Без права на эмоции

Мужчина поцеловал мальчишку и утвердительно кивнув головой сказал:

− Обязательно похвалю. А теперь марш, солдат, к воротам, − с усмешкой проговорил мужчина, хлопнув в ладоши.

Когда мальчик оказался на довольно-таки приличном расстоянии я спросила, наклонив голову набок и с хитринкой вглядываясь в глаза мужчины:

− Ну что, разведчик, Игорь Михайлович, готов выполнять долг перед Родиной?

− Не просто готов. Для меня это честь, − ответил мужчина.

− Ну и прекрасно. Только вот я огорчу тебя, ты будешь внедрен в Краков на пару с Нинкой, − с усмешкой сказала я и увидев выражение лица Туза расхохоталась.

− С этой коброй? Да ты чего такое чешешь, конфета? Мы ж друг друга поубиваем, прежде чем успеем перейти границу Польши! – едва сдерживая улыбку проговорил Туз, снова перейдя на свою манеру общаться.

− Как я тебя понимаю, ты себе не представляешь, − протянула я в ответ, закатив глаза под лоб. – Ладно. Тебя сейчас в управление разведки отвезут к моему отцу. Там пройдешь инструктаж и подпишешь бумаги разные. В камеру ты больше не вернешься. Отец тебя к себе в квартиру заберет до вылета. Познакомишься с ним поближе как раз. Ну а мне пора, нужно еще кота Мишке найти, да и так дела всякие доделать. Увидимся уже в день вылета, −закончила я улыбнувшись.

Мужчина поднял руку и погладив ладонью мою щеку сказал:

− Спасибо тебе, Оля, за то, что будущее моему сыну подарила.

− Пожалуйста, − ответила я, и легонько чмокнув Туза в щеку, развернулась и пошла к ждущему меня ребенку.

Из штаба мы с Мишкой направились прямиком на блошиный рынок, где порой отдавали котят, щенков и прочую живность. Пройдя длинными рядами среди громко шумевших людей, мы уже было отчаялись, поскольку никто на этой большой площади, наполненной всем, чем только можно было вообразить себе, не продавал котят. Затем, уже возле самого выхода, мы увидели пожилую женщину, одиноко стоящую в стороне и держащую на руках замотанных в пуховый платок двух маленьких котят серого и рыжего окраса. Мишка сразу же бросился к женщине и остановился подле нее, с восхищением глядя на маленькие пушистые комочки.

− А какого же выбрать? – растерянно спросил он, поглядев на меня.

− Ох, деточки, а может обоих заберете? Кошка-то моя сгинула, поди, не появляется уже двое суток как. А они махонькие такие, есть все время хотят, плачут. Чего уж мне с ними делать, старухе-то? Одного дома себе оставила, а ужо этих двоих, ну куда мне-то? А люд сейчас вон какой. Куда им до котят. Озабоченные все проблемами своими, − проговорила старушка, гладя маленьких котят со слезами на глазах. – А они у меня хорошие. В лоток ходят. Пачкать не будут квартиру. Смышленые.

Я поглядела на старушку, потом перевела взгляд на Мишку, который с такой надеждой смотрел на меня, и сказала:

− А, давайте! Заберем двоих. Одного Антонине Петровне подарим. У нее был кот, да старый уже, умер не так давно. Она очень убивалась по нему. Вот и принесем ему замену. Она обрадуется.

Мишка радостно подпрыгнул и протянув ручонки осторожно, словно бесценное сокровище, взял котят в руки и прижал к себе. Женщина поблагодарила нас, и мы со своими ненаглядными, мяукающими на всю улицу сокровищами направились домой. Постучавшись к Антонине Петровне, мы вручили ей серого котенка, чему она была несказанно рада, своего же рыжика занесли домой. Мишка сразу же накормил этого усатого маленького шкодника и пошел играть с ним в гостиную.

Глава 5

Время, остававшееся до отбытия на задание, пролетело так быстро, что я даже не успела опомниться, как до того момента, как мне нужно было ехать в штаб оставался всего час. Я сидела с отцом на кухне и слушала его наставления. Отец же нервно курил уже не знаю какую сигарету по счету за сегодняшний день. Он очень переживал за меня, поскольку знал, что дорога в Краков может быть для меня путем в один конец.

− Оль, главное будь осторожной. Не лезь на рожон с немцами. Помни, ты там немка. Поэтому и веди себя как немка. Чопорная, хитрая немка. Что бы ты ни увидела, ты должна сохранять самообладание. Фон Герцен в два счета раскусит тебя, если дашь волю эмоциям. Мысли о Димке будут потом, когда вернешься. А до этого – ты просто агент и не более того. Прошу тебя, помни об этом, − строго говорил отец, как всегда пряча свои самые волнительные эмоции за маской сдержанного полковника.

− Не переживай, папа. Все будет хорошо, я справлюсь. Да и рядом будет Андрей и Гордеев, они-то уж точно приведут меня быстро в чувство, если увидят, что я раскисаю, − погладив отца по плечу попыталась я его успокоить.

− Да, парни хорошие рядом с тобой будут. Надежные. Главное сыграть хорошо теперь и после выполнения уехать оттуда благополучно, − проговорил отец, рубанув воздух ладонью.

− Пап, ну а Туз, как он тебе? Нинка же с ним поедет. Она хоть и попортила мне крови, но я за нее тоже очень переживаю, − спросила я.

− Да этот ящер из любой передряги выползет. За Нинку не переживай, она под его крылом будет, как за каменой стеной. Да она и сама такая, что пальцы в рот не клади. Такая деваха нигде не пропадет, ни среди немцев, ни среди корешей Туза. А вообще хороший парень, если честно, Туз твой. Отчего и мальчишка такой у него, его гены взял видать. Только судьба, видишь, как помотала его. Ну ничего, вернетесь и все у него будет по-другому. Главное, чтоб живы все остались, − проговорил отец и на его глазах заблестели слезы, которые он тотчас же смахнул, дабы я не видела, что он, такой сильный и сдержанный, тоже может плакать.

Когда подошло время уже выезжать в штаб, меня вышли провожать Мишка, Антонина Петровна и неизменный любимчик Васька, который стал полноценным членом нашей семьи.

− Оля, ты только вернись, обещай. И папке передай, что я буду ждать его, − сказал мальчик, едва сдерживая слезы.

− Возвращайся, дочка, − проговорила Антонина Петровна, целуя меня в лоб и суя что-то в руку.

Открыв ладонь, я увидела маленький золотой крестик на шелковой ленточке. Я посмотрела на отца, поскольку знала, что этот атрибут запрещен. Отец только по плечу потрепал меня и сказал:

− Пусть будет.

Я завязала крестик в свой носовой платок и положила его во внутренний карман гимнастерки. Затем закинула на плечи рюкзак и поцеловав Мишку и Антонину Петровну в сопровождении отца покинула свою квартиру. Садясь в машину, я с грустью окинула взглядом свой дом. Дом, в котором оставались ждать меня не только дорогие мне люди, но и мои самые прекрасные воспоминания. Погладив висящий на груди ключик от шкафа, я на миг закрыла глаза. Чувство отчаяния начало закрадываться в мою душу, ведь я не знала, что будет дальше и вообще вернусь ли я домой. Возможно, отцовская машина везла меня в одну только сторону, и когда мой дом скроется за поворотом, это будет последний раз, когда я провожу его своим взглядом. Дрожащими руками я сжала крестик внутри кармана и впервые в жизни прочитала молитву, которую слышала раньше не раз от своей бабушки. Строчки молитвы были обрывистыми, поскольку дословно я их не помнила, но мне в тот момент и не нужно было отчеканивать каждое слово, мне нужно было обратиться с мольбой к силе, которая слышала меня где-то там, в вышине безмолвного неба.

Спустя какое-то время я уже стояла в небольшом кабинете нашего штаба, где мы все слушали указания моего отца и Гордеева.

− Машина Штольца и Миллер будет ехать из Варшавы по нужному нам участку. Наши люди перехватят ее, и мы займем их место. На все про все у нас будет десять минут, поскольку Штольц и Миллер славятся своей пунктуальностью. И если мы приедем позже назначенного времени, у фон Герцена могут возникнуть вопросы. А нам они не нужны, − проговорил Гордеев и добавил, обращаясь к Тузу и Нине, − вас же после высадки наши ребята проведут максимально близко к Кракову окольными путями и дальше вы сами по себе. На связь выходите на главной площади возле фонтана. Там часто художники рисуют и рядом рынок. Миллер любительница живописи и поэтому вопросов, почему она с Штольцем любит появляться там, быть не должно. Я так и вовсе часто буду мелькать в городе один. На тебе, Игорь, − добавил Гордеев уже по имени обращаясь к Тузу, − быстрая наладка контактов с твоими бывшими подельниками. Только смотри, с самыми надежными и проверенными. Далее с Ниной занимаете выжидательную позицию и в случай чего должны быть готовы вывести нас троих из Кракова. Для этого нужно будет знать количество и расположение постов, частоту смены караулов и особо не просматриваемые немцами участки города. Далее нужно будет по возможности узнать схему минирования города и зарисовать ее, чтобы потом вывези в Москву. Это все на вас.

− И по фон Герцену, − сказал отец, когда Гордеев закончил речь. – Командование дало новую задачу. Его нужно вывезти в квадрат с северной стороны города и доставить в Москву. Сделать это нужно будет через две недели после вашего прибытия в Краков, в среду в десять часов вечера. Во вторник накануне он уже будет должен рапортовать насчет нашего резидента, поэтому у вас срока две недели не более, чтобы убедить его в том, что в его штабе русских разведчиков нет. Когда он отправит донесение, то его можно будет брать. Поймаем птицу – половину самой сложной работы по Польше будет сделано. Он слишком много знает, поэтому так важен для нас. Все ясно?

− А что с прикрытием? Если фон Герцена нужно будет вывозить…, − спросил Андрей.

− Будет прикрытие. Радист, который в живых остался из Димкиного отряда, находится у партизан недалеко от Кракова, там несколько наших человек помимо партизан есть. Мы ему все передали и в назначенное время они будут вас прикрывать. Только фон Герцена надо бы так, по-тихому по максимуму вытащить, дабы вы смогли уйти спокойно. Недалеко от нужного квадрата есть усадьба красивая, туда часто верхушка правящая отдыхать ездит к хозяевам, приемы всякие устраивает. Вот и сделать бы так, чтобы в этот вечер вы с фон Герценом там были. А там уже мы вас вытащим на пару с ним, − проговорил отец.

− Сделаем, Александр Васильевич, − ответил Гордеев, и отец пожал ему руку.

– Ну а теперь с богом, ребята. – сказал отец и по очереди обнял нас.

Выходя из кабинета, я услышала, как отец сказал, обратившись к Андрею:

− Андрей, сынок, верни мне мою дочь. Она все, что у меня есть.

− Верну, обещаю, − ответил Андрей и вышел к нам в коридор.

− Ну что, все готовы? – спросил Гордеев.

Мы все утвердительно кивнули, и уже через пол часа большой крылатый друг уносил нас в сторону Польши.

Находясь в самолете все молчали. У каждого в голове, наверняка, в это время кружил назойливый рой из самых тяжелых мыслей. Каждый из нас понимал, что мы летим, скорее всего, в один конец и поэтому в эту самую минуту, когда еще можно было спокойно подумать, каждый из нас прощался со всем тем, что проносилось под железным брюхом самолета. Прощался с уютными улочками Москвы, прощались с людьми, которые остались там и уже с той секунды, когда наш самолет взмыл вверх, отчаянно молили бога о том, чтобы мы вернулись. Всегда бойкая Нинка начала плакать, нервно вытирая рукавом предательски текущие слезы, выдающие то, что она не такая уже и прошибаемая, какой хотела казаться. Сидящий рядом Туз притянул ее к себе и что-то сказал на ухо, от чего она рассмеялась сквозь слезы и стукнула его кулаком в плечо. Я усмехнулась, понимая, что обаяние Туза подействовало и на эту королевну, которая все нос воротила от него, пока была в штабе. Сидящий рядом Андрей взял мою руку в свою и крепко сжал, давая понять, что все будет хорошо и от этого его жеста мне стало легче. Поглядев на него, я положила ему голову на плечо, закрыла глаза да так и сидела до того самого момента, когда загорелась лампочка, оповещающая нас о том, что мы находимся над местом назначения. Мы быстро встали и поглядев друг на друга подошли к зияющей внизу черной пропасти и по очереди ступили в неизвестность, именуемую судьбой.

Внизу нас уже ждали наши ребята, которые помогли нам быстро спрятать парашюты и отвели нас глубоко в лес, где мы должны были дожидаться того времени, когда утром по пролегающей рядом дороге поедет машина Штольца и Миллер. Усевшись подле костра, мы быстро перекусили свой нехитрый ужин и выпив крепко заваренный чай устало опустились подле поваленного дерева. Спустя пару часов послышался треск и к нам подошли еще двое ребят, которые должны были провести Туза и Нинку к городу.

− Ну что, конфета, не прощаемся, − сказал мужчина и увидев, что на мои глаза накатили слезы, притянул к себе и поцеловал в лоб. – Не плач, Оль, все будет хорошо. Ты главное фон Герцена обведи вокруг пальца, чтоб и думать забыл о войне глядя на тебя. А за нас с Нинкой не переживай, я в Кракове как свой буду, и она подле меня не пропадет, не бойся.

− Да я знаю, просто страшно так чего-то, − проговорила я.

− Не бойся, ты справишься, − подойдя ко мне и обнимая проговорила Нинка первые добрые слова в мой адрес за все то время, что мы были знакомы.

− И ты, майор, береги девчонку, − строго проговорил Туз пожимая руку Андрею.

− Давайте, ребята, устройте немчуре там спектакль, вся надежда на вас, − сказала Нинка, обнимая всех по очереди и уже через мгновение она, Туз и двое наших ребят скрылись за безмолвным покрывалом ночного леса.

− Из скольких человек охрана будет состоять у немцев? – спросил Гордеев обратившись к командиру небольшого отряда наших солдат.

− Они едут так, чтоб не привлекать внимание. По дорогам посты везде, поэтому они не особо ожидают того, что их кто-то перехватит. Даже мы сюда едва смогли пробраться к вам. Как змеи ползли лесом два дня, − сказал помощник командира, высокий парень по имени Николай.

− Ладно, надо поспать пару часов хотя бы, поэтому отбой пока, − строго сказал Гордеев и мы все замолчали.

Проснулась я уже тогда, когда утреннее солнце поднялось довольно-таки высоко. Мужчины уже давно не спали и сидели в напряженном ожидании нужного часа. Андрей подошел ко мне и протянул кусок хлеба и еще теплый чай.

− Ну что, фрау Миллер, готова играть? – спросил он на немецком языке.

− Готова, барон Вернер фон Штольц, − в тон ему ответила я и он засмеялся.

− Оля, ты главное помни, что Миллер − невозмутимый агент немецкой контрразведки. То, на что любая другая женщина среагирует проявлением эмоций, эта дама просто будет стоять и смотреть. Помни это.

− Я постараюсь. Не подведу тебя, обещаю, − ответила я.

− И еще, фон Герцен ответит за Димку. В Москве, куда мы его вытащим, ему мало не покажется, ты сама знаешь, как работаю наши люди с такими, как он. Для него это будет самым страшным отрезком его жизни, помни об этом в тот момент, когда будешь готова впиться ему в горло, дабы отомстить, − проговорил строго мужчина, прекрасно понимая, что моя мысль о том, чтобы самой пустить пулю в лоб этому гаду может свести на нет все, что мы готовили.

− Я буду держать себя в руках. Даю слово, − ответила я.

− Хорошо. А теперь переодевайся и пора начинать. Скоро появится машина, − сказал Андрей и так же отошел в сторону, чтобы надеть на себя образ немецкого репортера.

Достав из рюкзака красивый костюм, я быстро надела его, туго затянув поясом свою талию, дабы придать ей соблазнительный изгиб. На ноги натянула красивые кожаные сапоги на низком ходу. Поглядывая в небольшое зеркало сделала макияж и прическу, и наклеив небольшую мушку на щеку была вполне довольна результатом. На меня из зеркала смотрела молодая соблазнительная немка и подмигнув ей я вышла к мужчинам. Андрей и Гордеев уже были тоже переодеты в свои костюмы и при виде меня только присвистнули.

− Фрау Миллер, вы необычайно хороши, − сказал Андрей и подойдя ко мне поцеловал мне галантно руку.

− Да уж, фрау так фрау, − проговорил довольно Гордеев.

− Едут! – в этот момент донесся окрик часового, и все заняли свои позиции.

Блестящая черная машина не спеша ехала по лесной дороге. Ее неспешность не была связана с тем, что ее пассажирам не хотелось прибыть пораньше в место назначения либо же хотелось насладиться красотами окружающей природы смотря в окно автомобиля. Машина ехала так потому, что сидящие в ней люди были достаточно осторожны и это выдавало в них прирожденных разведчиков. Когда нос автомобиля поравнялся с нами двое солдат толкнули спиленное дерево, и оно упало, преграждая путь нашим гостям. Ребята вышли к машине и направив дуло автоматов на нее открыли двери, заставив троицу выйти наружу. И все бы ничего, да только Гельмут резко выкинув руку вперед сделал выстрел, задев при этом одного из ребят, Миллер же и Штольц попытались убежать, но были обстреляны. Штольца убили сразу наповал, Миллер же ранили в плечо. Солдаты застрелили Гельмута и подошли к Миллер, которая стояла, облокотившись о дерево и закрывая рану на руке. Я с ужасом наблюдала за всей этой молниеносно нарисованной кошмарной картиной не в силах издать ни звука. Когда один из солдат подошел к женщине и приставил к ее голове пистолет, то она упала на колени и заливаясь слезами начала молить о пощаде.

− Я умоляю вас, только не убивайте. Я еще так молода и красива, чтобы умирать так рано! Прошу вас, сжальтесь! – молила красавица на чистом русском, ползая у ног солдата.

Меня при виде этого начала колотить дрожь, и я тихо сказала Андрею:

− Ну как так, может взять ее в плен?

− Какой плен! Она сбежит и провали всю операцию нам.

− Но она же женщина, Андрей! Она же просит пощадить ее! – проговорила я.

Присев на колени, я закрыла уши руками, дабы не слышать плача девушки, которую должна была сыграть.

− Стреляй! – строго сказал Андрей неуверенно стоящему над женщиной молодому солдатику.

Солдат, по-видимому, тоже не мог убить молодую красивую немку и оглянулся на Андрея, тем самым подписав себе приговор. Вмиг женщина воспользовалась ситуацией и выхватив из своего сапога нож вонзила его в бок солдата, от чего тот рухнул на землю, обливаясь кровью. Его командир, в это время оттаскивающий тела в лес, быстро выхватил пистолет и пустил пулю меж глаз Хильзы Миллер. Девушка упала на спину с открытыми глазами, последний свой взгляд подарив бесконечной синеве небесного простора, куда отправилась ее порочная душа. Я подошла на трясущихся ногах к ней и присев подле закрыла ей глаза.

− Никогда не смотри на внешность и пол противника, Ольга. Перед тобой нет сейчас женщин! Есть звери, которые напали на нашу землю и не более того, − проговорил Андрей, резко подняв меня на ноги, чем привел сразу в чувство. – А теперь быстро в машину!

− У нас проблема, − хрипло проговорил Гордеев подходя к нам с серым лицом от боли.

Переведя взгляд на его руку, мы увидели, что его ранило. Андрей быстро осмотрел рану мужчины и сказал:

− Кость не задета. Пуля прошла навылет. Сейчас перебинтуем и поедем.

Проделав всю процедуру и накрепко забинтовав Гордееву руку, мы помогли ему сменить рубаху, которую нашли в машине в чемоданах и быстро сев в машину отправились в путь, оставив за собой наших ребят, которые зачищали следы побоища.

− Черт, мы потеряли пол часа, − выругался Андрей, поглядев на часы.

− Это пол беды, посмотри на него, − сказала я, указывая на бледного Гордеева.

Мужчина сидел и по его виду было видно, что нанесенная рана хоть и была не смертельной, но доставляла ему значительную боль.

− Что будем делать? – спросила я с ужасом поглядев на Андрея.

− Ищи в салоне сумку Миллер, быстро, − сказал мужчина и я, пошарив по салону, на полу увидела небольшую дамскую сумку.

− Есть, − ответила я.

− Миллер любительница коньяка. Ищи, бутылка должна быть,−напряженно проговорил мужчина, ведя автомобиль к назначенному месту.

Порывшись в сумке среди разных дамских штучек я и правда нашла небольшую бутылочку немецкого коньяка.

− Теперь, Оля, начинай вживаться в образ Хильзы. Сейчас ты выпьешь немного, чтобы от тебя несло алкоголем, и ты, Гордеев проделаешь то же самое. Когда приедем, нужно сделать вид, что вы пьяны до безобразия. Тебя, Гордеев отведут к себе в комнату, до завтрашнего дня будешь там, я думаю придешь в себя. Ну, а мы с Ольгой сами пока справимся. Все понятно? – сосредоточенно спросил Андрей и мы утвердительно кивнули.

Отхлебнув коньяк из бутылки, я едва смогла перевести дыхание, настолько крепким было это пойло, другим словом я не могла назвать его. Отдав бутылку Гордееву, я откинулась на сиденье и спустя пару минут по моему телу разлилось приятное тепло, навеивая на меня такое необходимое мне сейчас спокойствие. Посмотрев на Гордеева, я поняла, что ему тоже стало легче.

− Вот значит, как кстати бывает то, что в твоей сумке может оказаться бутылка коньяка, − со смехом проговорил Гордеев.

− Да уж, вредная привычка Миллер спасла ситуацию, − ответил Андрей.

Подъезжая к городу, мы оказались у главного поста охраны и протянув свои документы с облегчением вздохнули, когда немецкий солдат вернул нам их назад, и отдав честь пропустил нашу машину. Когда наш автомобиль въехал на территорию города, я была поражена красотой этого места. Все вокруг говорило о том, что этот город его жители очень любили и берегли. Старинная архитектура зданий, чистые мощеные улицы, невысокие причудливые дома и небольшие магазинчики, за окнами которых можно было разглядеть озабоченных покупателей. Все это могло бы сойти за картину относительно мирного времени, если бы не снующие туда-сюда патрули и …люди. Понурые люди в тоскливых одеждах серых цветов с неизменным сосредоточенным выражением лица своим обликом выдавали на все сто то, что здесь, в этом старинном городе, как и везде, где ступала нога гитлеровской чумы, царил страх. Страх за свою жизнь, страх за жизнь и будущее детей, страх за это прекрасное место, которое стало оплотом насаждения нацистских убеждений в Польше.

− Дом, в котором мы остановимся – за поворотом, приготовьтесь. Фон Герцен, скорее всего, уже там ждет нас, − сказал Андрей и немного замедлил скорость автомобиля.

− Черт, − выругался Гордеев и расстегнув верхние пуговицы на рубашке взъерошил волосы на голове, придавая себе облик пьяного человека.

Я тоже расстегнула верхние пуговицы на пиджаке и рубашке, дав таким образом доступ к обзору своей груди в красивом кружевном бюстгальтере, вытащила несколько локонов из прически и кинула их небрежно на плечи и покряхтев придала голосу едва слышимую хрипотцу напряженно стала смотреть на приближающийся двухэтажный старинный особняк, возле которого уже стояла машина и несколько военных. Один из них был в офицерской форме, и я тихо спросила у Андрея:

− Это фон Герцен?

− Да, − ответил он, заезжая в высокие кованые ворота нашего дома на ближайшие две недели.

Машина остановилась, и офицер, галантно открыв дверцу автомобиля с моей стороны, подал мне руку. Я на мгновение закрыла глаза и придя в себя начала партию, которая знаменовала собой новый отрезок моей жизни в образе немки-обольстительницы. Приподняв юбку выше колена, я выставила свою наполовину оголенную ногу, сделала вид, что едва могу выйти из автомобиля и, наигранно спотыкнувшись, через мгновение повисла на шее у офицера, изображая из себя пьяную дамочку без тени стыда.

− Ох, простите, господин фон Герцен, − проговорила я, цепляясь за его шею и делая вид, будто бы сейчас упаду. – Мы с моим другом немного перебрали в пути. Дорога такая длинная была, было так скучно и вот, результат, − добавила я, указывая рукой на Гордеева, которому Андрей помогал выбраться из машины.

Офицер едва взглянул на Гордеева, поскольку его в этот момент больше интересовала моя персона, висящая у него на шее. В этот момент он рассматривал меня, а я его. Передо мной был высокий мужчина лет сорока, крепкого телосложения, с орлиным носом, пронзительными синими глазами, четко очерченными скулами, точеным подбородком и четко прорисованной линией губ. Мой мозг работал в этот момент как машина, сам по себе, делая свою работу, душа же просто выла, осознавая то, насколько близко ко мне находился виновник моей боли и виновник смерти моего Димки. Собрав всю волю в кулак, я привела мысли в порядок и взялась за работу. Кокетливо прикусив свою губку, ярко накрашенную красной помадой я осторожно отстранилась от немца и проведя рукой по его плечу развернулась к Андрею и сказала томным голосом:

− Дорогой, у тебя появился соперник.

− У меня соперники в каждом городе, куда бы мы не приезжали. Не обращайте на нее внимание и простите за столь нелицеприятный вид моей спутницы, − строго проговорил Андрей, слегка подтолкнув меня к дому, давая понять, что мне пора идти внутрь. – И, если вы не против подождать, я разберусь и спущусь к вам, − добавил Андрей, обращаясь к фон Герцену.

− Да, конечно, − ответил офицер и обратился к стоящей рядом девушке в форме горничной, − Камилла, покажите комнаты нашим гостям и позаботьтесь, чтобы никто ни в чем не нуждался.

Молоденькая худенькая девушка в строгом платье, белом переднике и чепчике кивнула одному из солдат и тот, захватив наши чемоданы, понес их внутрь. Девушка же взяла мою сумку из салона и тоже направилась в здание. Андрей с Гордеевым покачиваясь проследовали за ней. Я же, быстро повернувшись к машине, подошла к дверце и наклонившись в салон, открывая обзор для стоявшего сзади офицера на мои соблазнительные формы, вытащила оттуда недопитую бутылку. Затем быстро повернулась к мужчине, с похабной улыбкой разглядывающего мой зад, обтянутый тесной юбкой, улыбнулась и прочирикала, показывая бутылку: