скачать книгу бесплатно
Она забыла своё имя в тот момент, когда встретила Его.
Когда ты любишь, тебе не надо никакого имени.
Когда ты любишь, тебе не надо не только имени, тебе не надо уже и слов. Когда ты любишь, все слова растекаются привкусом миндальной карамели по языку. Они настолько сладки, что хочется пить их несказанность жадно и медленно, оставляя томительный, распирающий вкус внутри себя.
Когда ты любишь, тебе не нужно: ни имени, ни слов. Когда ты любишь, тебе нужны только: воздух, который дрожит на губах, и груди, и животе; и свет, который можно разминать пальцами, перекладывая из одной ладони в другую. И воздух наполняет тебя и превращает в шар. И свет пронизывает твои пальцы и через поры вливается внутрь. И твои пальцы уже сами начинают излучать свет. И ладони, и руки, и всё твоё тело…
– Вы что-то сказали? – спросила она.
– Я спросил о вашем имени. У всех есть имя. Оно есть и у вас.
– Да, наверное, – она смутилась, уводя взгляд в темень окна, и немного погодя добавила: – Я не знаю своего имени.
– Но ведь другие как-то называют вас?
– Ольга, – сказала она. – Когда Он думал обо мне, Он называл меня Ольгой.
– Кто – он?
– Я называю его Юпитер.
– Хорошо, Ольга…
– Нет! – она вздрогнула, и взгляд её стал пронзительнее. – Не называйте меня Ольгой. У меня другое имя. Ольгой может называть меня только Он. Он называл меня Ольгой до того, как узнал.
– А потом?
– И потом он будет называть часть меня Ольгой. Но я уже буду ЖеньШеневой.
– Значит, вы – Женя?
– Нет. Я стану ЖеньШеневой после.
– А между? Как он называл вас между Ольгой и Женей?
– Сейчас? – уточнила она.
– Да.
– Женоль.
– Значит, ваше имя – Женоль?
– Нет, – улыбнулась она, нежно выглаживая лоб Небиса. – Это не имя. Это слово означает – «Моя Жена».
– Вас не смущает слово Женоль?
Она знала, о чём он, но всё же задала встречный вопрос:
– Почему оно должно меня смущать?
– Я правильно понимаю, что Женоль – это Жена-Ноль?
– Или Женя-Ноль. Или Женя-Оля. Или Жена-Ноль. Всё правильно.
– Но ведь ноль – это ничего – пустота.
– Допустим, – ответила она. – А вы не пытались посмотреть на ноль под другим углом зрения? Если две прямые линии – у которых нет: ни конца, ни начала, – пренебрегут нулём, то они так и останутся прямыми без конца и начала. Но если им повезёт, если им посчастливится найти ноль, и они пересекутся в его точке, то из этих двух прямых образуется: четыре прямые, с началом и без конца, и четыре угла. Четыре угла – это уже дом. А четыре прямые и четыре угла – восьмёрка – два круга константы бесконечности. Одинокий ноль обречён стать дыркой от бублика. Но если у нуля появится точка опоры, он сможет поднять в небо даже поезда!
– А имя?! У вас есть имя?! – воскликнул он.
– Жене не нужно имя, если она одна. Имена нужны только женщинам в гаремах.
– Как я могу обращаться к вам? – его голос становился всё настойчивее.
– Выберите имя сами.
– Любое?
– Конечно. Любое имя. От А – до А.
– Алиша, – произнёс он.
– Почему – Алиша?
– Когда я смотрю на вас, вспоминаю детство и Алису, о которой тогда читал, а может быть вижу ту Алису, которую знал ещё до детства. Но вы не совсем Алиса… Не совсем та… Не такая, как все…
– Хорошо. Пусть будет Алиша.
«Алиса, – думала она. – Наверное, все Алисы похожи друг на друга. Все они ныряют: кто вслед за кроликом, кто вслед за котом, а кто – за кроликом-котом… И пропадают для мира старого, попадая в мир новый, или испаряются вовсе… И сотворение происходит с ними каждый день и каждый час, и каждое мгновение… И сотворение превращает их самих в творцов; и в мастерских разбиваются горшки и рвутся на бесчисленные клочки рукописи и партитуры; а в небе, взорвавшемся от точки творения, рождается новый Небис… Конечно, пусть будет Алиша.»
Имя – как вода. Есть имена – океаны. Есть имена – озёра. Есть стоячие имена – водохранилища. Есть имена – болота. А есть имена – реки. Они в постоянном движении – изменяются сами и текут, изменяя землю.
Имя наделяет человека программой. Но нет никакой программы, способной рассчитать траекторию движения взлётной сущности, чьё имя изменяется вместе с каждым новым глотком кислорода, попадающим в телесную оболочку…
Глава 8. Кислород
У кислорода есть особое свойство лёгкости. Не той лёгкости, что присуща воздуху в целом, а именно внутренней лёгкости. Легчайшей лёгкости – внутри самой лёгкости.
Каждый новый глоток наполнял лёгкостью. И эта лёгкость притягивала к себе и втягивала в себя.
Она не могла остановиться.
Глоток…
Ещё! Ещё! И ещё…
Кислород заполнял её изнутри. Его было столько, что он не умещался в двудольный лёгочный мешок, выпрыгивал из него, вспенивался по венам, проникал: в мышцы, в кости, под кожу.
Переполняясь живительным газом, она превращалась в воздушный шарик.
Всплывала на поверхность – над всем поверхностным.
Поверхность оказывалась дном нового уровня.
И здесь всё начиналось сначала.
Опять требовался кислород.
Глоток. Другой. Третий! И вновь лёгкость, рассыпающаяся внутри, поднимала её наверх, на поверхность – над поверхностью всего поверхностного.
Столь желанная поверхность опять оказывалась дном – низшей ступенью нового высшего уровня.
Над ней наслаивались всё новые и новые уровни. Каждый новый уровень был сложнее и плотнее, но преодолевать их становилось всё легче. Ведь каждый новый глоток кислорода внутри неё уже сам стремился подняться выше, толкая вверх: и себя, и других, из которых теперь состояла она.
Наконец, тело достигло поверхности поверхностного и уткнулось в препятствие.
Сверху больше не оставалось места для новых уровней, и уровни переместились в стороны.
Она глотнула новую порцию кислорода, и тело принялось расширяться, заполняя окружавшие его боковые уровни. Под напором её расширения стенка каждого нового уровня лопалась, издавая звонкий хлопок, и пространство уровня прирастало к ней, как годовые кольца нарастают на стволе живого дерева.
Уровни отличались цветом, плотностью и консистенцией. Чем дальше от центра располагался уровень, тем плотнее и ярче он был, и тем стремительнее прирастал к стволу её недавно обретённого тела, окутывая её своим мерным сиянием в ожидании сияния уровня следующего.
Она вбирала в себя уровни с младенческой жадностью, с утробной жаждой познания материнского молока мироздания.
Ещё один уровень!
Ещё один!
Ещё!..
Последним уровнем оказался…
Глава 9. Окно
– Алиша! Расскажите о нём, – потребовал он.
– Что мне сказать о том, о ком я ничего не знаю? – совершенно не удивляясь ни вопросу, ни твёрдости в его голосе, спросила она, внутри продолжая примерять на себя имя Алиша, а внешне пытаясь вылепить из солнечного шара, растекающегося по пальцам, цветущую головку подсолнуха.
– Но ведь вы его жена!? – вспыхнул он.
– Да, – ответила она, вытягивая лучик в форме лепестка. – Но разве жёны знают своих мужей? Пока они не знают даже себя.
– Расскажите о нём, – его голос стал ещё твёрже.
– Это началось в самолёте, – сказала она, вытягивая из светящегося шара очередной лепесток. – И он был очень странный.
– Ваш муж?
– Нет! – рассмеялась она. – Самолёт.
Женщина на секунду провалилась в себя, улыбка скользнула по лёгкой тени, блуждающей в комнате, а потом добавила уже совершенно спокойно:
– С тех пор я не выходила отсюда.
Если бы сейчас луна могла заглянуть в окно комнаты и увидеть лицо мужчины… Оно было…
Но окно запотело от жара Небиса, соприкасающегося с глубоким, ровным дыханием женщины, идущим настолько изнутри, что всё её нутро становилось сплошным воздухом, и луна не смогла бы разглядеть…
– Сколько дней вы не выходили из комнаты? – спросил он.
– Вы хотели сказать – месяцев или лет? – улыбнулась она. – Много.
– Почему?
– Она боялась.
– Кто?
– Квартира.
– Чего она боялась?! – возмутился он.
– Она боялась оставаться одна.
– Кто вам это сказал?
– Она.
– Как?
– Всякий раз, когда я подходила к двери, квартира начинала плакать: либо водой, либо огнём. Чаще – огнём. Конечно, я могла оставить всё, как есть, и уйти. Но в комнате был кот. Он бы сгорел.
– У вас есть кот?
– Да, – сказала она тревожно, и начала рассказ: – Когда-то у меня была кошка. Белая. Я дала ей совершенно белое имя – Бэлла. Но пришло время, и её позвала природа. Она так кричала в ответ на этот зов! Я могла бы удержать её, но не стала, отпустила навстречу природе, и белая кошка больше не вернулась.
Потом у меня была крыса. Она тоже была совершенно белая, а глаза, хвост и лапки – розовые.
Мне подарил её маленький мальчик.
Я приехала в детский дом снимать фильм. Мальчик посмотрел в мои глаза и сказал: «Я хочу, чтобы ты была моей мамой». И я посмотрела в его глаза, и захотела стать его мамой. Но большие дяди и тёти в больших кабинетах, где решают судьбу таких детей, запретили мне быть его мамой. Они сказали, что таким женщинам, как я, у которых нет дома и нет мужа, нельзя быть мамами для мальчиков и девочек, у которых нет мамы.
А потом мальчик плакал.
«Я хочу подарить тебе самое дорогое, что у меня есть» – сказал мальчик и протянул мне ручную крысу: «Её зовут Дуся. Кроме неё у меня никого нет. Я хочу, чтобы она была твоей».
И я всё время плакала, когда смотрела на Дусю и вспоминала глаза мальчика.
