Дом Анны

Входит Дана. Жанна стоит на коленях.

Дана: – Жанна…Похоже, что мы видели привидение.

Жанна встает с колен, садиться на кушетку:

– Какое привидение?

Дана: – Охранник очень удивился, когда увидел меня. Госпожа Брод ушла сегодня, как обычно, днем. И он больше ее не видел. У него даже есть запись с камеры, где явно видно, как она покидает клинику. Но вот, чтобы она вернулась – такой записи у него нет… Но странно другое – никакой госпожи Брод на ночной пленке нет. Никто не ходил по коридору.

Жанна: – Мы же сами видели…

Дана: – Видели…Но что мы видели? Наваждение какое-то. Как бы мне самой с ума не сойти тут…

Жанна: – Дана, ты думаешь, что я безумна?

Дана: – Жанна…Я не понимаю ничего уже. Кто ты и откуда…И эта старуха…

Жанна: – Дана, давай спать.

Дана: – Спать?

Жанна: – Спать. Тут две кушетки. Ложись и я лягу.

Дана: – Пожалуй…Только утром надо тебя увести назад.

Жанна: – Хорошо. Постарайся успокоиться. Без всяких лекарств.

Жанна укладывает Дану на кушетку.

Дана: – В шкафу есть простыни.

Жанна вытаскивает простынь, укрывает Дану. Садится рядом и гладит ее по голове:

– Спи.

Дана: – У меня чувство, что я не такая, какая была до твоего прихода сюда. Но изменилась ли я? Разве это возможно? Мгновенно и навсегда.

Жанна: – Тебе надо поспать. Сон лечит. Ты просто слушай свое сердце, Дана. Не закрывай его. Так ты поймешь, кто ты и куда ты идешь. Господь сказал: «Даже если ваши грехи будут как багрянец, сделаю их белее снега».

Дана: – Всегда мечтала о сестре.

Жанна: – Я буду тебе сестрой, Дана.

Дана закрывает глаза. Жанна гладит ее по голове.

Встает с кушетки, выключает свет в кабинете. Снимает обувь, и ложиться на другую кушетку. Шепчет в темноте:

– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй.

Картина четвертая

Кабинет главного врача.

Санитар заводит Жанну в кабинет. В комнате Брод, Лей и епископ Иоанн.

Брод: – Добрый день, Жанна.

Жанна: – Здравствуйте.

Брод: – Это отец Иоанн. Мы с доктором Леем получили разрешение для тебя на короткое свидание с отцом Иоанном. Это необходимо для твоего будущего лечения. Для твоего же блага.

Жанна подходит к священнику, совершает поясной поклон и складывает руки для благословения. Епископ крестит (совершает крестное знамение) девочку. Она целует ему руку.

Епископ: – Садись, Жанна. Мне разрешили задать тебе несколько вопросов. Господин Брод и Лей будут присутствовать при этом. Ты сможешь ответить мне?

Жанна: – Я готова.

Епископ: – Времени у нас немного. Расскажи мне, пожалуйста, какие голоса ты слышишь и как, это происходит.

Жанна: – Я слышу только голос Жанны. Святой Жанны.

Епископ: – Ты видишь ее?

Жанна: – Вижу почти так же, как Вас.

Епископ: – Она выглядит как обычный человек?

Жанна: – Она выглядит как святой человек. Сейчас она дух.

Епископ: – Почему ты считаешь, что этот дух от Бога? Не допускаешь, что это может быть враг рода человеческого?

Жанна: – Святая Жанна является ко мне. Она исповедует Господа Нашего Иисуса Христа, Троицу Святую, Единую и Нераздельную. Она не говорит ничего дурного. Она лишь укрепляет меня в вере в Господа. И облегчает мои страдания.

Епископ: – Какие же страдания ты испытываешь?

Жанна: – Скорблю о смерти родителей. Внезапной кончине отца и матери. О болезни моей бабушки. О моем заточении в тюрьме.

Брод: – Жанна, это не тюрьма…

Епископ: – А как ты еще понимаешь, что этот дух от Бога?

Жанна: – Благодать Божья на мне.

Епископ Иоанн: – Ты находишься в благодати?

Жанна: – Если я не нахожусь в благодати, да дарует мне ее Бог; а если я в ней нахожусь, да утвердит меня в ней Бог.

Епископ Иоанн: – Ты изучала богословие?

Жанна: – Я ничего не изучала. Молитва – мое богословие.

Из страны великих святых мы превратились в страну зла, безбожия и насилия над детьми. Вам ли не знать об этом? И в каждом женском монастыре земля вопиет об отмщении.

Епископ: – На каком языке говорит этот голос?

Жанна: – На языке, лучшем, чем наш.

Епископ: – Если бы Церковь сказала тебе, что этот голос лживый, согласна ли ты, допустить это?

Жанна: – Как я могу допустить это, если Дух Божий нисходит ко мне, когда я слышу голос Жанны.

Епископ: – Противопоставляешь ли ты Бога Церкви, а Церковь – Богу?

Жанна: – Для меня Бог и Церковь едины. Разве есть какая-нибудь сложность в том, чтобы понять, что они едины? Церковь Божья – это тело Христово. Безграничное и тайное.

Епископ: – Ты подчиняешься Церкви Божьей сущей на земле?

Жанна: – Да, подчиняюсь. После того, как сперва послужу Господу нашему.

Епископ: – Жанна, но ты должна знать, что есть такая вещь, как прелесть. Когда свои фантазии человек принимает за действительность. Когда он обманывается. В основание молитвы должно быть положено покаяние. Которое и есть цель молитвы.

Жанна: – Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, всем нам нужна Истина – Господь наш Иисус Христос.

Епископ: – Не молишься ли ты своим мечтам? Мысленным идолам?

Жанна: – Господь Иисус Христос через свою святую возлюбленную благословил меня на молитву. Я молюсь только Господу Нашему. И прошу святую Жанну заступничества перед Господом.

Епископ: – Испытываешь ли ты холод, жар, вкушаешь ли ты пищу, спишь ли ты?

Жанна: – Да, отче. Во мне нет ничего необычного.

Епископ: – А что говорит тебе Жанна?

Жанна: – Она говорит, что люди должны каяться перед Господом во грехах своих, ибо приходят времена тяжелые. Когда детей разлучают с родителями, когда грех считается добродетелью, когда люди делают зло, а называют это добро.

Епископ: – И часто ты слышишь голос Жанны?

Жанна: – Когда она приходит ко мне.

Епископ: – Она всегда является тебе в видимом образе или бывает, что ты слышишь только голос?

Жанна: – Иногда голос. Дух дышит, где хочет, отче. И приходит, когда ему угодно.

Епископ: – Что же ты испытываешь в такие моменты?

Жанна: – Печаль о грехах человеческих…И силу, что я смогу помочь людям словом Божьем. Наша страна больше не избрана Богом. Она отвернулась от Бога. Она словно рыба, которая прожила всю свою жизнь в мутной воде, и если ее выпустят в кристально чистую, она погибнет. Ей нужно очиститься, хотя бы чуть-чуть, чтобы чистая вода не убила ее. Люди сами выбирают гибель и забвение. Господь поможет спастись хотя бы тем немногим, кто хочет. Кто не прячется от Господа. Но его рука протянута даже тем, кто отворачивается от него. Врата открыты, только вход узкий.

Епископ (обращается к Броду): – Господин, Брод…Жанна имеет право на свидания?

Брод: – Нет, господин Епископ. Пока нет.

Епископ: – Она даже не может посетить могилу своих родителей?

Брод: – Все на усмотрение прокуратуры. Пишите прошение. Они рассмотрят. Я лицо не самостоятельное. Дадут приказ – исполним.

Епископ: – А почему ее не может посещать бабушка? Я могу посещать Жанну?

Брод: – К сожалению, Жанна страдает серьезными расстройствами психики, в чем мы убедились еще раз с господином Леем. И встречи, как с посторонним, так и с родными людьми воздействуют на нее негативно. Возможно, что Жанна будет помещена в отдельную палату на какое-то время, чтобы исключить даже то общение, которое она имеет сейчас. Нам кажется, что оно неполезно. Как вы думаете, господин Лей?

Лей: – Я думаю, что нет пока необходимости изолировать Жанну, но свидания – да…Они преждевременны. Мы еще не до конца разобрались, есть ли у Жанны императивные галлюцинации. Но истинные – зрительные и акустические явно присутствуют. Увы…

Епископ: – Очень жаль, господа. Что же…Придется писать прошение.

Лей: – Это пустое, скажу Вам откровенно.

Епископ: – Отчего же?

Лей: – Для государства Церкви давно как бы нет. Она существует в его представлениях лишь номинально. Как носитель каких-то старых, отживших культурных традиций. К тому же, она отделена от государства. Обычно, такие прошения оставляют без рассмотрения. Наша страна светская. Прокуроры и судьи не верят в Бога, и им нет никакого дела до Церкви.

Брод: – Отец Иоанн, господин Лей прав. К сожалению, ваша встреча с Жанной первая и последняя.

Жанна: – Отче, мы еще увидимся. Господа не понимают, что они говорят.

Епископ: – Я тоже так думаю, Жанна.

Брод в недоумении смотрит на Лея.

Брод: – Это, дерзкое заявление (улыбается). Жанна, может быть, ты знаешь, когда ты отсюда уйдешь?

Жанна: – Я не знаю точного дня. Не знаю часа. Но мое испытание еще не окончено.

Лей: – Господин Епископ, Вы, надеюсь, сами понимаете, что у девочки некоторые психические нарушения, если говорить немедицинским языком. Понимаете?

Епископ: – Позвольте, мне не отвечать на этот вопрос.

Лей: – Ей необходим покой. Такая встреча способствуют обострению ее заболевания. Но она была крайне необходима для установления точного диагноза.

Епископ: – Вы ей уже назначили какие-то препараты?

Брод: – Пока нет…Вы знаете, сейчас именно этим и будем заниматься – подбором лекарств и методики их применения. Вы нам очень помогли. Несомненно. Очень благодарен Вам, чтобы вы не отказались и приехали сюда, чтобы помочь нам.

Епископ: – Помочь?

Лей: – А вы как думали?

Брод: – До свидания, господин Епископ (подает руку).

Лей: – До свидания.

Епископ (не подавая руки): – Всего вам доброго.

Жанна берет у священника благословение.

Епископ: – Храни тебя, Господь!

Жанна: – Спаси Господи.

Епископ быстро выходит из кабинета.

Брод: – Лей, проводите.

Лей спешит за священником.

Брод: – Ну, что же…Жанна. Ты хорошая девушка. Мы тебе поможем. Нам предстоит долгое лечение.

Жанна: – Врачу, исцелися сам.

Брод: – Что?

Жанна: – Разрешите мне пойти в свою комнату?

Брод: – Конечно, конечно…(нажимает кнопку вызова санитара на столе).

Почти сразу появляется санитар:

– Пойдем.

Жанна следует за санитаром.

Возвращается Лей.

Брод: – Проводили?

Лей: – Да, несомненно. А идея была отличная – пригласить епископа. Такая беседа нам здорово помогла, господин профессор. Не так ли?

Брод: – Опыт, Иоганн…Опыт…Она сама все разложила, как по полочкам. Явная шизофрения. Несомненно, с господством сверхценных идей, приобретающих характер бреда. Вы же знаете, мой друг, что паранойя всегда следует рядом. Думаю, что начнем с клозапина…Не забудьте регулярно контролировать содержание трансаминаз в сыворотке крови. И обязательно сделать анализ крови перед началом лечения. Никаких противопоказаний для применения я пока не вижу (смотрит в историю болезни). Лучше всего внутримышечно. Начнем с 200 миллиграмм три раза в день.

Лей: – Внутримышечно? С 200х? Думаете, что она может отказаться принимать таблетки?

Брод: – Да. Так надежней. Но, помните, строгий контроль крови еженедельно.

Лей: – А двести не много сразу?

Брод: – Я думаю, что вполне. Наблюдаем месяц, потом принимаем решение – оставить дозировку или уменьшить. Но резко уменьшать тоже нельзя.

Лей: – Хорошо, завтра займемся анализами. Но подробный анализ может занять неделю. Придется отсылать в специализированный центр.

Брод: – Ничего страшного. Неделя – это терпимо.

Лей: – Господин профессор, могли бы уже и у нас сделать такую лабораторию, чтобы не тратить время.

Брод: – Милый Иоганн, как раз решаю этот вопрос. Выбиваю ассигнования. Очень хорошие перспективы. У нас, вероятно, будет свой собственный диагностический центр по крови. Любые анализы. Но не сейчас. Думаю, что к концу года.

Лей: – Это очень хорошая новость, господин Профессор.

Брод: – Да…И еще. Через неделю к нам привезут большую партию больных детей. Комиссия стала работать более эффективно. Туда приняли несколько моих учеников – очень сильных психиатров. И вот результат. Я думаю, что корпуса скоро будут заполнены более чем наполовину. И штаты расширяют. Вы же, Иоганн, будет по-прежнему заниматься самими сложными подростками. Не волнуйтесь. К вам в помощь назначено никого не будет.

Лей: – Благодарю Вас, господин Брод.

Брод: – Решен вопрос и о камерах видео наблюдения в палатах. Как вы знаете, у нас нет пока ни одной камеры нигде, кроме некоторых коридоров и выходов из клиники.

Лей: – И охрану увеличат?

Брод: – Конечно…И еще раз о Жанне. Не забывайте, Иоганн, что девочка росла в религиозной семье, с детства впитала в себя иное мировоззрение. Весьма специфическое. Несомненно, смерть родителей явилась серьезным испытанием для ее психики. И то, что мы наблюдаем сейчас, это результат всей ее прошлой жизни – своеобразный синтез событий и взглядов. Помните, что лекарство – это, прежде всего, беседа врача и пациента. А препарат лишь дополнение. Костыль. Вспомогательное средство. Понимаете, Иоганн?

Лей: – Понимаю, профессор.

Брод: – Конечно, это азбука психиатрии, но никогда не будет лишним напомнить об этом самому себе….Извините, спешу, мне пора. Есть кое-какие дела.

Брод встает из-за стола, снимает халат, вешает его в шкаф. Надевает плащ.

Лей: – Всего хорошего, господин Брод. А я еще останусь. Поработаю у себя.

Брод: – Всё. Пойдемте, Иоганн.

Выходят из кабинета. Брод выключает свет и закрывает дверь на ключ.

Действие второе

Картина первая

Маленькое кафе. Вечер.

За столиком сидит Брод и господин лет 50, похож на художника или человека какой-то творческой профессии. Одет ярко, экстравагантно. На столе вино, закуски. Выпивают. Лео курит.

Лео: – Спасибо, дружище.

Брод: – За что, Лео?

Лео: – Арнольд, ты единственный, кто согласился встретиться со мной тет-а-тет.

Брод: – Я просто врач.

Лео: – Это ничего не меняет. Многие уже давно гниют в гробах. Товарищи минувших дней. Кое-кто просто гнушается мною…

Я гнию, Арни. Гнию заживо и не хочу ничего менять. Тело мое накормлено страстями за столько лет, что я провел в этом блеске и мишуре этого мира. Оно уже не может вместись их…Оно переполнено. Я наелся всласть. И не могу остановиться…Но меня остановил рок. Судьба.

Брод: – Ситуация настолько серьезная?

Лео: – Да, Арни. Мне кажется, что этот вирус просто спал во мне долгие годы. И вот он проснулся. Наконец. Иначе не могло быть.

Лео долго кашляет, достает платок из кармана, вытирает рот.

Лео: – Извини…Мы с тобой ведь были не просто друзья, Арни…Помнишь?

Брод: – Лео, я не хочу это вспоминать. Правда. Ошибки молодости. Бывает такое.

Не обижайся.

Лео: – Понимаю…А я вот вспоминаю, как мы целый год жили вместе. Ты был лучший, Арни. Лучший. Я могу это сказать совершенно откровенно. И то, что ты завязал с этим – это достойно уважения. Нет, правда (отхлебывает вино). Я пытаюсь понять. Оценить свою жизнь. Что это за чертовщина такая? Это душераздирающее одиночество. От которого я избавлялся, как мог…Ты всегда был такой правильный, целеустремленный. Тебе было проще. А меня бросало то туда, то сюда…Театр, кино. Музыка. И везде у меня получилось.

Брод: – Лео, я могу тебе чем-то помочь?

Лео: – Помочь? Разве что сделать мне передоз хорошего препарата. Чтобы я улетел и уже не вернулся назад.

Брод: – Ты серьезно?

Лео: – Нет, Арни. Я хочу погнить. Если будет необходимо, я могу это сделать и сам.

Брод: – Рак?

Лео: – Да. Самый обычный. Уже слишком поздно, чтобы начинать борьбу. Хотя денег у меня достаточно, чтобы пропитать свою плоть ядами и облучить до полного облысения…

Хотя…Я не прав. Не совсем обычный. Мне даже неудобно произносить вслух, какое место у меня смердит…

(усмехается)…Самое печальное во всем этом, что очень обидно просто сгнить и исчезнуть. Я ведь просто испарюсь. И это угнетает. Никаких надежд. Ты молчишь? Да…Действительно, что можно ответить на мой поток сознания…Я благодарен тебе, что ты просто слушаешь меня. Правда, Арни…Меня уже давно никто не слушает.

Лео закуривает новую сигарету.

Брод: – А я бросил курить. Двадцать лет назад. Уже и вкус забыл.

Лео: – Не жалеешь?

Брод: – Не думаю, что стоит жалеть об этом…

Лео: – Арни, но ты точно также умрешь. Ну, проживешь, может быть, чуть дольше меня, и, возможно, сохранишь своё здоровье…Но конец-то будет точно такой же.

Брод: – Не такой.

Лео: – Не можешь ты знать, что с тобой будет…Даже через час.

Брод: – Через час я надеюсь, что буду уже дома.

Лео: – Ты по-прежнему живешь один?

Брод: – Мы живем в одном доме с сестрой. Он разделен на две половины. Два разных входа.

Лео: – Сестра? Она намного старше тебя…Да?

Брод: – Да.

Лео: – Общаетесь?

Брод: – Почти нет. Она работает у нас в клинике. Два дня в неделю.

Лео: – Еще бегает? Бодрая старушка.

Брод: – Бодрая.

Лео: – А что не общаетесь?

Брод: – Нас ничего не связывает. Я иногда спрашиваю у нее, не нужна ли ей какая-то помощь…

Лео: – И помощь ей, очевидно, никакая не нужна.

Брод: – Она не разговаривает со мной много лет. Почти. Я ей предложил работу в клинике со скромной зарплатой. Она согласилась. Никто не хотел работать за такие деньги в библиотеке. И общаться с больными детьми.

Лео: – А с ними-то она говорит?

Брод: – Понятия не имею.

Лео: – Ну, вы даёте…Семейка…

Брод: – Обломки семьи. Я бы так сказал. На нас фамилия Брод закончится, очевидно.

Лео: – А сестра замужем была хоть раз?

Брод: – Нет. Никогда. У нее не было мужчины.

Лео: – Совсем?

Брод: – Да.

Лео: – И чем же она занималась всю жизнь?

Брод: – Лео, ты, действительно хочешь это услышать? (усмехается)

Лео: – Это что-то необычное? (с усмешкой)

Брод: – Она, дорогой Лео, молилась.

Лео: – Как? Что ты сказал? Молилась? Все время? И день, и ночь?

Брод: – Да. И во время работы тоже…Постоянно. Пятьдесят лет или даже больше…

Лео: – Она сумасшедшая? Ты же врач. Это же твоя тема. Твоя специальность. Это же полнейшее безумие, Арни…

Брод: – Лео, в мире многое выглядит, как безумие…

Лео: – Так все-таки? Что с сестрой? Болезнь…

Брод: – Лео, это долгая история. Я бы сказал, что это сознательная позиция. Жизненная позиция. Я бы назвал это так.

Лео: – Арни, но ради чего это? Ради эфемерной загробной жизни, которую никто никогда не видел…?

Брод: – Лео, как я могу ответить на этот вопрос, если мы с ней не общаемся? Извини, конечно, но люди, которые находятся в таком положении, как ты…Я это знаю по своему опыту. Такие люди обычно хватаются за веру, хотят обрести надежду…

Пусть, как ты говоришь, эфемерную. Ведь не хочется верить в то, что жизнь и ее окончание – полная бессмыслица.

Лео: – Ты тоже веришь?

Брод: – Нет, я не верю в Бога и во все эти богословские штучки. Единственное, во что я верю, что после смерти у меня будет другая, новая жизнь. Я продолжу свою жизнь в какой-то новой форме. Понимаешь? В природе ничто не исчезает бесследно. Все меняется, перетекает из одной формы в другую. Зерно бросают в землю, чтобы вырос хлеб. Так и наши тела умрут, а наша личность продолжит свое существование в каком-то другом мире. Это разумная энергетическая субстанция. Она не уничтожаема. Я так думаю.

Лео: – Так вроде и священники говорят что-то похожее…

Брод: – Они говорят, что этим всем управляет Бог, что мы должны верить, что-то там соблюдать, жить духовной жизнью. Бормотать молитвы. Все это, безусловно, полная ерунда. Разум не может исчезнуть. Понимаешь. Мы как бы некие частицы огромного природного разума…По крайней мере, я так думаю. У многих верующих людей повреждена психика. Они генетические мутанты. Мой опыт это подтверждает. Они мало, чем отличаются от обычных душевнобольных. Сейчас у меня в клинике есть крайне необычная пациентка. Полный набор отклонений – и голоса, и видения. Галлюцинации. Как я понимаю, крайне реалистичные. Я не понимаю, как можно говорить, о сердечных чувствах, переживаниях, о каком-то Духе Божьем? Сердце – это мышечный орган, обеспечивающий ток крови по кровеносным сосудам и ничего более. Разум – вот что первично и важно. Причем тут вера и сердце?

Лео: – Не понимаю…Значит, твоя сестра все-таки больна?

Брод: – Я думаю, что она ограничила свой разум, и в какой-то степени, несомненно, обладает шизоидным психотипом личности, но…Мне думается, что точно также, как кто-то всю жизнь ходит на футбол, так и она ходит в Церковь и читает молитвы. Это такой образ жизни. И в то же время убежище, защита от реальности. Болельщик тоже получает определенные эмоции, общается с друзьями, радуется и печалится. Среди себе подобных он ощущает себя в той или иной степени в безопасности. Это форма психотерапии. Не думаю, что у моей сестры были какие-то видения, голоса…Она всегда работала. Несмотря на то, что вела замкнутый образ жизни, у нее были подруги. Я говорю о крайних проявлениях веры. О чрезмерных и болезненных формах. Лео…Мне кажется, что, несмотря на болезнь, тебе не о чем сожалеть. Ты прожил великолепно яркую жизнь…

Лео: – Не думаю, что она была разумной. Я совершал массу безрассудных поступков…

Брод: – Тем не менее, эти поступки привели тебя к славе. Подарили тебе известность. Значит, они не были бессмысленны. По своей сути они были прагматичны. Хотя внешне экстравагантны. Подумай…Разве нет?

Лео: – Хочешь сказать, что когда я бросался в самый омут, в своем подсознании я прокручивал, как из всего этого дерьма получить выгоду?…Хмм…Старина, как ни смешно, но ты прав…Я даже с любовниками и любовницами встречался ни просто так….Ты меня расколол, когда мы жили с тобой, да? Просек, как говориться, что я за фрукт…

Брод: – В то время ты был только в начале пути.

Лео: – Арни, черт тебя подери…Значит это была игра? Умный мальчик-психиатр набирался опыта с начинающим музыкантом? Так что ли?

Брод: – Нет, Лео. И ты знаешь, что это не так…

Лео: – Точнее, не совсем так…Иначе бы ты не прекратил…Ты тоже рационален и прагматичен.

Брод: – Не спорю. Но ты был мне симпатичен. Всегда. В тебе было и есть то, чего никогда не было во мне…

Лео: – В детстве я надевал мамин поясок с подвязками, вставал перед зеркалом голый и долго смотрел на себя…Когда никого не было дома. Я очень любил этот тайный ритуал. Я тоже мутант, Арни? Я так делал и позже. Но уже поясок был мой.

Брод: – Я бы назвал это свободой. Полной свободой выражения своих чувств и эмоций. Своих желаний. Ты просто всегда был внутренне свободен. Самые несвободные люди – те, кто верят в Бога. Это высшая степень рабства. А ты далек от этого. Я тоже пытался быть свободным. Но у меня не всегда получалось. Все это старомодное родительское воспитание только испортило меня…Не дало мне возможности раскрепоститься до конца. Сестра же просто не смогла выбраться из этих сетей. Из этих рамок. И придумала себе новые рамки.

Лео: – Можно вопрос? (опять закуривает, выпивает, Лео уже сильно выпивший).

Брод: – Много куришь…Задавай.

Лео: – Ерунда…Это уже не имеет значения…

Вопрос…Вопрос…Арни, меня раздирает любопытство…А все-таки – почему сестра с тобой не разговаривает?

Брод: – Ты хочешь услышать ответ?

Лео: – Аж ладони зудят от любопытства (потирает руки)…

Наверняка, история очень пикантная.

Брод: – Лео, это всего лишь эксперименты над собой…В период становления моей личности…

Лео: – Не понял.

Брод: – Да никакой особой истории нет. Все банально и просто. После расставания с тобой, я пытался совершить что-то такое…Нечто, ломающее общественную мораль, религиозные запреты…

Лео: – Переспал с ней?

Брод: – Нет, но как бы… Пытался. Так что все очень просто.

Лео: – Так я и думал…Мне кажется, что тебя просто раздражало, что она такая религиозная, правильная, что она не такая, как ты…Ты просто хотел разрушить ее затхлый мирок и вывести на свежий воздух…Способ, правда, не удачный.

Брод: – Я просил у нее прощение, Лео. Искренне. Поступок, был, несомненно, глупый. Но никакого раздражения у меня не было. Я же объяснил тебе причину. Она меня простила и после почти никогда не разговаривала со мной. Так – два-три слова в случае крайней нужды. Лео…Это было так давно. Есть ли смысл вспоминать об этом?

Лео: – А моя сестра просто «тусовалась» со мной везде, пока не умерла от «красных птичек» в номере гостиницы. Она была вместе со мной на гастролях. Вот это был удар, Арни…Это было так, как будто я провалился на самое дно самой глубокой пещеры. В полную тьму. Я так ее любил. Какого черта она напилась этих долбанных таблеток? Я до сих пор не пойму…Весь этот чертов день не выходит из головы…До сих пор. Буду подыхать, даю руку на отсечение, эта картина будет у меня перед глазами…Бездыханная Мария на ковре. С разбитым носом. Когда падала, ударилась о кровать. Это, Арни, покруче сестры – старой девы, живущей за стеной. Это настоящее горе.