Укрощая хаос

Целый день в башню заезжали повозки, и каждая была накрыта зонтиком или мешковиной. Уже прошел час с тех пор, как их поток иссяк. Охранники по-прежнему регулярно обходили двор и саму башню по периметру. Калид вглядывался в их черные фигуры, окутанные туманом. Он пытался пересчитать их, но как только он заканчивал подсчет, один из них постоянно появлялся или исчезал.

Раздался треск, за ним последовал крик, и Калид увидел, как с башни летит голубая полоса. С глухим стуком призрак исчез за стенами двора. В воздух поднялось облачко песка. Через несколько секунд тот же самый призрак подошел к главному входу; вслед ему неслись насмешливые возгласы охранников.

Калид потянулся за куском угля и нарисовал еще одну отметину на стене. Затем он пересчитал их. Одиннадцать. Темсе нужно купить более прочные веревки.

– Касими. – Ему пришлось произнести это имя дважды – в первый раз вышел лишь какой-то неразборчивый рык. Он уже давно ничего не говорил. – Касими!

Сидевший неподалеку бородатый солдат резко проснулся, дернув лысой головой, и заморгал.

– М-м? – Он посмотрел на черные отметины на стене. – Еще четыре, – сказал он.

– Да, а его самого не видно.

– Помните окопы на Холодной Вершине? Как мы ждали много дней, думая, что армия принца Филара уже сдалась? А они все это время строили катапульты и ковали броню? Говорю вам, Темса что-то за…

Что-то привлекло внимание Касими. Калид посмотрел, куда тот указывает пальцем, и вскинул подзорную трубу так быстро, что поставил себе синяк под глазом.

Во двор полился свет. Округлая дверь башни начала открываться. Золотой водоем перед ней наполнился черными фигурами. Десять, двадцать, пятьдесят, сто, две… Калид быстро сбился со счета.

– Касими?

– Да, полковник?

– Беги, скажи вдове, что скоро к ней нагрянут гости. Темса решил сражаться на нашей земле.

Не раздумывая, солдат вскочил и бросился к лестнице.

* * *

– КЕЛТРО?

Голос вывел меня из задумчивости.

– В чем дело? – раздраженно спросил я. Тишина и покой были просто восхитительны.

Острый с шумом выдохнул.

– Мы здесь уже больше часа, а ты до сих пор не сказал ни слова.

– Я все еще думаю.

– О чем?

Я указал на башню вдовы, словно она была единственной постройкой на всю округу. Благодаря густому туману так оно и было: темная пустота, наполовину поглощенная серой дымкой. Ее острые углы смягчились, расплылись, но выглядела она столь же зловеще, как и раньше.

– Ты не поймешь. Мой старый учитель называл это «наглядное представление».

– По-моему, ты это только что придумал, а уж о выдумках я кое-что знаю.

Я стиснул лоб двумя пальцами. Я не мог устать, но мне казалось, что я становлюсь тоньше, словно из-за тревог и потраченных усилий мои пары улетучиваются, словно из горшка с кипящей водой. На последнее вселение я потратил много сил. К счастью, путь к дому Хорикс обошелся без приключений: из-за дождя и тумана на улицах было тихо, и на меня почти не обращали внимания. Но это все равно была бешеная, безостановочная гонка. Если бы я до сих пор состоял из плоти и крови, то моя шея уже заныла бы, так часто я оглядывался. Все это время Острый был рядом и, как всегда, стремился наполнить каждую паузу мудрыми словами, невыносимой поэзией, или просто болтовней ни о чем. Он ничем не отличался от других собеседников: иногда его слова успокаивали, а иногда, как сейчас, раздражали.

– Ну а я знаю, как работают мои глаза, и знаю, что они не могут видеть через стены, – сказал я. – Поэтому мне нужно нарисовать все в голове, проложить маршруты на тот случай… проклятье! Зачем я все это тебе объясняю? Ты зря тратишь мое время.

Наступила тишина – по крайней мере, на какое-то время. Я как раз вызвал в памяти верхний этаж, когда…

– Ты всегда нервничаешь, когда вскрываешь замки? – спросил меч.

Я накрыл лицо Острого ладонью и продолжил наблюдения.

– Я взламывал замки, чтобы обрести свободу, но при этом всегда шел наружу, а не внутрь, ясно? Да и какого хера, меч? Имей совесть.

Острый начал что-то напевать вполголоса, а я снова посмотрел на башню Хорикс. В такую мрачную и туманную ночь окна и щели башни должны были светиться, как и у большинства окрестных зданий. Но тьму этого черного обелиска нарушал только один источник света, и он находился рядом с ее верхушкой – в покоях вдовы.

В центральном дворе слонялась горстка стражников. Туман был более плотный, чем утром, но я видел, что на солдатах полные комплекты доспехов и серебристые шлемы, украшенные черными лошадиными хвостами. Сидя на крыше небольшого базара, стиснутого между двумя башнями, я видел, как они лениво патрулируют темный участок рядом с воротами.

– Так какой у тебя план? От напряжения я умру во второй раз.

Я ответил далеко не сразу. Мне нравилось думать, что я – мастер своего дела, вот почему мне было больно признать, что есть только один способ проникнуть внутрь и добыть свою монету – сдаться. Это было похоже на жульничество, на метод обманщика, а не вора. Я строил в голове одну карту за другой, придумывал сотни мест, где может лежать моя монета, и даже фантазировал о том, что найду пару птиц, но все было без толку. Стражники ходили группами и держались рядом с дверью. Старая кошелка заперла башню наглухо.

Я притворился, будто прочищаю горло, и поделился своей грандиозной идеей с Острым.

– Мы идем через главный вход. Играем роль блудного замочного мастера, который так рад снова оказаться в безопасности. Мы выясняем, где Хорикс хранит мою монету, вселяемся в кого-нибудь и исчезаем.

Я сказал это с гордостью, но когда услышал свои слова, то понял, каким жалким выглядит мой план. В лучшем случае его можно было назвать сомнительным.

– И… И это все? – спросил меч, вечно игравший роль моей совести.

– Да. Это все.

– И на это ты потратил целый час?

– Ну…

– А как же я, Келтро? Я же тебе говорил – Хорикс не позволит тебе владеть мечом, и особенно проклятым душой-клинком. Судя по тому, что ты о ней рассказывал, она – умная, прозорливая женщина. Настоящая Гернея Подлая.

– Я не знаю, кто это. Я не знаю никого из тех, про кого ты постоянно упоминаешь. Я даже не знаю, существуют ли эти люди на самом деле. Просто… просто… твою мать!

Я опустил голову. На Хорикс я злился больше, чем на меч, но это не значило, что он меня не раздражал.

Время для размышлений закончилось. Я встал и навел меч на башню.

– Острый, ты забываешь, что с тобой – лучший замочный мастер Дальних Краев. Я прирожденный вор и взломщик, и к тому же могу вселяться во все, что захочу. В городе нет ни одной башни, в которую я не могу проникнуть, и башня вдовы Хорикс – не исключение. То есть волноваться не о чем. Ты в надежных руках.

– Я вижу перед собой совсем нового Келтро, – сказал меч, пока я вешал его на пояс.

– Старый мне надоел. Возможно, это связано с тем, что главный бог умолял меня о помощи.

– Похоже, после того разговора с богом ты зазнался.

Слезая по строительным лесам, стоявшим у стены, я попытался улыбнуться Острому.

– А может, я просто знаю, что в случае необходимости разрублю любое препятствие тобой.

– О да, ведь я испытываю такое наслаждение, вонзаясь в кого-нибудь. Келтро, ты хоть понимаешь, каково это – проходить через чьи-то кишки? Передо мной мелькают кости, желчь, дерьмо…

– А почему ты вообще такой острый? – спросил я, стараясь отвлечь его внимание – да и свое тоже. Я шел медленнее, чем нужно, по крайней мере, я все-таки шел. Стучать в дверь вместо того, чтобы взламывать ее замок, казалось мне чем-то неправильным.

– Маги натачивают не только сталь, но и душу – сначала камнем, потом медью. Именно душа придает клинку запредельную остроту. Я врезаюсь в пространство между вещами, – объяснил Острый.

– Это логично, – ответил я. Камень на рукояти недоверчиво прищурился. – Нет, я серьезно. Слушай, я же мертвый, и, кроме того, могу вселяться во всякое разное. Так что я тебя понимаю. Ты врезаешься. Надо было назвать тебя Резак.

– Или использовать одно из моих настоящих имен – Абсия или Черная Смерть.

Я усмехнулся.

– Черная Смерть.

Меч издал металлический вздох.

– Если дойдет до этого… до боя… то насколько хорошо ты фехтуешь?

Я немного подумал. Пару раз мне пришлось держать в руках оружие, и однажды я даже надел на себя доспехи – чтобы проникнуть во дворец, но я никогда не наносил удары мечом и не выходил на поединок. Это дурацкое дело никогда мне не нравилось. Я предпочитал занятия, где шансы на успех больше пятидесяти процентов.

– Я из тех фехтовальщиков, которые понятия не имеют, что нужно делать.

– Не бойся, Келтро. Значит, это ты в надежных руках.

– Э-э… У тебя же нет рук!

Я посмотрел на камень, вгляделся в его самодовольное лицо, и в этот миг мои пары разлились по гарде и клинку, а его серый туман в свою очередь заполз в мое запястье. Я попытался стряхнуть его, но моя рука отвердела.

Где-то глубоко в моей голове прозвучал смешок – несмотря на то, что Острый говорил вслух.

– Так какие у тебя планы на меня? – спросил он, меняя тему.

– Оставлю при себе. Спрячу тебя.

– Нет. Когда так сделали в прошлый раз, я тридцать лет пролежал в сейфе одного герцога из Белиша.

– Тогда подарю тебя Хорикс, а затем украду.

– Нет! Она, похоже, ничуть не лучше Темсы.

– А что она с тобой сделает – переплавит?

– Скорее всего.

Ворча, я принялся размахивать им и одновременно думать. Он же сейчас отмахнулся от моих лучших идей.

– А что, если я…

Договорить я не смог: какой-то человек в золотистых доспехах пробежал мимо, оттолкнув меня в сторону. Да, он извинился, но лишь потому, что на мне был украденный халат, на котором я украденным кусочком мела нарисовал белое перо.

Что-то в лице человека – что-то очень похожее на панику – заставило меня насторожиться. Любой человек, бегущий по улице, вызывает подозрения, а в Араксе – особенно. Я посмотрел по сторонам, но никакой погони не заметил. Солдат побежал прямо к башне Хорикс и исчез за окружавшими ее стенами, словно крыса в норе.

– Не нравится мне это, – сказал Острый.

– Мне тоже.

Я заглянул на соседнюю улицу. Туману почти удалось заглушить городской шум, и поэтому я напряг свои бедные уши, пытаясь услышать скучную музыку сапог и брони. Из памяти всплыло имя: Темса. После нападения на Финела прошло уже несколько дней, а ведь Хорикс была следующей в списке жертв. Лишившись меня, Темса, несомненно, решил ускориться.

Когда я ускорил шаг, то услышал скрип колес. Перед далекой жаровней промелькнула темная тень. Мои ноги сами зашагали быстрее, шаркая по песку. За лязгом ворот послышался еле уловимый ритм марширующих ног. Я перешел на бег. Топот ног усилился.

Башня вдовы возвышалась надо мной, черная и зловещая – с каждым шагом я различал на ней все новые детали. Вдруг, словно оранжевая молния, плывущая через облака, на улице передо мной возникла целая армия факелов. В тумане появились силуэты, вооруженные копьями и мечами. Удивленный, я бросился к ближайшему дому и прижался к каменной стене.

– Келтро! Что происходит? – негромким, но напряженным голосом спросил Острый.

– Не знаю! – прошептал я. – Но это охренительно не вовремя!

Я подкрался ближе, вглядываясь в туман. На улице перед башней вдовы стояли две неровно построенных колонны солдат, одетых в сверкающие плащи. Я раскрыл рот от удивления. Между золотыми нитями сияла тропическая бирюза. Вдоль кромки плащей тянулись элегантные символы. На груди и спине каждого солдата медными нитями был вышит герб королевской семьи.

– Хорикс прогневала императора? – спросил я. – Нет, конечно…

– Именем императора и кодекса! Открывай! – донесся крик из рядов солдат – не очень отчетливо, как мне показалось. За ним не последовало ни звука – ни ответа, ни оскорбления. Башня вдовы оставалась молчаливой, словно дуб.

Подойдя к солдатам так близко, насколько мне хватило смелости, я увидел, как солдаты располагаются рядом с воротами. Внимательно взглянув на них, я заметил, что плащи на них сидят неловко, и там, где они задирались, под ними виднелись черные доспехи. Лица у солдат были суровые или самодовольные.

– Это обман, – сказал я.

– Что?

– Мы опоздали! – рявкнул я, проклиная себя за то, что так долго прохлаждался на крыше. – Он пришел к ней. Пришел за моей половиной монеты.

– Кто?

– А ты как думаешь? Темса!

Солдаты забарабанили по воротам, повторяя, что они действуют именем императора и кодекса. Подобная уловка прекрасно подействовала бы, будь на месте Хорикс кто-то другой – но она не уважала никого, кроме себя. В данной ситуации, которая внезапно стала мрачной, это дарило слабую надежду: Темса не знал, кто ему противостоит.