Сообщество живых теней. Книга четвертая. У самой черты

– Ты представляешь, сынок, моя Лайза забеременела! – произнес Грэг, чуть ли не по слогам, тихим и приглушенным голосом, будто предавал огласке настоящую государственную тайну, – это может показаться тебе невероятным, но это факт!

– Боже мой, как же ты напугал меня! – вскрикнул Джейсон, сделав глубокий выдох, и громко рассмеявшись, – поздравляю тебя, Грэг, с этим счастливым событием! Значит мой уважаемый шеф станет папой, и скоро будет гулять с коляской?

– Да ну тебя, балабол! – отмахнулся тут же смущенный генерал. – я раскрыл тебе свою тайну, поделился самым сокровенным, а ты тут орешь на всю улицу!

– Прости, Грэг, больше не буду, – произнес полковник, виноватым тоном, глядя на того радостной улыбкой, – но сегодня же вечером мы обязательно должны отметить это знаменательное событие с помпой, и воздать нашему Господу особую хвалу!

После окончания рабочего дня Джейсон съездил домой, переоделся в белую рубашку и темно-синий костюм с фиолетовой бабочкой, купил огромный букет крупных алых роз, бутылку шампанского, литровую бутылку виски «Джек Дэниелс», и поехал к генералу. Он был безмерно счастлив, что его лучший друг, старший товарищ и бессменный наставник, также обретет наконец свое полное семейное счастье не только с новой супругой, но и с ребенком, о котором тот не смел даже и мечтать после совершенно необъяснимого развода со своей первой и единственной за тридцать лет женой.

Стояла теплая летняя погода. Несмотря на то, что часы уже показывали девять вечера, на улице по-прежнему было довольно светло, и необычно тихо. Поток машин на дорогах заметно сократился. Людей на тротуарах стало меньше. Сумерки сгущались довольно медленно, но на придорожных столбах улиц и проспектов уже стали зажигаться первые фонари, а витрины магазинов и аптек засверкали неоновым светом.

На пороге дома Джейсона встретила Лайза, и увидев его в праздничном наряде, да еще с цветами и полной сумкой в руках, прижала руки к груди, и сделала шаг назад.

– Я так и знала, что он не сдержится, и обязательно расскажет тебе обо этом, – произнесла она, с улыбкой, догадавшись о причине столь нарядного облачения лучшего друга своего супруга, – а ведь я его просила, чтобы он держал это пока в секрете!

– Поздравляю тебя, миссис Адамс! – промолвил он, с широкой улыбкой на лице, – искренне желаю тебе родить еще одного маленького, крепкого и здорового генерала во благо нашего святого отечества! А мужа своего не вини в том, что он поделился со мной этими новостями. Кто, как ни я должен был узнать об этом первым?

Голос Джейсона оказался столь звучным и громким, что Грэг расслышал его даже за плотно закрытой дверью своего кабинета. Он тут же схватил со стола ноутбук, зажал его под мышкой, и быстро сбежал вниз по ступенькам, издали приветствуя своего гостя.

– Хорошо, что ты пришел, сынок, а то я только что собирался звонить тебе, – заявил он, раскрыв с ходу ноутбук, – можешь не благодарить меня, но я существенно облегчил нам задачу с новым объектом. Вот, гляди, это тот самый иракский беженец, владеющий информацией о золоте Саддама. Надеюсь, эти кадры помогут найти его.

На мониторе было видно, как небритый, сгорбленный с опущенными плечами мужчина восточной внешности, идет медленной походкой по одной из улиц Путни – пригорода Лондона. Затем он свернул в небольшой переулок, покурил перед калиткой одного из домов, а потом бросил окурок в траву, и вошел во двор небольшого участка.

– По сведениям наших сотрудников, он со вчерашнего вечера не выходил оттуда, – сказал Грэг, захлопнув крышку ноутбука, – то ли устал, то ли чего – то опасается. Но в любом случае, его местонахождение установлено точно, и наши агенты уже ведут наблюдение не только за этим домом, но и всей прилегающей к нему территорией.

После небольшой паузы, дав возможность Джейсону осмыслить информацию, генерал положил ноутбук на журнальный столик, и повел его в столовую. Но Лайза вдруг окликнула их, и сказала, что уже накрыла для них стол в беседке. Счастливая хозяйка дома расставила по всему периметру беседки разноцветные ароматические свечи, ровное и высокое пламя которых магически притягивало к себе, и создавало небывалый комфорт и таинственность романтического застолья. Повесила также на всех столбиках опоры беседки небольшие разноцветные шарики, которые гармонично вписались в общую праздничную картину. Кроме того, вся внутренняя часть беседки была опоясана словно паутиной мелкими лампочками, оставшимися в доме от рождественской елки. Торжественный ужин по случаю возможного прибавления в семействе Адамсов продлился до часа ночи в обстановке веселого душевного настроя и домашнего уюта. Несмотря на немалое количество выпитого алкоголя, оба офицера выглядели достаточно свежо, и сохраняли за столом подчеркнутую вежливость, абсолютное спокойствие и тактичное отношение друг к другу. За очередным бокалом виски, Коллинз также разоткровенничался со своими друзьями. Он сообщил им, что его Изабель тоже ждет ребенка, чем тут же вызвал у них бурную радостную реакцию, и восторженные возгласы. Вскоре, заметив в свете ярко горящих свеч, что глаза Лайзы стали уже слипаться от усталости, а голова ее опустилась на плечо своего супруга, Джейсон произнес в ее честь заключительный тост, залпом осушил свой бокал, и поднялся из-за стола.

– Спасибо вам, родные мои, – произнес он, бросая взгляд то на Грэга, то на его прелестную супругу Лайзу, – не представляю, как бы я жил без вас. Я вами очень горжусь, безумно люблю вас, и буду верен нашей дружбе всю свою жизнь! Да хранит вас Великий Господь на радость друзьям и назло врагам! Ну, а мне уже пора трубить отбой.

Яркий, красивый и насыщенный романтической атмосферой вечер подошел к концу. Зная, что дома его никто не ждет, Джейсон с удовольствием остался ночевать у Адамсов, которые были для него больше, чем друзья и коллеги. Он послал своей Изабель короткое сообщение, в котором было всего одно слово: «люблю!», ополоснулся под холодной водой, переоделся в новую пижаму, и отправился спать на уютную мансарду.

Следующим утром, полковник поднялся раньше всех, и стараясь никого не беспокоить, выпил лишь полный стакан минеральной воды, и уехал к себе в Базилдон.

Долорес к тому времени была уже вся в заботах по домашнему хозяйству, и очень обрадовалась возвращению хозяина дома. Она сразу же прервала свои хлопоты, обняла его ласково по-матерински, быстро приготовила завтрак, и уселась с ним рядом за стол.

– Мистер Джейсон, пожалуйста, верните мне Мэри и Роуз, а то я так соскучилась по ним, что места себе не нахожу здесь, – обратилась она к нему с мольбой.

– А у меня к вам другое предложение, миссис Долорес, – ответил ей Джейсон, с улыбкой на устах, сделав глоток кофе из своей кружки, – как вы отнесетесь к тому, если я отправлю вас к ним в Аяччо? Вы прекрасно там отдохнете, наберетесь сил и энергии. Да и девочки с Изабель будут безмерно счастливы видеть вас рядом с собой.

О возражении внезапно воспылавшей радостными чувствами благородной женщины не могло быть и речи. Напротив, она очень обрадовалась, и даже ни на секунду не раздумывая, выразила готовность отправиться к своим любимым воспитанницам. Джейсон не стал откладывать в долгий ящик принятое решение, позвонил в тот же миг в агентство Бритиш Эйрлайнз, и заказал ей билет на дневной рейс, в салон первого класса.

– Только у меня к вам огромная просьба, мистер Джейсон, – снова обратилась к нему Долорес, несколько смущенным голосом, – я очень переживаю за свои цветы в Лондоне. Вы не могли бы, если это конечно не отвлечет вас от более важных дел…?

– Я вас понял, миссис Долорес, – ответил он, догадавшись о сути ее просьбы, – но можете не беспокоиться, пока нахожусь здесь, буду регулярно поливать их.

Он поднялся после этого к себе в кабинет, вернулся через пару минут назад, и вручил ей конверт, в котором лежали две пачки денег, по пять тысяч фунтов в каждой.

– Прошу вас, ни в чем себе не отказывайте, дорогая наша миссис Долорес, – произнес он, с улыбкой на лице, – ну а теперь, спешу сообщить, что ваш рейс через три часа. В Аяччо вас встретит Изабель, и отвезет к Мэри и Роуз. А сейчас я закажу такси до аэропорта, поскольку сам не смогу вас проводить. А как приземлитесь в Аяччо, сразу же позвоните мне, буду с нетерпением ждать вашей весточки. Так что, собирайтесь в дорогу.

Величественная дама была невероятно рада, что ее одиночество продлилось недолго, и она снова окажется в окружении дорогих ее сердцу детей, которые с некоторых пор стали для нее, как родные. Она мило улыбнулась благородному хозяину дома, слегка помялась, смущенно переминаясь с ноги на ногу, будто студентка перед строгим экзаменатором, и не проронив больше ни слова, тут же исчезла за дверью своей комнаты. Счастливая улыбка на добродушном лице и неожиданная прыть в ногах уже немолодой дворянки, вызвали у Джейсона полное удовлетворение своим внезапным решением.

– В конце концов, от этого всем будет только лучше, – подумал он, глядя с умилением на фотографию своих детишек в гостиной, – да и мне гораздо спокойнее.

На прощание, полковнику хотелось пожелать ей счастливого полета, и напутствовать добрыми словами. Но едва выйдя из спальни, женщина тут же заскочила в ванную, откуда послышался громкий шум льющейся под напором воды. Видя, что Долорес уже не до него, он схватил свой кейс, вывел из гаража машину, и вырулил через минуту на трассу. Однако проехав всего пару миль, Джейсон сошел на обочину, достал из кейса фотографию незнакомца, и вновь вгляделся в его лицо. Затем прочитал с обратной стороны его данные, положил снимок назад, и продолжил свой путь в сторону Путни.

Дом, в котором по сведениям сотрудников проживал Мохаммед, так звали иракца, ничем особенным на отличался от остальных добротных строений всего пригорода. Но его можно было без особого труда обнаружить даже издали. На крыше особняка была установлена огромная белая тарелка – антенна, в виде диска НЛО, которая крепилась на толстой серебристой трубе, сверкающей под солнечными лучами ярким светом. Джейсон свернул на нужную улицу, медленно подъехал к невысокой ограде, встал под свисающими ветвями яблони, и вышел из машины. Он осмотрелся по сторонам, заглянул сквозь густую листву во двор, и сделал несколько шагов вперед. Едва полковник коснулся рукой калитки, как столкнулся лицом к лицу с человеком, черты лица которого полностью совпадали с теми, что он видел на снимке. Тот стоял, облокотившись плечом на бетонный столбик, с расстегнутой до пупка длинной рубахой, и с дымящейся между пожелтевшими пальцами сигаретой. Внезапное появление перед собой незнакомого джентльмена, чей пронизывающий до глубины взгляд буквально просверлил его насквозь, заставило мужчину опешить, спрятать сигарету за спину, и резко прикрыть выпирающее брюхо.

– День добрый, сэр, – поздоровался с ним Джейсон, вежливым тоном, – если не ошибаюсь, вас зовут Мухаммед аль Фейсал, или я попал не по адресу?

– Здравствуйте, мистер, – ответил тот, заметно растерянным голосом, – откуда вам известно мое имя, мы с вами вроде нигде не встречались прежде?

– Да, мы действительно незнакомы с вами, сэр, – завил полковник, не меняя тона разговора, – но чтобы объяснить вам причину своего визита, нам надо пройти для этого в дом, если не возражаете. Не хотелось бы привлекать к себе внимание посторонних.

Мужчина глубоко затянулся, прищурив один глаз, аккуратно затушил сигарету о край жестяной банки из-под кока-колы, и опустил окурок в его узкое отверстие. Аль Фейсал был внешне совершенно спокоен, но тусклый взгляд впалых карих глаз, под которыми виднелись темные круги, выдавали в нем тоску, безучастность и даже какое – то равнодушие ко всему происходящему вокруг. Он вначале и предположить не мог, по какому поводу и с какой целью нагрянул к нему этот незваный гость в столь раннее время.

– Вы, должно быть понимаете, сэр, почему я здесь, – спросил его Коллинз, выдвинув стул, и присев у самого окна на кухне, – или может, стоит объяснить?

– Да, кажется, догадываюсь, – ответил Мохаммед, оглядев полковника с ног до головы, – даже интересно, чем это может быть полезен вам бедный иракский беженец?

– Вы собирались продать здесь золото, уважаемый Аль Фейсал, и с этой целью специально перебрались под видом беженца в Лондон, – заявил в открытую Джейсон, уставившись на собеседника пристальным взглядом, – расскажите, пожалуйста, откуда оно у вас, и каким образом драгоценный клад Саддама Хусейна попал к вам в руки?

Прямой вопрос полковника Коллинза заставил Мохаммеда резко откинуться на спинку стула, и сжать кулаки. Лицо его сразу же побледнело. Не по годам морщинистый лоб заметно напрягся. Он думал несколько минут, при этом чесал затылок, покачивал головой из стороны в сторону, и тяжко вздыхал. Но затем махнул рукой, вытер рукой вспотевшие виски и шею, и решил рассказать всю известную ему историю с золотом.

– Я был в числе тех гвардейцев Саддама, которым было поручено тайно вывезти золото из города, и спрятать его, закопав недалеко от одной мало кому известной деревни, – сказал он, грустным голосом, в котором чувствовалось нечто большее, чем тоска, – когда работа близилась уже к завершению, я отпросился на полчаса у командира, чтобы проведать своих родственников, проживавших в том самом поселении. Начальник, разумеется, был не в восторге от моей просьбы, зная, что времени у нас и так в обрез, и необходимо как можно скорее возвращаться в Багдад. Но немного подумав, он все же дал добро, но потребовал, чтобы я не задерживался в гостях надолго. Я быстро скинул с себя амуницию, передал свой автомат одному из водителей грузовиков, и туго затянув на поясе ремень, побежал сломя голову в сторону деревни. Однако когда я только приблизился к расположенному на самой окраине первому же домику, вдруг послышался сначала страшный свист, а спустя всего несколько секунд, с северной стороны Багдада прозвучала глухая канонада. Не прошло после этого и минуты, как несколько неизвестно откуда залетевших в эту глухомань снарядов упали всего в пятидесяти метрах от места, где я залег, буквально лишив меня на время слуха. Едва я очухался, как уже в следующее мгновение совсем рядом раздался такой грохот, что все, кто находился в это время на улицах или во дворах, тут же попадали замертво, а остальные разбежались от страха кто куда, прячась кто в подвале, а кто и под развалинами разрушенных домов. Затем в небе появились не менее двух десятков боевых самолетов, после чего, началась массированная бомбежка нашей столицы, которая длилась довольно долго. Уцелевшие от осколков гвардейцы быстро выровняли поверхность над уже зарытым золотом, спешно погрузились снова в грузовики, и покинули деревню. Интенсивность авиабомбежек и артиллерийского огня нарастала с каждой минутой, но сама деревня, за исключением восьми домов, осталась в целом невредимой. Однако вся территория в радиусе трех километров от нее, оказалась в зоне активного обстрела, и была буквально усеяна многочисленными воронками различного диаметра и глубины. В силу сложившейся обстановки я вынужден был переждать до вечера эту жуткую атаку у своих родных, чей дом, в числе многих других, остался в тот день неповрежденным. Когда на улице совсем стемнело, и канонада стала понемногу стихать, я воспользовался старым мотоциклом своего дяди, и не включая на нем фару, направился в сторону Багдада. К моему приходу гвардии Саддама, в которую я входил, в городе уже не оказалось. По приказу сверху весь ее личный состав, слывший наиболее боеспособным подразделением во всей армии, был незамедлительно переброшен на дальние подступы к столице Ирака. Мне было приказано влиться в батальон охраны дворца Саддама, доверили командовать взводом военной разведки, и выдали соответствующую амуницию и новое оружие. На следующий день я узнал от доставленных с передовой раненных бойцов, что вся наша гвардия пала в бою в полном составе, защищая ведущую к Багдаду основную автомагистраль, расположенную от нее в пятидесяти километрах. Я до сих горько сожалею о том, что оставил своих друзей и соратников одних на поле боя, и не примкнул к ним вовремя. А мое горе усугубляется еще тем, что среди погибших были двое моих двоюродных братьев. С выступившими на глазах слезами и с горечью в душе я буквально впал сначала в отчаяние, не зная, что сказать теперь их матерям, и как объяснить им, что я единственный, кто остался жив из всего подразделения? Вскоре Багдад стал довольно быстро делиться на квадраты, автономные участки и даже какие – то новые районы. Затем установили новые порядки, ввели комендантский час, и передвижение по городу простых горожан стало явно небезопасным. Когда в город вошли американцы, сам Саддам Хусейн был спешно эвакуирован в свой родной город Тикрит, где его позже пленили, а затем и повесили взбесившиеся повстанцы. Деревня, на окраине которой спрятали золото, была позже стерта с лица земли, а о ее существовании напоминали лишь жалкие руины. Поскольку, с некоторых пор я входил в число президентской охраны, пусть всего и несколько дней, меня также ждала незавидная участь. Однако в последний момент, когда судьба Саддама была уже окончательно предрешена, я чудом выбрался окольными путями из Тикрита, и вернулся тайком в Багдад. Когда добрался до места, где прежде находился мой дом, то обнаружил там одни развалины. Бесследно исчезли мои родители, жена и пятеро детей, о судьбе которых мне с тех пор так ничего и не удалось выяснить. Убитый горем, я провел в руинах своего разрушенного очага четыре дня без воды и пищи, и выбрался оттуда только тогда, когда мучившая жажда лишила меня последних сил. К тому времени древний город почти целиком погрузился в хаос и безвластие, и разобрать даже днем, где здесь свой, а где чужой, было практически невозможно. По улицам бродили многочисленные группы мародеров, которые грабили, насиловали и убивали простых жителей. В столкновении с одной из таких банд, я был ранен в ногу осколком гранаты, и пролежал дома у своих друзей более двух недель. К счастью, рана оказалась неглубокой, и спустя месяц, я мог уже ходить, хотя и стал слегка прихрамывать. Видя безысходность сложившейся ситуации, и потеряв надежду найти кого – нибудь из своей семьи, я не стал долго раздумывать. Воспользовался через знакомых поддельными документами, тайком покинул страну, и под покровом непроглядной ночи перебрался в соседнюю, все еще мирную на тот момент Сирию, где проживал один из моих товарищей. Первое время я перебивался тем, что тратил свое месячное жалованье, выданное за несколько дней до начала боевых действий, но потом наступил период полной нищеты и безденежья. Именно в этот момент я и вспомнил о золотом кладе, закопанном вместе с нашими гвардейцами. Пробираясь на перекладных, я снова скрытно вернулся в Багдад, а оттуда, прихватив у друзей пару лепешек, кусочек овечьего сыра и бутылку воды, отправился с рассветом в сторону той самой безымянной деревни. Шел пешком и довольно долго, прихрамывая на левую ногу. К исходу дня, когда все пространство вокруг покрылось сумеречным покрывалом, я все же доковылял из последних сил до деревни, и остановился в одном из глиняных сараев, получившего лишь незначительные повреждения, и чудом уцелевшего во время бомбежек. Я прекрасно понимал, что справится в одиночку с поставленной задачей будет невероятно трудно, но не решился звать себе кого – либо в помощь, и предавать огласке только мне известный секрет. Я также понимал, что передача любых сведений о местонахождении золота даже своим близким друзьям, могла бы стоить им жизни, и поэтому не стал посвящать их в эту тайну. В тот же вечер я облазил останки всех разрушенных домов, и собрал полуистлевшие трупы своих родственников и более четырех десятков тел погибших жителей деревни. Затем вырыл за ночь могилы, совершил ритуальную молитву, и похоронил их с восходом солнца. Через день, когда уже достаточно отдохнул и избавился на время от жутких ощущений, я обустроил свой сарай, дождался наступления ночи, и начал копать. Рыл по ночам, а днем отсыпался, набираясь сил. Мне было известно точное расположение клада и глубина его закладки, и поэтому уверенно продвигался к своей цели. Делал перерыв только для того, чтобы утолить жажду, и съесть кусочек хлеба, брался снова за дело, и с каждым часом опускался все ниже и ниже. Выкопанную смесь глины и песка, я не складывал в одну кучу, а относил ее в сторону, разбрасывал горстями по полю, и тем самым сохранял скрытность своих действий и местонахождения клада. Образовавшуюся нору накрывал на рассвете наспех сколоченной деревянной крышкой, засыпал ее сверху песком, и падая от усталости с ног, возвращался назад в свой сарай, и вновь отсыпался. Наконец, на четвертую ночь утомительных раскопок, когда был близок новый рассвет, лопата уткнулась во что – то твердое, и раздался глухой звук. Мое упорство и настойчивость были щедро вознаграждены, и я все же добрался до заветных ящиков с золотом. Я вытащил на поверхность три слитка, весом в 20 килограмм каждый, аккуратно замуровал свою нору, и замаскировал вход. Затем отсчитал тридцать шагов в сторону деревни, подобрал большой осколок разорвавшейся неподалеку бомбы, воткнул его на том самом месте, и тщательно стер вокруг все следы своих ботинок. Этот осколок должен был послужить ориентиром в случае, если мне представится возможность воспользоваться золотом еще раз. Я хотел было взять в руки сразу все три слитка, и отнести их в сарай, но такой груз в тот миг оказался для меня совершенно неподъемным, и пришлось возвращаться за ним дважды. Когда золото свозили сюда на семидесяти грузовиках, и закладывали его в глубокую яму, они не казались мне столь тяжелыми, и я играючи мог оторвать от земли целый ящик. Но в тот момент с трудом поднял всего два кирпичика. После того, как перенес их в сарай, я аккуратно отпилил от одного из слитков двухкилограммовый кусок, разрезал его еще на четыре части, удалил с них все правительственные метки, и сложил в толстую, потрепанную холщовую сумку. Остальное золото спрятал под деревянным настилом сарая, дождался наступления ночи, и двинулся пешком к дороге, ведущей к Багдаду.

Спустя час, воспользовавшись попутным транспортом, я приехал к своим друзьям, у которых до этого лечил раненную осколком ногу, и переночевал у них. А на следующий день, оставив им в знак благодарности за помощь и доброту полукилограммовый кусок золота, вышел в город, где без особого труда сумел сбыть сазу полтора килограмма драгоценного металла, и выручить солидную сумму денег в американской валюте. В тот же день я приобрел подержанную машину Тойота, оделся в приличную одежду, раздобыл новые документы на чужое имя, и выехал снова в деревню.

В течение получаса Мухаммед неторопливо рассказывал свою историю, смакуя каждый прожитый им эпизод. Время от времени он делал большой глоток чая из своей кружки, и посматривал безразличным взглядом то на своего собеседника, то на раскрытое окно. Вид у него вскоре стал жалким и подавленным от нахлынувших тяжелых воспоминаний. За все эти полчаса, что тот исповедался перед ним, Джейсон ни разу не перебил его. Он терпеливо дослушал до конца всю его историю, дождался, пока тот отвлечется, наконец, от своего грустного повествования, и предложил ему сделку.

– Если вы покажете место, где находится золото, Мохаммед, то я могу обеспечить вам законное и безбедное проживание на территории Великобритании, – произнес полковник, дружеским тоном, – в противном случае, вас завтра же депортируют из страны, и ваша дальнейшая судьба, как вы понимаете, будет незавидной. Мы вынуждены будем сообщить новым иракским властям причину вашей высылки, и указать на наличие у вас золота, которое принадлежало когда – то бывшему диктатору Хусейну.

Предложение вежливого англичанина, который говорил с ним на хорошем арабском, насторожило Аль Фейсала, и привело даже в откровенное замешательство. Он глянул на Джейсона недоверчивым взглядом, низко опустил голову, и глубоко задумался.

– Как только об этом узнают наши новые власти, меня непременно поставят в Ираке к стенке, – сказал он, подняв вновь голову, – хотя, если им станет об этом известно, то меня могут прикончить и здесь, и желающих погреть на этом руки найдутся повсюду.

– Вот что Мухаммед, я оставлю вам свои координаты, – сказал Джейсон, с добродушной улыбкой, написав на листочке блокнота номер своего резервного телефона, и протянув его иракцу, – по нему можете связаться со мной в любое время. Хорошенько подумайте до завтра над моим предложением, а утром позвоните мне, и сообщите о своем решении. Спасибо вам за гостеприимство, за вкусный чай, приятную беседу и понимание сложившейся ситуации. Надеюсь, наш разговор не выйдет за пределы этих стен.

Аль Фейсал с самого начала был уверен, что этот рослый крепкий и симпатичный англичанин, явно представляющий одну из спецслужб Великобритании, непременно арестует его. Однако вопреки всем его ожиданиям, тот обошелся с ним предельно вежливо. Говорил исключительно на его родном языке. Сделал довольно заманчивое предложение, дающее реальные шансы на свободу и безопасность, и после всего, что услышал от него, оставил одного и даже посочувствовал его горю. Он стоял с минуту в полной растерянности, глядя в недоумении на дверь, и не зная, как реагировать на столь доверительное к себе отношение. Но затем, тряхнув резко головой, кинулся к выходу, выскочил вслед за своим загадочным гостем во двор, и проводил его до самой калитки.