скачать книгу бесплатно
– По-моему, я прекрасно вижу.
– Все сказанное мисс Везерсток верно. Ваше выздоровление – не что иное, как чудо. Честно признаюсь, я не ожидал, что вы выживите.
– Вот видите? – подбадривала она. – Чудо, а не чудовище. И потом, чтобы считать себя чудовищем, нужно сначала совершить что-нибудь чудовищное.
Он совершил.
Это откровение камнем прокатилось по всему телу. И доказательством служила его свирепая неосознанная реакция на все и всех.
Кроме нее.
Продираясь сквозь болезненную пустоту своего разума в поисках хотя бы малейшего намека на прошлое, он так ничего и не обнаружил. Он ничего о себе не помнил. Ни имени. Ни возраста. Ни происхождения. Даже цвета волос и глаз.
Тем не менее мощные, почти животные знания открывали ему ужасающее представление о своей сущности.
Он понял, что знает о вещах, о которых могло знать только чудовище. Заметил то, что заметило бы только чудовище.
Он смог бы убить. Вот тем декоративным ножом для открывания конвертов, подушкой, что под головой, кувшином для воды, разбив его вдребезги. Он смог бы и всегда мог вспарывать артерии, а если надо, то и горло целиком. Он точно знал, как нанести смертоносный удар. И сколько времени на это потребуется. Где применить силу, а где лишь нажать.
Боль была не только тираном, удерживающим его ни на что не способным, прикованным к этой кровати. Она была его инструментом. Его другом. Единственным другом, которого ему удалось вспомнить.
И как же так случилось, что он ничего о себе не помнил, однако с точностью сохранил навыки?
Прикосновение доктора вызывало непонятное отторжение. Сильный с холодным взглядом мужчина. Тот, в ком было больше силы, чем в нем.
Пока что.
Этого он не мог терпеть. Почему?
Он уничтожающе уставился на доктора Холкомба, измерявшего пульс на его горле.
Холкомб неодобрительно взглянул на него, прежде чем встать.
– Я, пожалуй, схожу к барону и расскажу новости. – Он задержался в дверях. – Мисс Везерсток, не желаете составить мне компанию?
– Я останусь и прослежу, чтобы наш пациент съел хотя бы несколько ложек супа.
– Вы уверены, что вам стоит находиться наедине с…
– С нами будет все хорошо, доктор Холкомб, спасибо вам большое за все.
Даже ее отказ звучал как комплимент.
Доктор подозрительно сощурил глаза.
– Как вам будет угодно.
И они остались одни.
Неужели она услышала, как бешено колотится его сердце? Увидела, как быстро поднимается и опускается его грудь? Чувствовала ли она, глядя на него, что-нибудь еще, кроме жалости?
Она выпустила его руку и потянулась за тарелкой супа у его кровати.
Растерявшись, он положил опустевшую руку снова на сердце, которое скорее болело, чем билось.
– Проголодались? – спросила она.
Не в силах опять найти слова, он лишь кивнул. Он не мог думать о еде. Не перед ней. Она – леди, изысканность проявлялась в каждом ее жесте. А если он сделает что-то неприличное?
– Очень хорошо. – Она подняла ложку. – Я кормила вас каждый день, все время, пока вы здесь. Это ваш любимый.
Неужели? Он взглянул на коричневую жидкость, в которой что-то плавало.
– Не возражаете, если я первая попробую? – Она поднесла полную ложку того, что напоминало бульон с водянистыми овощами, к своим полным розовым губам.
У него пересохло во рту, неотрывно глядя, как она пробует ароматный кусочек тушеного мяса. Он убрал руку с груди и прикрыл ею свои чресла.
– М-м-м, – простонала она, выражая высокую оценку. – Сегодня особенно вкусно.
Сбитый с толку реакцией своего тела на нее, он скрестил бедра и, пошевелившись, застонал от боли.
– Вы должны есть, чтобы выздороветь. – Ее глаза превратились в озера сострадания. – Неужели ничего нет такого, что заставило бы вас хоть немного поесть? Что бы это могло быть?
– Ваше имя… – Слова исчезли прежде, чем он закончил выражать свою мысль. Она быстро заморгала и, затрепетав, чуть было не выронила тарелку. Она порозовела, словно персик, вспыхнула от смущения. Он отметил это на будущее.
– Лорелея. Меня зовут Лорелея Везерсток.
Лорелея. Он не отважился повторить ее имя. Оно слишком прекрасно. Слишком поэтично. Сначала ему нужно потренироваться. Научиться произносить его, прежде чем обращаться к ней.
– Вы человек слова? – спросила она.
Его сердце остановилось.
– О чем вы?
Был ли он человеком слова? У него появилось зловещее предчувствие, что нет.
– Вы сказали, что поедите.
– Ах… да. – Это он мог сделать. В тот момент он действительно понял, что никогда не нарушал обещаний, данных Лорелее. Он сдержит свое слово или умрет ради нее.
Она опустила ложку, зачерпнула еду и поднесла к его губам.
Как только он начал есть, она непроизвольно повторяла за ним все его движения, открывала и закрывала рот, подобно зеркалу. Проглатывала, когда он глотал, как будто обучала его принимать пищу.
Она его совершенно ошеломила, он даже не почувствовал вкуса еды, пока не съел вторую ложку.
Она говорила правду. Еда была очень хороша. Суп приготовили из темного соленого мяса, сладкой моркови, картофеля и зелени, и его изумительный вкус он не мог ни с чем сравнить. Что-то ему подсказывало, что он не привык к хорошей еде.
Дотронувшись языком до ложки, он подумал, что это недозволительная близость – делить с Лорелеей один и тот же столовый прибор. Пробовать то, что пробовала она. Прикасаться ртом к тому, чего касалась она.
Может быть, она была тем секретным ингредиентом, благодаря которому еда оказалась такой вкусной?
– Вам, наверное, интересно, из-за чего этот бульон получился таким вкусным, – догадалась она.
Он моргнул. Неужели она умеет читать мысли? Он сразу отбросил эту нелепую идею. Если бы это было так, она бы с криком выбежала из комнаты.
Он почувствовал, что не в состоянии глотать, глядя на ее губы, ее глаза, ее волосы, ее шею, то, что ниже шеи или… в общем, на самом деле, на всю ее целиком. Он загляделся на маленький непослушный завиток, непринужденно торчащий у мочки уха. Тот танцевал и мерцал в свете одинокой свечи, словно бриллиант, радужно переливаясь всеми оттенками синего, зеленого и розового. Может быть, он создан из перламутра?
Она протянула ему очередную ложку, и его внимание привлекло синюшное пятно у нее на запястье. Синяк проступал сквозь тонкое кружево ее рукава. Фиолетового оттенка, начинающий приобретать неприглядную желтизну. Она ушиблась?
– Это – соль, – таинственно сказала она.
– Это – что? – Он задумался, и, посчитав, что он долго не жует, она влила еще ложку супа ему в рот.
– Соль с реки Блэкуотер – лучшая в мире и самая редкая. Ее очень трудно произвести, потому что ее очень мало, но у нас, местных, есть способы. – Она одарила его таким озорным подмигиванием, что он едва не подавился.
Лорелея. В ее имени та же копна кудряшек, что и в непокорных льняных локонах, что струясь ниспадали на плечи. Короткие пряди сиянием обрамляли лицо. Очень даже подходит. Такое прекрасное имя, и почему они?..
– Почему они зовут вас уткой?
Даже в золотом свете было видно, как она побледнела.
– Вы не знаете?
Он покраснел вместе с ней, жалея, что сказанного не воротишь. Или не выдерешь этой самой ложкой свой глупый язык. Да он готов был сделать что угодно, лишь бы не видеть этой униженности в ее глазах.
И все потому, что она неровно ходит. За этим что-то скрывалось. Он должен был догадаться.
Но он все же надеялся, что прозвище скорее ласковое, нежели глумливое. Данное в семейном кругу девочке, склонной спасать осиротевших утят или что-нибудь подобное. В моменты его просветления она рассказывала ему о своем маленьком зверинце. И в эти благословенные моменты он не желал избавиться от бренной плоти, слушая ее рассказы о шаловливых выходках животных.
Он понимал, что облачен в чужую рубашку с длинным рукавом. Жуткие струпья растянулись по всей руке, туловищу и опускались ниже талии. Он не мог их видеть, но явственно ощущал их угрожающее присутствие на теле по постоянному дерганью и не проходящей боли.
– Давным-давно я сломала лодыжку, – пробормотала она. – Прямо как вы. Но мою вовремя… не вылечили.
Зачерпывая еще одну ложку супа, она заставила себя улыбнуться, тем самым давая понять, что не желает продолжать этот разговор.
Он послушно ел.
Звук шагов тяжелых сапог нарушил возникшую тишину. Большой, светловолосый, мускулистый – подобным образом он представлял себе негодяев, именно так Мортимер Везерсток и выглядел. С видом князька, наблюдающего, как забивают скотину к его ужину, он окинул взглядом обстановку. И эта новая бойня была и отвратительной, и захватывающей.
– Доктор Холкомб сказал, что страдалец пробудился… Боже милостивый. – Его красивое румяное лицо скривилось в гримасу. – Как тут все уродливо комично. Хуже, чем я думал, Утка.
– Не хуже! – Она недовольно фыркнула брату. – Не хуже, – и быстро снова повернулась к нему, чтобы успокоить. – Доктор Холкомб сказал, что вам очень повезло – ведь дождь шел в тот день, когда облили щелочью ваше… тело. – Она прошептала последнее слово, словно оно что-то пикантное. – Вода ослабила ее воздействие. Вам снова повезло, что через ожоги не попала инфекция. И теперь, когда струпья зарубцуются, вы полностью исцелитесь. А пока… лучше вам не смотреться в зеркало, хорошо? Обещае-те мне?
Он открыл рот, чтобы возразить, но полная ложка супа вновь заполнила его, и он не смог даже пискнуть.
Его шаловливый ангел был хитроумнее, чем он себе представлял.
Он пристально смотрел на обоих, разжевывая особенно жесткий кусочек мяса из супа.
Мортимер коснулся плеча Лорелеи своими холеными ухоженными пальцами, и та вздрогнула, будто ее ужалила оса.
Его сердце бешено заколотилось. Синяки на ее запястье… размером с палец. С два пальца. И если бы она подняла рукав, – он готов поспорить, – то увидел бы и другие. Там, где ее грубо хватал этот нависающий над ними неуклюжий мужлан.
– Вы правда ничего не помните? – Мортимер почесал голову. Его волосы были на несколько оттенков светлее, чем у сестры. – Ни своего имени? Ни своих родителей? Ни где вы живете?
Каждый раз, когда он пытался вспомнить то, что не мог, его охватывало раздражение. Как и сейчас. Глотая вареное мясо, он покачал головой.
– Про такое я уже слыхал… – Мортимер пригладил пробивающиеся над верхней губой усики, напоминавшие цыплячий пушок. – У солдат и тому подобных. Вы солдат?
Что за чертовски дурацкий вопрос.
– Я не знаю.
Их взгляды встретились, и его взор приковали полные ненависти голубые глаза Мортимера.
Если волосы Лорелеи были медово-пшеничные с темно-золотыми прожилками, а ее безупречная кожа загорела от постоянного пребывания на солнце, то Мортимер был попросту… желтым. Даже скорее землистым. Его волосы, его смехотворные усики, его бледная кожа нездорового оттенка, выглядевшая еще болезненнее в сочетании с шелковым домашним халатом горчичного цвета.
Он напоминал обезьяну. Слишком длинные руки на коротком туловище. Согбенный, безразличный, хотя и наделенный грубой силой. Желтая горилла – едва достоин называться человеком.
– Вот еще одна. – Лорелея поднесла следующую ложку супа, чтобы разрядить напряженную обстановку в комнате. – И с этим покончим, хорошо?
– Как вам кролик? – спросил Мортимер.
– Кролик? – Между бровями у нее появилась милая морщинка. – Повар ничего не принес с рынка, а ты в результате кое-что поймал в силки?
– Нет, – растягивая единственный слог, переполненный предвкушением пытки, произнес Мортимер.
– Мортимер… что ты сделал? – Убрав полупустую тарелку в такой спешке, что залила супом стол, Лорелея встала напротив брата.
Страх, непонятный юноше, охватил ее черты лица.
– Зачем затруднять себе жизнь установкой силков для кроликов, когда на заднем дворе в клетке уже есть превосходные экземпляры? – Мортимер явно наслаждался, наблюдая, как исказилось лицо сестры. Ужас от потрясения постепенно сменился глубокой печалью.
– Нет, – зарыдала она, хватаясь за горло. – Мортимер, как ты мог!
Ее брат пожал плечами.
– Да ладно тебе, Утка. Это всего лишь кролики. Какая разница, поймаю я их силками на поле или возьму из клетки?
– Ты знал, что они мои, я их спасла от голода, когда они остались сиротками. У них были имена, Мортимер! Они были моими друзьями!
– А теперь они стали твоей едой, – самодовольно сказал Мортимер.
– Мы… ели их. – Вся краска сошла с ее лица, по которому пошли лиловые пятна. Лорелея прижала рот ладонью, ее передернуло один раз, другой, затем она бросилась из комнаты так быстро, насколько позволяла ее хромота.
– Смотреть на то, как она бегает, всегда меня веселило, – хихикнул Мортимер.
