Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

Первым отреагировал его отец, с ехидной улыбкой Хоттаб Саидшариф остановил последовавшего было за Гассаном Абдуррахманом его брата рукой.

– Пусть первым узнает лик бессмертного владыки. Если что… Мне же придется спасать его… – с притворным сожалением сказал Хоттаб, предвкушая в себе ошибочное мнение о возможностях Гассана. Омар Юсуф ибн Хоттаб послушался отца. Однако ему также хотелось вступить в их игры. Хоттаб прекрасно знал, о чем думает его сын, но также знал, что один он вступать с невиданным врагом без помощи отца не станет.

– Я не знаю будущего, об этом может лишь сказать тетка Икриша.

Омар посмотрел внимательно на отца. Он некогда слышал это имя не с лучшей из сторон о некой женщине из легенд.

– Лилит?! – предположил он.

Хоттаб посмотрел на сына, затем вновь перевел взгляд на отошедшего Гассана.

– Сирина, – произнес он. – Особа не из приятных, – Сказал Хоттаб, продолжая, не отрываясь, наблюдать за сыном. Гассан дошел до озера. Хоттаб пытался сконцентрироваться на мыслях Гассана, продолжая рассказывать Омару:

– Ее душа до сих пор, я слышал, вселяет трепет. Думаю, она по-прежнему блуждает между мирами людей и духов.

Хоттаб не успел договорить. Он прервал речь из-за взбудораженного даже его разум явлением.

– Дагон!.. – лишь прозвучало в его устах.

Хоттаб Саидшариф поспешил отнять руку, запрещавшую Омару идти вперед, и был готов применить силу одного из сокровищ повелителя земли папируса Сусакима. Когда Гассан Абдуррахман, оказавшись у краев зачарованного водоема, едва прикоснулся носком своей в краях Израильского царства модной туфли, нарушил легким волнением неподвижность глади. Камненос никак не думал об неожиданном проявлении в бассейне естественного образования, но, как верующий в действительную силу магической вещицы на его руке, он мог бы задуматься о подозрительном спокойствии в неизвестной ему местности, как могло бы повлиять на него то, что он оказался также магическим путем в этот мир. И как только Гассан ибн Хоттаб заметил нечто, поднимающееся из-под воды, тут же приготовился вызывать своего помощника.

– Леху мешарет абот ликрателай! – произнес он и описал в воздухе круг.

Как только он успел это сделать, перед ним из воды стало проявляться нечто, похожее на голову очковой кобры, с несколькими щупальцами, торчавшими вдоль тела. Морда чудовища была схожа с собачьей, что можно встретить в любом из сел, но и небезобразным это рыло все-таки назвать было нельзя. Позади образа расстилался змеиный капюшон с парой очей по обеим его сторонам. Из ноздрей выходил зеленоватый легкий дым, что-то вроде отдельного подбородка от нижней челюсти сливалось с телом. Размеры монстра, казалось, росли и росли, пока он, поднимаясь из воды, наконец не застыл, глядя сверху вниз. У филистимлянина все сжалось от страха, но Гассан, не подавая виду, оставался уверенным в слуге кольца.

Чудовище, оглядев осуждающим взглядом людей, перевело одно из своих очей на джинна Гассана, другим оно наблюдало за непрошеными гостями, разглядывая то Гассана, то ожидавших, что произойдет дальше, поодаль филистимлянина остальных прибывших.

– На Факишшар лэ аамашши…21 – произнесло чудовище, обращаясь к джинну, обратив внимание на людей вторым оком. – Лми йерешши?22 – спросил монстр, обращаясь к джинну, не обращаясь в его сторону.

Отец Гассана, как и его сыновья, не знали, о чем говорит змееподобное существо, но он сделал попытку проникнуть в его сознание, тут же найдя в нем только тьму, объятую пламенем. Едва спасшись от объявшего его ужаса, который умело скрыл, поспешил покинуть его голову. Мыслями из пламени трудно управлять, к тому же очи его были не пропорциональны друг другу, чтобы сконцентрироваться в его взгляде, нежели как человеке или другом существе, чей разум подчинялся легче. Хоттаб мог бы управлять сущностью идола, но не в этот раз, дух существа, казалось, состоял из едкой пыли и газов.

– Севашши Ашу мулех!23 – продолжил монстр.

Страшила с головой аспида показывал свой раздвоенный язык при каждом шипении. Никто из людей не понимал, что говорит огромная очковая змея. Однако у Гассана и его отца страх понемногу затихал, но появлялось другое ощущение – что аспид вновь скроется под водой и в следующий раз вызвать его будет делом кропотливым и опасным. Змей вновь обратил одно крутящееся око на джинна.

– Ми йефлехлу Факишшар?24 – обратилось чудище к джинну, ведя наблюдение за людьми одним оком.

Джинн Гассана продолжал молча наблюдать за Нечто. И, вдруг, идол города Ашдод начал исчезать в отражающей небесный свет глади водоема, пока не скрылся вовсе.

Гассан оглянулся, но отец дал понять взглядом, что ему вновь стоит заняться левиафаном. Гассан начал понимать: это и есть часть игры Хоттаба, в которой, вероятно, в первую очередь ему бы предстояло разузнать язык чудовища. Гассан, глянув на джинна, перевел взгляд на водоем. Он решил сам разузнать таинства подводного существа. И все же камненосу, отчасти как обычному человеку, никак не хотелось тревожить существо. Где-то в глубине себя он ощущал его вполне безобидной тварью. Но игра есть игра, и отступать было некуда. Позади ожидал его решительных действий отец как игрока и как старшего сына.

Гассан Абдуррахман снова дотронулся носком до воды. Легкая рябь, однако, никак не действовала на появление левиафана. Тогда Гассан усилил действия. Но и в следующий момент ничего не произошло. И филистимлянин стал решительней. Бросив взгляд, на своего джинна, убедившись, что тот на страже, топнул со всей мочи по воде, омочив каплями воды свой халат. Тут же из воды появилось чудовище. На этот раз не медля, своим появлением выкинув часть тела из водной глади, обрызгав Гассана Абдуррахмана еще больше. Очи аспида, казалось, пылали яростью так, что человека могли испепелить, не говоря уже о его пасти, могущей проглотить любого. Как вдруг джинн, слуга кольца Соломона, вдруг увеличившись до размеров аспида, прикрыл своим телом владельца магического амулета. Огромная кобра, застыв, не ожидала такого действия джинна. Выпучивая все свои крутящиеся в разные стороны очи, с удивлением аспид обратился к джинну:

– Ми нвот Факишшар?!25

Но, не получив ответа, тут же продолжил:

– Инешши гведанивошшиво нашшеви?26

Аспид пытался взглянуть из-за тела джинна на людей.

– Веши онди ведажж?..27 – спросил аспид.

И тут, казалось, чудовище, наполненное яростью, внезапно сметет магического духа вместе с ним, если поспеет от некоторого момента застывших от ужаса людей, ожидавших поодаль человека, нарушившего его покой. Однако оба мифических существа словно понимали друг друга, застыв, глядя друг на друга, словно гипнотизируя друг друга. Вдруг неожиданно для всех джинн принял обычный вид.

– Свои ижжи чуваточин ичветаль28, – сказал Факраш аспиду, уже глядя на него снизу.

– Кешшим жжилис неву29, – прошипел аспид и скрылся в воде.

И джинн, словно выполнив свои обязанности, тоже исчез.

Первым нарушил тишину Хоттаб ибн Назара.

– А твой джинн умен, однако! – сказал он.

Гассан обернулся на голос направлявшегося к нему Хоттаба. Его брат отправился следом.

– Я думал, у них тут будет состязание! – как мог поднимал себе настроение взамен сожалению о несостоявшейся баталии Хоттаб. – Но на этот раз будем считать, что никто не победил. Филистимский див. Я бы не стал в особенности беспокоить его в знак памяти о нашей прародине, сынок.

Гассан пытался понять слова отца.

– Это был Дагон?! – не скрывая удивления, поинтересовался его старший сын.

– Да, – коротко ответил Хоттаб.

– Это и есть воочию божество Большого моря, филистимляне трех городов поклоняются змее! Пресмыкающемуся.

«Так, значит, оно существует!..» – задумался Гассан.

Но действительный вопрос, который интересовал его, он озвучил перед отцом, полагаясь на его знания.

– А о чем они говорили, отец? – спросил Гассан Хоттаба.

Хоттаб Саидшариф задумался.

– Не знаю. Но… у твоего джинна есть имя, – сказал Хоттаб, довольный тем, что может удивить соперника.

Гассан Абдуррахман не настолько был устрашен видом дива, сколько поразился словам отца. Сам Хоттаб был также несколько удивлен такой новостью. Ему было известно, что имен у джиннов нет. Впрочем, часть легенд гласила о магических духах, имевших прозвания по их заслугам. Но это он решил скрыть, заинтересовавшись в призвании джинна с именем, тем самым проявив желание лучше изучить дар Соломона, когда появиться на то огромное желание, то выведать истинное предназначение владение им Гассаном.

Хоттаб Саидшариф ибн Назара в последнее время во всем стал больше проявлять сомнения. Испытывать на прочность свои догадки, как и людей, он начинал делать с детства, что, собственно, удаляло его от общего мира замыкая в себе.

Конечно, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб рассказывал отцу суть кольца Соломона, но многое упустил на вечеринке, больше уделяя внимание его рассказам и хвастовству правителя Хаб Амахтзира.

– У него есть имя?! – спросил Гассан.

– Факраш. Я понял по выражению, когда они разговаривали между собой.

Хоттаб усмехнулся.

– А знаешь, что в голове у твоего джина? – спросил Хоттаб.

Гассан отрицательно повертел головой.

– Бесконечное пространство голубой дали и никаких мыслей. В его голове полный хаос. Люди, дома, крики, драки, – увлекся Хоттаб.

– Да я знаю, – вспомнил Гассан о человеке, искавшем драгоценный камень в Дане, – вполне возможно.

– Ну, вот, ты все знаешь сам об этих странных, похожих чем-то на людей существах! Я слышал, некоторые из них прежде были людьми, но затерялись как-то и остались между мирами в облике так сказать послушания. Об этом мне как-то раз поведал Джирджис ибн Реджмус, как я понял тогда, ему самому от кого-то стало известно. Один, как он слышал, из джиннов служил людям. И, выслужив свой срок, обещано ему было стать человеком… или же служить в наказание свое…

Задумался Хоттаб над правдивостью рассказанного ему предания.

– Как твой ифрит, папа? – спросил Гассан.

– Нет. – Хоттаб все знал о своем демоне. – Это повелитель джиннов, он никогда не был и не станет человеком. Такие превращения редки, и то, я полагаю, всего лишь выдумки содержателей душ. Даже внук проклятой тетки не станет выкладывать все! Может, потому что еще жив и выглядит вполне здоровым его последний предок. Вот только следы истории теряются на самой Сирине потомства Полиса…

Задумался Хоттаб, но тут же продолжил:

– Джирджис подарил мне этот перстень за одни дела! – Хоттаб благодушно поделился с сыном, все же скрывая от него часть истории о приобретении волшебного амулета. – Он поделился со мной и тем, что им не было встречено ни одного духа из заговоренных амулетов с именем. И я думаю, это миф, – поделился своим мнением Хоттаб, – не более. Джирджис Реджмус, великий заклинатель! Он овладел своими знаниями, когда Мисраим был еще маленьким поселением. До Большого Сфинкса. Те края тогда еще не были покрыты песками, но всюду уже росла полынь-трава. Деревья стали редки. Но шум, по рассказам, от них доносился не как здесь! – усмехнулся Хоттаб.

Гассан, когда речь зашла о месте, где он оставил своих друзей, решил использовать возможность больше узнать о Египте.

– А почему, отец, стало так, что там теперь один песок? – спросил он.

– Почему? Почему? Откуда мне об этом знать?! Я историей не увлекаюсь. Это вот вопрос скорей к твоему братцу, он больше копается в мифах и легендах.

Оба мужчины посмотрели на рядом стоявшего молодого человека. Омар Юсуф, понимая, о чем его хотят спросить, слушая их, все же не мог дать какого-либо ответа на их взгляды.

– Да мне мало о чем известно, – ответил Омар.

– Вот видишь! Нам остается только заниматься развлечениями. А историей пусть занимаются специальные на то люди! Омар?

Хоттаб перевел взгляд с Гассана на младшего сына. Омар Юсуф ожидал указаний отца.

– Готовься поработать палкой!.. – произнес Хоттаб, украдкой подмигнул Гассану, укрывая довольную ухмылку, подталкивая тем самым к очереднму развитию игры. Ход был за Хоттабом. Хоттаб Саидшариф вызвал ифрита как в прошлый раз, словно захватывая воздух в кулак, блеснув золотым ободком перстня, опоясанный бриллиантовой каймой драгоценный камень.

– Вызываю раба Джирджиса!

Магический безобразный дух появился, произнеся условности подчинения.

– Чего требуешь, хозяин?! – спросил повелитель джиннов.

– Достань мне скипетр Ра! – приказал Хоттаб.

И тут же перед повелителем джиннов в воздухе появился египетский жезл фараонов.

Появившийся посох после рассеявшегося дыма опустился в протянутую руку Омара Юсуфа. Глядя на всех сверху, ифрит мог лишь догадываться, для чего людям требуется символ египетской власти.

– Ну, сынок, твоя очередь! Ты знаешь, как владеть уасом! – сказал, подбадривая младшего сына, Хоттаб.

Омар, глядя на отца, не обращая внимания на старшего брата, вскинул жезл вверх. Подняв его перед собой, произнес заклинание:

– Ни пач, ах кхин кхак! Пак суцх так!30

Жезл тут же вылетел из рук Омара. Из раскрычевшегося вокруг своей оси уаса в центре направленного вверх с концом виде незамкнутого кольца, направленное в высоту выше деревьев струей, выплеснуло пламя огня, ожидая дальнейших указаний.

– Цуц, наль че!31 – произнес Омар.

В вытянутой руке, выставив указательный палец, направил им огонь на кроны деревьев.

Скипетр мгновенно повторял движения его руки. Огонь охватил все вокруг: листья деревьев, низкие кустарники и даже верхушки растений в виде удивительных цветков.

– Ч хам! – приказал он палице.

Омар словно наслаждался своим делом. С исступлением наблюдал он за своими деяниями, руководя послушным жезлом.

– Ого! Угу-гу! Сынок! Ну, ты и задумал! Все испепелить?! Я думал, ты покажешь Гассану лишь часть того, на что способны вещицы Сусакима! Ты ж прямо вояка! А?! Ха-ха… – сказал Хоттаб, восторгаясь делами сына, кратко наблюдая за Гассаном. Гассану Абдуррахману едва было не по себе от проявившей себя части его родни. Он был готовый ко всему, но не ожидал лишь того равнодушия по отношению к природе от родственников, что его мысли принимали очертания недопонимания. «Что же они могут сделать с людьми?!» – хотел предположить Гассан, но вовремя оборвал свои рассуждения. Гассан опасался, что отец прочтет его догадки. Представление младшим братом скорей не внушало страх Гассану, но ужасало это чудо тем, что умерщвление чужой природы не являлось для него великолепием магии. Он силился чтобы не вызвать джинна помешать бесчинству. Тем не менее показывать свою добродетель Гассан не спешил, он знал, что чем будешь лояльнее ты, тем более слабым тебя сочтут.

Гассан не заметил взгляда Хоттаба на него. И когда пламя разошлось более, чем оно было, охватив водоем, отражая свои языки на зеркальной глади, у Гассана в голове возникли чьи-то голоса: «надо всколыхнуть воду…» – и тут, не выдержав, филистимлянин произнес заклинание, вызвав джинна. Он обратился к нему, на мгновение захотев назвать того по имени, но остановился, посчитав, что это может рассчувствовать и замедлить выполнение джинном приказа. Ведь друзьям, а именно у джиннов с именем могут возникнуть доверительные отношения к их владельцам, как посчитал Гассан, не зная истинной природы магических духов, которым также свойственно вступать и в споры.

– Джинн, погаси пламя, я тебя умоляю! – не выдержал Гассан, выдав свое возмущение к затянувшемуся хаосу.

Джинн увеличился в размерах и огромной рукой схватил жезл, изменившись при этом в лице, сделав суровый взор. Пламя из жезла, скрывшись в ладони джинна, тут же прекратилось. Но откуда ни возьмись появился ветер, еще больше разгоняя оставшийся огонь среди полыхающего леса, не трогая по-прежнему островок с людьми. Джинн, продолжая службу, разжав яростные кулаки, раскинул руки, как вдруг небо разверзлось громом и молнией. Почерневшее небо стало сгущаться над пожаром, и из него пошел мощными струями дождь. Таким образом вызвав ливень, джинн исчез, словно его не было, а с ним и символ власти египетских царей.

Понимая, что по удивительному составлению магии Гассан заметил, что на его одежду и одежду его компаньонов попали лишь редкие капли дождя. Впрочем, после Гассан ничему больше не удивлялся, но если лишь по редким деталям развития его дальнейших приключений.

– Ого! – снова не лишил себя возможности поострить Хоттаб Саидшариф ибн Назара. – Какова мощь твоего джинна, сын?! Затушил весь лес! А где посох? А? – без каких-либо притязаний заявил он, ожидая оправданий Гассана. Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб не знал, что ответить.

– Не расстраивайся, сынок! – утешал Хоттаб Гассана, заметив его сердитый взгляд.

Он не желал делать сына своим настоящим врагом. Подыскивал он слова, считая, что зашел далеко, подтрунивая над казавшимися малыми возможностями Гассана, располагая в запасе возможности ифрита, как предполагал он, невообразимыми силами против отражающейся силы Факраша. Причем в действительности еще не представляя действительную мощь помошника его наследника.

– Ты хорошо проявил себя. Не растерялся. Но и дал Омару оттянуться! Он постоянно хотел выкинуть что-нибудь в таком роде. Из своих забав у него только игры с наложницами, игрища. Чей лучше скакун. Кто победит этого…

– Фурата, – подсказал Омар отцу, удовлетворенный своей новой забавой.

– Вот! Да, борьба. В общем, детские забавы… и все. Магический перстень принадлежит мне! Он заговорен на меня! И Омар все равно бы не мог воспользоваться им, если бы и захотел. Потом у меня много стражи, которая меня охраняет.

– Отец…

– Что отец?! – Вдруг шутливый взгляд Хоттаба изменился. – Да шучу! Неужели ты, мой сын, Омар Юсуф, осмелился бы поднять руку на своего отца?!

Хоттаб притянул к себе сына и обнял его. Омар любил отца. В самом деле, он вполне довольствовался безмятежной жизнью Хаб Амахтзира, воздвигнутого многие поколения назад свободолюбивыми мужами и по сей день объявленного так собой владений частью земли, песка и пыли. Дальше него располагалось освоенное государство Сусакима фараона Нижнего Египта, под властью которого была до какого-то времени и северная часть Мисраима. Охраняемые свои места независимого царства от царства Израиля. Соломон после своей женитьбы на дочери Сусакима приобрел часть своей волшебной силы, так как большими знаниями в магии обладала дочь фараона Надиам. Вследствие некоторых соглашений южная часть земли пыли и песка Мариб осталась за филистимской Иудеей под покровительством Израиля. Но всего того, что находилось далее к югу и за разливом Большого моря горные места уходившие в неизвестные дали, Хоттаба по их завладению не интересовало.

По преданию, подземелье Хаб Амахтзира являлось нечто началом истории ведших со времен древних пророков, где, по поверьям легенд, существовал некий кладезь всего сущего, что имело власть над землями, народами, знаниями, как иметь власть над идолами, с одним из которых игроки уже встретились.

Оглядевшись, Гассан заметил, что все после творений младшего брата являлось не чем иным, как неприятным зрелищем. Испепеленные стволы деревьев и земля, некогда покрытая густой травой, посыпалась теперь темными сгустками пепла и угля. Но вид, составлявший хаос состязания, было заметно, неприятен был и самим его виновникам.

– Да, папа, в этом поединке вы справились!.. – заметил с иронией Гассан. – Спалить весь лес вместе с живностью. А кстати, что это за место такое? – вдруг поинтересовался Гассан. – Ни птичек, ни зверей не слышно. Да и ветки, я заметил, даже от ветра не колыхаются.

Хоттаб ибн Назара словно ожидал этого вопроса. Ему самому многое не было известно об этом мире. Но в пространстве, который он собирался пройти, являясь этим миром, Хоттаб еще не ведал о том, что в действительности ему это будет не под силу.

– Ты удивлен? – ухмыляясь, спросил Хоттаб, не зная, что ответить сыну. – А я нет! Мир Изумруда, или Просветительства, в прошлом был создан задолго до появления пророков, – начал рассказ Хоттаб, – но, знаешь, все когда-то было. Не здесь, не под землей, в глубине чертогов. А снаружи! Великое землетрясение тогда заставило первых творцов Книги Созидания покинуть поверхность. Пророки – лишь просто продолжатели тех времен. Сейчас я даже не знаю, живы ли они. Но когда-то мир был иным.

Хоттаб задумался.

– Люди обладали такими знаниями!.. Что сейчас таких нет! – продолжил он. – А все, что осталось от пророков… Магистров, что ли… как их еще назвать… это исполнители желаний. Они им являлись, как полагается… стражниками, что ли, или слугами… точно мне неизвестно…

Хоттаб едва не проговорился, что одним из последователей по владению знаний древних пророков и единственным их хранителем являлся ныне царствующий государь одного из городов Ханаана. Но все же часть мысли просочилась в сознание его сына, и Гассан тут же пытался ухватиться за нее. Умения Хоттаба скрывать и владеть гипнозом не позволили далее узнавать его мысли. И все же Гассану хватило одного имени, которое он сумел ухватить.

– …Сулейман, – домысливал он исчезнувшую мысль отца, – ибн Дауд… Соломон, сын царя первого из истинных правителей Израиля Дауда, – вдруг догадался он. – Царь Израиля! Именно он последний хранитель книг царств… Он все знает?! – обратился уже к отцу Гассан, и тут же у него появилось желание отправиться к самому царю.

– Не советую спешить… – предложил сыну его отец, догадавшись о его намерениях.

Гассан при всем желании скорей отправиться все же решил прислушаться к отцу, но потому что так желал сам, из уважения к родителю.

– …Впрочем, – сказал Хоттаб ибн Назара, подумав, – давай, пробуй. Вызывай своего друга! Это и будет местом всевластия и концом игры!

Гассану понравились слова отца об окончании игрища, но, с другой стороны, насторожили. «Не может ли быть его разрешение подвохом?» – гадал, тая в себе такую мысль, Гассан. И все же он, недолго думая, вызвал джинна. «Если даже джинн и не вытащит его отсюда, и не отправит к Соломону, то я буду немного уверен в том, что и демон отца не настолько силен», – предположил про себя Гассан.

– Леху мешарет абот ликрателай! – сказал он и описал в воздухе круг.

Джинн тут же появился со словами покорности в рассеювающейся дымовой завесе:

– Слушаю внимательно, господин кольца!

– Джинн, – «как там тебя?» – подумал на мгновение филистимлянин, – Факираш, – обратился Гассан к духу, исковеркав его имя, поспешив.

Однако на удивление всегда предусмотрительного Хоттаба и скептически настроенного в верности и самовыражении магических духов Омар ибн Хоттаб джинн промолчал, услышав свое имя, но предположив в нем больше, чем слугу волшебного амулета. Не изменяясь в лице, дух ожидал указаний. И вдруг на этот момент всегда любопытный и не упускающий случая для своего самопознания Хоттаб сделал попытку, воспользовавшись замешательством сына, проникнуть в сознание джинна. Однако получил гипнотический отпор. Хоттаб сделал вид, что ничего не произошло.

– Надо перенестись к Соломону!.. – произнес Гассан, и на удивление Хоттаба Саидшарифа джинн произнес слова:

– Слушаюсь, владыка кольца!

И вдруг Гассан превратился в блестящую пыль. Направившись к проему подземелья, откуда они с отцом и младшим братом пришли, пронизывая воздух, пролетев через выгоревшие лес и луга, Гассан, точнее, то, что его представляло, вскоре попал в глубокую тьму. Проникая через нее пыльным сгустком, Гассан, то и дело меняясь, приобретал форму человека, разлетаясь, вновь собирался в сверкающую пыль, пока не вылетел из врат, куда они с отцом и младшим братом входили, и не очутился в начале подземелья с величайшими колоннами и статуями в человеческий рост, с полной детализацией фигур, словно это были не статуи, а застывшие люди. Они по-прежнему представляли собой неподвижные образа. Кто в доспехах или накинутой легкой мантии на теле. Здесь была также статуя с торсом человека, головой собаки и длинным хвостом, как щупальце.

Итак, поднявшись по винтовой лестнице, точнее, планируя разбрасывая по пути частями пыли, В конец, собравшись комкообразным полупрозрачным веществом выскочив через гостевые покои, где он остановился у отца, Гассан появился через балкон, на лету приобретя свой обычный облик, направился снова в путь. За промежуток превращения, обретя свое тело, взмывая вверх, он случайно упустил одну из туфель. Поэтому при полете по воздуху он вынужден был прятать одну ногу под подол халата. Но полы халата Гассана болтались на ветру во все стороны, едва ли утепляя его конечности. Холодный воздух обмораживал его уши и лоб. При этом в полете Гассан пытался укрыться в одежду без всякого проявления интереса к тому, что находится внизу под ним. Он пропускал мимо своего внимания, когда облака ему открывали пустыри земель, заснеженные горы, отдельные пространства полей виноградников и пашен, он парил в небе с мыслью о скором приземлении. Появление ярких лучей солнца, которые редко показывались во время его перелета из густоты влажных сгустков облаков, давало ему шанс лишь на то, чтобы осознать действительность и привести в порядок мысли. Едва приобретая ощущение тепла от светила, согревшись, Гассан тут же, взявшись духом, решив на лету произнести заклинание, но, попадая в очередное мокрое облако, съежившись от прохлады, быстро оставлял эту затею.