Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

– Гассан! Мальчик мой, вот ты где! Наверное, уже заждался, мой дорогой сын?! – Это был его отец Хоттаб.

Гассан оглянулся. Встретив отца больше его не пленяли действия по выбору, куда ему отправиться.

– Отец, что это? Что это за вместилище, и куда это твой слуга привел меня? – спросил Гассан отца, чтобы быть готовым ко всему.

Хоттаб, раскинув в стороны руки, желал заключить сына в свои объятия. Но остановился. Ему было необходимо рассказать сыну, о чем тот спрашивает, и предупредить о его дальнейших действиях и своих планах. Позади него, ожидая свое время, находился Юсуф, и у Гассана складывалось мнение, что он также знал об этом зале, но сам здесь никогда не был.

– О! Это древний склеп Лаэр Эна. Так его называли атолиэндичи.

Гассана удивило новое слово, вероятно, название какого-то поселения или цивилизации отдельного древнего народа.

– Двести сотен и десять веков тому назад, – рассказывал Хоттаб, – когда против нас в небе находилась другая земля… Да, да, сын, наша земля – она как полусфера, и могущество ее в том, что она не дает людям улетать за пределы, туда, где живут духи и другие существа, невидимые для нас. Но тем, которые же не могучи, вмешиваться в наши дела. То ли им кто-то не позволяет, то ли кто-то не разрешает. Но однажды, знаешь, я уяснил одно, сынок! Здесь людям позволяют делать все, что заблагорассудится! А также есть такие штучки, которые придают еще большую силу не только над людьми, но и над мочами природы, которые нас делают могущественными!

Хоттаб настолько был убежден в своей правоте и всевластии, что его лицо для убеждения сейчас, казалось, выпадет. Но этого не случилось. Хоттаб продолжал:

– Но тебе, наверное, совсем не интересно знать о твоем друге, сын мой, достаточно иметь у себя на руке амулет, что сильнее самого гроша! Самого потопа!

Гассану, конечно, не хотелось увлекаться сейчас древними историями, но желание узнать о царе Израиля, как он догадался, на кого намекает Хоттаб, заставляло его прислушаться к отцу. Впрочем, лучше бы это было не здесь, в некогда запущенном месте, а, например, в каком-нибудь другом более благоприятном для беседы, например, на прпостранстве балкона его апартаментов в Ашшуре.

– Ну, он просто… не просто царь евреев, царь Израиля. – Гассан чувствовал недоверие к царю Израиля его отца и пытался проникнуть в его дружбу Хоттаба, чем сейчас их отношения казались для Гассана скорее отношения как работник и работодатель. – Отец. Соломон дал мне подарок за хорошую работу, вот и все, – поделился сын с отцом.

– Отлично! Сын мой, тебя повысил сам царь Иудеи!

Хоттаб принял позу высокомерия, однако, растянувшись в улыбке, посмотрел на сына. Омар Юсуф, младший из сыновей Хоттаба ибн Назарея, понял, что подразумевается под дружественным сарказмом их отца, также улыбнувшись, тем самым как бы одобряя рассказ о правителе Израиля.

– Нет, Гассан, он теперь твой друг да, быть может, и наставник, и смотри, как бы он не обратил в свою веру, – сказал Хоттаб.

Как вдруг его лицо стало серьезным.

– В те времена, – начал Хоттаб, – когда тебе исполнилось всего три года, второй из царей евреев имел большое влияние в основном над Ханаанской землей, издревле владевшей тогда многочисленными войсками! Многочисленные армии собирались и разбивались на многие поселения, образовывая новые колонии, новые племена. В те времена люди могли свободно ступать из одного места в другое, где теперь же эти места разделяет граница! При твоем царе!

Гассан хотел поспорить с отцом по поводу границ, потому как, побывав в окрестностях Израиля, понимал теперь, что не было бы такого государства, не было бы централизованной культуры и сохранение богатств, а также обмена и торговли в отношении с другими государствами. Если прежние грабежи и насилие до сих пор потрясают сознание поселян плодородных земель Большого моря. Богатеи бы своевольничали, приведя человечество раствориться, как о том слышал Гассан от Хирам Абифа о разрушенных городах у берегов Невкусного моря.

– Но не волнуйся, сын мой! Ты мой найденный сын и можешь иметь дружбу с кем пожелаешь, даже с самим Джирджисом! Но ты должен простить меня за то, что я даже и не подумал искать тебя. У меня появился новый сын. – Хоттаб умиленно глядел на старшего сына и перевел свой взор на Омара Юсуфа.Хоттаб вновь растянулся в улыбке, представив Гассану второго сына. – И я был рад его появлению.

Во время пира Хоттаб уже открывался своей любовью к матери Гассана. В опьяненном состоянии и с появлением за многие годы сына он желал без меры поделиться с ним, во время рассказов все же отвлекаясь на воспоминания своих завоеваний, истории, связанные с волшебством и неизвестными никому существами. Теперь, в подземелье он старался не повторяться, но часть слов, забытых в охмелевшем угаре, пыталась прорваться, чтобы дополнить его рассказ.

– Но я тебе говорил уже пару дней назад, когда ты… – он хотел сказать «случайно», – неожиданно прибыл, и как раз в день моего рождения! А?! Сынок, признайся, тебе кто-то выдал тайну даты, когда я появился на свет?! – с опаской о правоте своей догадки узнать имя их общего знакомого.

Как подумал Хоттаб что речь вновь зайдет о забытом своем друге, а быть может, и враге и, стараясь успеть не получить от Гассана ответ, прочитал в его мыслях, не желая знать больше ничего о том, как и где жил его потерянный сын.

Где-то в глубине души он ощущал вину перед покинутым Гассаном и более не желал вспоминать о том, дабы не делиться с ним, упадая в томления воспоминаний и объяснения, не выносимые для него самого, Хоттаба ибн Назарея. Единственное, чтобы уцепить в сыне значение к отцу, хотя Гассан в этом и не нуждался, решил поделиться с ним некоторыми замечаниями из своей прошлой жизни, не приступая к силе гипноза. Причем его воспоминания содержали весьма неприятные моменты.

– Нам пришлось с твоей мамой покинуть ханаанские племена, – делился Хоттаб, – точнее, то, что от них осталось.

– Да, отец, ты рассказывал, вас преследовали, – напомнил Гассан, предлагая тем самым уйти от воспоминаний, которые, как казалось ему, отдаляли его с Хоттабом.

– Пророки Валаама, разделявшие некогда эти племена, были пленены царем Мисраима, ныне, как говорят, Египта?

Гассан подтвердил название древнего государства.

– Но не Рамсес был виновен в том, что ваши племена стали неугодны воле египтян. Они знали многое, вот, в частности, Валаам, сын пророка Илии, сына Моисея, который, кстати, и увел из Египта евреев, знал многое. Он знал, как повелевать бурями, вспахивать моментально поля, и так, чтобы в дикой пустыне появлялась вода. Целые озера! После того как евреи прибыли на плодородные земли, кстати, удивительным способом. Они прошли через Красное море, пока часть его отступила, и полнота воды их дороги была не больше, чем толщина моего пальца. – Хоттаб показал мизинец, сам притворно изображая удивление.

Гассан также был удивлен таким чудесам, но больше его поражали чудные дела в долине Перуна.

– А часть египетской конницы, нет, вся конница, преследовавшая пророка с евреями, пала в пучину. После прохода беглецов море вновь затянулось. Так вот, часть мудрецов, соединенных общиной, отданной в память пророка Валаама, разделилась. А после того как Давид, отец Соломона, царь народа иудейских хананеев совмещенного из соития аракмеев и финикийцев, единолично сокрушил последнего высокого человека из племен северных гор, пошли очередные внутренние разногласия. Прошел даже один мятеж, поднятый финикийцами против соединения границ с племенами, образованных из сыновей Иакова язычниками, которые впоследствии все равно примкнули к родам израилевым. Кто затем отдельными племенами Филистии правил, я не знаю, да и нет на то у меня желания знать. Теперь главное – ты, сын, со мной. Но те, кто не желал оставаться в землях холмов, как и мы, были вынуждены скрываться и биться с иудеями, как и с племенами богини Аастры Междуречья и Баалы! Им не нравились наши устои, сражайся или умри. Нас, промысловиков, не разделявших религию морского царя, было мало, мы не вынесли напора. По благоволению свыше осталась не тронута одна деревушка, где нам с твоей матерью удалось укрыться. Но ненадолго. После возведения на пустоши разделивших нас и филистимлян боевых острогов вынудили нас бежать в места аль Машрика в Мисраим. Но вскоре и там ваш царь установил свое правления, дал о себе знать. Он женился на одной из дочерей фараона, тем самым укрепив свои силы. К нам истинного числа амореев вновь приняли обложение и гонение. В ту пору Омару Юсуфу исполнилось два года, но мать ваша уже не могла следовать за мной. Но до последнего момента я оставался с ней!..

Хоттаб остановился, задумавшись, но продолжил:

– А тебя мы оставили дальней сестре твоей матери. Она очень любила тебя, Гассан Абдуррахман, как свое дитя, своих у нее не было, – сказал Хоттаб.

Омар Юсуф ибн Хоттаб словно впервые слышал эту историю, так же внимательно слушая отца.

– Мой дальний брат Равен, кстати, видимо, неплохо тебя подучил, сын мой, раз ты вот так хорошо справляешься с волшебным браслетом. Даже можешь не стараться скрыть от меня, на какой он у тебя руке. Я прекрасно знаю, – похвастался своей интуицией Хоттаб. – А знаешь, сынок? – вдруг увлеченно спросил отец Гассана. – Я давно ожидал достойного соперника для своих игр.

Хоттаб для Гассана после таких слов стал выглядеть не больше, чем его отец, но скорее как просто заинтересованное деловое лицо.

«Занятно! – подумал Гассан, гадая. – Уж не ту ли охоту хочет навязать мне отец, которой так опасался Перун?»

– В твоих мыслях нет ничего зазорного, сынок, что скрываешь. Я о твоих новых друзьях, о которых ты еще мало знаешь. Открою секрет, сын мой. Омар Юсуф, твой родной младший брат, не унаследовал магию внушений, но лишь часть интуиции от своей матери, дочери ханаанских калиодов, – сказал Хоттаб, поясняя тем догадку о Перуне, но далее не стал посвящать вновь обретенного сына в семейные таинства, посчитав, что, если это будет нужно, Гассан сам все разузнает. Сейчас его больше привлекал азарт игр, планируемых в местах, где энергия планеты концентрировалась больше, где совпадали грани разных миров тайного и видимого, где большая часть секретов волшебства хранилась под образованием созданием космоса, часть не позволяема для открытия человеку.

– Около ста веков не открывались эти ворота, – пояснил Хоттаб Гассану, обнаружив в мыслях Гассана вопрос, где же они находятся. – Ну, хорошо, сынок, расскажу тебе еще кое-что. В аль Магриб мы перебрались, конечно, не от удачи и везения. На то повлияла та же магия иного мира, собственно, та же, что и привела тебя сюда. Но более я должен упомянуть…

Немного подождав, Хоттаб был не в силах сдерживать эмоции.

– Сынок, хвала Каилу! Сейчас ты рядом со мной! – Казалось, Хоттаб вот-вот растрогается.

Но, обняв наконец сына, Хоттаб заговорщицки прошептал:

– Ну, мы тут развлечемся, Гассан!

Он похлопал по плечу совего сына, улыбнувшись. Омар ибн Хоттаб, в действительности не зная о планах отца, но ему было известно одно: его отец сильнее Гассана, но не тем, что он был его отец, а тем, что у него есть могущественный амулет, владея которым, обладатель его мог управлять самым главным из джиннов, и никто с ним не мог совладать. Омару не досталась власть ни над одним из волшебных духов. Однако еще с раннего возраста он, как мог, старался, скрывал в себе желание также обладать этой силой, и, со временем научившись управлять самосознанием, он так это умело скрывал от Хоттаба, что тот поверил в то, что Омар свыкся с мыслью о своем рождении без шансов на обладание в будущем магическими вещами. Просто Омар тщательно скрывал свои навыки, тая в себе, зависть к отцу.

На безымянном пальце правой руки Хоттаба Гассан заметил большой перстень, точь-в-точь который представлялся ему в мыслях незнакомца в проулках Израиля. Прощупывая его сознание, пытаясь его контролировать, тогда Гассан изучал свои способности. Филистимлянин узнал камень в перстне. Это был ан ха калаг тура камень бело-лунного цвета, который искал тот мужчина.

– Так вот зачем он… – Гассан оборвал мысль, чтобы не узнали его тайну, но все его соображение уже было поймано его отцом.

– …холоп альтотимских князей. Альтотимы, сын мой, это отголоски хамшинов, простолюдины всегда в поисках чего-то этакого, – с долей надменности и важности от своих познаний повествовал Хоттаб.

Видимо, он гордился своими редкими, но точными познаниями о людских племенах.

– Особи поселений, собранных невесть откуда, охочие на какую-нибудь безделушку с раздутой, дополнительной, ничего не значащей историей.

Гассан внимал словам Хоттаба и корил себя за то, что вновь дал возможность войти в свой разум иному читателю чужих мыслей. Но тут он заметил, что тот, поймав его мысли, ощутил подъем духа, еще не понимая о начавшейся в нем игре Хоттаба ибн Назарея. И теперь, он уже умело блокировал проникновения в свои мысли другому думопросвечивателю и тем более управлять ими.

Как вдруг Гассан почувствовал тяжелый установившийся на нем взгляд Хоттаба Саидшарифа ибн Назарея.

– Ощущаю, что ты теперь в игре, Гассан! – значительно произнес Хоттаб.

На самом деле, несмотря на его грозный вид, Хоттаб был доволен без какого-то либо воинственного расположения, скорей оттого, что ему лишь приходится вести интересную борьбу с тем, кто был бы ему равным. Хоттаб восторгался своим сыном как достойным противником, которого так давно у него не было, даже зная, что Гассану не хотелось участвовать в подобных забавах своего отца. И первым просчетом магистра Магриба было то, что старший сын не мог устоять перед его вызовом, к тому же не зная о том, что Гассан Абдуррахман был уже подготовлен к волшебному состязанию. Однако и первому просчету для Гассана была занижена сила могущества его отца. Хоттаб ибн Назара, словно схватив что-то в воздухе, сжав кулак, подводя руку к себе, вызвал на удивление Гассана своего духа.

– Вызываю раба Джирджиса!

Это было так просто, а для вызова джинна Гассана требовался целый ритуал.

– Леху мешарет абот ликрателай! – спешил Гассан, уже гадая, чем он сможет удивить отца, едва уже не сдаваясь властителю джиннов.

После действий рукой сделав в воздухе окружность перед Гассаном появился его джинн. Он был, как всегда, немногословен.

– Слушаю тебя, господин владыка кольца, – прозвучало из уст необыкновенного духа.

Почти в мгноновение среди людей появились существа с телами внешне схожие с человеческими, но принадлежавшие магическим вещам. Гассан стоял напротив отца, его дух появился рядом с людьми, зависнув чуть выше их голов. Непоколебимое выражение лица исполнителя желаний было по-прежнему безучастно, но в то же время джинн был готов к выполнению любых указаний Гассана. Его торс был крупнее тела человека, но менее массивным против повелителя джиннов, уже ожидавшего указания своего руководителя позади Гассана. Чьим видом филистимлянин был поражен, но оставался непоколебим! Однажды Гассану пришлось, как сейчас, однажды испытать чувство выдержки, когда впервые он, оказавшись один на один со своим наставником и одновременно противником Патоном, соплеменником родной деревни.

Гассан случайно обратил внимание на лицо Омара, глядевшего поверх него, Хоттаб в его сознании ощутил какую-то неприязнь, но не страх. Гассан обернулся. За ним возвышалось нечто. Он узнал образ ифрита, повелителя всех джиннов. На холме Исайя Соломон, магической силой управляя духами, упрятал таких неприятного вида существ. Обличие ифрита напоминало укороченное рыло крокодила, черное тело. И против джинна Гассана темный сгусток витавший возле тела джинна Хоттаба рассеиваясь, снова и снова проявлял себя. Его торс едва был схож с человеческим, более массивным, отличаясь телом джинна Гассана и тем, что был покрыт хаотично расположенными волосами. Далее ниже торса тело, как и джинна Гассана, терялось в туманном сгустке.

– Чего требуешь, хозяин?! – спросил повелитель джиннов после появления другого духа.

Гассан успел произвести ритуал и произнести волшебные слова.

От громогласного голоса у Гассана возникло ощущение, что он уже проиграл. Но азарт тут же взял верх. Будучи филистимлянином, Гассан на играх своей деревни был лишь запасным игроком. Но за время постройки великого храма на издревле плодородной земле Ханаана, возведения нового царства в Египте, провозглашения себя наиглавнейшим статусом в величественных плодородных и благочестивых, насыщенных благодеяниями людей земель Междуречья, Гассан был просто не вправе отказаться от сражений. Даже со своим отцом, чье родословие уходило в далекие века, отдаленные от воинственного направления. Вдруг в нем возникла главная мысль, проявленная ужасом от облика верховного из джиннов, подведя как можно быстрее к самообладанию, была озвучена Гассаном:

– И… что мы будем делать дальше? – спросил Гассан отца.

Хоттаб, однако, не ожидал такого вопроса. Он сложил руки на груди, довольствуясь слугой своего перстня. У него были другие планы. Прежде чем вступить в охоту, затем устроить соревнования между джиннами, Хоттаб предполагал вначале показать сыну возможности слуги волшебного украшения, конечно, скрывая все средства магического духа.

– …так, приступим! – сказал Хоттаб.

Хоттаб убрал руки с груди, настрой его был серьезным.

– Джинн… – Но вдруг он остановился, украдкой посмотрев на реакцию Гассана. – Начнем с темного мира.

– Выполняю! – произнес так же громогласно слуга перстня Хоттаба.

И тут же все трое из людей очутились в другом месте.

На какой-то момент их обуяла тьма. Но тут же рассеялась, и перед Гассаном сменилась картина. Теперь вместо древней, но хорошо сохранившегося подземлья, в некоторых местах затянутой паутиной, их окружал хвойный лес. Столько деревьев, кустов и трав филистимлянин еще не встречал. Разве что в лесах своей родины, где они с тем окружением ребят, что сейчас можно было бы называть «названые братья», с кем он учился жизни, принимая участие в разных кругах обязанностей, или же поддерживая юмор, смеялись с ними над нелепыми шутками. Как, было это однажды одному случаю. Засидевшись в очередной раз в патруле, ожидая, когда сработает охотничья ловушка, разведя костер, ребята рассказывали друг другу забавные истории из былин, конечно, связанных с героями или об иноверческих завоевателях во главе с мудрейшим, все же не доброжелательным царем к своему народу, расположившихся по соседству Филистии. Подходя к концу историй с отчасти ироничным комическим итогом.

– Разве это история? – хвалился однажды Холаэф, юноша тринадцати лет. – Вот я вам сейчас о таком происшествии расскажу!.. – говорил их товарищ, когда они, коротая время, ожидали появления в ловушке кролика.

Гассан вспоминал о своем товарище, находясь сейчас в мире, не являвшемся в действительности его домом, но так схожим лесами с его родиной. Холаэф был на год старше Гассана, но он уже стоял на той ступени, позволявшей вступать в соревнование, когда другим мальчикам его деревни разрешалось только после четырнадцати лет.

Мимолетная грусть заставляла Гассана вспомнить еще один момент из детства.

Во времена, когда команда юных охотников дежурила на ловушке кабана, упустив качество ее установки. Из неглубокой ямы, лишь поранившись о расставленные внизу колья, сумев выбраться на свободу, разъяренное животное пронеслось мимо Гассана, когда он едва успел спрятаться за ствол одного из массивных деревьев.

На случаи прорыва дикого зверя охотникам не гласно предписывалось предупреждать команду. Разделившаяся группа юных охотников, пытаясь забить животное камнями и кольями, не ожидала выносливости кабана, пустилась в разные стороны. Но кабан побежал именно туда, куда бросился Холаэф. Юному Гассану нужно было предупредить своего напарника, так как он первый заметил опасность, чтобы его товарищ был более внимательным. Но Гассан застыл. Он испугался, посчитав, что зверь повернет и направится в его сторону. Однако кабан, в самом деле, как встревоженное дикое животное, от удавшегося спасения и шума только увеличит свой бег, дабы спастись. Гассан забыл об этом. И Холаэф спасся от настигнувшего его зверя только благодаря удаче. Зацепив ногой корень дерева, вылезшего из земли, споткнулся как раз в тот момент, когда боров настигал юношу. Кабан проскочил, оттолкнувшись лапой об упавшее тело Холаэфа, скрылся.

После этого эпизода никто из ребят не обратил внимания на нюанс истории о скрытии Гассаном, об умолчании им об опасности со стороны появления дикого животного. Напротив, Холаэф много раз рассказывал, гордясь, как хряк использовал его как опора для своего бегства. Зверь едва доходил ему до груди. В сравнении с Гассаном Холаэф был на голову выше соплеменника, чем и отличался от него по физическому строению. Оба юноши не имели атлетического сложения, за исключением Арноэфа, отрока, который в свои тринадцать лет мог состязаться и со старшими ребятами. Но тот мало с кем водил дружбу из своего поселения, все больше сближаясь с детьми из другого племени.

В следующие годы у Гассана, сына могучего Хоттаба страны Хаб Амахтзир, ко времени подготовки игр поселений появился свой наставник Патон, который был старше его на год, как и Холаэф. Родом из другого образованного поселения – города Ашдод – с другим миропониманием, где предпочитали иные взгляды к идолопоклонничеству Бала, идола борьбы и развития.

Сейчас, находясь в окраине, похожей на его родные места, Гассан пытался вспомнить оращение Патона, служившее назиданием в игре, как вести ее без потери контроля над соперником.

– В дальнейшем, наблюдая за ними, ты будешь распознавать их правила ведения борьбы. Твоя задача – научиться это делать быстрее, и тогда исход будет на твоей стороне! – Вспоминал его слова Гассан.

Однако из-за своего характера Гассан никогда не прислушивался к тем, кто был старше его, считая свои достижения и навыки приобретать личным путем, постоянно проигрывая в ходе боевых забав. И желания у него вступать в подобные стычки было все меньше и меньше. Наконец, пока Хесен Аквиинский в прошлом, как Гассан ныне, сын своего настоящего отца Хоттаба, величайшего магистра Хаб Амахтзира, той части земли, куда заходит солнце, не ощутил себя взрослым, повстречав однажды девушку, которая приходила ему даже во сне, по имени Маруанна. С этих переживаний и начались его скитания, собственно, благодаря чему он и нашел своего отца.

Гассан, оглядывая местность, краем взора обратил внимание на Хоттаба. Тот, также оценивая обстановку, рассматривал все вокруг, уже представляя себе всю ширь и полноту местности. Хоттаб, заметив на себе взгляд Гассана, тут же проник в его сознание. Не найдя в его мыслях ничего подозрительного предложил свой план.

– Вот туда, – указал он, сверкнув на пальце перстнем с удивительным камнем, – там есть озеро. Вот там-то мы, сын, и начнем меряться своими силами, – сказал Хоттаб.

Волнению Гассана перед джинном отца не было предела, он тщательно скрывал свои ощущения. Сам Хоттаб ибн Назара был отчасти уверен в непоколебимости сына и его готовности к сложным ситуациям. Тем самым еще больше довольствуясь о достойности своего соперника.

В чаще не было ни птиц, ни животных, ни даже легкого ветра, который бы шевелил листья густо разросшейся зелени. Все выглядело неестественным. Не было зноя, жары, как, например, в местах, где теперь жил Гассан, или как Египте, как и никакого холода здесь не ощущалось, как в поле, засыпанном белым морозным пухом, как назвал его Перун, порошей.

«Запорошен лес, дома на людских землях,

Все покрыто мерзлой каплей изо льда…

Там не найти края», —

говорил как-то идол россов, народа, населявшего места, где силам магических духов в мире людей было остановлено. А те, кто остались, живут среди людей. Чародейным сущностям в помощь людям в наказание за то, что, когда-то увлекшись в своем собственном бестелесном состоянии до освоения тех мест человечеством, развлекались тем, что мешали им жить, приобрели плоть, обязанные теперь так прожить многие века, со временем не старея, но уменьшаясь в размерах и в конце своей жизни, с последним выдохом, могли исчезнуть навсегда. Когда другие из их остатка вынуждены ожидать своей участи до времен, пока земли, ныне скрытые под белой порошей, и моря, покрытые льдом в краях тех народов, вновь откроются после своего оледенения, и земля вновь не начнет, трескаясь, извергать пламя, тем самым пропуская духов в другие миры.

Гассан, его отец и Омар Юсуф недолго добирались до нужного места. После заросшей деревьями чащи они прошли через небольшую поляну. Нигде не ощущалось легкого дуновения ветра. Гассан заметил, проходя меж веток деревьев: травы поляны колыхались лишь при касании тел прохожих, отклоняясь, возвращаясь в свое положение.

Пройдя через легкий лесок, они наконец прибыли к большому озеру размером чуть менее водоема в Фивах друзей Гассана Несера и Нефертатонптах. Не спеша филистимлянин, поразившись чистотой водоема, направился к нему, не думая об остановившихся позади него путниках.