Мой красный дневник

– Ой, ну конечно! – Мне стало стыдно. Моих он поздравил и даже пообщался. А тут родная мать. – Конечно, поехали!

– Это по пути. Почти на Садовом кольце.

Борис включил фары и понесся по улице. Я покосилась на его лицо и что-то не заметила особой радости в глазах. Наоборот, около рта появились жесткие складки. Вот теперь-то я могла поверить, что этот человек умеет командовать так, что его беспрекословно слушают и подчиняются. Он сосредоточенно молчал. Молчала и я, разглядывая незнакомые улицы, про которые мой спутник уже не рассказывал. На площадях среди высоких домов стояли наряженные елки. Лампочки на пушистых лапах празднично мигали, а под ними бегали ребятишки и стояли взрослые. Где-то я видела даже двух Дедов Морозов. Дух праздника витал в воздухе, заставляя улыбаться и фотографировать то салют, то машущих варежками ребят, а то и подсвеченные снизу стены старинных храмов, в узких окошках которых горели свечи.

– Мы приехали. – Ровно сказал мужчина, въезжая в заставленный машинами проезд между домами.

Там, за помпезными зданиями, выстроившимися вдоль Садового Кольца, во дворах стояли старенькие развалюхи, огороженные строительным забором, и новые, с большими окнами, современные дома с застекленными лоджиями. А между ними, зажатый с одной стороны, стройкой, а с другой стороны – административным монстром из стекла и бетона, крепенько стоял десятиэтажный брежневский кооперативный домик с одним подъездом. Вот к нему-то мы и приткнулись. И, как всегда, чуть ли не в подъезд.

– А здесь ругаться не будут? – Покосилась я по сторонам в поисках сердитого дядьки с битой или тетки в очках с тележкой на колесиках.

Борис искренне рассмеялся:

– Да что же ты, Леночка, такая пугливая? Никто нас не тронет. И нигде.

– А почему?

– У меня «специальные» номера. Знающий увидит и убежит подальше. Даже если я оставлю салон открытым, заберутся разве мальчишки. Но не заведут. У меня очень умная машина.

– Кто бы сомневался… Я могу подождать в салоне, или пойти погулять?

– Нет. Леночка… – он взял меня за руку и приложил ее к щеке. – У меня к тебе просьба…

– Судя по твоему поведению, неприятная. – Сделала я вывод и вытащила руку.

– Не совсем. Пойдем со мной. Понимаешь, у меня будет повод побыстрее уйти.

Я изогнула бровь.

– Но ведь у нас дело… и твои ребята. Поэтому, вылезай. Нам засиживаться некогда.

Привычно открыв закодированный подъезд, он поздоровался и пожелал радостей пожилой консьержке, которая профессиональным взглядом окинула меня с головы до ног и только потом расплылась в фальшивой улыбке:

– И Вас, Борис Александрович!

Я задумчиво зашла вместе с ним в лифт и вышла на седьмом этаже. Он нажал кнопку дверного звонка.

– Ты здесь вырос? – Поинтересовалась я.

– Нет, родители ее купили сравнительно недавно, лет пятнадцать назад. Как раз перед смертью отца. – Борис прислушался к шуму открывающейся внутренней двери. – Потом расскажу, хорошо?

Я кивнула головой и нацепила на лицо «клиентскую» улыбку. То есть ту, с которой встречаю клиентов в офисе. Улыбаются только губы, слегка показывая ровную ниточку белых зубов.

Дверь распахнулась, и на ее пороге застыла сухощавая невысокая женщина с непроницаемым лицом британской гувернантки. На ней был надет узкий темный костюм с белой блузой, на ногах – цветные тапочки, а волосы собраны в плотный пучок.

– Здравствуй, тетушка Лика!

Первым в дверь шагнул Борис и, нагнувшись, коснулся губами морщинистой щеки.

– Здравствуй, Боренька! – Она, неожиданно улыбнувшись, схватила его рукой за рукав. – Проходите! Как я рада! Представь мне, пожалуйста, свою спутницу!

– Моя подруга Елена.

– Вы, наверное, работаете вместе? – Она сощурила глаза, вглядываясь в мое лицо. – Вы хорошенькая!

– Спасибо! Работаем. – Ответила я.

Тетя суетилась, пытаясь забрать у нас куртки. Бедная старая слепая женщина! Как она обрадовалась Борису!

– А ты знаешь, у нас гости! – Громко прошептала она, глядя, как Борис развешивает одежду.

– Да ты что! – Он снял ботинки и просунул ноги в тапочки. – И кто же?

Мне тоже пришлось переобуться. Не пачкать же паркет кроссовками?

– Владлен Семенович, Нона Ивановна… Ой, он читал нам новые стихи! Говорит, скоро выйдет из печати его книжка!

– Вот как? Их в нашей стране кто-то читает? Или он будет рассовывать по знакомым экземпляры с автографом?

Я хихикнула. Мне показалось, если бы тетя Лика посмела бы, то рассмеялась. Но вдруг она тревожно посмотрела на Бориса и снова схватила его за руку.

– А еще пришла Полуденцева с Ирой.

Борис выпрямился и опустил руки.

– О, как! С чего бы это? Их вообще, кто приглашал?

– Ну, на такие праздники не приглашают. Люди приходят сами. Они такую роскошную шаль Виолочке подарили! А мне – перчатки. Теплые.

И худенькая Лика потерла сухие пальчики.

– Значит, шаль? Хорошо.

Лицо Бориса стало каким-то узким и сосредоточенным. А также очень спокойным. Я не знаю, но мне кажется, так бы мог выглядеть снайпер, сидящий в засаде и знающий, что цель никуда не уйдет. Все дело только во времени.

– Идемте же к столу!

– Тетушка Лика, а где я могу сполоснуть руки? – Поинтересовалась я. – И пописать. – Добавила, когда Борис по длинному коридору, даже и не вспомнив обо мне, прошел в комнату.

– Вот тут, за углом. – Лика показала мне на двери, а сама поспешила в гущу событий.

До меня донеслись возгласы приветствий, искусственно веселый тон Бориса и растянутые гласные женского голоса.

Мне стало как-то неуютно и тревожно. Я не люблю общество манерных дам, насквозь пропитанное жеманностью и ложью. Да, возможно, это мои плебейские корни. Но, как мне кажется, нормально воспитанные люди никогда не станут подчеркивать, что ты, случайно оказавшись на их празднике жизни, пришел не в той одежде. Адекватных людей не станут шокировать ногти с заусенцами и без лака… Согласна, зрелище малоприятное, но ты же не специально! Просто так получилось. Ладно, в конце концов, это не моя семья, вижу я их в первый и последний раз. И вообще все претензии к сыночку Боречке.

Помыв руки и промокнув холодной водой уже уставшие глаза, я самостоятельно пошла по коридору, предварительно заглянув на кухню. Там, около форточки, курил какой-то молодой человек.

– Здрассте! С Новым Годом! – Кивнула ему. А ничего кухонка, большая. И высокое, с широким подоконником, окно. Наверное, когда под окнами колышут кронами старые березы, прилепившиеся к газону у подъезда, здесь весьма мило.

– Здрассте! – Внезапно разулыбался мужчина. – Вас как зовут? И какими судьбами?

Он подошел ко мне и фамильярно подцепил под руку. Его выдох пах коньяком и сигаретами. Я слегка повернула голову и помахала перед носом рукой.

– Ну да, – подтвердил он. – Немного выпил. Там такая тоска! Зеленая, как змий. А моя матушка глядит им в рот. А ты с кем?

– Да так, случайно занесло. Сейчас поздороваюсь и уйду.

– Хорошо тебе, – вздохнул он. – А у меня квартира на Цветном бульваре!

– И что? Сегодня собрание владельцев недвижимости Центрального Округа?

– Шутишь! Так мать ее может брату подписать! У него есть свое жилье. А я-то с мамкой живу! Продаст завещанную долю, и что я буду делать?

– Бяда… – скопировала я свою вечно подглядывающую соседку.

– Вот и я о том же! – Уныло подтвердил тот.

Бесконечный полутемный коридор, наконец, закончился, и я избавилась от пытающейся прощупать миллиметры моего жирового слоя руки. Замерев на пороге большой комнаты, можно сказать, «залы», я рассматривала в ее полутьме сидящих за столом гостей. У окна, сверкая лампочками, отбывала свой короткий век живая, вернее, уже мертвая елка. Но ее труп изумительно пах хвоей. На столе сияли два подсвечника по три свечи и еще один – на пианино в углу. Там же, в позе Наполеона и лицом ко мне, стоял кругленький лысенький мужичок где-то за семьдесят. В руках у него были белые листки, а на носу – роговые, остромодные очки. Остальные смотрели в его сторону.

Твой завернутый рот паутиной

Тонкой шали меня целовал

Ты была, как кувшинка, невинной,

Пах зимой нежных щечек овал…

Бесконечно поникшие плечи

Изнывают истомой внутри.

Ты со мной, но квартира далече…

Слезы страсти моей оботри

И пролей на алтарь моей грезы…

Перед ним – чаша ярких страстей -

Телу юному плен и угроза.

Ах, была бы пред нами постель…

Мне захотелось… нет, не смеяться. Ржать. Наверное, я в поэзии не очень. Так же, как и в некоторых музыкальных опусах: чего-то не понимаю. Честно пыталась разобраться, но произведения не в склад, не в лад и не в ноты, и к тому же, с отсутствием вполне определенного смысла, считаю бесполезной и халтурной работой. А может, как потомок крестьян, я просто не в силах проникнуть в настолько высокие сферы? Кто там отвечает за полет мыслей? Пегас? Вероятно, когда стихи сочинял этот дяденька, спешащую к нему крылатую лошадь подбил камнем алкоголик Вася из соседнего подъезда. C последующим сотрясением мозга.

Тем не менее, не дожидаясь окончания чтения этого, без сомнения, шедевра современной поэзии, я захлопала в ладоши и негромко крикнула «браво!». Зачем? Да затем, что в мои планы совершенно не входило зависание в квартире матери Панкратовых. У меня там дети по улицам болтаются…

Дяденька приподнял очки и посмотрел на меня. Мужчинка за спиной постарался затеряться в темноте.

– Вы великолепны! – Кивнула я головой. Ну не стихи же его хвалить?

Но тот, видимо, все понял иначе.

– Здравствуйте, прекрасная молодая незнакомка! – Проворковал его голос. – Я удивлен, что молодежи знакомо чувство прекрасного, и восхищен, что Вам так понравились мои скромные вирши…

Нет, каюсь, грешна, но я не стала его разубеждать. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Главное, чтобы подобным мусором не засоряли мозги детям в школах.

Я улыбнулась привычной улыбкой, так как вся остальная публика тоже посмотрела в мою сторону.

– Всем приветик! – Махнула я ладошкой. – С Новым Годом!

И пока на встречу со мной вокруг стола спешил, наверное, Владлен Семенович, я быстренько оглядела всех присутствующих.

Мать Бореньки и Сашеньки сидела во главе стола. И если тетушка Лика была маленькой и худенькой, то «Виолочка» была дамой крупной. Не столько в длину, сколько в ширину. В ее слегка мерцающих сединой волосах сияла диадема. Не знаю, брильянтовая или купленная в детском мире за три копейки, но это было заявление о том, кто на этом вечере королева, а кто просто пришел мантию подержать. Кроме того, на ней было черное с блестящей нитью трикотажное платье. В ушах – крупные серьги. Ни в жизнь не поверю, что сверкающий камень в них – драгоценность. Хотя… может, стразы? Полные, накрашенные малиновым, губы. Щечки, как у пупса – ни одной морщины. Интересно, она делала подтяжку? Холодные серые глаза с недоумением оглядывали материализовавшееся в ее квартире недоразумение – то есть, меня. Рядом Лика поставила чистую тарелочку Бореньке, который в темном углу о чем-то разговаривал с худощавой блондинкой в голубом платьице, обтягивающем ее угловатые прелести. Лица ее я разглядеть не смогла. Возможно, это та самая Ирина Полуденцева, о которой говорила Лика?

С другой стороны хозяйки сидела женщина средних лет, то и дело заглядывающая Виолочке в глаза. Два места рядом с ней пустовало. Наверное, это – Нона Ивановна, мама того робкого мужчинки, который предпочел снова ретироваться на кухню?

Дальше сидела скромная пожилая пара. В их лицах, кроме любопытства, не было ничего. Затем – полная и яркая блондинка средних лет с начесанными волосами, накрашенными глазами, платьем – декольте и ярко-красными акриловыми ногтями, которыми она сжимала бокал. Кстати, платье тоже было красным. На ее лице буквами с мою ладонь было написано предвкушение горячего сражения. Я снова посмотрела на воркующую в углу парочку. Женщина наступала, пытаясь прижаться к Борису руками и телом. Он пятился, но не убегал. Блондинка за столом, проследив мой взгляд, довольно, во весь рот, улыбнулась. Мамочка вывела в свет дочушку? По поведению понятно – сражаться за места у тела Панкратова будут до последней капли крови. Возможно, новобрачной. Какой расклад! А у меня ни одного козыря и шестерки на плечах. В пылу досадных мыслей совсем забыла про тетушку Лику. Другого места за столом ей не нашлось. Зато она бодро бегала вокруг, предлагая то холодец, то салатики, то вино…

Но вот до меня дошел Владлен Семенович и сразу бросился лобызать ручки. Какое счастье, что я их помыла!

– Вы чудо! – Восклицал он, суетясь вокруг меня, словно мопс у вытянутой ноги. – Какая славная девочка! Вы пришли с Лешенькой?

Пока я соображала, о ком это он, все посмотрели на женщину рядом с Виолочкой. Та испуганно затрясла подбородком:

– Нет, что вы! Мой Лешенька…

– Еще маленький. – Закончила я ее мысль.

– Да-да! – Подтвердила она в панике.

Все, даже Виолочка, подавились улыбками.

– Так с кем же Вы, дитя? Или сами, по зову доброй воли и чистого сердца, пришли напитаться в этот романтический дом волшебством музыки и таинством слова?

– Вот-вот. – Покивала головой. – И немного потанцевать. Вы же не сможете отказать даме в любимом развлечении?

– О, – мужчина даже задохнулся слишком большим количеством воздуха, – Владлен Семенович!

– Елена Михайловна! – Я изобразила книксен. – В джинсах и тапочках это смотрелось странно.

– О, Еленочка! Смею ли я Вас так называть? Лика, сядь за пианино!

Тетушка с грацией молодой серны поставила салатницу и метнулась к инструменту.

Меня одновременно злил и веселил весь этот бардак. Боренька привел меня сюда посмотреть, как я буду выкручиваться из ситуации? Что ж, в нашей конторе иногда и не такое случалось. Вполне себе важные павлинистые птички после вразумляющих объяснений складно пели о жизни и летали в ближайший сбербанк оплачивать квитанции.

Лика заиграла «На сопках Манчжурии». Странный выбор для новогоднего бала. Мы с Владленом вышли на середину комнаты и начали вальсировать. Хочу сказать, что у него это получалось гораздо лучше, нежели сочинительство стихов.

– Вы изумительно вальсируете! – Удивился он, как и я.

– О, я кружилась бы с Вами вечно, но время танцует быстрее! – Громко оповестила я все благородное собрание, а особенно Бориса, который обещал, что поздравление не затянется. Но, судя по его поведению, он решил застрять здесь надолго.

А Владлен Семенович прижал к себе мою ручку и снова тщательно обслюнявил. Я улыбнулась с совершенно идиотской физиономией.

Но остальным гостям отсутствие Лики у стола не понравилось. Процесс поедания и выпивания без обслуживания постепенно замедлился. И хозяйка, перекрывая звуки музыки, зычным голосом позвала:

– Дорогая, не увлекайся, пожалуйста!

Музыка смолкла. Владлен Семенович поклонился и попытался найти мне место за столом.

– О, не стоит затрудняться! – Поблагодарила его. – Я, в-общем, на минуточку и уже ухожу. Счастья всем и веселья!

Я метнула взгляд на Бориса, но тот, забыв обо мне, тесно общался с Ириной. Оч-чень тесно. Прямо-таки, в обнимку. Что ж. Это не страшно. В большом городе полно такси. И наверняка найдется водитель, который не откажется отвезти нас обратно. Тем более, деньги я с собой взяла. Просто чувствовала, что на Бориса особенно полагаться не стоит. Выйдя в коридор, я быстро надела кроссовки и куртку. Открыла дверь и захлопнула ее за собой.

Выйдя из подъезда, вдохнула морозный ночной воздух. Итак, передо мной две задачи. Первая – позвонить ребятам, вторая – найти такси. Нарисовав на засыпанном мелким снегом ветровом стекле мерседеса сердечко, я засунула руки в карманы, достала телефон и пошла в сторону Садового Кольца.

– Сереж, вы там как? – поинтересовалась я. – Устали?

– Нет, мам. Тут, на Арбате, здорово! Мы нашли пиротехническое шоу. Сейчас смотрим!

– Не замерзли?

– Нет, мам. А когда мы поедем на Воробьевы Горы?

– Сынуль, тут такое дело, только не расстраивайся…

Телефон из моей руки решительно выскользнул вверх, а я развернулась и приготовилась дорого отдать свою жизнь. Но сзади меня стоял Борис в одном свитере, и держал мой телефон:

– Не расстраивайся, мы с мамой сможем подхватить вас не раньше, чем через двадцать минут. Где? А ты где? Понятно. Тогда там и стойте. Мы подъедем поближе и заберем вас. Все, до встречи.

Он протянул мне телефон.

– Почему ты ушла?

– Неправильный вопрос. – Равнодушно сказала я. – Попробуй еще раз.

Он немного подумал и провел рукой по светлым волосам, в которых уже запутались блестящие снежинки. А потом попытался взять меня за руки, но я отстранилась.

– Тебе что-то не понравилось?

Я пожала плечами и рассмеялась:

– А этот вопрос некорректный.

– Почему?

– Потому что я могу дать на него неприятный для твоего самолюбия ответ.

Он рассмеялся.

– Извини, я, наверное, увлекся.

Положив руки в карманы куртки, я снова развернулась к выходу из двора.

– Я не должен был так делать…

В голосе мужчины послышалась неуверенность. Интересно, в чем?

Я сделала первый шаг.

– Прости, все так глупо… Лен! – Он обогнал меня и зашел вперед. – Я – осел.

– Удивительно своевременная самокритика.

– Лен, если я тебя на минутку оставлю на улице, ты не убежишь? В твой телефон я программку поставить не успел. Открою тебе машину, заведу и вернусь за курткой. Буквально на минуту.

Я слушала то, что он мне говорил, а в душе зрела досада: ну разве так с людьми поступают? Разве я его уговаривала ехать вместе? Наоборот, подозревая что-то в этом роде, пыталась отвертеться. И, если бы не мои доверчивые родители…И не въевшаяся с детства привычка думать, что они умнее… Эх, да что там говорить, мужчина – есть мужчина. Каким бы замечательным он ни был, женщина для него – существо, по определению, низшее. И заслуживает внимания только в постели. А в остальное время о нас можно вытирать ноги, обманывать по любому поводу и без оного. На просьбы о помощи отвечать: «а что, сама не справишься?» даже если это относится к передвижке мебели. И, если вдруг где-то рядом случается хорошенькая женщина, а тем паче, состоявшая когда-то с ним в романтических отношениях, он из кожи лезет, стараясь доказать тебе, что желающих на его тело много. И только свистни… Мол, цени, пока рядом… Да что же это такое?! Неужели мужики никогда не вырастают из песочницы? Почему мой отец не такой? Или просто маме повезло одной на миллион? Хотя, я тоже хороша. Могла бы ведь настоять на своем и поехать на своей машине, как и хотела. Вот что за затмение со мной случилось? Неужели… он мне понравился?! Дура.

Борис стоял, мерз и ждал моих слов, уже не стараясь прикоснуться.

– Скажи, подобных эксцессов за эту ночь больше не будет? Я могу расслабиться и не думать, как уговорить таксиста поехать из Москвы за сто с лишним километров?

– Извини еще раз. Пойдем.

Я подошла к машине и, забравшись в ее теплый салон, откинулась на сидении. Борис завел двигатель и включил классическую музыку.

– Я быстро?

– Иди.

Мои глаза сами собой закрылись и, слушая оркестр, душа постепенно уплывала все дальше в мир сна и грез.

Разбудил меня тихий хлопок двери. Неужели я умудрилась заснуть? Борис, раскрашенный, словно индеец, губной помадой с обеих сторон лица, что-то смотрел на мониторе планшета. Увидев, что я открыла глаза, улыбнулся:

– Ты произвела неизгладимое впечатление на моих родственников и их друзей.

– Мечтала всю жизнь. – Зевнула я в руку. – Помаду с лица сотри.

– Ревнуешь?

Я вытаращила глаза: так это он меня ловил на эмоции? Тю…Вроде большой, а так мелко…

– Не хочу, чтобы ребята подумали, что это я тебя целовала.

– Почему?

– Сережке будет неприятно. А его чувства, мысли и доверие для меня много значат. Понимаешь, мой сын для меня важен. Он никогда не говорил мне злых и обидных слов. Не поступал так, что мне было больно. Я люблю его, а он – меня. Мы – семья. Знаешь, что это такое? – Меня понесло. – Это не возвеличивание под шаманский бубен одного конкретного человека, а уважение, служение друг другу. Это не цветы раз в месяц и ресторан по выходным. Это радость общения, единство увлечений и взаимопомощь. Извини, – я покосилась на выезжающего со двора мужчину, – наверное, тебе эти термины незнакомы.

– Возьми в бардачке салфетки и вытри мне лицо. – Попросил он.

Я вздохнула: ну и зачем я это сказала? Да, этот человек при первой просьбе поспешит на помощь брату, все сделает, чтобы его мать была счастлива, хоть стиль жизни Виолочки его, по-видимому, раздражает. А я просто служащая в конторе его брата. Да к тому же – женщина. Короче, ниже только плинтус. Хотя, нет. Он выше.

Я достала салфетки и, вытащив одну из них, протянула Борису.

– Вытри сам. Мне неудобно.

Он обтер лицо. Не переезжая Садовое Кольцо, мы свернули направо и потерялись в узком проезде где-то за Смоленским пассажем.

– Это моя бывшая жена. – Неожиданно сказал он. – Не думал, что когда-либо снова ее увижу.

– Но раз мать твоей жены вхожа в ваш дом, почему бы и ей не появиться у вас? К тому же, она наверняка знала, что ты этой ночью навестишь мать. Поэтому можно сделать вывод: она чего-то от тебя хотела.

– Да. – Он задумался. – Хотела.

Немного покрутившись, мы въехали в очередной дворик и остановились. Сквозь проезд между домами светила фонарями празднично украшенная улица. По ней шли люди. Только в нашем дворике было темно и тихо.

Я посмотрела на окна домов. В них не было света. И перевела взгляд на Бориса. Он сложил руки на коленях и задумчиво глядел в одну точку. Но, поймав мой взгляд, выпрямился и посмотрел на меня.

– Еще раз извини. Но, раз так получилось, мне надо было разобраться в ситуации. Если бы я с ней не поговорил при всех, она могла бы насочинять все, что угодно.

– Не надо, Борь. Это – твоя жизнь, и ты волен делать с ней все, что хочешь.

– Да. – Он выключил зажигание. – Ты права. Это – моя жизнь.

И достав телефон, он набрал номер и поставил на громкую связь.

– Да, дядь Борь! – Раздался голос моего ребенка. – Мы все еще здесь!

– Тогда мы идем к вам! – Борис сбросил вызов и обратился ко мне: – Лен, пойдем забирать ребят.

Я застегнула молнию на куртке и выпрыгнула из машины.

Перейдя по пешеходному переходу Садовое кольцо, мы влились в праздничный поток гуляющих людей. На морозе, под расставленными искусственными елочками, играли и даже пели артисты, танцевали под аккомпанемент баяна парочки, жонглеры подбрасывали светящиеся шарики, а клоуны развлекали гуляющих с родителями детей. Мы пробирались сквозь толчею в конец улицы, туда, где взлетали и опадали огоньки. Народу было много, и меня кто-то толкнул. Борис тут же среагировал: найдя взглядом моего обидчика, он наступил ему на ногу и двумя пальцами взял за ворот куртки.

– Извините… – Пролепетал длинный парень, – я случайно!

– Карманчики проверим? – Ласково поинтересовался Панкратов, – или сам отдашь? Я сегодня добрый… но могу быть и злым.

– Да, конечно.

Мне в руку ткнулся мой айфон. Я растерянно сжала его в руке, переводя взгляд с Бориса на парня и обратно.

– Убери в джинсы. – Приказал Борис и отпустил воришку. Тот сразу затерялся в толпе.

Я убрала телефон.

– Спасибо, но как?

Он решительно взял меня за руку и потащил вперед. Я бежала следом, даже не пытаясь вырвать из его ладоней крепко сжатые пальцы.

– Я здесь вырос. – Прокричал он сквозь треск петард. – И дружил не только с детьми профессоров и дипломатов.

А в моей голове теперь вертелась одна мысль: поскорее убраться отсюда в наш маленький, со своими заморочками, но такой уютный и домашний городок!

Своих ребят я увидела у высокой елки в обнимку с Дедом Морозом и Снегурочкой. Сережка взял за плечи девчонку с длинной белой косой, а Вероника утонула подмышкой у огромного дядьки с бородой колечками и красным носом. Макс их снимал и увлеченно рассылал фотки.

– Мама! – Рванул ко мне мой ребенок. Такой большой, но еще совсем маленький…

Он обнял меня за шею, в его возрасте как раз мы сравнялись ростом, и расцеловал в щеки. Подбежала Вероника, доверчиво ткнувшись лбом мне в куртку. Я и ее обхватила рукой.

– Ну как повеселились?

– Все здорово! – одновременно начали ребята и рассмеялись.

– Мам, я все сфоткал, записал видео, потом, дома, посмотришь! А вы с дядей Борей где были?

– А мы все по работе. Только салют и видели.

Мой ребенок разжал объятия и повернулся к стоящему в двух шагах от нас Борису.

– Вы не передумали насчет Воробьевых гор?

– А вы не устали, не замерзли? Кушать не хотите?

– Нет, еще не очень. Мы посмотрим сверху на Москву, а там можно и обратно! Или Вы торопитесь? – Сережка внимательно присмотрелся к хмурому лицу Бориса.

– Нет, Сереж. Все, что обещал – остается в силе. Пойдем в машину!