креслами. Пожалуйста, простите мое отсутствие, мне нужно обойти всех гостей. Особенно тех, кого я не пригласил к нам после спектакля, так что они могут обидеться, если я не переговорю с ними. Я приду к вам до окончания представления. После, пожалуйста, никуда не ходите и ждите меня здесь.
Визиты дяди Андрея были столь же кратки, сколь и его речь. Едва договорив, он исчез за толстыми бархатными занавесями. Девушки переглянулись и улыбнулись. Шура смотрела в соседние ложи. Женщины, одна красивее другой, в драгоценностях, соревновались пышностью и величественностью с декорациями Большого театра. А Шура сидела с одним лишь золотым крестиком и в простом бирюзовом платье и, кажется, вообще не смотрелась на их фоне. Она заметила очень красивую женщину в соседней ложе. Ее знойные глаза и длинные волосы были черны, как ночь. Когда она говорила, ее глаза, губы, плечи, руки, вообще все ее тело как бы двигалось, она прижимала пальцы к шее, слегка касаясь кожи, чтобы обозначить чувственность. Судя по тому, как ее спутник внимал ей, ее старания имели успех. Внезапно голос Валентины привлек ее внимание.
– Шурочка, посмотри, кто там.
Шура посмотрела в том направлении, но не могла разглядеть.
– Смотри, здесь Лола Полянская, девушка с вечеринки Андрея, моя подружка из Кисловодска. Она со своими родителями. Они зовут нас сесть к ним.
Шуре не хотелось сидеть с незнакомой девушкой.
– У нас прекрасные места, Тиночка, представление вот-вот начнется, я не хочу идти.
– Пойдем, Шура, пойдем, дорогая, они всего в двух ложах от нас. Мы просто перейдем туда.
– Давай, иди. Когда дядя Андрей вернется, он будет искать нас здесь, будет плохо, если не найдет. Я останусь.
Валентина неуверенно поднялась:
– Но я не могу оставить тебя тут одну.
– Не беспокойся, Тиночка, со мной все будет хорошо. Иди к своей подруге. Давай, торопись, а то представление начнется, и ты опоздаешь.
Как только Валентина исчезла за занавесями, оркестр заиграл увертюру к «Лебединому озеру» Чайковского. Шура скрестила руки на коленях и полностью забылась, подчиняясь волшебству музыки. Медленно поднялся занавес, и сцена предстала во всем великолепии. На фоне декораций замка шло празднование дня рождения принца Зигфрида, и юный принц радостно приветствовал своих друзей. Па-де-труа, исполненное кордебалетом и двумя балеринами, было так же прекрасно, как декорации. Постепенно Шура совершенно забылась, летая на крыльях Одетты, королевы лебедей, представляя себя на месте Одиллии, ощущая неразделенную любовь и проживая ее. Она не могла сдержать слез. Она была рада, что осталась одна в этой ложе, где можно наслаждаться любовью, разделенной с персонажами на сцене. Она была так увлечена Одеттой-Одиллией и принцем Зигфридом, что не заметила, как кто-то вошел в ложу, раздвинув бархатные занавеси, и сел на кресло позади нее. Но вот ее взяли за руку. Шуре показалось, что история на сцене и ее фантазии смешались во сне. Она не знала, что делать. Ей казалось, что все смотрят на нее. На ее коленях ее правая рука покоилась в теплой мужской ладони. Тепло растекалось по всему телу и пьянило, как прошлой ночью.
На сцене был рассвет. Одетта должна была расстаться с любимым принцем. Часы счастья заканчивались.
– Не плачь больше, занавес скоро опустится.
Когда первый акт балета кончился, Шура повернулась к нему, продолжая аплодировать. Ее глаза были влажными, на губах играла улыбка. Голос Сеита тонул в аплодисментах.
Как только опустили занавес, появилась Валентина со своей подругой, за ними следовал Петр Боринский. В пятнадцатиминутном антракте подали французское шампанское. Сеит передал Шуре бокал. Она не пугалась смотреть прямо ему в глаза. Наоборот, чувствовала, что хочет видеть его глаза постоянно. Они оба были гостями в Москве. Ей предстояло вскоре вернуться домой, а ему следовало присоединиться к своей части. Внезапно одна мысль поразила ее, словно молния. Чем бы все ни кончилось, она была готова к приключению с ним. Эта мысль напугала ее.
Оставшуюся часть представления ложа была полна. Валентина, Петр и Андрей Боринские заняли свои места. Похоже, возможности побыть вдвоем в тот вечер больше не представлялось.
После балета грандиозный вход в Большой театр заполнился разнаряженной толпой. Сливки высшего общества Москвы неторопливо спускались по мраморной лестнице под величественным портиком, поддерживаемым восемью огромными колоннами, а изящные конные экипажи подъезжали, чтобы забрать их. Почти два десятка экипажей направилось в сторону особняка Андрея Боринского, перевозя гостей, а вместе с ними и полный состав труппы Императорского Большого театра. Шура и Валентина ехали в сопровождении Сеита и Петра. Их четверка села в один экипаж. Хотя Петр сел вслед за ее сестрой, Шура заметила, что его внимание было обращено на нее. Ей не нравился этот молодой человек. Многим девушкам он бы показался привлекательным, но его хитрые глаза, его маленький курносый нос, слишком смазливое для мужчины лицо не внушали доверия. Она не знала причины, но само его присутствие было ей неприятно. Во время поездки Валентина и Петр вели непринужденный разговор, в то время как другая пара смотрела друг на друга с обожанием. Шуре больше не было стыдно, и ей не казалось, что она поступает дурно. Когда они приехали к Боринским, то увидели, что первые гости уже угощаются вином в музыкальной комнате. Огромный стол в обеденном зале был уставлен едой. Вечер продолжался. Вскоре музыка и смех заполнили дом, а вино лилось рекой. В центре внимания, как обычно, были солистки Большого. Молодые и старые господа открыто ухаживали за балеринами, которыми так восхищались во время представления. Шура с трепетом наблюдала, как женщины принимали делаемые им авансы. Внезапно она заметила в этой толпе Сеита. Ее сердце оборвалось. Она тут же решила, что нет смысла оставаться здесь, что лучше тихо ретироваться в свою комнату. Не успев привести в действие свое намерение, она увидела, что Сеит идет к ней в компании одного господина и балерины. Было очевидно, что они знакомы. Шура остановилась и ждала их. Она почувствовала облегчение, когда их представили.
– Дорогая Татьяна, я рад познакомить тебя с этой прекрасной юной особой, Александрой Юлиановной Верженской.
Затем, повернувшись к Шуре, он представил других:
– Одна из ведущих балерин Большого театра Татьяна Чупилкина и мой дорогой друг поручик Джелиль Камилов.
Пока их знакомили, Шура быстро оценила новую знакомую. Татьяна, похоже, была заметно старше ее. Ее движения были грациозными, словно она еще была на сцене. У нее были большие черные глаза. Ее кожа была белой и чистой, как фарфор. Шура подумала, что для партии лебедя не найти шеи лучше и длиннее. Грудь балерины была почти плоской, как у юных девочек. Под сенью длинных ресниц ее глаза сияли так сильно, что могли покорить любого мужчину, осмелившегося взглянуть на нее. На губах играла приветливая улыбка. Несмотря на артистическую природу, движения Татьяны были искренними и непритворными. Ей явно нравился не Сеит, а другой молодой человек. После этого открытия Шура почувствовала себя лучше и ощутила симпатию к ней. Джелиль, с его улыбчивым лицом и восточными глазами, был явно влюблен в балерину. Он был довольно красив, хотя и по-другому, нежели Сеит.
Вскоре все они подружились. Когда молодые люди отошли за новыми напитками, Татьяна взяла Шуру за руку и сказала:
– Дорогая Александра Юлиановна, я хотела бы, чтобы вы задержались в Москве дольше, мы могли бы прекрасно проводить время.
Шура ответила с такой же сердечностью:
– Спасибо большое, дорогая Татьяна…
– Мои близкие друзья называют меня Татя.
– Хорошо, Татя.
