Пустое море

− Жена на седьмом месяце. Я привез ее сюда.

− Счастливый ты Алим, несмотря на все горе, что ты перенес, − искренне сказала Марина. − У тебя любящая большая семья, которой, так не хватает мне.

− Я слышал ты вышла замуж, значит большая семья тоже не за горами.

Марина невесело рассмеялась и кивнула:

− Да, Алим, счастье не за горами. Ты живешь где-то неподалеку?

− Вот мой дом, − Алим протянул руку в направлении панельного дома. − Иду домой с ночного дежурства.

− Опять работаешь там? − Марина, так образно, обозначила его старую работу.

− Да, взяли сразу же. Будто и не было этих долгих лет, − он одел наконец шапку и неуверенно предложил. − Моя жена будет рада, если ты зайдешь к нам на чай, я рассказывал ей о тебе.

− Не сегодня Алим, извини, − Марина развела руками. − Я с поминок, и настроение хуже некуда. Аньку, помнишь, Белоусову? Мою подружку близкую? Ее сегодня похоронили.

Алим только развел руками и покачал головой. Конечно, он помнил ее, Марина в те года была неразлучна со своей подругой.

Они помолчали немного, и Марина стала прощаться.

− Всего доброго тебе Алим, здоровья тебе и всей твоей семье. Завтра уезжаю, но может увидимся скоро. Кто знает.

Они еще раз обнялись на прощание, и Марина пошла прочь, чувствуя, как большой комок, предательски подкатывает к самому горлу.

Дома, в пустой квартире, ей стало очень одиноко и грустно. Не думала Марина, что когда-нибудь сюда вернется. Эта квартира пустовала очень долго, хотя за нее, исправно, раз в год, единовременной суммой платил Антон. Марина знала об этом, но никакого участия в этом не принимала. Ей слишком тяжело было возвращаться мыслями в этот осиротевший дом, и кто знает, не случись с Анькой трагедии, смогла ли она даже подумать о возвращении?

Марина медленно прошлась по безликим комнатам, где мебель была накрыта белыми простынями. В комнате матери, она скинула тряпки с комода и с кровати, постояла у флаконов и баночек с кремом, провела пальцами по материной расческе, взяла фотоальбом и залезла с ногами на ее постель.

Листая пожелтевшие листы в альбоме, мимо нее проносилась вся ее жизнь, начиная с младенческих лет. Вот на фото она в грудном возрасте на руках у молодой, улыбающейся матери, а на этом фото, она, насупившись на незнакомого дядьку фотографа, стоит на улице в желтом сарафанчике и ей всего от силы года два. Много снимков было с детского сада, групповые и одиночные, потом еще больше школьных. В конце уже, стали появляться фотографии, где Марине было 16 лет. Вот она в обнимку с Анькой, вот они же на скамейке во дворе или на диване у кого-нибудь в гостях. Фотографий с того периода было много, но со Славкой у нее было только две. Одну, самую маленькую, три на четыре, что была спрятана в сумке, когда уезжала с Антоном, и которую она так и не нашла после, можно уже не считать. Она догадывалась, что Антон нашел ее и уничтожил… Но вторая фотография, большая, была самая любимая. На ней, Славка, вместе с каким-то парнем, стоит и улыбается в объектив, а чуть поодаль, стоит Марина и с хмурым лицом смотрит на него.

Она положила ладонь на фотографию, словно закрывая его улыбку и закусила губу. Сколько не витай в облаках, сколько не придумывай себе того, чего нет и не будет, уже с уверенностью можно сказать… Она не нужна Славке. Ни с деньгами, ни без них. Да и деньги, были простой отговоркой, они, по сути, никогда не были нужны ему. Потому что это деньги Антона, сколько бы их не было, они всегда будут Антоновы.

Марина усмехнулась. А ведь и она сама, принадлежит Антону. Как это раньше, ей не приходило в голову?

««Мамочка»», —прошептала Марина, вопрошая взглядом безмолвные стены. − «Неужели у меня судьба такая? Несчастливая? Прожить жизнь рядом с нелюбимым. Что может быть хуже? Каждый день умирать и воскресать вновь, чтобы умереть».

Марина прижала ладони к глазам и заплакала. Беззвучно, глотая соленые слезы и судорожно всхлипывая.

«Я одна… Совершенно одна… Анютка, почему тебя забрали у меня? Почему у меня всех забирают?»

Несколько минут Марина сидела, не двигаясь. Слезы постепенно высохли, а пустой взгляд продолжал смотреть в одну точку. Тишина, была единственным ее благодарным слушателем.

Марина перевернула Славкину фотографию изображением вниз и перелистнула последнюю страницу. Здесь была стопка маминых фотографий. Начиная с молодых лет и заканчивая самыми последними. Марина помнила, как выбирала фотографию на памятник, как разлаживала все фото на кровати и смотрела, утирая слезы, в родные глаза и дорогую улыбку. Как тяжело, видеть теперь маму только на жесткой, пожелтевшей бумаге.

Марина кончиком пальца провела по контуру глаз и губ на первой фотографии матери из пачки и судорожно всхлипнула. Она прижала снимки к своей груди и легла на постель. Уткнулась носом в покрывало и закрыла глаза. Запаха совсем никакого не осталось. От ткани резко пахло только пылью и ничем больше.

Проспала она долго, ноги в капронках заледенели, черное платье задралось и сильно помялось. Марина взглянула на свои часы, было пять утра. За голым окном было еще темно, но свет в комнате исправно горел со вчерашнего вечера. Марина зябко обхватила себя руками и подошла к окну. Выпавший свежий снег лежал огромным белоснежным покрывалом. Не было видно ни машин, ни дорог, только белые холмы и единая целостность. Это была настолько прекрасная картина, что чувствовалось что-то новорожденное в этой, нетронутой человеком, идиллии. Будто большое облако спустилось с небес, создавая собой веру в бессмертность. Марина зачарованно смотрела на эту красоту и понимала, что рождённая вчера мысль, наконец-то сейчас, вторя новорожденности снежного покрытия обрела форму и значимость.

Она оглянулась, с улыбкой посмотрела на пустые стены. Прижалась щекой к одной из них и провела рукой по высохшим обоям.

− Нет, − прошептала Марина. − Я никогда не смогу здесь жить.

Все хорошее уже случилось в этом месте и больше такое не повторится. Глупо ждать, что все вернется. Ведь и возвращаться уже нечему. Некому и нечему. Будут только воспоминания. И ее жизнь будет напоминать вечный реквием по прошлым, безоблачным дням.

Она скинула свое платье, нашла в сумке джинсы и водолазку и принялась за работу. Пришлось пройтись по шкафам и тумбочкам, чтобы вытрясти все вещи, что бесформенным комьем лежали на полках. Материны вещи она перевернула, когда искала нужную одежду для захоронения. Свои вещи, Марина, раскидала по шкафу, когда спешно собиралась уезжать из этого города с Антоном. Столько лет валялись эта одежда в беспорядке, что Марина не стала их даже расправлять, наверняка их поела моль, а уложила в таком виде в большие мусорные пакеты, которые нашла в тумбочке. В них же полетела вся Маринина косметика и тетрадки, только материнские флаконы духов и кремов, она бережно положила сверху. Учебники, стопкой она оставила на столе. Фотоальбом положила в свою сумку.

За работой Марина согрелась и даже вспотела. Квартира начала приобретать пустующий и безликий вид, как она и добивалась.  Когда с материными вещами было покончено, дело пошло еще быстрее. Марина легко кидала в мешки все пузырьки, которые нашла в ванной. В кухне, в мусор полетели все крупы, чай и кофе. Остальные скоропортящиеся продукты, Марина выкинула еще тогда, много лет назад, когда собиралась в дорогу.

Тяжело дыша, она выволокла мешки на улицу и оставила рядом с мусорным баком.

Глубоко вздохнув, она с наслаждением закурила и посмотрела в звездное небо. Здесь, во дворе, сколько раз они стояли со Славкой, когда прощались и расходились по домам. Здесь рождались и разбивались ее мечты и грезы, здесь она нашла свою любовь и потеряла ее, здесь она рассталась с детством, оставила близкую подругу и навсегда отпустила самого дорогого человека− маму. Все это, будто было в другой жизни. Настолько нереальным казалось ее прошлое. Слишком разительная перемена с той Мариной, что жила здесь и была счастлива, с этой Мариной, что стоит возле мусорных мешков и которая так легко планировала убийство своего мужа.

Вчера, она заметила замешательство и смущение Алима при разговоре, чему была немного огорчена. До этого, Марина не задумывалась, что может меняться и не в лучшую сторону. Но этот день, ей многое прояснил. Самое главное Марина поняла, она изменилась и очень сильно. И самое печальное не это, а то, что она никогда не станет прежней.

С тяжелым сердцем она отошла от мусорных баков. Ей казалось, что она оставляет всю свою жизнь здесь, в этих больших черных мешках, которые наутро навсегда канут в неизвестность.

Уже рассвело, когда она взяла свою сумку и прошла ко входной двери. Некоторое время постояла в коридорчике, слушая звенящую тишину, проводя пальцем по бумажным обоям, шумно втягивая носом воздух. Глядя на пустые от личных вещей комнаты, Марина уже не чувствовала связи с этим домом, он постепенно отпускал ее. Было очень грустно и трепетно, но не от того, что она уезжала. Ей взгрустнулось от того, что все незабываемые ощущения, яркие эмоции, настигнувшие ее здесь, к ней, нынешней, уже никогда не вернутся. Она никогда не испытает радость от того, что вдыхает аромат узбекского плова, никогда не услышит негромкий, дружелюбный разговор на кухне, не почувствует щемящую радость от того, что прижимает к груди учебник, в котором, спрятана Славкина фотография.

Эту страницу ее жизни, не стоило даже переворачивать. Марина поняла, что давно уже начала жизнь с нового листа. С того момента, когда согласилась на убийство.

Громко щелкнул дверной замок и последняя ниточка, связывающая ее с прежней Мариной, звонко оборвалась.

Глава 25

Она стукнула всего один раз и дверь моментально открылась. На пороге появилась грузная женщина, в цветастом платье, на плече у которой висело кухонное полотенце. Из-за ее спины выглядывал трехлетний мальчуган, сидящий на трехколесном велосипеде.

− Здрасте, − поздоровалась первой женщина и ее, красиво очерченные брови, изогнулись в немом вопросе.

− Доброе утро, э.., − произнесла, смущаясь Марина. − Можно мне увидеть Алима?

Молчание обескуражило ее, и она быстро добавила, когда увидела, что женщина не собирается двигаться с места.

− Меня зовут Марина… Марина Горшенина, − Марина назвала свою девичью фамилию.

− А-а-а.., − лицо женщины расплылось в улыбке, фамилия явно ей о чем-то говорила. − Заходите, пожалуйста, заходите…

Она горячо стала приглашать гостью выпить чаю, когда Марина шагнула в прихожую. Но, пришлось отказаться, ссылаясь на спасительное такси, что ожидало у подъезда. Черноволосый мальчуган, когда его мать скрылась в одной из комнат, смотрел на Марину во все глаза, и казалось, вот-вот расплачется, от присутствия чужой женщины. Стараясь его не напугать еще больше, ей пришлось отвернуться от него и сделать вид, что она занята поиском какой-то вещицы в сумке.

Алим появился заспанный, но очень бодро, тоже стал приглашать Марину к столу. Она давно уже стала глотать слюни от запаха вкусной выпечки, которая так естественно ассоциировалось с уютным домом, большой семьей и детскими голосами.

− Нет, Алим, − твердо сказала Марина. − Спасибо. У меня и так еле хватает сил отказаться, но на улице стоит мое такси и у меня всего несколько минут.

Конечно, не проблема была, заказать новое такси, но Марина понимала, что своим присутствием, она вводит в замешательство его семью, поэтому решила не поддаваться на такие искренние уговоры.

Кроме них и мальчугана, в прихожей никого не было, но Марину занимал слишком деликатный вопрос, чтобы разговаривать в прихожей. Она мягко потянула Алима из квартиры и, когда он накинул куртку, и вышел вслед за ней, сразу сказала.

− Алим, я уезжаю…

− Уже?

− Да…

− Ну что ж… Рад был повидаться.

− Я тоже… Даже не думала, что буду так рада… Алим… Я, хочу оставить квартиру под твоим присмотром, − она протянула на ладони маленький ключ.

Алим замешкался, прежде чем взять ключ и спросил.

− Хорошо, я буду следить, но может лучше поселить кого-нибудь туда? Деньги, сейчас хорошие платят за съем квартиры.

− Деньги мне не нужны. У моего мужа их полно. Переезжайте вы с женой туда. Скоро у вас будет ребенок, и нужно будет больше пространства.

Алим, как-то неуверенно заерзал и сказал.

− Нет-нет… Я, конечно, рад помочь тебе, но… Но я могу найти хороших людей, которые с радостью поселяться.

− О чем ты говоришь? − Марина поняла причину мимолётной заминки. − Какие люди? Я могу доверять только тебе. Так я буду спокойна и хоть на какое-то время забуду, что эта квартира камнем висит на моей шее.

Алим молчал. Марина видела, по его уставшему лицу, что он бессилен сопротивляться.

− Пойми, у моего мужа есть квартира, большая, есть дача, тоже большая. Сюда жить, я никогда не приеду, зачем ей пустовать? Она и так стоит уже пустая столько лет. А ты жил в ней, ты придашь ей домашний облик, где наконец зазвучит детский голос.

− Я у брата хорошо живу.

− Я знаю. И очень завидую этому, но маленький ребенок требует столько сил, ты сам поймешь, что отдельная квартира вам просто необходима.

− Ее можно продать, − упрямо вторил Алим.

Марина вздохнула, она подозревала, что будет тяжело уговаривать его.

− Алим, ну, о чем ты говоришь. Квартиру? Продать? Пойми, эта единственная память, которая у меня есть, чтобы к ней можно было прикоснуться. Если я продам ее, у меня совсем ничего не останется, чтобы помнить ее, понимаешь?

Алим промолчал и Марина по его глазам, поняла, насколько еще больно отзывалось в его сердце одно лишь упоминание о ее матери. Он тоже помнил ее… Он до сих пор помнил ее…

− Хотя, может тебе неловко будет приглашать свою жену туда, где ты… − Марина замолчала, не зная какие подобрать слова, чтобы не обидеть его.

− Это было так давно, − улыбнулся Алим. − К этому уже не ревнуют. Людмила стала частью меня, она помогла мне в жизни, и жена об этом знает.

− Ты же знаешь, что мама всегда тебе желала только добра. Я уверена, что она этого бы тоже хотела.

− Я знаю, − прошептал Алим проводя рукой по своим седым волосам. − Я знаю… Только память о ней, не дала мне сравняться с землей. И в квартире нам будет уютно, потому что там всегда была любовь… Людмилина любовь. К тебе, ко мне, к жизни… Там не было зависти, злости, страха и печали… Там была только любовь…

− Значит ты согласен, − обрадовалась Марина. Она ни на минуту не забывала о ждущем ее такси и стала немного нервничать. − Я так рада. Я рада, что квартира не превратиться в мавзолей, а начнет жить новой жизнью, вашей жизнью. Ведь ее двери всегда были открыты для тебя, ты это знаешь.

− Я знаю… Я знаю…

− Вот мой телефон, − Марина наспех записала номер телефона на листочке, вырванном из блокнота. − Алим, ты же понимаешь, что никаких денег я не возьму. Живи там, как у себя дома. Делай, что хочешь. Выкинь старую мебель, ремонт начни. Я хочу, чтобы ты там был полноправным хозяином и все решал сам. Единственное, что с тебя потребуется, так это только квартплата. Потому что, я не думаю, что смогу сейчас следить за этим.

Марина не стала уточнять, что она и никогда за этим и не следила.

Алим, немного помедлил, сжимая в руке ключ и сказал.

− Спасибо…

Марина улыбнулась.

− За что? За услугу, что ты мне оказываешь? Ну все… Я пойду. Мне же нужно в аэропорт. Времени совсем в обрез осталось, − она начала теребить ручку сумки. − Все документы на квартиру, все что надо, я сложила в пакетик и оставила на комоде. В маленькой комнате.

Марина не стала говорить, в материной комнате, она понимала, что от этого определения уже нужно избавляться. Все прошлое должно остаться в прошлом и не мешать настоящему.

Она обняла на прощание Алима, посмотрела ему в глаза, словно прощаясь с этим удивительно печальным и добродушным человеком и побежала на улицу, к нетерпеливо гудящему такси.

Когда Марина зашла в свой подъезд, она замерла на площадке, где нашли погибшую Аньку. Напряженно сжимая зубы, чтобы не расплакаться, она, не мигая, смотрела на пол, где уже ничего не напоминало о недавней смерти. Нет следов мела, нет окурков… Ничего. Все те же почтовые ящики, все тот же цветок в кадке, все та же чистая плитка под ногами. Все, как обычно.

Марина с трудом оторвала взгляд от пола и медленно поднялась в свою квартиру, с таким чувством, будто у нее тяжелый груз на плечах, отчего даже вздохнуть полной грудью не удавалось. Она понимала, что теперь, с каждым разом, проходя мимо этой лестничной площадки, она всегда будет вспоминать Аньку. И что самое страшное и нелепое будет в этом воспоминании, так это то, что она будет представлять не улыбающуюся подругу, а мертвое тело, накрытое белой простыней.

Уже с порога, она поняла, что что-то изменилось в квартире. Исчезла пустота, тишина. Появился страх и тревожное состояние, в довесок к тяжести на плечах. Марина поняла. Антон был дома. И даже не один, потому что, голоса резко смолкли, когда она щёлкнула дверным замком.

Первым, из гостиной, появился Антон, но не подошел к ней, остановился и его напряжение мгновенно передалось Марине. Он был очень бледен, глаза лихорадочно блестели. Рубашка на груди расстегнута, словно он собрался куда-то уходить или же только пришел. Легкая щетина делала его старше, волос привычно откинут назад, но несколько прядей свисали на лоб. Его взгляд приобрел другой оттенок. Если раньше они были ярко-синие, весенние, то теперь они казались свинцовыми на его хмуром лице.

Марина не успела даже открыть рот, как в вслед за Антоном, появилась Танька. Она оперлась плечом о косяк дверного проема и насмешливо смотрела на растерянную Марину.

− Объявилась что ли? Напугала до смерти своим исчезновением.

Марина промолчала. Она не представляла, что можно сказать в этой ситуации, когда два человека смотрят на нее с одинаковыми эмоциями, когда совсем недавно они находились по разные стороны баррикад.

Марина медленно сняла пальто, оттягивая момент разговора, пригладила волосы, которые выбились из хвоста, автоматически одёрнула водолазку и только потом хриплым голосом спросила:

− Что здесь происходит?

Танька хмыкнула и исчезла в гостиной. Марина удивленно посмотрела ей вслед и проследовала за ней.

− Тань… Когда ты пришла?

Танька стояла спиной к Марине, потом резко повернулась и выкрикнула.

− Сядь…

Марина опешила от такого тона, она инстинктивно сделала шаг назад и рухнула в подвернувшееся кресло. Она вызывающе посмотрела на свою соседку и наклонила голову на бок, будто ожидала с ее стороны внезапного выпада.

Антон тоже прошел в комнату, но остановился поодаль, словно наблюдал за поединком.

Танька скрестила руки на груди, и зло усмехнулась.

− Все… Игры закончились…

Марина внимательно посмотрела на нее и почувствовала, как к ней в душу стал закрадываться мерзкий, липкий страх.

− Ты не рада своему объявившемуся мужу? − кивая на Антона, продолжила Танька. − Не желаешь даже поинтересоваться, где он был?

Марина молчала, сжимая до боли пальцы на своих руках.

− Ах да, я же забыла, тебе же наплевать на него, − выкрикнула Танька. Она прошлась по комнате, потом засунула руки в задние карманы своих джинсов и коротко хохотнула.

− Антон! Что происходит? − обратилась Марина к нему, но продолжала смотреть на Таньку.

− Ты еще спрашиваешь? − ощетинился он и обратился к Таньке. − Уйди… Я сам поговорю с ней.

− Ну нет уж, − процедила сквозь зубы Танька. − Я так долго этого ждала… Ты не лишишь меня возможности рассказать ей все самой.

Антон промолчал, потом пожал плечами и скрестил руки на груди.

− Ну что происходит? − Чуть не заплакала Марина. Она со страхом глядела то на Антона, то на Таньку, которые оба стояли, излучая смесь ненависти и презрения к ней в разных пропорциях. В Танькиных глазах читалась абсолютная ненависть, которая изредка и ранее проскальзывала в ее глазах, но теперь эта ненависть обросла силой и мощью, с мелким вкраплением неосознанного презрения, когда у Антона, наоборот, презрение смешалось с огромным сожалением и разочарованием, с малыми искрами ненависти, которые то и дело загорались в его, ставшим, действительно, чужим взглядом.

− Ой, мы сейчас заплачем, − Танька издевательски передразнила Марину. – Это на все, что мы способны? Или ты расскажешь, как хотела убить мужа?

Марина в ужасе схватилась за голову и наклонила лицо к коленям. Ее сердце стало отбивать такую барабанную дробь, что казалось вот-вот выпрыгнет из груди.

− Таня, прошу тебя… − попросил тихо Антон.

Когда до Марины дошел смысл его слов, она резко подняла голову. Он прямолинейно смотрел Таньке в глаза, и Марина догадалась, что он знал обо всем, его взгляд был красноречивее любых слов. Она закрыла лицо руками и прошептала.

− Боже мой…

− Я не уйду, − прошипела Танька. − Пока все ей не выскажу, я никуда не уйду… Я просила тебя вернуться, ты не захотел… Было бы все по-другому, но ты сам не оставляешь мне выбора…

Марина не отнимала руки от лица, но старалась прислушиваться к каждому слову. Ее пугали Танькины злые слова, ее пугала неоднозначная реакция Антона. Поначалу, навернувшиеся было слезы, теперь пропали, а вместо этого, появилась ужасная сухость во рту.

Краем глаза она заметила, что Антон повернулся и отошел от ее кресла. Она отняла руки от лица и встретилась с Танькиным, взглядом. Ее глаза обжигали ненавистью. Они, буквально, метали искры, которые хотели испепелить Марину прямо на месте, которая уже и так впала в оцепенение и даже моргать перестала. Танька первая отвела взгляд, взяла со столика сигареты и прикурила, выдыхая дым в сторону.

− Дай мне тоже, − сказала Марина, еле шевеля сухими губами, но с кресла не встала.

Танька кинула ей пачку сигарет и подошла, высекая на ходу огонь с зажигалки. Когда Марина прикурила, Танька ей прошептала, пристально глядя в глаза.

− Что? Боишься? − и отошла на несколько шагов.

− Нет, − громко ответила Марина и бросила пачку на стол. − А ты?

Танька усмехнулась.

− Тогда, кто начнет первым признание? Кто скажет это страшное слово «убийство»?

− Танька! Ты с ума сошла, пока меня не было?

− Я? Да что ты знаешь о сумасшествии? − огрызнулась она. − Я сошла с ума еще много лет назад. Хочешь, я расскажу сама обо всем, раз ты язык проглотила? Расскажу, с самого начала, чтобы Антон знал, почему ты его приговорила.

Антон при этих словах вздрогнул, он подошел к столику, взял сигарету из общей пачки, прикурил своей зажигалкой и сел на диван, напротив Марины.

Марина сникла под его взглядом. Она выдыхала дым, себе на колени, разглядывая свои джинсы, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Стало понятно, что развязка неминуема, но это, как ни странно, принесло ей долю облегчения. Она была рада, что именно Танька, первая, решила покончить с этим, одновременно понимая, что ее роль в этом деле, естественно, никто не будет выгораживать. Она просто ощущала какой-то внутренний зуд от нетерпения, чтобы весь этот фарс с признаниями быстрее закончился, и поскорей, открыто заявить о своей любви и свободе.

− Где ты думаешь он был все это время? Ты задавалась таким вопросом, когда увидела его живым и невредимым?

− Учитывая твою осведомленность, надо полагать, ты обо всем знала, − сухо произнесла Марина и подняла голову.

Танька коротко хохотнула.

− Идиотка! Он, из этого дома, никуда не уходил. И все это время… Был у меня!

Марина встретилась глазами с Антоном, чтобы увидеть его реакцию. Но он смотрел в сторону, на лице не дрогнул ни один мускул, и лишь дрожащие пальцы, что держали сигарету, выдавали в нем бурю эмоций.

– Вот как? − произнесла Марина, удивляясь своему спокойствию. Это открытие никак не тронуло ее, лишь появился единственный вопрос. − И почему у тебя?

− Ты не удивлена? − растерялась на мгновение Танька. − Догадывалась что ли?

− Нет… Мне все равно, где он был, − она знала, что ее слова являются пощечинами для Антона, но не жалела его. Она встала и прошла на кухню.

− Куда ты? − донесся ей вслед Танькин голос.

Марина не ответила. Она выкинула в раковину окурок, выпила целый стакан воды, отдышалась, вытерла губы и вернулась в гостиную.

− Почему ты?

− Потому что я хотела тебя убить

, − будничным тоном ответила Танька.

Глава 26

Картинка, перед глазами Марины, стала ломаться, словно кто-то повернул детский калейдоскоп со сложившимся изображением. Два лица, обращенные к ней, потеряли свои очертания и теперь, она видела только глаза Антона и искривленный в презрении Танькин рот.

Марина не знала куда сделать шаг, потому что видела только ручку кресла, которая оказалась ближе, чем она предполагала, кусок стены, что лежал теперь на полу и обрывок ковра, что оказался на месте стены. Она закрыла глаза и почувствовала чьи-то руки, которые бережно ее подхватили, когда она качнулась и усадили в то самое кресло, которое только что, казалось, было разделено на несколько частей.