Война становится привычкой

Жена каждый день воет под окнами комендатуры и умоляет отпустить его. Он уже ничего не просит – смирился. Такие, сломленные, погибают в первую очередь: внутренняя обречённость пулю или осколок притягивают.

10

Две короткие истории, а знаю подобных ещё с дюжину. Осуждать не берусь – слабость достойна сожаления, а не осуждения. И всё же…

А вот Паша из госпиталя сбежал обратно в полк. Даже в отпуск не поехал, хотя своих жену, троих дочек и двух пацанов любит безумно. На вопрос: почему вернулся до срока, ответил просто, без патетики: эту войну должен закончить он, не оставляя её своим детям.

Когда рассказал ему про первых двух, Паша не осудил, лишь пожал плечами: бывает, слабые они, хотя, может, и пройдёт. А вообще бабы виноваты: они делают мужика слабее. Особенно если хочется оправдать свою слабость.

Вторая декада

1

Этой поездки не должно было случиться, но случилась, порушив запланированное на неделю: укры вместе с кассетными снарядами применили химию и надо было срочно доставить противогазы в Житловку. Почему в полку их не оказалось – даже не спрашивали: какая разница почему, если их нет в полковой природе. Может, зам по тылу не подсуетился, может, начальник химслужбы полка лоханулся, может, какой-нибудь товарищ прапорщик загнал на барахолке, но противогазов нет. Нет от слова совсем! Вообще-то, противогазы – это так, призрачная защита в данном случае, когда даже не знаешь, отчего защищаешься. Туда бы сначала специалистов – пробы взять, состав химии определить, инструктаж, как действовать и чем защищаться, но у нас опять всё через одно место…

Остальное нанизывали, как колечки на стержень пирамидки: три беспилотника, антидроновое ружьё, маскировочные сети, генератор, стиральная машина «малютка», сбрасыватели (для беспилотников), ТР (трубы разведчиков), антитепловизорные накидки (одеяла), пять баллонов резины на машину, трёхлитровую банку мёда, генератор, «Теймуразова мазь», сухой душ, репелленты и кое-что по мелочам.

Витин «ларгус» даст фору грузовику, потому что втиснули всё собранное. Немыслимо!

Подъём в два часа ночи, потом база, погрузка, выезд в четыре утра, до самой дальней точки 627 километров. Расчётное время прибытия – одиннадцать тридцать. Опоздали всего… на две минуты! И это при непредсказуемости времени прохода границы и дюжины блокпостов. В прошлом году «нестыковка» в два-три часа – обычное явление, теперь же почти тютелька в тютельку. А всё благодаря Старшине – он уже порядком намылил глаза военной полиции на всех блокпостах, потому и пропускали его, приветствуя взмахом руки и улыбаясь.

Первой «точкой встречи» была двухсотая арктическая бригада: привезли обещанную резину, маскировочную сеть пять на шесть, два беспилотника и совсем не обещанную банку мёда.

Hyundai Tucson разведке «двухсотой арктической» пожаловал Алексей Васильевич Сотников[23] ещё по весне, но за четыре месяца резина «облысела» и пришлось прикупить новую. Беспилотникам ребята обрадовались несказанно – хоть они и считаются «расходниками», но у них «птичек» берегут. Привезённые нами беспилотники они «перепрошили», приспособили для сбрасывания гранат и к вечеру пустили в дело.

Разведчики обычно отказываются от всего, если и берут, то только то, в чём нужда крайняя, но на этот раз, увидев мёд, не устояли и радовались, как дети. Да они, в общем-то, пацаны ещё – немногим за двадцать, задор так и плещется в глазах, и разве подумаешь, что у каждого за плечами полтора года войны, что они уже заматерели, что давно «на ты» со смертью, не раз и не два расставлявшей силки на их фронтовом пути.

2

Ракетчиков «достали» стервятники – висят день и ночь, головы не поднять, так что купленное нами шестиканальное антидроновое ружьё всего за что-то около двухсот тысяч рубликов оказалось весьма кстати. Ну, а новенькая «птичка» – это будущий глаз дивизиона, пусть пока только один, зато острый, зоркий, считай орлиный. А вот на второй «глазик» средств пока не хватает.

Старшина долго и занудно втолковывал, как обращаться с нежной техникой, на какие кнопки можно нажимать, а куда не стоит, с какого расстояния «брать» беспилотник, а с какого бессмысленно – только себя засветишь и обязательно пришлют гостинчик. По беспилотнику он в тысяче первый раз втолковывал, что нельзя использовать другие батарейки, как пользоваться пультом, что ремонт нынче дорог, потому и беречь надо, как зеницу ока. Слушали бойцы, согласно кивали головами, но через неделю пошло-поехало: ружьё не работает, беспилотник не летает, пульт вообще сгорел.

Опять ехали, опять втолковывали, что можно, а что категорически нельзя, грозили карами небесными, чем запугали бесстрашных, и они начали отказываться от привезённого: да ну его к лешему, напортачишь, а Старшина запросто приведёт обещанное в исполнение. Уж лучше по старинке воевать будем. Пацаны неразумные, ну что с них возьмёшь! Но это было раньше. Теперь ребята со смехом вспоминают свои страхи и восторгаются Старшиной: Песталоцци! Макаренко! Ушинский! По своей уникальной методике обучил всех неучей дремучих.

«Ружьишко» пришлось ко двору: к полудню следующего дня «завалили» два «стервятника»: одного подобрали, а второй долго сопротивлялся, всё норовил прорваться обратно к украм и упал на нейтралке, обессилев. Разведчики обещали попробовать достать его. Короче, теперь в дивизионе есть своя результативная ПВО.

Блиндаж решили электрифицировать с помощью генератора – пусть и б/у, зато надёжный и достался по дешёвке. А вот сетей не хватило на все «коробочки», и ребята робко попросили, по возможности, конечно, привезти большую – шесть на четыре метра, чтобы укрыть «мотолыжку».

3

На следующее утро добрались до Кременского леса. Грохотало не по-детски, причём в разной тональности, создавая некую иллюзию работы на ударниках. Правда, диссонанс вносила долгая пулемётная дробь, то и дело доносившаяся со стороны реки, но через несколько минут уже перестали обращать на неё внимание.

На блокпосту уже знакомые комендачи встречали шуточками-прибауточками:

– Привет, суицидники! Ну что, помирать дома не хотите? Да и то верно: чего уж семью обременять, когда укры одним снарядом могилу выроют, а другим закопают.

Га-га-га, гы-гы-гы! Тоже мне, юмористы кандальные, чтобы вам вовек броню не снимать!

Встречал Ванечка – как всегда сияющий голливудской улыбкой. Он уже оправился от раны, дважды побывал в бою, а теперь поджидал нас по поручению замкомполка, занятого составлением рапорта по поводу гибели Весны. Это позывной паренька, что всего две недели, как пришёл в подразделение, но успел стать любимцем. Час назад он вылез из траншеи, снял броник, повесил его на сук сосны и только взялся за черенок лопаты, чтобы подправить окоп, как прилетевшая мина разворотила бронежилет и осколками располосовала грудь. А ведь было же приказано не снимать броню даже для сна, так нет, ослушался. Спартаку теперь достанется: командир всё-таки, за всё отвечает и его в любом случае назначат крайним, но огорчался он не по поводу предстоящих неприятностей, а горевал по поводу гибели Весны. Вот каждый раз будто отсекают по кусочку от плоти – больно, ой как больно!

На «точке встречи» Ванечка был с Димкой – водителем уазика. Машина стояла на двух пеньках – Димка крутил гайки на заднем мосту, поэтому только обнялись, и он тут же скрылся под своей развалюхой. Он из Питера, сюда добрался вот на этом самом уазике – купил по случаю. Как казаки на войну со своим конём призывались, так и он со своим «хантером» прикатил. На вид ботаник ботаником – долговязый и нескладуха, в очках с приличной толщины линзами, стеснительный и даже робкий. Но это только на первый взгляд: в бою цепкий и бесстрашный, водила – классный, а своего «коня» разбирает и собирает с закрытыми глазами.

Удивительно, насколько Русь богата талантами! Кругом одни самородки – что беспилотник подшаманить, что антидрон собрать, что машину починить, что самоходку…

Брянчанам привезли «заказ»: стиральную машину «малютку», сети, сбрасыватели с накалывателями (работают с беспилотников), несколько покрывал от тепловизоров и противогазы – сорок штук. Почему их нет в полку – говорить не буду, иначе дискредитация Вооруженных Сил, а вот в Великую Отечественную противогаз был у каждого бойца. Занимаясь поиском непогребённых останков бойцов Красной армии, всегда находили рядом с погибшими красноармейцами противогазы. Но это так, к слову.

Укры стали засыпать кассетниками, напичканными в том числе какой-то химией, отчего бойцы задыхались, кашель рвал грудь, из глаз текли слёзы. В таком состоянии, конечно, не навоюешь, так что противогазы пригодятся.

Для фотографирования Старшина по традиции развернул десантный флаг – ну никак без этого! Пиарщик! Конечно, десантное братство – это свято, только вот других курских десантников около Старшины за полтора года что-то не припомню. Но флаг всё равно разворачиваем: ну, как не уважить нашего дорогого Старшину.

4

Прошлый раз коснулся темы «пятисотых». Так вот один из них, тот, у которого погибли брат и дядя, умерли отец и мать, который «сломался», теперь вновь на войне. В наказание его отправили в штурмы, две недели отвоевал как положено, был ранен и представлен к медали – словно перевоплотился парень, отваги немереной, отчаянный и дерзкий в бою. Тайна перевоплощения так и осталась тайной – не сказал он ничего о причинах, какая внутренняя пружина расправилась. Сейчас перевели в санроту: раз вину свою кровью смыл, то живи теперь и наслаждайся. Ходит парень с головой поднятой, в глаза смотрит, взгляд не прячет.

Это к слову о «пятисотых» – всякое бывает. Сейчас частой гребёнкой чешут луганщину, собирают «пятисотых» и возвращают в части. Разумно, во всяком случае прежде мобилизации надо бы подсобирать тех, кто уже начинал воевать, а уж молодняк да необученных после обкатки на полигонах на фронт отправлять. Но мы русские, у нас всё делается через одно место.

А ещё бы собрать в отдельную боевую единицу всех вернувшихся в республику беглецов, сейчас рассевшихся в чиновничьих креслах, военкоматах, силовых структурах, этих затаившихся и мимикрированных укропов: пусть кровью докажут, что осознали, что это их сознательный выбор, а не хуторянская иезуитская хитрость. Это будет для них покаяние. Но их даже в храме со свечою не встретить, не то что с автоматом на передовой.

5

Возвращались через Кременную. Городок хоть и изранен – на каждом шагу развороченные взрывом дома, но кое-где в окнах стеклопакеты и новая кровля. Кстати, улицы не захламлены, мусора почти нет, во всяком случае видел, как один боец опустевшую сигаретную пачку с десяток шагов нёс до урны, другой вышел из машины и пакет с мусором тоже отнёс к мусорному ящику. А может, ещё и потому так с мусором обстоит дело, что народишка маловато, всё больше военные, а те к дисциплине и порядку приученные. Во всяком случае гражданские попадаются редко, да и то торопятся покинуть улицу. Точнее, то, что от неё осталось – выбоины, рытвины, воронки, пыльная проезжая часть в сухую погоду и грязища в дождь и слякоть. А тротуаров, помимо центра, нет вовсе, так что редкие прохожие едва успевают выскочить из-под колёс или траков мчащейся военной техники.

Заехали в администрацию – у Дэна[24] были там какие-то дела. Машина не закрывалась (хорошо хоть, что ещё двигалась), поэтому я остался «на охране», пока Дэн «прощупывал» местную власть, нестойкую к соблазнам и меняемую с завидной регулярностью. Старшина отправился в лавку молочком разжиться: Ваня на дорожку угостил пирожками, вот Витя и решил «размяться» ими.

На скамейке сидел пожилой мужчина, рядом играла девчушка, от машины к машине рыскала поджарая собака шоколадного цвета, напротив администрации на двух скамьях кружком расположились мужики, курили, переговаривались. Торопливо просеменила женщина в старенькой, но чистой курточке, затем ещё одна с бидончиком; проехала девчонка на велосипеде с приторочённой к багажнику сумкой; гуськом, след в след, прошли пятеро бойцов – низкорослые, худощавые, похожие внешне на китайцев или корейцев. Трое были в армейских панамах с красными флажками вместо кокард – китайские флажки, красные, со звездочками: одна большая и четыре маленькие. По-летнему тепло, сухо и даже пыльно.

У сидящего мужчины поинтересовался: это кто? Эскимосы? А может, корейцы? Лицо его по-прежнему ничего не выражало и ни один мускул не дрогнул даже на мои дурацки вопросы. Он ответил нехотя и равнодушно:

– Да нет, это удмурты или ещё кто-то. Короче, ваши, русские.

Вот ведь как: уже полтора года Кременная наша, а у него по-прежнему делёж на «ваших» и «наших». Причём подчёркнуто отчуждённо. И не только у него.

В общем, поговорили. Впрочем, словоохотливость может и боком выйти, поэтому местные, по обычаю, немногословны, тем более с незнакомыми.

Где-то совсем рядом внезапно «заработал» «василёк»: три пристрелочных по три мины, потом залп всей батареей. «Василёк» – штука голосистая, а когда мины выходят всей кассетой, то и вовсе глушит. Но что удивительно, так это ощущение, что ничего вокруг не происходит. Дедушка с внучкой, мужики на скамьях, прохожие, эти китайско-корейские русские удмурты, даже собака (удивительно!) ни хвостом, ни ухом не повела (наши бы уже забились в какую-нибудь щель) – ровным счётом никто не обращал внимание на грохот. Наверное, скорее им непривычна тишина, а с этой аранжировкой войны они уже свыклись.

Интересно, с какого бодуна поставили «васильки» в центре городка? Дебилы. Факт, что «ответка» не заставит себя ждать. Товарищи миномётчики смотаются, но под раздачу могут попасть вот те же мужики, сидящие на корточках или дедушка с внучкой. М-да-а, весело тут жить…

«Ящик» полнится фантазиями «экспертов и аналитиков», особенно по планам наступления, словно только что с совещания у начальника Генштаба вернулись и им доверили самое сокровенное по великому секрету, которое они непременно должны навешать на уши доверчивому обывателю. Иначе нельзя: приоткрой только занавесочку, так сразу же пойдёшь по статье о дискредитации армии и её стратегов, а так и на душе спокойно, и за умного можно сойти.

Меня заботит другое: как люди живут-выживают вот уже полтора года, что на душе, в какую сторону шагают или собираются дорожку торить. А так, с наскока не узнать и не познать, надо потереться, потолкаться, пощупать-понюхать да желательно на рынке или там, где есть очереди – вот классный источник информации.

Вернулся Старшина, разложил на соседней скамье газету – походная скатерть-самобранка, выложил на неё пирожки, достал тетрапакет молока (из Питера в Кременную доставили – фантастика!) и приступил к трапезе, щупая взглядом окрестности: умница, не расслабляется, всегда начеку, разведшкола десантуры в кровь вместе с солдатской кашей всасывается.

Шнырявший челноком пёс (породистый, крапчатый, охотничий) равнодушно окинул Витю взглядом карих глаз, втянул воздух, задрав нос, оценил малоинтересную снедь и опять забегал туда-сюда вдоль припаркованных легковушек.

Я всё-таки разговорил соседа по скамье, пока внучка вокруг круги нарезала, и поведал он о жизни в городке скупо и односложно, но хоть что-то… Работают только бюджетники – коммунальщики, энергетики, газовики, чиновники. У остальных вся надежда на пенсии. Вэсэушники обстреливают постоянно, но чаще окраины: горят дома, только и успевают тушить, рвутся провода, полосуют осколки газопровод. Раньше восстанавливали быстро, теперь подольше: повалит украинская армия столбы взрывами, а потом мин сыпанут вокруг, вот и приходится ждать, пока сапёры разминируют, а уж затем газовики или электрики начинают работать. Жить вприглядку приходится, всё время настороже, но ничего не поделаешь – война. В Россию не уедешь – никому там не нужны нахлебники, кто-то Украину ждёт – не без этого, конечно. Человеку что надо? Работа, спокойствие, уверенность в завтра, будущее для детей и внуков, да только где всё это? И какое на хрен спокойствие, когда город взяли, а дальше не пошли, будто нарочно подставили людей, чтобы укры разметали город по кирпичику.

Интересная версия, но подобное не раз уже слышал на Донбассе, да и у нас в белгородском приграничье…

Договорить не дали – вернулся Дэн, Старшина «добил» пирожки и молоко, облизнулся, как сытый кот, а ждать «ответки» на «василёк» что-то не хотелось, и мы рванули дальше. Мост проходили «змейкой»: в нескольких местах мины пробили полотно, так что приходилось лавировать. На выезде из города с нами попрощался «Град» – ушло не меньше полпакета. Взвыл знатно и совсем рядышком. Вообще-то реактивщики работали всё время, пока были в этом районе, и к счастью без ответа. Укры заняты обрабатыванием наших позиций – там ребятам крепко достаётся. То ли превентивно хохлы работают, чтобы не дать нам сконцентрироваться для атаки, то ли, наоборот, свою готовят, перемалывая наши опорники, но в воздух взлетают комья земли, обрубленные ветки и даже стволы, тянет дымом, гарью и сгоревшим тротилом.

Солнце пекло, воздух высушен и колюч, безветренно и пыль, поднятая машиной, висела над нами клубком, демаскируя по полной. Только беспилотников не хватало! Ещё не было случая, чтобы кого-то не достали они на этой «тропе войны», особенно любят легковушки, джипы, багги, квадроциклы. Думают, что на них передвигаются командиры, вот и висят над дорогой. Но нам опять повезло: в линялом небе ни облачка, ни «птички».

6

И опять про «кашников» – безымянные бывшие зэка с литерой «К» на жетоне. Как ни пытался разузнать юридическую подоплёку такого явления, как заключённые на фронте, но безрезультатно. Мне так никто и ничего вразумительного не поведал, как они проходят по документам: то ли всё ещё зэки, то ли уже освобождённые по УДО[25], то ли амнистированные. Как они вообще попадают на фронт? Заключают ли с ними контракт? Если да, то на каких условиях? А если нет?

Комбриг вообще отмахнулся: не лезь ты ко мне с этими пустяками. Ну какая разница, как они попадают в бригаду. Прислали списки, по головам пересчитали – вроде совпадает, по батальонам распределили и до первого штурма. Хорошо, если половина через месяц останется, а то бывает вообще меньше четверти доживают.

С «вагнерами» относительно понятно, не скрывали, что с зоны вытаскивали прямо под ружьё и порой без всяких формальностей. Поговаривали, что уфсиновцы под шумок списывали особо доверенных за огромную мзду под видом служивых всякую мразь. По документам вроде бы воюет, а фактически на юге пузо греет. Вообще, такое ощущение, что это сугубо частная армия и присягают «вагнера» на верность не государству, а хозяину. И зэки тоже ему клянутся в верности. Ну да там похлеще всяких клятв шанс отправиться на тот свет за малейшее нарушение: отвели за угол и шлёпнули без всякого суда и следствия. А вот как в войсках оказываются? Присягают ли на верность Отечеству? Или достаточно контракт подписать? Ну и ещё дюжина «как?» и «почему?».

Комбриг отмахнулся:

– Да достал ты своими «почему» и «как». Они всё равно живут от атаки до атаки, так что некогда мне заморачиваться на бумажки всякие. Я даже их лиц не запоминаю, не то что имён и фамилий. Они у меня расходники. Сегодня в штурмах положу – завтра новых пришлют.

Ну почему у Филина они такие же бойцы, как остальные «волки», а здесь безымянные «кашники»? Люди ведь они, да и невиновные есть – просто кому-то нужно было либо расправиться, либо бизнес отобрать, вот и подставили… Время такое беспредельное, но лакированное лозунгами всякими.

Под Соледаром севернее Бахмута невесело. После известных событий и ухода «вагнеров» Пригожин предрекал, что армия не удержит город и его придётся брать снова. Что фланги не выдержат, прогнутся или вообще «схлопнутся» и укры выйдут к Лисичанску, отрежут Кременную и вообще будет «не ах». Его прогноз не подтвердился, да и то лишь потому, что перебросили сюда десантуру да вчерашних «вагнеров», влившихся в армейские части. Правда, отношение к ним было аховое: старались нерадивые командиры растратить по пустякам этот золотой фонд профессионалов из-за страха перед ними. Или по заданию сверху? Кто ж знает, по каким внутренним законам живёт армия. А может, и по понятиям…

О жёстких и упорных боях под Соледаром, Берховкой, Ягодным, Парасковиевкой говорят мало или вообще в рот воды набрали, хотя они действительно имеют стратегическое и политическое значение, как и, в общем-то, весь отрезок фронта. Оборону держат бригады армейских ЧВК всех мастей, десантура и мотострелки. «Кашники» растворены в ЧВК, но по стойкости, упорству, духу их вполне можно выделить в отдельный род войск. Не знаю, есть ли они у десантуры или в «мабуте», но у «беспринципных наёмников» (так наш друг величает себя и своих товарищей) их достаточно. Впрочем, ЧВК называю по привычке, на самом деле это мужики, пошедшие под ружьё по контракту с Минобороны.

Случай из прошлой поездки к Филину. Разведка выходила к ЛБС и выносила раненых, когда упёрлись в минное поле. Небольшое такое, метров двести глубиной, а вот сколько по фронту – никто не скажет, потому как схемы минирования нет в принципе, а разбрасывали все, кому не лень. Точнее, все предшественники. А вдалеке едва виднелись наши траншеи. Обходить – сил уже не осталось, да и на сколько оно тянется – никто не знал, идти к своим по минам – шансов ноль и сто процентов гарантии подорваться. Можно, конечно, помощь подождать, да только здесь рулетка: фифти-фифти, то ли наши подойдут, то ли укры. Связались по рации, доложили, Филин распорядился ждать эвакогруппы.

Залегли, заняли оборону и стали ждать. Может быть, и дождались бы помощи, да только стали укры насыпать минами – щупали только, пока вслепую, но того и гляди накроют. И тут из траншеи поднялась дюжина «кашников» и молча пошла на заминированное поле. На глазах ведь разворачивалась трагедия разведгруппы, понимали, что погибнут ребята, если укры первыми поспеют, но не могли допустить этого. Поднялись и пошли цепочкой след в след: первый, второй, третий… Без приказа вышли из траншеи. Без приказа на смерть пошли во имя жизни. Молча.

След в след идут, взглядом траву щупают, а ни щупов, ни миноискателя нет… Первый подрыв – «двухсотый». Идущего сзади спасла дистанция – на пятки не наступал, отпустил на десяток метров, вот и повезло. Только удача шутницей оказалась: второй, третий, четвёртый – «все трёхсотые»: кому ногу оторвало, кого осколками иссекло. Падали молча, лишь изредка глухой стон сквозь стиснутые зубы… Жгут наложат, перевяжут, рядом с протоптанной тропой положат бедолагу и дальше идут цепочкой: первый, второй, третий… Взрыв – опять «двухсотый». Не трогали, только переступили и дальше змейкой шаг влево, шаг вправо – в шахматном порядке обычно минируют, вот и шли зигзагом. Молча топают, зубы стиснули, взглядом рыскают, ножками своими разминируют.

А шмели гудят, цикады вторят смычками, птицы высь таранят, солнце плавит день – сельская пастораль. Ещё один, другой, третий взрывы – все «трёхсотые». Противошоковое, жгуты, бинты – лежите, мужики, ждите, а если можете – ползите обратно. А сами опять идут, тропу торят, путь к спасению топчут. Дошли четверо из дюжины, вывели по своим следам разведку, своих раненых и погибших подобрали – разведчики помогли донести.

Когда вышли к своим, то командир разведгруппы обнял каждого «кашника», заглянул в запавшие глаза на исхудавшем лице, с трудом от перехватывающего спазмами горла произнёс:

– Спасибо, брат, мы ведь с жизнью уж распрощались… Вовек не забуду…

Никто не заподозрит командира даже в крохах сентиментальности – не тот мужик, заскорузла душа жестокостью, а тут что-то прорвало…

«Кашники», изгои, прокажённые. Герои земли Русской, плоть и кровь её. Смогут ли сломить нас? Победить ли смогут? НИКТО и НИКОГДА!

Это были «волки» Филина. Под Берховкой. На наших глазах. Слева отбивался Бахмут, справа – утюжили Соледар, а здесь, под Берховкой, шли редкие бои местного значения, о которых молчали военкоры и официальные СМИ. А ещё здесь насмерть стояли «кашники» Филина. Зэки без имени с литерой «К» на жетоне.

7

Ещё накануне с командиром разведчиков шутили, подначивали друг друга, курили, говорили, слушали. Был он непривычно словоохотлив и весел и пошутил ещё:

– Ой, чует сердце, не к добру разболтался.

Вечером он уехал – вызвали в штаб, а оттуда подался к себе в разведроту проведать однополчан. На следующее утро он не вышел на связь, а через час пришла весть: укры проломили оборону и захватили наши траншеи. Внезапно ударили, ночью скрытно подтянув резервы. Остались редкие очаги сопротивления, всё чаще угасающие, как угольки в кострище. Командир тоже остался там, не вышел – совсем ещё мальчишка, смешливый, с детскими ямочками на щеках. Верим, что жив, что ещё встретимся на этой земле.

Комбриг приказал поднять «птичку» – нужно было осмотреться, заглянуть вглубь, в ближние тылы укров. Линия окопов, хода сообщений, блиндажи. Почти везде уже суетится противник. Хотя нет, везде – да не везде. У раздвоенной сосны держались «кашники» – огрызался пулемёт короткими экономными очередями, дважды поднимался над бруствером боец с РПГ[26]. В третий раз выстрелить не успел: так и осел на дно окопа с гранатомётом в руках. Видно было, как другой боец отбросил пулемёт и взял в руки автомат – наверное, закончились патроны.