Джинсы, Баския и пара шариков мороженого

Артем Белоусов

Джинсы, Баския и пара шариков мороженого

1

– Подержи трафарет с правой стороны.

– Не вопрос, старина.

Ильтс прислонил края ацетатной пленки к стене, не переставая трясти головою в такт композиции собственного сочинения, что доносилась из стоящего неподалеку бумбокса. Встряхнув баллончик, я распылил желтую краску в местах вырезов, кивнул своему другу и убрал трафарет от холста, являющимся бетонной стеной недостроя. Отойдя на несколько шагов назад, я окинул взглядом плод моей деятельности – разноцветный угловатый аэростат, чуть ниже которого расположилась надпись «округлости добавит воображение».

Ко мне подошел Ильтс и, не переставая двигать головою, заявил, что это заслуживает появиться вне моей мастерской. Моя же оценка получившегося результата не излучала столь радостного оптимизма и уверенности. Вновь подойдя к стене, я провел кончиком пальца по краям воздушного шара.

– Нет, не нравится, нужно попробовать с другим трафаретом, слишком толстые линии.

– Your business, Алекс, но – вскинув правую руку и одернув рукав пуховика, Ильтс посмотрел на свои casio, с которыми он не расставался даже в часы сна. – в 19:00 у меня клиент, поэтому где-то в шесть я тебя оставлю одного. Сегодня нужно будет постараться, возможно, если выполню все без осечек, меня переведут в мастера.

Сложно сказать, в который раз я это слышал, ибо наше знакомство с Ильтсом произошло прямиком на его работе, когда я должен был стать тем самым посетителем, после которого он получил бы статус полноценного парикмахера. Я надумал подстричься, а жил я по кредо «ни единого рубля за стрижку», из-за чего часто записывался в качестве модели к начинающим барберам в самых разных цирюльнях. В одно из таких посещений незнакомого мне барбершопа ответственным за мою голову оказался Ильтс. Кромсая мои патлы, он завел разговор о культуре Нью-Йорка – он был ярым любителем хип-хоп сцены восточного побережья девяностых. Мне же нравился дух Нью-Йорка, сотканный из гула не оканчивающегося ни на секунду трафика, исписанных фасадов, разношерстности местных жителей и их неисчислимое количество. На свое горе, я решил поделиться этим. После этого Ильтса уже было не заткнуть.

По итогу в тот день я остался обритым налысо. Взахлеб рассказывая о важности для музыкальной сцены A Tribe Called Quest, и временами перемежая это с рифмованными стихами собственного авторства, Ильтс не заметил, как отстриг мне львиную долю волос с макушки и оставил с проплешинами, из-за чего я смог пережить редкий опыт, узнав, как я буду выглядеть, если меня настигнет атипичное облысение или же стригущий лишай.

Взгляд мастера Максима, который был позван моим будущим другом проверить его работу, говорил сам за себя – эстетический ужас от увиденного и страх, что я поставлю заведению одну звезду из пяти и напишу разгромный отзыв в Google-картах. Печально произнеся, что это не исправить даже Джошу Ломанаку, он взял машинку – инструмент, который вполне заслуженно не доверяли давать в руки Ильтсу, из-за чего в его арсенале были лишь ножницы. – и решил возникшую проблему радикально. Видя мое недовольство итогом похода в барбершоп, Максим вручил мне бини, коллекция которых насчитывала у него несколько десятков штук и хранилась на протяженной полке на головах-манекенах в зале парикмахерской, и с сияющей улыбкой произнес, что это подарок от салона. Легче мне от этого не стало, но презент оказался и вправду полезным. В нем я проходил весь последующий месяц.

Перед моим уходом из парикмахерской Ильтс всучил мне визитку со своим телефоном и, даже не извинившись за содеянное, позвал меня на свой концерт, что должен был состояться на следующий день. Я забрал протянутую мне картонку и сказал, что обязательно приду. Посещать это мероприятие я, конечно, не собирался.

Ильтс позвонил мне с самого утра следующего дня, едва я продрал глаза ото сна. На мой логичный вопрос, откуда у него мой номер, он ответил, что просто взял его из базы данных клиентов, что приходили по записи. Тогда я решил, что этот парень и вправду особенный – помимо отсутствия хотя бы базовых навыков парикмахера, он еще и имеет проблемы с душевным здоровьем, а именно гиперфиксацией на толком незнакомых ему людях. Я вновь заверил его, что как штык буду в нужное время в назначенном месте, после чего положил трубку, выключил телефон и позабыл об этом инциденте на ближайшие часы, отдавшись сну – тогда, будучи безработным, я еще мог себе позволить такие фривольности.

Вспомнил об Ильтсе я в своей мастерской – ею выступал пятиэтажный недострой в центре города, большей частью состоящий из металлического каркаса. Выполненный в форме полукруга, он имел стены у основания фигуры, дуга же здания была полностью освобождена от бетона, благодаря чему отсюда открывалась неплохая смотровая площадка на близлежащие окрестности. За все то время, пока я здесь пребывал, мне не встретилось ни единой живой души. В какой-то момент я настолько освоился, что перестал забирать принадлежности для граффити и лампы, не боясь за их сохранность.

Уже в третий раз перерисовывая открытый мусорный бак, из которого торчала ладонь, показывающая двумя пальцами викторию, я не мог понять, почему один из орнаментов ложится на рисунок не так, как я планировал изначально. Приняв тот факт, что я напортачил с вырезкой отверстий на одном из трафаретов, я уже думал отправиться домой, но, спускаясь по лестнице, вспомнил о своем новом знакомом.

Я знал, что за клуб находится по адресу, который мне передал Ильтс. Он располагался буквально на соседней улице от мастерской, недалеко от входа в подземный переход, в подвале старой хрущевки. Расстроенный своим просчетом, я решил, что, возможно, развеяться в новой обстановке не такой уж плохой вариант. Да и Ильтс – пускай и по-прежнему вызывающий во мне чувство, что это человек, который в случае отказа становиться его лучшим другом вполне может воткнуть ножницы мне в шею – показал, что со своими вдохновителями он явно отличается от когорты представителей современной рэп-сцены, что меня не могло не радовать.

Я включил телефон, часы на экране блокировки показали, что я опоздал на концерт уже как на сорок минут. Когда я добрался до пункта назначения и открыл дверь, на пороге меня встретил худощавый парень с каре, на впалой груди которого гордо красовался бейдж с надписью «фейсконтроль». Я оповестил его, что мое тело оказалось здесь по приглашению Ильтса, на что он ответил, что никаких Ильтсов он не знает, а сегодня здесь целая россыпь Lil’ов, чьи псевдонимы страж порядка тут же начал усердно перечислять, по всей видимости, подрабатывая и их промоутером. К счастью, из-за схожести прозвищ ни одно не сумело зафиксироваться в моей памяти. После же парень протянул ко мне ладонь и заявил, что проход стоит двести пятьдесят рублей. Небольшие деньги, согласен, но слишком много для того, чтобы слушать примитивную лирику о баснословных деньгах, запрещенных веществах, успешной жизни и веренице сук, проходящих через постель 16-летнего мальчика, которому завтра вставать в 07:00 и собирать свой рюкзак. Да и главного изумруда программы, ради которого я приплелся сюда, судя по всему, не было – что, безусловно, возвысило Ильтса в моих глазах, даже если он провел меня вокруг пальца, и все это оказалось розыгрышем. Вместо трех купюр я подал юному охраннику ладонь, пожал ее, развернулся на сто восемьдесят градусов и хлопнул за собою дверью.

На улице я решил набрать Ильтсу, дабы удостовериться, что моя переоценка его персоны не была поспешной. Спустя несколько гудков до меня донесся знакомый голос, чья громогласность чуть не привела меня к контузии на одно ухо. Объяснив ему сложившуюся ситуацию, я услышал, что мне изначально не требовалось ни в какой клуб, а его адрес Ильтс дал мне, чтобы было проще ориентироваться. Заявив, что мне нужно пройти в близлежащий подземный переход, где он меня встретит, деятель хип-хоп культуры повесил трубку.

За минуту, пока я шел до точки сбора, в моей голове кружили мысли о том, что встречи, проходящие вечером под землею с толком незнакомыми людьми, крайне сомнительны и вряд ли сулят нечто благоприятное. Скорее, подобные вводные пророчат украденный бумажник в лучшем случае и разбитое лицо в худшем. Но отступать уже было поздно – во мне появился неподдельный интерес, что из себя представляет Ильтс. Ответ настиг меня куда раньше, чем мой будущий друг заметил мой силуэт своим взглядом.

Когда подошвы моей обуви оказались на высших ступенях лестницы подземки, я услышал эхо уже слышимой мелодии. Когда они твердо стояли на нижайших, я все увидел собственными глазами.

Концерт Ильтса проходил прямиком в подземном переходе. Для всех и для никого сразу. Ни единого заинтересованного зрителя – лишь одна женщина средних лет плелась в мою сторону, с отвращением поглядывая на артиста, что прямо сейчас устроил фристайл-шоу, дергая плечами и моментами вставляя обрывистые фразы. Картина от своей нетипичности и вправду завораживающая, ведь видел я подобное впервые на своем веку – до этого в подземке отголоски богемы мне встречались лишь в подростках, что, сидя со своими акустическими гитарами и банками пива, вопили в несколько глоток песни отечественной рок-сцены.

Но ладно бы все ограничивалось лишь нетипичным выбором жанра – внешний вид Ильтса был настолько китчевым для здешних людей, что, несомненно, вступал в синергию с его перфомансом, доводя тот до абсолюта. Укороченный оранжевый пуховик на голое тело, несколько толстенных золотых цепей, свисающих с шеи, ярко-красные болоньевые штаны Nike, Air Max’ы на ногах. Глаза скрыты под спортивными очками с линзами точь-в-точь цвета пуховика, а на зализанных назад льняных волосах столько геля, что они под светом тусклых ламп подземки переливались подобно снегу в зимний погожий день.

Может показаться, что столь неординарный наряд был костюмом для Ильтса-артиста, а Ильтс-человек же одевался вполне себе в духе прочих обывателей Ч. Но статистика говорит сама за себя – все наши будущие частые встречи я видел его именно в таком одеянии, без каких-либо изменений. Независимо от времени года. Единственное исключение – это Ильтс-барбер, который свисал над головой очередной жертвы своей компетенции в футболке-поло с принтом цирюльни. Самое забавное, что во всем салоне он был таким одним – остальные парикмахеры вполне обходились собственным гардеробом, но туалет моего друга оказался слишком эксцентричным, поэтому ему вручили брендированную тряпку, под страхом увольнения заставив снять пуховик и закрыть ею свой торс от окружающих глаз.

Провожая недовольную женщину взглядом, Ильтс, в миг, когда она поравнялась со мною, наткнулся взглядом уже на меня, и, позабыв про нерадивого зрителя в ее лице, начал зазывать свободною рукой подойти меня поближе.

К чести уличного музыканта, от своих собратьев по несчастью он отличался не только крайней экстравагантностью, но и аппаратурой, обеспечивающей его выступлению крайне нетипичное для подземок качества звука. Как минимум, он выступал с микрофоном – уже большая редкость, но, мало того, микрофон еще и не был лишь частью образа, а честно был подключен к комбоусилителю Vox на десять ватт, стоящему у его правой ноги. У левой же расположился гость из 90-х – CD-бумбокс Phillips, динамики которого разносили по тоннелю удары в электронную бочку и синтезаторные лупы.

Не сводя с меня глаз, Ильтс, дергаясь в конвульсиях под слышимый им ритм, поднес микрофон к губам и выпалил следующее:

– Рев кулера из компьютера админа, не слышу от клиентов я спасибо, один из них сегодня в моем кресле, он должен был стать красив как Элвис Пресли, но у него чесался таз, он дергался и шевелился, пришлось сбривать все к черту и оставить его лысым…

Замолчав, он начал крутиться вокруг своей оси, то поднимания, то опуская свои плечи. Прямо сейчас я стал свидетелем того, что Ильтс называл «хип-хопом неосознанной бытовухи», и того, что он считал своей главной гордостью и достижением в жизни, ведь, по его мнению, пускай он и не был изобретателем немедленного описания окружающей тебя действительности без какой-либо даже мало-мальской рефлексии, но он довел ее до совершенства. Крайне сомнительное заявление, но что-то доказывать Ильтсу мне не хотелось. Да и к тому же, я не был столь сведущ в тонкостях приемов и техник рэп-исполнителей, так что, кто знает – вдруг никому неизвестный любитель Q-Tip’а в действительности не был далек от истины.

Энергии этого парня я мог только позавидовать – все те двадцать минут, что я, присев наземь чуть поодаль от него, провел за наблюдением представления, мною не было замечено ни отдышки, ни единой остановки импровизированного танца, ему даже не требовалась вода, чтобы промочить горло. Думается мне, что он бы мог продолжать до самого утра, пускай и мое прибытие произошло лишь около 20:00, но точку поставила окончившаяся мелодия. К слову, как я узнаю позже, ее сочинителем был также Ильтс, ибо «чтобы быть откровенным в стихах, нужно быть и искренним в музыке, а она должна литься прямиком из сердца. А сердце у каждого свое». Его слова. Судя по темпу композиций, сердце Ильтса билось на манер колибри.

Намотав кабель микрофона вокруг рукава пуховика и взяв в каждую из рук по проводнику своего творчества во внешний мир, Ильтс спросил, что мы планируем делать дальше. Местоимение «мы» указывало на то, что новый знакомый распланировал весь вечер на времяпрепровождение, разделенное бок о бок со мною. Резонно взвесив все за и против – в категорию «за» вошло то, что он и впрямь оказался «на своей волне», но эта волна были близка к радиоформату и не представляла для меня никакой опасности, а в «против» мне не удалось записать ни единого изъяна, – я постановил, что за продемонстрированное шоу, да еще и с эксклюзивным приглашением от артиста, нужно отплатить той же монетой. Поэтому на этот раз уже я начал зазывать рукою Ильтса следовать за мною.

Очутившись в моей мастерской впервые, словесный акробат не мог скрыть прямодушного восхищения от увиденного. Когда же я включил лампы, осветившие пятиэтажный холст, его нижняя челюсть отказалась держаться на своем привычном месте, оголив золотые грилзы, заказанные с Aliexpress. Стало ясно, что первичный восторг был вызван тем, что Ильтсу подумалось, что я бездомный, заимевший в свою неофициальную резиденцию заброшку в центральном районе. Следующие несколько часов я провел за тем, что снова вернулся к попытке исправить работу с мусорным баком, а Ильтс обеспечил меня аккомпанементом в виде своего инструментального микстейпа на CD-диске и бросаемым в воздух речитативом о том, за что цеплялся его глаз. С тех пор мы стали не разлей вода.

Что тогда, что сегодня мне не удавалось прийти к результату, устроившему бы меня в полной мере. Мусорный бак так и остался нереализованной идеей, чьи вариации уже давно запрятаны за толстым слоем непроницаемой заливки из белой краски и целой грудой новых рисунков поверх, что появились позже, но большинство из которых настигла абсолютно та же участь быть похороненными, только появившись на свет. Похоже, аэростат станет их побратимом.

На девятой попытке Ильтс похлопал меня по плечу и сообщил, что ему пора. Я пожал ему руку и условился на встречу завтра. Оставшись наедине с собою и очередным эскизом, я отошел назад, дабы увидеть картину целиком. Не то. Обратив его в белый квадрат, я уже думал последовать примеру Ильтса, и оставить мастерскую до завтра, но, подойдя к лестнице, ведущей на этаж ниже, я оглянулся на стройный ряд из девяти белоснежных угловатых пятен.

Ладно, последняя попытка.

2

Я очень любил март в детстве. Всю жизнь мне казалось, что дышащий ему в спину февраль – это месяц, оказавшийся в календаре по ошибке, потому что иначе объяснить существование этого чудовища, даже не имеющего фиксированного количества дней, и которое высасывает из тебя последние живительные соки, посредством которых ты пытаешься дотянуть до наступления весны с его солнцем, что не ограничивает свои визиты лишь на несколько часов, мне не удавалось.

У нас есть декабрь, скрашенный новогодней суматохой и побрякушками в виде гирлянд, украшенных шарами елок и плеядой праздничных песен, играющих из каждого утюга. У нас есть январь, который на половину состоит все из тех же атрибутов, а его вторая часть посвящена зиме в ее первозданном виде, уже без каких-либо прикрас. В идеальном мире именно здесь морозное время года подходило бы к своему логичному завершению, давая возможность сызнова расцвести природе. Как по мне, две недели принудительного наказания закалкой за чрезмерное наслаждение жизнью все остальные времена года вполне достаточно, и нашкодивший жучок, и куда более нагрешивший человек понесли бы соизмеримое наказание за свои проступки. Но тот, кто ответственен за показатели на термометрах, так не думает, он еще тот садист. Вместо приемлемого сценария мы имеем еще четыре недели стужи сверху с температурами, несовместимыми с счастьем, радостью и существованием в принципе.

С годами мое отношение к февралю не изменилось. Но устроившись уборщиком, теперь я всей душой ненавидел и март. Всем его поклонникам я советую прийти с тряпкой и ведром в ближайшее место, где есть хотя бы минимальная проходимость толпы, и попробовать вычистить полы от слякоти. Таким смельчакам я заранее передаю мои пиетет за отвагу и соболезнования. Поделился бы и номером какого-нибудь психотерапевта, ибо он явно понадобится после опыта подобного характера, но, к сожалению, являясь представителем крайне низкооплачиваемой профессии, телефонами специалистов, чей прием стоит чуть ли не половину моей зарплаты за месяц, я не владел.

Но во всем свои плюсы – драил полы я исключительно в Levi’s, магазине, что отхватил себе помещение-коробку на первом этаже древнего ТРК и не пользовался особой популярностью среди местных из-за ценников, которые невыгодно отличались от находящихся под этой же крышей конкурентов. Соответственно, грязи, подлежащей к уничтожению, на меня приходилось куда меньше, нежели на моих коллег по несчастью из других отделов комплекса.

У многих есть предубеждения насчет рода моей трудовой деятельности. Как по мне – особой разницы между мною и человеком, занимающимся SMM, не было. Хотя нет, вру. Два принципиальных отличия. У маркетолога явно куда большая оплата услуг, и моя деятельность в разы полезнее для общества, нежели его.

Получил я тряпку в зубы и ведро в руку не от самой плохой жизни – окончив процесс сепарации от родителей, финальным аккордом которого стали подаренные мне ключи от однушки и указание пальцем на дверь, я принялся изучать рынок вакансий. Изначально мне приглянулась должность киномеханика, я даже сходил на собеседование и получил одобрение на свою кандидатуру, после чего отработал в тесной киноаппаратной несколько недель. Когда я впервые оказался в пыльной комнате с проектором и окошком, через которое виднелись ряды кресел, мне показалось, что мною был сорван джекпот. Современное кинопроекционное оборудование не требовало особой квалификации и умений, а все, что от меня требовалось – это не забыть вовремя включить проектор, динамики и лампу, после чего просто сесть за здешний компьютер и выбрать необходимое кино из списка, изредка поглядывая, на экран в зале. Все было прекрасно, пока я не начал дуреть от кинопрограммы. Ушло на это около недели. Видите ли, из-за «определенных» событий, отныне на экранах нашей страны были лишь отечественные новинки, изредка разбавляемые иностранными гостями. И что качество отечественного кинематографа, что заграничных проходимцев, мягко говоря, оставляло желать лучшего. И ладно бы я видел каждую из картин единожды, но нет – бывали случаи, когда один и тот же паршивый фильм шел несколькими сеансами подряд.

В общем, я не выдержал. Карт-бланш оказался с гнильцой. Прикоснувшись к закулисной жизни кинотеатров и резонно определив для себя, что рано или поздно занятость такого толка приведет меня к койке в психдиспансере, я столкнулся с еще одной неприятностью. Оказывается, профессия киномеханика не просто низкооплачиваемая, нет. К такому я был готов. Доход с нее – с современными темпами инфляции, – близится к нулю. Практически за месяц ежедневной работы я получил сумму, которой мне кое-как хватило на оплату счетов по коммуналке и покупку самой дешевой провизии в продуктовом. До нахождения следующего ремесла я пребывал в режиме преисполнившегося аскета.

Благо, я извлек ценный опыт от набитых шишек. Теперь я смотрел на графу с заработной платой за смену. Именно так я и нашел грааль средь низкопрофильного труда – Клининговая компания «Сияние». Придя на собеседование, я огрел работодателя целой пачкой въедливых вопросов – начал я, само собою, с того, не планируют ли они оставить меня с носом и фигой в кармане. С моим допросом столкнулась Надежда – необъятная женщина с химической завивкой и туалетной водой, один аромат которой необъяснимым образом вызовет в голове скрупулезно обрисованный образ этой самой Надежды, даже если вы ее никогда не видели. Заверяя меня в том, что их компания – это и не компания вовсе, а, в первую очередь, большая дружная семья, она предложила мне обширный список на выбор, где бы я мог наводить санитарию, отдельно отметив, что они сотрудничают только с лучшими из лучших. Из представленных вариантов мне приглянулось только два, в первую очередь из-за своего расположения – оба в ТРК, находящегося буквально через дорогу от моего дома. Пока я ломал голову, раздумывая на тем, что мне ближе по духу – джинса из Сан-Франциско или женское нижнее белье прямиком из Доссобуоно, Надежда предложила излишне не раздумывать и взять на свои плечи обе точки. Отказав ей в вежливо-пассивно-агрессивной форме, я остановился на первом варианте. Взяв врученный мне зеленый фартук, спустя ночь я с самого утра вступил на службу, на которой числился и поныне.

В помощниках у меня была двухведерная уборочная тележка с механическим отжимом Dry. Последний писк моды, о большем уборщик не мог и мечтать. Многие мои коллеги, что отвечали за чистоту не отдельно взятых магазинов, а общие зоны торгового комплекса, смотрели на меня с откровенными завистью и ненавистью. Понять я их мог, ведь, вычищая куда больше количество грязи, они довольствовались обычной тележкой, не снабженной упрощающими жизнь инновациями. Похоже, «Сияние» и вправду души не чаяло в своих сотрудниках.

Я приходил за плюс-минус час до открытия магазина. За шестьдесят минут я должен был придать ослепительного блеска напольной плитке, обеспечить кристальную прозрачность стеклянным дверям, а также пройтись смоченной тряпкой по полкам и столикам, на которых лежали аккуратно сложенные пары джинсов. Все это – для пяти-шести посетителей, что одарят Женю – кассира и продавца-консультанта – своим появлением и, дай бог, что-то купят, ведь увидеть кого-то у кассы с банковской картой в руке было сродни шансу встретить вегана, который спустя две минуты после вашего знакомства не упомянул бы, что он отказался от мяса, начав перечислять длинный перечень плюсов своей диеты.

Закончив с утренним наведением марафета, я дожидался Женю, после чего по договору был волен делать что угодно либо до двух часов дня, либо же до самого закрытия салона – все зависело от того, как сильно успеют насвинячить покупатели. Так как посещаемость была околонулевой, сценарий, при котором Женя звонила мне и просила явиться в самый разгар дня был настолько редок, что мне за прошедшие полгода работы сложно вспомнить, а случался ли подобный прецедент хоть раз.

Огромную дыру свободного времени меж занятостью в ТРК я отдавал скитанию по городу в поисках авторов, что объявили бы о себе распыленной краской по штукатурке. Чаще всего единственными находками были рекламы наркошопов. Затем следовал обед дома, создание трафаретов под включенное тв и визит в мастерскую. Возвращался в магазин я прямиком с заброшки и был измалеванным настолько, что по внешнему виду мытье мне требовалось куда безотлагательнее, нежели как толком незапачканным владениям Levi’s.

Сегодня я установил новый рекорд – уборка ни свет ни заря была выполнена за тридцать шесть минут семнадцать секунд. Предыдущий лучший результат был установлен два дня назад, мне удалось опередить его на восемь секунд. Подсчетом своего растущего мастерства и успехов в оптимизации процессов посредством включения таймера на телефоне я занимался по причине того, что отыскать что-то интересное в деятельности санитара джинсовой кладези крайне тяжко. А с моим подходом хотя бы появлялся некий азарт.

Женя появилась ровно в 09:45, за пятнадцать минут до начала своей смены. Как и всегда, ни минутой раньше или позже. Ее педантичность обескураживала – за все время нашего знакомства она не явилась в вышеназванное время лишь раз, попросив встать меня за кассу. Причина столь вероломного проступка заключалась в том, что она провела свои выходные в стиле «живу, как в последний раз», и на утро оказалась за двести километров от города с незнакомцем в одной постели. Вообще, если послушать ее рассказы, жизнь у этой девушки крайне насыщена, поэтому я не особо любил делиться с нею своим времяпровождением на воле – на ее фоне я жил подобно старику, пускай и старику с нестандартным хобби. Тогда она каким-то образом умудрилась преодолеть двести километров менее, чем за час, и появилась в 10:47 со стаканчиком американо в руках. Поблагодарив меня, она нацепила бейдж и завела подробный пересказ о своем только окончившемся субботне-воскресном разгуле. И это еще одна отличительная черта Жени – она явно не ровно дышала к моим ушам, которые были готовы выслушивать все ее монологи. Иногда мне приходила мысль о том, что ее яркая и насыщенная жизнь существует лишь для того, чтобы на следующий день стать очередной историей, которую она с нескрываемым удовольствием сможет поведать мне в мельчайших подробностях. Исходя из этого, возможно, ее педантичность в вопросе появления на рабочем месте была связана не с желанием выслужиться перед начальством или врожденной пунктуальностью, а тем, чтобы наверняка застать меня, – губкоподобного человека, не противившегося выступать в роли послушного слушателя, – на месте.