Кровь и струны

Леди Бланка прищурилась, стараясь разглядеть хотя бы отголосок неповиновения в чужом лице, но, конечно, не нашла. Годы на сцене даже замужеству не удалось стереть. Хотя теперь, пользуясь старыми трюками, Марита чувствовала себя, как воровка. Едва ли она имела на них право.

– А как умер твой муж?

Сердце дернулось, как рыба, попавшая на крючок. Марита незаметно прикусила внутреннюю сторону щеки. «Жонглируй, дочка, – повторила она про себя слова отца, в этот раз уже уверенней. – Кусочки истории – это шары. Они полетят туда, куда ты их направишь».

– Волки загрызли, госпожа.

Еще одна ложь. Маленький шажок в сторону теплой постели и горячего обеда. Леди Бланка безразлично кивнула, приняв такой ответ без капли сочувствия. Впрочем, Марите оно было и не нужно – ей были нужны деньги.

– Ты умеешь ухаживать за цветами? Подстригать кусты? – внезапно спросила леди Бланка.

– Нет, госпожа, только поливать, – удивилась Марита.

– А шить?

– Вы имеете в виду починку?

– Я имею в виду это платье, например.

Марита непонимающе заморгала, словно потеряв равновесие. Почва, на которой она уверенно стояла, стала зыбкой слишком резко, и голос от этого перестал слушаться.

– Нет, госпожа, я…

– Рисовать? Варить отвары?

– Нет, я…

Марита вновь запнулась и замолкла, растерянно смяв в пальцах подол. К чему вообще эти вопросы? Разве служанке надо такое знать? Вопросы вспыхивали в ее голове искрами, не давая сосредоточиться, и стоило бы утихомирить их прежде, чем вновь открывать рот. Но тут леди Бланка недовольно скривила губы.

– Госпожа, я обучена всему, что должна уметь служанка: уборке, готовке, прическам и прочему, – поспешно сказала Марита, от паники вывалив все козыри разом. – Кроме того, я играю на большинстве инструментов, пою, танцую…

Это не помогло.

– Довольно, – резко прервала ее леди Бланка и махнула рукой. – Ты мне не подходишь. Можешь быть свободна.

Мариту будто молотом в грудь ударили. Она застыла и только потому смогла разглядеть эмоцию, быстро мелькнувшую на чужом лице: это было удовлетворение. Ну конечно. Леди Бланка с самого начала не хотела ее брать. Кому нужна чужачка, когда вокруг столько идеально вышколенных кандидатов без странных кос и мертвого мужа?

В носу защипало от обиды, стремительно перерастающей в отчаяние. Вязкое и склизкое, оно поднималось все выше, пока не встало в горле комом, который не удавалось проглотить. Все кончено. Хлипкая лестница, по которой Марита все это время карабкалась, все-таки рухнула. Она стиснула челюсти, словно разом ощутив эту груду рухнувших ступенек, но заставила себя не опускать голову. А потом медленно, с достоинством поклонилась, хотя больше всего хотелось просто разрыдаться прямо перед проклятой госпожой. Но нет уж, Марита не доставит ей такого удовольствия. Она отвернулась, готовясь уходить.

Служанка, почти закончившая с прической леди Бланки, потянулась к столику за последней заколкой. И уже почти подхватила, когда леди Блака вдруг резко выпростала руку в сторону бокала. Две ладони, холеная и грубая, столкнулись, и тот упал со стола.

Остальное произошло так быстро, что Марита не успела ничего осознать. Бокал полетел на пол, и она машинально крутанулась, поймав его в воздухе, как раньше ловила брошенные отцом шарики.

В комнате повисла тишина. Служанка по-деревенски вытаращила на Мариту глаза, а сквозь маску красоты на лице леди Бланки проступило настоящее, не наигранное удивление. Верно отец говорил – можно проиграть в карты последние штаны, но умение – никогда. Впрочем, на что оно теперь? Марита вновь спокойно поклонилась и, со стуком поставив бокал обратно на столик, направилась к двери.

– Стой.

Оклик застал ее почти на пороге. Сейчас бы завершить сцену как следует: рассмеяться и уйти, картинно хлопнув дверью. Это был бы красивый жест, щелчок по благородному носу… И бездарно упущенный шанс. Поэтому Марита развернулась.

Леди Бланка выглядела так, будто бы делала одолжение, но наметанный глаз все же заметил тщательно скрываемое за напускным безразличием любопытство. Так смотрит заскучавшая кошка, специально отпустившая пойманную мышь: убежит или нет?

– Ты знаешь, что это мой любимый бокал? – спросила леди Бланка, и ее губы тронула наигранная улыбка. – Брат привез его мне из Измовии.

Чуть помедлив, Марита покачала головой:

– Нет, госпожа.

Леди Бланка задумчиво подхватила тонкую ножку и отпила, с наслаждением прикрыв глаза. Марита терпеливо ждала, хотя ее руки, вновь спрятанные в складках, дрожали, а в груди несмело теплилась искра, готовая вот-вот перерасти в надежду. Стоять вот так было едва выносимо, словно держать на плечах каменную глыбу. Наконец, молодая госпожа вновь подала голос:

– Пять вернингов в неделю тебя устроит?

Сердце сделало кувырок и забилось еще быстрее, чем до этого. Едва сдерживая рвущуюся наружу радость, Марита скупо кивнула, ничем себя не выдав. Сейчас она готова была стать даже крысой, если ей пообещают за это заплатить.

Герб Реплихов представлял из себя черный цветущий чертополох, заключенный в желтый круг. Из того, что Марита слышала про этот род, ей больше всего запомнились шутки. Реплихов сравнивали с репейником, сорняками и липкой смолой. Леди Бланка эти слухи подтвердила, сразу же прицепившись намертво.

«А как в Вентонии? А правда, что вы просто закапываете мертвецов в землю? Отвратительно. А все вентонцы видят ложь? Я вру? А сейчас?» Поток вопросов остановился, только когда госпожа задремала, убаюканная мерным покачиванием кареты. Вторая служанка, та самая пухлая урнийка, заплетавшая леди волосы, тоже то и дело клевала носом. Только Марите не спалось.

Она со вздохом повела плечами. Леди Бланка была в них более узка, так что старое платье госпожи жало и, казалось, вот-вот могло разойтись по шву. Плавный изгиб ассиметричной юбки должен был кокетливо приоткрывать часть ноги, но из-за низкого роста почти волочился по земле, а объемные рукава делали плечи некрасиво широкими. Марита чувствовала себя в этом изящном платье, как осел в дорогой сбруе. Еще и фляга, притороченная к поясу, мешалась. Но делать нечего – здесь их носили все, кроме детей.

Марита перевела взгляд на лицо леди Бланки. Та сидела, чуть откинувшись на мягкую бордовую спинку и прислонившись к стене щекой, и тихо сопела. Сейчас госпожа наконец-то походила на человека, а не на красивую куклу: рот забавно приоткрылся, а одна из прядей съехала на глаза.

«Что же ты задумала?» – спросила Марита про себя, с опаской вглядываясь в безмятежное лицо. Сразу же взять новую служанку на бал – еще куда ни шло. Но зачем отдавать ей свой наряд?

– Твоя одежда слишком поношенная. Да меня засмеют! – вот как это объяснила сама госпожа.

Да, другие девушки в поместье носили вещи подороже, но Марита чувствовала в происходящем подвох, будто зверь, учуявший спрятанный под листьями капкан по стальному душку. И это не давало насладиться мягкими сиденьями и прохладным ветерком, покачивающим тонкую шторку. Нет, надо все выяснить, пока есть возможность. Только как? Ответ тут же глумливо возник в сознании, такой очевидный и такой нежеланный. Она не должна… Но время бала приближалось, а госпожа не спешила раскрывать все карты. Ладно, в последний раз. Марита вновь прислушалась к чужому мерному дыханию и, убедившись, что госпожа действительно спит, чуть наклонилась вперед.

– Эй, Аделла, – шепотом позвала она.

Вторая девушка вздрогнула и суетливо завертела головой по сторонам.

– Приехали?

– Нет, – Марита помедлила, подбирая слова. Это далось непросто – старые навыки успели покрыться пылью и теперь казались чужими. – Ты не знаешь, зачем это все?

Марита взмахнула рукой, указав на свой наряд. Аделла с опаской покосилась на спящую хозяйку. Когда служанка думала, у нее на лбу пролегала забавная складка – вот и сейчас так же.

– Я не должна об этом говорить, – неуверенно и простодушно ответила Аделла.

Внутри невольно потеплело от удовлетворения. Вот она, брешь. Не заметив, как карету качнуло на очередной кочке, Марита наклонилась и слабо сжала руки служанки в ладонях.

– Прости, не стоило мне, – мягко сказала она и заставила голос истончиться и задрожать. – Просто я так боюсь – коленки трясутся. Если это все злая шутка…

Боги, зачем она так играет и зачем играет вообще? В ушах снова зазвучал голос Вериса – словно из змеиной пасти ядом закапало. Марита отмахнулась от его слов, как и от проклюнувшейся вины. Не сейчас.

Аделла закусила губу. Она колебалась, и эти сомнения почти ощущались кожей. Мир привычно замедлился, и вместо пухлощекой урнийки перед глазами возник замок, вот-вот готовый открыться. Ну же, еще чуть-чуть! Марита внутренне напряглась, словно и правда пыталась осторожно повернуть отмычку, и… выпустила чужие руки, сдаваясь.

– Я понимаю, – сказала она тихо, и голос услужливо дрогнул. – Тебе незачем рисковать ради меня. Забудь.

Уголки губ сами собой опустились, а голова понурилась. Марита не видела лица Аделлы, только ее пальцы, беспокойно перебирающие подол, но безошибочно поняла: сейчас. Урнийка кратко вздохнула, и «замок» в ее сердце щелкнул. Аделла бросила на свою госпожу быстрый взгляд и поманила рукой, предлагая наклониться. Марита поспешно подставила ухо.

– Ладно, скажу, – зашептала Аделла, то и дело оглядываясь. – В этом платье леди бывает на официальных приемах. Наверное, она надеется, что вас будут путать со спины. Ей это кажется смешным. Просто молчи, и все обойдется.

Урнийка ободряюще улыбнулась, и Марита почувствовала легкий укол стыда. Азарт, охвативший ее до этого, бесследно рассеялся, оставив после себя неприятное послевкусие.

– Спасибо, – почти искренне поблагодарила Марита, хотя радости не испытывала.

Победа ей все равно не принадлежала.

Марита отвернулась и принялась смотреть в окно. Значит, госпожа изволит развлекаться. Такое опасно. Кто знает, когда кошке покажется забавным убийство мышки? Но с этими когтями еще можно разминуться. Марита вздохнула, и, сдвинув давящий на виски обрик, временно выкинула тревожные мысли из головы.

За окном проносились сероватые урнийские просторы. К местной природе привыкнуть было сложно – блеклая и скудная, она не любила чужаков. Сухая почва часто трескалась, кусты щетинились колючками, а травы напоминали жесткую собачью шерсть. Даже здешние деревья, тонкие и скрюченные, носили шапку из мелких, почти серых листьев. Местами виднелись мальвадки – странные растения, состоящие из одних только толстых мясистых стеблей, покрытых колючками. Жуткие уродцы.

Как-то Верис сказал: «В Урносе кровь меняют на воду». Пожалуй, он был прав. Все вокруг привыкло бороться за каждую каплю, как за последнюю, и не дай Тенрис оказаться посреди этой борьбы.

Марита подперла подбородок ладонью, вспоминая зеленые луга, залитые солнцем и усеянные цветами, словно небо звездами, прохладную тень раскидистых дубов и холмы, прячущиеся в туманной дымке. Удастся ли вновь увидеть их хотя бы раз? Мысль отозвалась тоской, и Марита задернула шторку, не желая больше вспоминать. И тут же поймала взгляд заскучавшей Аделлы. А ведь служанки знают больше всех. Почему бы не потратить время с пользой?

– А правда, что у вас тут много разбойников? – спросила Марита на пробу.

– Да! – откликнулась Аделла с каким-то почти детским восторгом. – У меня даже подружка с одним из Псов крутила, он ей золотые колечки дарил!

– Псов? – переспросила Марита.

Громкий шепот служанки стал заговорщицким, и в этот раз Марита наклонилась сама, заражаясь чужим интересом. Они сдвинули головы, почти соприкасаясь макушками. Щеки Аделлы зарумянились, а глаза горели от возбуждения. Урнийка самодовольно, с нотками превосходства улыбнулась, явно радуясь, что ей есть, что рассказать.

– У нас их две шайки, разбойников этих. Города Псам принадлежат, у них у всех на шее оскаленная собака набита. А дороги – Костям.

Марита подавила смешок. Аделла напоминала маленькую девочку, рассуждающую о взрослых вещах, которых не понимает. Даже палец к губам поднесла в невинном жесте. Это веселило, пока не примерещилось: это Лиска треплется об очередном фокуснике, доставшем из шляпы платок. Марита незаметно поежилась.

– А у Костей что? Черепа какие-то? – попыталась угадать она.

Аделла отмахнулась.

– Нет, у них ничего. Но я слышала, если им перейти дорогу, то ихний главарь сделает из твоего черепа кубок для вина. Говорят, у него в логове целая комната, заполненная такими кубками, – ответила урнийка, понизив голос и забавно округлив глаза. – И в них души всех врагов заперты!

Марита скептически нахмурилась.

– Из них же все вино выльется…

Аделла уже собиралась ответить, когда карета вдруг, резко качнувшись, остановилась. Марита вскрикнула и вцепилась в сиденье руками, чуть не ударившись о потолок. Леди Бланке повезло меньше – она не успела сориентироваться спросонья и теперь с болезненной гримасой терла ушибленную голову. Марита приоткрыла шторку и осторожно выглянула в окно. По ту сторону простиралась лишь безлюдная земля, поросшая травой и кустарниками.

– Что случилось? – спросила она у всадника в желто-черном жакете – одного из солдат, сопровождавших карету.

Тот вместо ответа потянулся к ножнам и с шелестом вынул из них меч. От тревоги перехватило дыхание. Марита поспешно отодвинулась от окна и оглянулась на леди Бланку. Та пригладила растрепавшуюся прическу, ничуть не испуганная.

– Почему мы остановилась? – требовательно окликнула солдата госпожа.

Мужчина поиграл желваками.

– Оставайтесь в карете, госпожа, сейчас…

Он вдруг болезненно вскрикнул, забулькал и начал заваливаться на бок. Из его шеи торчала стрела, и кровь лилась красной лентой, пропитывая одежду. Мгновение – и солдат с глухим звуком рухнул с лошади.

Марита оцепенела. Время словно замедлилось, позволяя в мельчайших деталях разглядеть, как закатились глаза солдата, как поднялась пыль и как встала на дыбы лошадь. А потом оно вдруг побежало с огромной скоростью. Рядом завизжали женщины, послышались крики солдат и звон стали о сталь. Придя в себя, Марита быстро кинулась на пол. Мысли панически метались в ее голове.

На них напали? Кто? Разбойники или враги барона? И в проклятой карете, как назло, нигде не спрятаться. В карете? Внезапная мысль повергла в ужас. Если лошадей понесет, карета может перевернуться! Продолжали визжать леди Бланка и Аделла, забравшись на сидения с ногами. Неважно. Надо спасаться самой. Марита прижалась к полу, почти уткнувшись в него носом, и потянулась к двери.

Страх сковывал мышцы, призывая забиться в угол подобно испуганному зверьку, платье путалось в ногах, и подол едва волочился. Сердце глухо колотилось, отдаваясь пульсацией в висках, и казалось, еще чуть-чуть – и оно просто разорвется. Спрятаться. Нужно спрятаться. Марита стиснула зубы. В носу уже зудело от пыли, а от криков и грохота снаружи не было слышно даже собственного сбивчивого дыхания. Но карета в любой момент могла превратиться в ловушку…

Она не знала, сколько вязла в своих юбках, как муха в паутине, пытаясь собраться, когда впереди замаячила ручка. Рука потянулась к ней, но так и замерла в воздухе, когда за спиной что-то громко щелкнуло. Марита порывисто обернулась. Вторая дверь кареты распахнулась, и в прямоугольнике света мелькнул мужской силуэт. Марита успела заметить только темный, без единой нашивки стеганый доспех, прежде чем воин схватил визжащую леди Бланку и выволок наружу.

Нет! От ужаса воздух камнем встал в горле. Громко заржали лошади, и карета закачалась из стороны в сторону. Схватив ручку, Марита ее порывисто дернула. Вновь раздался щелчок. Дверь распахнулась, позволив вывалиться наружу. Удар отдался в выставленные вперед руки, стесав кожу, но боли Марита не почувствовала, только прижала ладони в груди и попыталась встать.

Мир трясся и дрожал. Звенели мечи, смешались люди и лошади. Вот упал один солдат, неудачно открывшись, вот другой подсек противника, заставив завалиться наземь, и тут же сам рухнул следом от удара в спину. Перед глазами замелькали пятна: желтый, серый, красный. Много, много красного, заливающего землю. Мимо пронесся конь, сбросивший наездника, в воздух взлетела пыльная взвесь. Марита шарахнулась от двух сцепившихся бойцов в сторону на полусогнутых ногах. Тут же закружилась голова, и она осела обратно. Ну же, вставай. Ну!

Поднялась еще раз, медленно, словно конечности налились свинцом. Рядом испуганно заржали жеребцы, беснуясь в упряжи. Марита вскочила на ноги и побежала, подхватив юбки. А потом что-то со всей силы врезалось в спину. Земля задралась, и Марита дернулась, пытаясь прикрыть голову, но не успела. Удар заставил череп расколоться от боли.

Последним, что Марита увидела прежде, чем все заволокла тьма, была иссушенная земля и собственные сбитые костяшки.

Глава 2. Фокус с монеткой

Покалывание в районе плеча – вот первое, что Марита ощутила. Было темно. Способность управлять собственным телом возвращалась медленно, как чувствительность к онемевшей конечности. Но воспоминания воскресали еще неохотнее. Марита поморщилась, пошевелила руками. Неужели все-таки задремала в карете?

– Сейчас, сейчас, – забормотала она невнятно.

Плечо вновь кольнуло болью, словно в него вонзились острые иглы. Марита дернулась и распахнула глаза. Сразу поняла – не в карете. Она лежала, уткнувшись носом в сырую землю, а в бок упиралось что-то твердое и холодное. Марита резко села, и тиски на плече разжались. В воздух с карканьем взметнулся ворон и, громко хлопая крыльями, исчез вдалеке.

От резкого движения закружилась голова, и отдалось болью на макушке. Марита застыла, прижав ладони к щекам и пережидая, пока цветные пятна перед глазами рассеются. Налетел холодный ветер – хлестнул по лицу и принес странную смесь запахов: соли, травы, железа, сухой земли и почему-то, едва различимо, гнили. Какого?.. Марита отняла руки от лица и обеспокоенно огляделась.

Рядом простиралось поле. Примятая сизая трава гнулась к земле, и меж колышущихся стеблей виднелись бугорки, черные и желтые пятна. На дороге, усеянной этими бугорками, стояла карета. Возле нее беспокойно прядала ушами лошадь, волоча за собой остатки сбруи. Солнце терялось в серых облаках, похожих на утреннюю дымку.

Ветер вновь налетел, колыхнув траву, и тошнотворный запах усилился. И тут воспоминания вернулись все разом, будто кто-то пробил плотину: стрела в шее солдата, кричащая леди Бланка, испуганные кони. Качающаяся карета. Марита испуганно ощупала себя и выдохнула – цела. Мир чуть прояснился, и бугорки принялись приобретать человеческие очертания. Сердце дернулось и замерло, будто сжатое в ледяных пальцах.

– О, боги, – прошептала Марита, сглатывая подступивший к горлу липкий ком, и собственный голос показался ей хриплым и чужим. – Леди Бланка? Аделла? Кто-нибудь?

И тут же зажала ладонью рот. Дура. Если разбойники еще рядом… Но вокруг было тихо, как на кладбище, даже птицы и кузнечики замолкли. А глаза подмечали все больше: засохшую кровь, вспоротое бедро, отрубленные… Марита резко, до боли, зажмурилась и задышала медленнее и глубже, пережидая новый приступ тошноты. К горлу поднялась горячая волна, лоб покрылся испариной. Надо поискать выживших. Кто-то ведь мог спастись. Точно мог. Марита повторяла это про себя, пока не начала верить, и только тогда тошнота отступила.

«Займи руки – или мысли займут твою голову», – всплыли вдруг в голове слова отца, и она ухватилась за них с отчаянием утопающего. Пусть глупо, пусть по-детски, пусть Верис засмеял бы… В тьму Вериса. Марита зло стиснула кулаки и встала. Тело ныло, саднили костяшки, раны на которых успели покрыться коркой. Изо рта вырвалось болезненное шипение. Потирая ноющее плечо и прихрамывая, она двинулась к карете, глядя только на нее и ни на что больше. Пару раз слепо переступила через неподвижные бугорки. Трава цеплялась за юбку, тянулась вслед ногам, будто пытаясь удержать. Тихо колыхались пепельные колосья. В воздухе плотной завесой стояла тишина, и собственное рваное дыхание казалось громогласным.

У кареты цветных пятен была целая россыпь. В глазах вновь расплылось, а вонь усилилась, и Марита попятилась, прикрываясь драным рукавом. Нет, нельзя уходить – кто-то мог остаться. Сглотнув липкий ком, она подошла ближе. Из бока кареты, будто замысловатое украшение, торчал меч, и вверх от него расходилась широкая трещина. Дверь была широко распахнута, обнажая темное нутро.

Бугорки на земле смазались в сплошное полотно, и Марита представляла, что идет по цветущему лугу, пока пробиралась сквозь них к двери. Куст зверобоя, россыпь одуванчиков, булыжник, поросший мхом. И ничего более. У кареты Марита остановилась и, все еще боясь говорить, заглянула внутрь.

 Но там оказалось пусто – только плясал солнечный свет на раскиданных повсюду подушках. Она отступила обратно и беспомощно обхватила плечи руками. Никого. Никого не осталось. Ни на что уже не надеясь, Марита обошла карету кругом. И обмерла.

Второй лошади повезло меньше. Она лежала на боку, неподвижная. Темные глаза закатились и поблекли, а над раной на животе, покрытой запекшейся кровью, вились мухи. Марита резко отвернулась, и ее все-таки вывернуло. Тошнило долго, болезненно, и даже когда стало нечем, горло продолжило спазмически сжиматься еще несколько мгновений.

Когда Марита наконец смогла разогнуться обратно, дрожащими пальцами утирая рот, взгляд вдруг зацепился за что-то фиолетовое, мелькнувшее около кареты. Девушка прищурилась, пытаясь разглядеть. В груди похолодело, и сердце почти перестало биться. Это была рука. Тонкая, изящная женская кисть виднелась на земле вместе с оборванным куском фиолетового рукава. Она показалась Марите чисто белой на фоне земли, почти что сияющей мертвенным светом.

Возможно, поэтому тяжелое кольцо-печатка с гербом Реплихов нашлось почти сразу. Чуть ниже серебряного чертополоха повисла застывшая алая капелька. По земле разметались волны спутанных и потемневших от крови волос. Сама голова была неестественно повернута набок и вся залита кровью. Марита четко знала: после такого не выживают.

Изо рта вырвался всхлип. И что теперь делать? Ни денег, ни карты. Марита вообще не знала, где находится. И мертвецы, вокруг одни мертвецы, и никого не осталось… Она зажмурилась. Темнота принесла успокоение, но все остальное – шелест травы, вонь и холод, идущий от земли – осталось. А еще с закрытыми глазами все чувства обострились, и Марита вдруг услышала отдаленный стук копыт. Она резко обернулась и вгляделась вдаль.

По уходящей к горизонту желтоватой дороге ехали всадники. Пока что они были слишком далеко, но даже отсюда удалось разглядеть притороченные на поясах ножны и колчаны за спинами. Позади отряда, покачиваясь, ползла старая телега. Чаша тресни! Марита дернулась, готовая сорваться с места, но почти сразу осела обратно. Бесполезно. Далеко не уйти, зато под удар подставиться только так. Если не успеют ее разглядеть, могут и выстрелить. Пальцы в бессилии стиснули грязный подол.

Чужаки тем временем приближались. Теперь стали видны и стеганые доспехи чужаков и они заставили насторожиться. Ни одна армия не станет надевать чужие цвета. А тут были и синие доспехи, и красные, и даже желто-черные. Сердце екнуло от тревоги. Потрепанные, то слишком большие, то маленькие, доспехи будто сняли с чужого плеча. Что стало с их настоящими хозяевами?

И что же тогда станет с Маритой?

Она стиснула подол еще сильнее и беспомощно огляделась по сторонам. Обломки, трава, окровавленный шлем… Не то, все не то. Марита рвано выдохнула, и ее взгляд вдруг вновь упал на перстень.

«В этом платье леди обычно появляется на официальных приемах. Наверное, она надеется, что вас будут путать со спины». Слова искрами вспыхнули в создании, и идея сложилась из них, как из кусочков измовской головоломки. Служанка бесполезна. А леди? Много ли людей знают младшую дочь барона в лицо?

На мгновение эта мысль ошеломила Мариту. Неужели она собирается сыграть госпожу, словно самую обычную роль? Вина сдавила грудь, стиснула, подступила к горлу комом. Марита на мгновение застыла, полностью захваченная этим чувством, а потом вдруг резко мотнула головой. Да, она не имеет на это права. Играть, зваться артисткой, петь, ходить по канату… После всего, что Марита сделала, после мыслей, которые думала, и слов, которые говорила, вновь вернуться в ремесло было бы святотатством. Наглостью. Почти преступлением.

Но…

Она стиснула губы, чувствуя, как невидимый ком в горле обрастает иглами, а глаза начинает щипать. Но как же Марита не хотела умирать. Только не так, среди окоченевших тел, в дурацком платье с чужого плеча, под незнакомыми звездами. Она не может умереть здесь грязной заплаканной замарашкой, так и не вспомнившей, что такое свобода.

Марита глубоко вздохнула, прикрывая глаза, и один за другим начала воскрешать давно забытые навыки, слой за слоем наращивая на себя чужую личину. С каждым следующим разум все сильнее пустел, а паника отступала, пока не пропала совсем. Когда веки Мариты вновь дрогнули, она больше не была собой. Рот испуганно скривился, ресницы кукольно задрожали. Картинно закатив глаза, Марита обмякла и рухнула на землю, накрыв руку леди Бланки собой.