Перед грозой так пахнут розы

В начале песни “American idiot” я почувствовал, что меня кто-то дёргает за хвост. Нет, не в том месте, что у кошек и собак. Я постригся только перед тем, как вступить в повстанческую армию, а между срочной службой в армии и текущей войной носил длинные волосы.

Это как раз-таки была такая девочка, которой не было видно сцену из-за высоких спин. Она заискивающе улыбалась и похлопывала себя по плечам. Я понял без слов, которые у сцены было невозможно расслышать, присел и позволил ей сесть к себе на плечи.

Сам уже не мог скакать с приличным грузом на спине. А вот она двигалась довольно бурно, не боясь упасть. И частенько позволяла себе постукивать кроссовками по моим бокам, как конник шпорами. Но я стоически терпел, личным примером доказывая, что и панки могут быть джентльменами.

Я не атлет, поэтому через несколько песен пришлось поумерить свою гордость и признаться, что я уже устал. А то мы бы вместе рухнули в толпу.

Мы решили выйти в бар подкрепить силы пивом. Я всё не мог отдышаться и как можно более равнодушным тоном произнёс:

– Сорок килограмм на плечах удержать не могу. Старею.

Девушка рассмеялась:

– Ты мне льстишь безбожно. Рост 160, вес 55.

– Так это же хорошо. Мне всегда нравились девушки, у которых есть за что подержаться.

– Я тебе подержусь!

И тут мы вышли из полумрака перед сценой в ярко освещённый бар и узнали друг друга в лицо.

– Птиц?

– Ната с гитарой?

– Вот так встреча посреди трёхмиллионного муравейника, – не переставал удивляться я, какие увлекательные сюжетные линии подбрасывает мне жизнь, – тоже панк-рок любишь?

– Если саунд качественный, то да. Когда мы переписывались по работе, я включала в колонках Ramones.

– А соседи по кабинету одобряют твоих Ramones?

– Во-первых, у меня отдельный кабинет в кирпичном здании с нормальной звукоизоляцией, а во-вторых большинство нашего коллектива поклонники “Old school of rock4”. Ведь основная наша деятельность – музыкальные сайты.

Я заметил, что она одета в джинсовую рубашку и ярко-жёлтые брюки.

– Жёлтые штаны. Два раза «Ку», – пошутил я, чтобы проверить, знает ли она мой любимый фильм «Кин Дза Дза».

– Разрыв шаблона, – улыбнулась Ната, – обычно при знакомстве со мной спрашивают про мою парадную одежду цветов национального флага. Некоторые даже обидно называют «Целка-патриотка».

– А ты не патриотка? – продолжал я на юмористический лад.

– Хорошо, что ты про первый пункт не спросил. Когда в институт поступала, какой-то урод из будущих однокурсников спросил: «Ты целка?» И получил по щам.

– Да ты и впрямь взрывная…

Мы прервали разговор, чтобы дослушать музыку. А вот после концерта наболтались вдоволь.

Но хорошего понемножку, и вскоре мы были уже на станции метро Петровка, а потом городской электричкой ещё быстрее доехали до Троенщины.

На проспекте Маяковского и находилась её девятиэтажка, напротив универсама Фестивальный.

Проводы закончились – с минуты на минуту придётся отчаливать.

Я сыпал комплиментами, лихорадочно вертя в голове, какие бы слова подобрать, чтоб она уж наверняка не отказалась продолжить отношения.

Намёками я говорить не особо умею, с детства прямой как стрела, поэтому и сейчас пустился атаковать в лоб:

– Я втрескался в тебя по уши с первого взгляда. Может, не сразу как увидел твоё фото на аватаре в Confluence, но с первого видеозвонка по скайпу точно.

Розовощёкая хохотушка внезапно посерьезнела.

– Андрюшка, не стоит путать деловые отношения и личные. У меня парень есть. Через год он заканчивает севастопольскую военно-морскую академию, и я буду работать с Киевом по удалёнке. Рано радуешься – он будет служить не в Крыму, а в Очакове.

Я почувствовал, как ещё не потемневшее небо стало иссиня-чёрным, а жаркий ветер превратился в ледяной.

Я вышел в большую жизнь, и моя жизнь кончилась.

По пути на станцию электрички я ни разу не оглядывался.

Глава 4. Жизнь не кончена в 31 год.

В общем, в Ялту я возвратился вдребодан. Ещё в Жулянах так начал пить, что в Симферополе еле вышел из самолёта.

Но, как человек взрослый, постепенно я сумел поставить коллективные интересы выше личных. Через два дня привёл себя в порядок и с ещё большим рвением стал работать на фирму. А ещё через два набрался мужества возобновить диалог с Натой, и мы пришли к выводу, что в наших обоюдных интересах поддерживать ровные отношения сотрудничества.

Что я и делал до 17 сентября. Потом начальство наших фирм потеряло интерес друг к другу, и вынужденное общение прекратилось.

Я даже не испытывал любопытства, как она там поживает в многоэтажке на северо-восточной окраине столицы, когда сидел у своего окна с видом на Чёрное море долгими осенними вечерами.

Впрочем, у меня становилось всё меньше и меньше вечеров, когда мне выпадало скучать. Я, похоже, закрепился на Южном Берегу Крыма всерьёз и надолго. По крайней мере, мне хотелось в это верить. И соответственно, начал потихоньку обрастать на новом месте новыми друзьями. Но и старых с Донбасса не забывал.

И если с донбасскими пацанами я общался, в основном, через фейсбук, то в Крыму старался не упускать возможности развеяться на частых в курортных городах развлекательных мероприятиях.

Проведав родителей на новый год, я возвращался домой поездом Луганск – Севастополь. Немного народу ездит в Крым зимой. В своём купе я был один. Короткий день успел догореть ещё до отправления поезда, и уже после Алчевска за окном опустилась непроглядная тьма.

Несмотря на обилие занятий, как на работе, так и на отдыхе, на меня периодически нападала нелогичная тоска. А впрочем, очень даже логичная.

Нехорошо человеку быть одному. Я, как почти стопроцентный экстраверт, легко заводил новые знакомства и общался с людьми. Но ни к кому, пожалуй, кроме родителей, не привязывался достаточно близко.

Первые дни нового года – время подводить итоги минувшего и строить планы на будущее.

Казалось бы, живи и радуйся жизни. Дела медленно, но верно идут в гору, напоминая дорогу на Ай-Петри. Материальное положение, несмотря на кредит, довольно стабильно. Даже щели в доме заделал осенью, так что и зимние шторма не приносят мне дискомфорта.

А счастья нет. Город Счастье есть, километрах в тридцати от родительского дома, а я лично такового не чувствую ни с большой, ни даже с маленькой буквы.

В такие моменты я вспоминаю слова святителя Тихона Задонского о Боге: «Идеже Ты, тамо потребляется всякая печаль. Идеже несть тебе, тамо всякая радость суетна». И возвратившись домой, я решил исполнить давно задуманное и на Рождество наконец-то посетить Свято-Успенский монастырь в Бахчисарае.

Бахчисарайский монастырь бесподобно красив. Летом его виды не отличить от фотографий с Афона. Но зимой он гораздо меньше напоминал святую гору, потому что в Греции не бывает снега.

Я ещё не очень хорошо водил автомобиль, и гололёд в горах заставил меня ехать медленнее. Так что, я чуть не нарушил собственный принцип не опаздывать к началу богослужения. Припарковавшись у края пешеходной зоны, я пошёл почти строевым шагом, так что даже вспотел.

Сдёргивая по пути шляпу, я застучал по вырубленным в скале ступеням, с твёрдым намерением даже не войти, а влететь в пещерный храм. Как вдруг на узком лестничном пролёте мне преградил дорогу нищий, прося подаяние. Я не роскошествовал, но и не бедствовал, поэтому мог себе позволить отсыпать ему не только мелочь, но и положить в чумазую ручонку бумажные купюры.

Тем более, он привлёк моё внимание неожиданным способом:

– Дай на покушать – стишок расскажу.

– Валяй, – равнодушно ответил я, надеясь, что он не задумается, вспоминая рифму, и я смогу как можно скорее продолжить путь.

Тот и вправду выпалил без запинки:

Любовь бежит от тех,

Кто гонится за нею,

А к тем, кто прочь спешит,

Кидается на шею.

Я не придал значения тому, что попрошайка в заштатном городишке цитирует перевод Шекспира. Мало ли, какие бывают спившиеся интеллигенты.

От прикосновения к вечному мой ум постепенно стал светлеть.

Я уже не чувствовал себя ходячим мертвецом, ненужным и бесполезным.

Ведь в сущности, моя работа приносит много пользы многим людям.

Где-то далеко меня искренне любят отец и мать.

Даже встречи с бомжами у храмов – уже повод благодарить Бога. За то, что если я не имею возможности делать большое добро, то Он посылает мне возможность делать хотя бы малое.

И я решил, что так, пожалуй, и буду жить. Не стремиться к каким-либо сверхчеловеческим достижениям, а довольствоваться малым. Стараться никого не обременять, и тем более, никому не делать зла. А если устану от жизни, утешаться тем, что мы в этом мире временно. Ведь и вправду, рано или поздно меня настигнет естественная смерть, да будет воля Господня.

С таким настроем я миновал Великий пост.

Крымчане отпраздновали Пасху, и я вместе со многими из них посетил монастырь второй раз.

Туристы радовались тому, что по весне открываются горные перевалы. А самые смелые из них рискнули открыть и купальный сезон, хотя вода в море была совсем ещё ледяная.

В первую неделю после Пасхи сотрудники стали выведывать у меня намёками, собираюсь ли я справлять очередной день рождения с родителями или останусь дома.

Сейчас я больше ценю родителей. А тогда мне не хотелось сидеть за праздничным столом со стариками – гораздо сильней хотелось оторваться в компании таких же молодых гуляк.

Через неделю мы с тремя коллегами, с которыми установились приятельские отношения, спорили, куда податься в день праздника. Который как раз выпадал на субботу. С утра выпил – целый день свободен.

Ребята хотели отдохнуть излюбленным способом. Взять трёхлитровую банку домашнего вина и поваляться на пляже. Благо, солнце уже припекало ощутимо. Я возражал, что уже открыл купальный сезон в прошлую субботу, и теперь мне интереснее поход вглубь полуострова.

Сопротивлялись они недолго, ибо против живописных горных видов никто принципиальных возражений не имел. Единственное неудобство – расписание маршруток до Бахчисарая. То есть, надо было ехать на машине. Но нашёлся непьющий Толик Пономарёв, избавивший именинника от необходимости оставаться трезвым.

За окном мелькали предгорья. Товарищи не уставали меня поздравлять с новым годом. С новым годом моей жизни. Толян сделал мне обалденный подарок. Где-то с месяц назад я намекнул, что в моей фонотеке очень много песен, но одну я выловить в интернете не могу. Это была мелодия, что в стародавние студенческие годы мелькала в телерекламе только что появившегося процессора «Pentium 4». Я мог напеть мелодию, но никто не мог ответить мне имя автора и название песни. А он нашёл, через какие зацепки её отыскать, и сейчас она играла в салоне.

Песня, как назло, о молодости и беззаботности:

We are young, we run green,

Keep our teeth nice and clean,

See our friends, see the sights, feel alright,

We wake up, we go out, smoke a fag,

Put it out, see our friends,

See the sights, feel alright5.

А я чувствовал, как никогда, что сегодня стал на целый год старей.

Выйдя из машины с начатой бутылкой в руках и целой в сумке, мы проследовали мусульманское кладбище, что усилило мою склонность к чёрному юмору.

И, постепенно приканчивая выпивку и закуску, стали искать вход в пещерный город Чуфут-Кале.

Ром уже взялся за дело и, вспоминая крылатую фразу, я нарочито перепутал порядок слов, вызвав дружный смех приятелей:

– Жизнь проходит, а дерево не построил, дом не родил, сына не посадил.

Ещё одна бутылка полетела с обрыва, а тропинка стала совсем узкой и пошла в никуда.

Вспомнилась старая пародия на старую песню: «Куда ты, тропинка… Тропинка, ты куда?»

В общем, хоть разум уже был малость замутнён, мы поняли, что надо разделиться. Заблудиться не заблудимся – телефоны-то есть у всех, а то, что мы – исследователи по натуре, подсказывало нам сфотографировать побольше пещер изнутри и снаружи. Да и отлить бы не мешало – несмотря на отсутствие народа в горах, давний рефлекс заставлял искать укромные места.

Я забрался выше всех – у входа в эту пещеру над уровнем моря было, наверно, метров шестьсот.

В дальнем углу бил родник, сливавшийся по склону блестящим ручейком.

Попив холодной и вкусной родниковой воды, я стал освобождать организм от жидкостей, выпитых ранее.

Гадить прямо в родник, конечно, не стал, пристроившись делать своё грязное дело в углу поближе.

Едва успев застегнуть ширинку, ещё стоя спиной к выходу, я интуитивно почувствовал, что не один.

И не обманулся.

Через секунду над моим ухом прочирикало звонкое сопрано:

– Нарушаем общественный порядок, молодой человек?

Я оглянулся и остолбенел, не поверив увиденному в лучах света, заливавших вход в пещеру. Я скорей бы поверил, что на склоне соседней горы пасутся кентавры.

– Хиросима, – только и смог произнести я тихим растерянным тоном.

– Птица-Сокол, – удивилась она не меньше моего.

В следующий миг я вспомнил все обстоятельства, при которых закончилось наше первое и последнее свидание и, попытавшись придать голосу побольше цинизма, спросил с деланным равнодушием:

– Как дела – пока не родила?

– Было бы от кого.

– А как же бравый курсант, который через два месяца станет лейтенантом и будет служить в Очакове?

– Да пошёл он…. куда Макар телят не гонял. Пьянь! Раз продинамил свидание из-за запоя, два продинамил свидание из-за запоя. Потом я сама к нему пришла. И что же он? Пил пиво, жрал водку и блевал прямо на ковёр. Я пыталась действовать лаской, уговорами, угрозами… Последней каплей стало, когда мы договорились пойти в собор на Пасху. Захожу я к нему в общежитие, а он лыка не вяжет. Не, ну ты прикинь! До окончания поста оставалось всего несколько часов, и после службы надирайся хоть як порося – не дотерпел. Не люблю слабых и безвольных людей. Пусть теперь другой дурочке мозги компостирует – такой, что поверит, будто бы он ради неё остепенится.

Во мне разом появились радость и страх – радость, что Ната с недавнего времени свободна, и страх, что я сам уже заметно выпивши, и как только она увидит мои глаза в кучу, её гнев с такой же силой обрушится на меня самого.

Она, между тем продолжала:

– Нет, я конечно не сторонница профессора Жданова. Могу попить шампанского с подружками, могу коньяком на корпоративе оторваться. Но когда каждую ночь с пятницы на понедельник на рогах – это уже перебор.

Когда обстановка накаляется, меня не раз выручали попытки разрядить её шуткой:

– Как видишь, я тоже не сторонник полного воздержания. Хочешь глотнуть из моей фляги? Обожаю, как поддатые красотки мило хихикают.

– В день рождения можно, – примирительно улыбнулась она.

– Ничего себе память девичья, – удивился я, припоминая, что обмолвился о дате рождения всего пару раз.

И чтобы окончательно замять неприятную для Наты тему, решил радикально её сменить:

– Ну а в Крым-то каким ветром?

– Северным, – спокойно ответила она, и после некоторой паузы добавила, – а если серьёзно, я стараюсь проводить каждый отпуск у мамы. Она живёт в одном селе…

– А село-то, наверно, по законам жанра называется Соколиное, – я всё ещё был настроен на юмористический лад.

– Нет, поближе к Симферополю, с не менее романтичным названием Каштановое.

Тут она посмотрела на свои часы и занервничала:

– Автобус уходит. Ты хочешь проводить меня домой – прости, но мне в другую сторону.

Я лихорадочно размышлял, требовать ли её номер телефона в ультимативной форме или покорно дожидаться, пока она сама его не продиктует.

Но она меня перехитрила:

– Приходи завтра в это же место около 9 часов утра. Будешь?

– В 9 утра? В выходной день?? Ехать 85 километров???… Буду.

Когда я вернулся на парковку у подножья горы, в машине меня уже в полном составе ждали друзья. По-видимому, все, кроме водителя, добавили. Мой приход ознаменовался бурной реакцией:

– Ты где был? Пиво пил?

На что я ответил блаженной улыбкой и с придыханием произнёс:

– Жизнь не кончена в 31 год.

А усевшись в машину, дополнил:

– И…. Это… Мне больше не наливайте.

– Ого! – присвистнули ребята, и мы поехали.

Парни высадились у бара продолжать банкет, а мы с непьющим Толиком разошлись по домам.

Переступив порог дома, я сразу принял крепкий кофе и холодный душ, так что ранним утром чувствовал себя вполне удовлетворительно. Слава Богу, меня ни разу не останавливали сотрудники службы с говорящим названием «ДАI», а то пришлось бы давать, и очень много. Алкотестер вполне мог показать незначительные остаточные явления. Но по субъективным ощущениям я вёл машину вполне уверенно, и припарковался там же, где мы парковались вчера, задолго до назначенного часа.

Я не отличаюсь пунктуальностью, и если начинаю пытаться успеть минута в минуту, то, как правило, опаздываю. Поэтому предпочитаю приходить раньше, хоть ждать и не люблю.

Сверху горные тропы просматривались довольно далеко, и с моим идеальным зрением было нетрудно заметить одинокую человеческую фигуру. Я довольно долго любовался её приближением, но так и не успел придумать, какую первую фразу сказать после приветствия.

Я легко строил беседу, но затруднялся подбирать, с чего начать. Поэтому не придумал ничего лучше, чем отталкиваться от вчерашнего дня:

– Сегодня ты не застала меня с поличным за хулиганством. Я уже раньше сходил… И, да, сегодня я трезвый…

Эту фразу я оборвал на полуслове, сообразив, что на первом свидании рановато бросаться громкими фразами, такими как «Я пьян исключительно от любви».

– Но почему, всё-таки, в такую рань? – не удержался я от снедавшего меня любопытства. Ты жаворонок? А я-то думал, все айтишники совы, от них же первый есмь аз.

– Мама уезжает на работу в смену на первом автобусе в 6:30 утра, а у меня нет ключей от дома. И я страшно не люблю ждать просто так. Теперь твоя очередь порезаться бритвой Оккама.

– Я тоже считаю, что ждать и догонять хуже всего, но очень часто именно это и делаю.

Мы не стали задерживаться в пещере и пошли, куда глаза глядят. На узких тропинках мог пройти по ширине лишь один человек, и я по традиции пропустил вперёд даму.

Солнце было ещё не очень высоко, и пока мы шли промеж горных склонов, оно то появлялось, то исчезало из нашего поля зрения. Пешие тропы в крымских горах – это семь загибов на версту, поэтому рано или поздно мы повернули на юго-восток. Глядя на попутчицу сзади против солнца, я заметил, что его лучи такого же цвета, как её огненно-рыжие волосы, и кажутся естественным продолжением её шевелюры, колеблемой ветром.

Я никогда не отличался сдержанностью, и сейчас у меня вырвалось непроизвольное:

– Вау!

– Любуешься втихаря, как я выписываю бёдрами восьмёрки? – обернулась она на мой возглас.

Что ж, каждый понимает в меру своей испорченности.

– Восьмёрки? – попытался я сгладить неловкий момент, – да будет тебе известно, как закончившей факультет прикладной математики, что восьмёрка, повёрнутая на «пи» пополам – это знак бесконечности. Значит, ты бесконечно привлекательна.

Цель была достигнута. Она звонко смеялась, характерно запрокинув голову:

– Почему-то все думают, что девушки тренируют такую походку, танцуя самбу. А на самом деле, это всего лишь естественное строение женского скелета.

– Всё равно красиво. Как и всё остальное в тебе.

Я не знал заранее, кто первый осмелится вызвать друг друга на откровенность – она или я.

Когда мы остановились передохнуть и перекусить, она спросила:

– А что тебя зацепило во мне сильнее всего?

Я ответил, не задумываясь:

– То, что такой прелестный цветочек имеет IQ выше роста и умеет программировать на нескольких языках.

– А я думала, ты скажешь про мои рыжие волосы.

– Ты не рыжая, ты золотая.

– Нет, золотая была моя мама до того, как поседела. А я рыжая… бесстыжая.

– А ты во мне хоть что-то положительное выделить можешь?

– Ну, хотя бы то, что ты отличаешь Теда Ньюджента от Рода Арджента. О музыке я могу говорить часами, но никто из парней, что за мной ухлёстывать пытались, не мог поддержать этот разговор…. А ещё твоя восхитительная ямочка на подбородке. Девочки, наверно, от неё в восторге.

– Ты, вообще-то, первая, обратившая на это внимание.

Мы подобрали оставшийся от еды мусор, взялись за руки и пошли дальше за солнцем.

Следующие пять дней были самыми счастливыми в моей жизни. Таких, как они, никогда не было до этого и теперь уже точно никогда не будет после.

После работы я ехал не домой, а петлял сотню километров по горным дорогам, и был у неприметного сельского домика примерно перед закатом.

Поскольку в сельской местности напряжёнка и с кинотеатрами, и с интернетом, я прихватывал на флешке какой-нибудь интересный фильм, который мы вместе смотрели на её ноутбуке. Примерно на время кино аккумулятора ноутбука и хватало. А когда на нём заканчивался заряд, мы брали гитару и выходили во двор, чтобы на ней поиграть по очереди. Не столько ради свежего воздуха, как из-за того, что наташина мама рано ложилась спать, и мы не хотели мешать ей. Ну и из-за свежего вечернего воздуха тоже.

Я много узнал о ней на той скамейке под дубом, что посадил её дед около полувека назад.

Например, то, что её родители в разводе. Она живёт и работает в Киеве, где её отец имеет собственный бизнес. Но к желанию дочери видеться с матерью относится адекватно и не возражает против того, что она проводит каждый ежегодный отпуск в Крыму уже 4 года.

Я спросил, зачем ей работать, если отец богат.

А она ответила, что предпочитает ни от кого не зависеть.

И добавила, что особенно выразительно смотрелось в сочетании с её любимым жовто-блакитним костюмом:

– Я сама як рiдна Украiна. Молода, красiва, православна, незалежна и безбашенна.

И она имела на это право. Мать русская, но отец-то украинец.

Я обрадовался, как радовался, подмечая всё общее, что у нас есть:

– Так ты тоже метиска? Только наоборот. У меня мать хохлушка, батя – коцап.

А она рассмеялась:

– Ха-ха, метиска! Это индейские полукровки в Мексике. А ты и сам зажигательный, как мексиканец.

– А ты вообще русская Джоан Баез.

– И русская, и украинская, – ответила Ната и сыграла песню этой самой Джоан, на радостях от комплимента сумев весьма правдоподобно изобразить её голос.

А потом продолжила рассказывать о восхождении по карьерной лестнице.

Программированием она увлеклась ещё в институте.

И на последних двух курсах уже занималась фрилансом, что позволяло не просить у папы на платья. А как защитилась, так и на постоянную работу взяли, то есть в этой музыкальной IT-компании она уже довольно давно.

С квартирным вопросом, правда, отец всё же помог, подарив в честь красного диплома «двушку» на окраине Киева, где она и жила в гордом одиночестве, как и я на съёмной хате в Ялте.

Я начал комплексовать, ибо сам так и не сумел до защиты диплома устроиться на постоянную работу – только разовыми халтурами подрабатывал. И восхищаться, какая рядом со мной mademoiselle emansipe6.

Но я оказался прав, считая, что чем женщина больше стремится казаться сильной, тем больше ей на самом деле хочется побыть слабой.

В один из этих вечеров Наташа рассказала мне историю из давнего прошлого, до сих пор заставляющую её плакать:

– Когда мне было 14 лет, батя взял меня с собой браконьерствовать птиц с лодки под Днепропетровском. Он бил из ружья без промаха. И падали лебеди, подстреленные на взлёте. Он улыбался до ушей от охватившего его мальчишеского азарта. А я ревела в три ручья. Мне так было жалко лебедей. Когда они объединяются в пару и сближают шеи в форме латинской буквы S, получается фигура, образующая сердце. А если один из лебедей в паре гибнет, второй чахнет и умирает. Разве можно их убивать? Тем более, на взлёте, когда они только-только начинают подъём в небо! Я тогда с юношеским максимализмом чуть не вступила в Гринпис. Правда, передумала. Но на охоту меня лучше не приглашать – могу ответить матом. Разве что на «тихую охоту». Грибы люблю – и есть, и собирать, и даже готовить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.