скачать книгу бесплатно
– Это значит, что все гораздо хуже, чем я себе представляю. Это значит, что меня ожидает нечто, к чему я не буду готов.
– И чего ты боишься?
– Я ничего не боюсь. Но как, ты думаешь, я должен ее обучать, если я не знаю, как отражается на ней ее магия? Какой, к примеру, брать уровень?
– Самый высокий. Пока срывов не было.
– Ты меня не слышишь.
– А ты меня не слушаешь! – повысил голос Сэл. – Я отдал тебе мою девочку, чтобы ты воспитал из нее великого мага, а ты собираешься ходить вокруг да около!
Хет Хоофт поставил локоть на подлокотник и подпер щеку кулаком.
– Уясни одну важную вещь, – все так же спокойно сказал он. – Это теперь моя девочка. Моя. И ты не можешь диктовать мне свои условия. Это моя Ученица, и я буду делать с ней и для нее то, что считаю нужным. Пока я не узнаю, какой у нее постэффект, говорить о ее нормальном обучении просто несерьезно. Я доступно объясняю?
– Ты впустую потратишь время! – Сэл начал понимать, что ?т Хоофта ему не переубедить. – У нее есть знания! У нее есть сила! У нее есть ум! Тебе нужно лишь привести это все в систему и заставить ее практиковаться!
– Я все же подожду с практикой. Если сказать честно, то я надеялся, что ты согласишься мне помочь, но раз ты упорно настаиваешь, что постэффекта у нее нет…
– Настаиваю!
– …то я справлюсь сам. Интересно было поговорить, Сэл.
Сэл понял, что Йен намекает на то, что разговор окончен, но уходить не торопился. Он некоторое время с удовольствием творца созерцал ?т Хоофта, неколебимо восседающего в своем кресле, и, наконец, произнес:
– Йен, я не такой гордец, как тебе кажется. Я признаю, что проворонил ее постэффект, лишь бы ты не дал ей глупо умереть. Но, клянусь тебе, я ни разу не видел у нее постэффекта!
– Ты не видел того, что можно было бы вписать в общий стандарт, но девушка не вписывается в стандартную схему. Думаю, и с ее постэффектом нас ждет засада.
– Нас с тобой? – с надеждой спросил Сэл.
– Нас – в смысле меня и ее, – Йен был непреклонен.
– Ну тогда ищи, – согласился Сэл и усмехнулся. – Найдешь – и я, как настоящий волшебник, исполню твое самое заветное желание.
– Мое заветное желание ты знаешь, – напомнил ?т Хоофт.
– И именно его я и не могу исполнить, – грустно сказал Сэл.
Сэр Котца вытащил из складок одежды апельсин и неторопливо принялся его чистить. Апельсиновые корочки он аккуратно складывал кучкой возле себя, чтобы потом собрать в ладонь и выкинуть в урну.
– Знаешь, какое сейчас время? – спросил он.
– У меня нет часов, сэр, – ответила Тайра.
Сэр Котца довольно заскрипел и прищурился.
– Я не спросил тебя, есть ли у тебя часы. Я спросил, знаешь ли ты, какое сейчас время. Сейчас время учеников! – он многозначительно поднял палец к небу, а потом разломил апельсин и предложил Тайре половину. – В Ишанкаре сейчас время учеников. Через каких-то пять-десять лет университетом будете управлять вы: ты, Горан, Саид… Такие совпадения случаются не так часто. Вы все слишком молоды. Обычно в Совете молодых немного. Наше время уходит.
– Когда вы так говорите, сэр, мне становится грустно, – призналась Тайра. – Будто мы пришли, чтобы разрушить все, что вы создавали и поддерживали.
– Может и так, – снова засмеялся сэр Котца. – Ваша команда-то куда ни глянь – сплошь монстры да неудачники. Один Йен чего стоит.
Тайра почувствовала, что от этих слов где-то в глубине больно кольнуло и стало очень обидно за Наставника, но она не стала уточнять, что господин Ректор имел в виду. Она нахмурилась, но сэр Котца продолжал тихо смеяться, будто ситуация веселила его, дальше некуда.
– Ты знаешь, что мой Наставник, предыдущий господин Ректор Ишанкара сэр Монти, был профессиональным цирковым артистом?
– Нет, сэр, – Тайра невольно улыбнулась.
– Да, он был клоуном. Лучшим из всех, каких мне приходилось видеть! А какую клоунаду он устраивал на всех этих магических Ассамблеях и Конвентах! – сэр Котца улыбался во весь рот. – Сейчас разве что Горан сможет такое повторить.
– Клоун был Ректором Ишанкара?
– Правильный вопрос! – обрадовался сэр Котца. – Клоун был Ректором Ишанкара! А не Ректор Ишанкара был клоуном! Правда, магическое сообщество думает именно так, но нас это нисколько не обижает. В конце концов, чем хуже ректор-клоун или ректор-монах ректора-алкоголика?
– Простите, сэр, я не понимаю вашей логики, – честно сказала Тайра. – Лично мне было бы обидно, если бы моего Ректора называли алкоголиком. Горан не пьет уже много лет.
– А тебе и будет обидно, – спокойно согласился сэр Котца, – потому что его именно так и будут называть, а Горан обратного доказывать не будет, не такой он человек, поэтому и он на каждой Ассамблее и Конвенте будет грешить клоунадой. И это хорошо.
– Это почему?
– Потому что так мы без особого рвения выдерживаем наш канон: «Ишанкар ничего никому не должен». Мы не должны что-то доказывать магическому миру или что-то опровергать. Мы есть, и мы есть сила, а они будут с этим считаться, кем бы ни был наш Ректор.
– Ректоров специально так подбирают, сэр? Чтобы всех шокировать?
– Давай я расскажу тебе одну притчу, – Котца снова заскрипел. – Один молодой человек учился в старших классах, и однажды он и его товарищ решили не пойти на уроки. И вот когда они, счастливые и свободные, гуляли по рынку и грызли каленые орехи, им навстречу попался их учитель. На рыночной площади стоял цирк-шапито, и товарищ, недолго думая, схватил своего друга за рукав и затянул внутрь. В общем, они остались до конца представления, но молодой человек все время смотрел не на арену, а на мужчину в желтом сюртуке. Он сидел на скамейке напротив и смеялся, когда все замирали от страха, и плакал, когда все смеялись. Тогда молодой человек подумал, что мужчина, наверное, тоже исповедует дзен – недаром же он в желтом сюртуке и ведет себя не как все, и когда представление окончилось, подошел к нему, поклонился и спросил, не научит ли он его своей мудрости. – Сэр Котца замолчал и испытующе посмотрел на Тайру.
– И что вам ответил сэр Монти?
– Сэр Монти сказал, что научит, – Ректор усмехнулся. – И научил. До сих пор не могу вернуться обратно в благословенную Лхасу. Мораль, в общем-то, проста, – он развел руками. – Кто ищет истину – найдет печаль.
– Значит, истина – это печаль?
– Мир вообще-то веселая штука, – сообщил сэр Котца. – Это один такой большой Ишанкар, и управляет им тот же Ректор, только Бог. И я сильно подозреваю, что в Боге есть что-то и от клоуна, и от алкоголика… Но когда ты понимаешь, что мир на самом деле состоит из радости, бывает обычно слишком поздно. В этом и заключается печаль.
– Вы Горану тоже так все притчи растолковываете, сэр?
– Когда он был таким же, как и ты, растолковывал, а сейчас он сам способен растолковать что угодно и кому угодно. Он будет великим Ректором!
– А можно еще спросить, сэр? – Тайра просто не могла удержаться. – Вы со всеми студентами так разговариваете или только со мной?
– А что такое? – не понял Ректор.
– Это странно. В моей стране ректоры беседуют со студентами, только если на них какая-нибудь блажь нападает.
– Я разговариваю со всеми, – признался сэр Котца. – С юношами и девушками общаться гораздо интересней, чем со взрослыми, потому что вы еще не научились владеть веером, а они уже забыли, как это делается, – и он снова засмеялся.
– Ну а до сэра Монти? – Тайра решила поспрашивать еще, раз господин Ректор не был против пообщаться.
– До сэра Монти был сэр Джана Нгуту, – сэр Котца расплылся в улыбке. – Высокий и крепкий, как баобаб, и черный, как эбеновое дерево! Я боялся его до ужаса.
– Вы его видели? – перебила Тайра.
– К счастью, не очень много раз, – Ректор засмеялся. – Мне было шестнадцать, ему восемьдесят семь. Он ходил в своих тканых одеждах, обвешанный бусами и всякими черепками и перьями. И посох у него был с навершием из козьей головы. Это была его любимая коза из отцовского стада – Эбебе. Он забрал ее голову с собой, когда пришел в Ишанкар. До того, как Нгуту попал к нам, он шаманил в какой-то деревеньке в Ботсване. Или в Замбии… Не помню.
– Хорошо шаманил, – заметила Тайра, – раз попал в Ишанкар.
– Не то слово! Умнейший был человек! Только читать без запинки научился к тридцати годам, – Котца подмигнул. – Был он очень вспыльчивый, горячая кровь! А из-за его посоха с козьей головой вне Ишанкара долго не могли понять, кто же на самом деле Ректор, а кто Некромант. Сэр да Сильва, некромант сэра Нгуту, был интеллигентом до кончиков пальцев, но Ректор ему достался, прямо скажем, еще тот! Бывало, посмотрит на тебя так, будто взглядом булавку воткнет прямо в сердце. Они так магическое сообщество долго за нос водили!
– Значит, сэр, относительно Ректоров это традиция?
– Я бы сказал, это тенденция, – ответил сэр Котца, не переставая, правда, при этом улыбаться. – Все Ректоры Ишанкара склонны к самоиронии. Как говорит твой Наставник, самоирония – признак человека умного, если она искренняя, и человека коварного, если нет.
– А сэр ?т Хоофт склонен к самоиронии?
– Йен склонен к самоанализу, причем чересчур, на мой взгляд, но и самоирония ему не чужда. Он остался в Ишанкаре за старшего в двадцать восемь, так что без самоиронии ему было не обойтись, – и сэр Котца грустно усмехнулся. – Иногда мне кажется, что Йен до сих пор не привык, что его Наставника нет в живых.
– Он ушел, когда сэру ?т Хоофту было двадцать восемь? – Тайра не смогла бы объяснить, но этот факт ее испугал и огорчил.
– Он ушел из Ишанкара. Оставил должность, – пояснил Ректор. – А умер он позже. С вашей некросовской терминологией не поймешь, что вы имеете в виду. Ушел – не ушел… Говорили бы как все – умер.
– То есть Некромант оставляет службу сразу же, как его Ученик заканчивает обучение?
– Да, если не считать года, отведенного на передачу полномочий.
Тайра задумалась. Если Горан прав, и сэр хет Хоофт вообще не хотел брать Ученика, то он оставит ее при первой возможности, приблизительно через четырнадцать лет. Ей стало жалко себя, словно он бросил ее уже сейчас, одну, в чужом, незнакомом, полном абсурда магическом мире, а четырнадцать лет показались ей ничтожно малым сроком.
– Значит, сэр хет Хоофт тоже оставит меня, когда придет время, – грустно сказала Тайра.
Ректор внимательно посмотрел на нее, и на его лице снова медленно появилась улыбка.
– Это просто прекрасно! Это просто замечательно!
– Что тут замечательного, сэр? – Тайра призналась себе, что иногда ее раздражает вечная идиотская веселость господина Ректора.
– Что вы с Йеном друг другу еще никто, а ты уже печалишься о том, что он тебя оставит!
Тайра вздохнула и отвернулась. Ей было удивительно и абсолютно непонятно, как Горан понимает его с полуслова. Сэр Котца опять тихонько засмеялся и принялся за второй апельсин.
Неподалеку от их скамейки в траве возился мальчишка лет десяти. Он собирал упавшие абрикосы, вытирал их о край своей рубашки, ловко вынимал косточку и отправлял желтые половинки в рот. Когда абрикосы в траве закончились, он поднялся и принялся рвать их с веток. Мальчишка был долговязым и нескладным, движения его были резкими, а очки с круглыми стеклами и черные коротко стриженые кудри и вовсе придавали ему вид человека не от мира сего.
– Тебе придется многое выучить, прежде чем Йен начнет учить тебя специализации, – мечтательно произнес сэр Котца, и Тайра снова повернулась к нему. – Если бы я был молод, я выучил бы гораздо больше, чем мне удалось к этому моменту.
– Сэр ?т Хоофт уже меня обрадовал. Сначала я должна буду выучить Закон и арабский язык. Сказал, что без этого я не смогу в достаточной степени пользоваться нашей Библиотекой.
– Ну Библиотекой ты даже после того, как Закон и арабский выучишь, не сможешь пользоваться в достаточной степени, – засмеялся сэр Котца. – Допуски и их отсутствие изрядно будут портить тебе жизнь. А вообще, арабский у нас знают все. Обычно он дается нашим легче, чем Закон.
– А вам?
– А мне в полной мере не далось ни то, ни другое. Но я не отчаиваюсь. Вокруг меня много умных людей, так что я могу не беспокоиться. Кто-нибудь всегда поможет мне справиться с моими обязанностями.
Тайра в очередной раз поразилась его деткой наивности, но тут же напомнила себе, что в Ишанкаре все не то, чем кажется, и на самом деле рядом с ней сидит не добродушный монах, а один из самых умных, опасных и влиятельных людей магического мира.
– А почему у нас официально принят арабский, сэр?
– У нас официально приняты арабский и английский, – уточнил Ректор. – А арабский потому, что мы по своей философии ближе к Востоку. В Европу за всю свою историю мы лезли только по необходимости.
– А в Европе официальными считаются другие языки?
– Ну не арабский точно, – сэр Котца довольно заскрипел. – Вообще-то сейчас есть пять официальных языков магического сообщества: английский, немецкий, арабский, старопровансальский и латинский. Древние книги без них не прочтешь, особенно без последних трех. Учить много, да-а-а…
Сэр Котца отложил недочищеный апельсин и выхватил из воздуха тонкий прутик.
– Смотри, – сказал он. – Арабский язык красивый. Без него нельзя понять философию Ишанкара!
Он аккуратно вывел на песке возле скамейки арабское слово. Тайра следила за тем, как прутик скользит по песку, ни разу не отрываясь от него. Ректор дописал буквы и легкими росчерками расставил огласовки.
– Это значит «Ишанкар». А это – «господин Ректор». А это твое имя, – и он нарисовал еще несколько связанных между собой знаков. – А это, – он вывел еще одну надпись рядом с ее именем, – «Лхаса». Видишь? Это красиво.
Тайра вздохнула. Она всегда хотела быть лингвистом, и может быть даже специализироваться на языках Востока, но никогда всерьез не думала про арабистику. Теперь судьба предоставила ей эту возможность.
Пока она внимательно разглядывала сделанные Ректором надписи, долговязый мальчишка подошел к ним и встал рядом. Он тоже заинтересовался нанесенным на песок арабским узором, какое-то время рассматривал его, а потом что-то сказал сэру Котце. Тайра не поняла ни слова – мальчик говорил на арабском, а считать с него язык почему-то не получилось. Сэр Котца ответил, но мальчик упорно тыкал пальцем в последнее слово, и Тайра поняла, что они спорят. Потом Ректор улыбнулся, развел руками, словно признавая свое поражение, и мальчик с довольным видом удалился туда, откуда пришел.
– Это кто? – спросила Тайра.
– Это Саид, преемник нашего нынешнего господина Хранителя Закона Ишанкара. Время учеников! – он снова многозначительно поднял палец верх.
– Ему лет десять.
– Одиннадцать с половиной, – уточнил Ректор. – В пятнадцать он станет Хранителем. У него мало времени.
– И как он успеет выучить все, что необходимо, за четыре года?
– У Хранителей другая система обучения, – сказал сэр Котца. – В наше время Хранители живут мало, не больше сорока-сорока пяти лет. Раньше жили дольше, как все остальные люди. Когда-то в древности кто-то из магов решил, что обучение – это трата драгоценного времени, и знания можно передавать иначе. Были разработаны различные системы передачи опыта, но все, что происходит неестественным путем, в той или иной мере обречено, – Ректор на пару секунд замолчал, давая ей возможность осмыслить сказанное. – Хранитель выбирает себе преемника среди мальчиков восьми-десяти лет. Когда мальчику исполняется пятнадцать, Хранитель передает ему свои знания посредством определенного ритуала, а сам умирает. Но с передачей знаний передается и часть личности предыдущего Хранителя. Наш нынешний господин Хранитель Закона Ишанкара – Малик аль-Фарид. Малик – это его настоящее имя, а Фарид – это имя Хранителя, который был до него. А «аль-Фарид» в данном случае его прозвище, и означает оно «принадлежащий Фариду». Так что Саид, когда придет его время, будет зваться аль-Малик.
– А почему они так мало живут?
– Нервные связи изнашиваются быстрее, чем у обычных людей, – вздохнул сэр Котца. – Поэтому при целой и физически здоровой телесной оболочке начинаются проблемы с головой, и тогда он находит себе преемника, воспитывает его, а когда Хранителю приходит время уходить, он зовет Некроманта, который и помогает совершить перенос. Преемник уже никак не может избежать своей судьбы, поэтому они и называют каждого последующего собственностью, рабом предыдущего, хотя собственно слово «раб» – «абд» по-арабски – не используют, чтобы соблюсти приличия.
– То есть Саиду достанутся не только знания, но и все личности всех Хранителей, которые были до него?
– Хранителей обучают специальным психотехникам, они способны в нужный момент вызывать любую свою личность, видеть ее глазами, помнить ее памятью, поэтому они все неуравновешенные. Так что тебе придется терпеть. Весь Ишанкар терпит, и тебе придется, – и Ректор радостно заскрипел.
После услышанного Тайра его веселья поддержать не могла.
– И что сказал вам Саид, сэр?
– Сказал, что я неправильно написал последнее слово, – Ректор посмотрел на нее с хитрой улыбкой. – А я сказал, что написал правильно. Но на самом деле, я, конечно, написал его неверно. Но Саиду сказал, что ошибки нет.
