Без права на эмоции

Затем я отстранилась от него и послав ему воздушный поцелуй направилась к Андрею. Фон Герцен проследовал за мной.

− Хильза прекрасно играет в карты, − проговорил он, обращаясь к Андрею.

− О да, у нее много талантов,− уклончиво ответил Андрей, нахмурив брови.

Офицер заметил такую реакцию Андрея и едва уловимо усмехнулся. Андрей же в свою очередь прищурив глаза окинул фон Герцена презрительным взглядом. У меня же в тот момент возникла мысль о том, как хорошо, что хоть одному из нас можно было не скрывать свою неприязнь.

− Если вы не против, мне бы хотелось поехать домой. День был очень неспокойным. Хочется пораньше лечь спать, чтобы завтра быть в хорошем настроении на вашем празднике, − сказала я и допив свое шампанское встала из-за стола.

− Завтра я к одиннадцати часам пришлю за вами машину, − ответил немец, целуя мою руку.

− Благодарю вас, − кокетливо произнесла я в ответ.

Андрей же едва уловимо кивнул, прощаясь с немцем и обняв меня за талию вывел из этого злачного места.

Сев в машину, я положила на ноги свои руки, обхватив крепко колени пальцами, пытаясь унять дрожь, которая пронизывала каждую клеточку моего тела. Андрей обратил на это внимание и накрыл мою руку своей ладонью.

− Дыши глубже, − сказал он, нежно гладя мою руку.

− Я будто в аду побывала, − тихо ответила я.

− Это еще не ад, Оля. Ад будет завтра, − напряженно проговорил Андрей.

− Неужели мне обязательно идти туда? Я не уверена, что выдержу.

− Если ты не пойдешь, то у фон Герцена возникнут вопросы. Такое мероприятие нельзя пропускать, если тебя приглашают, особенно если они затеивают его в честь фюрера, − строго ответил Андрей.

− Но это же Аушвиц, Андрей! Ты представляешь себе, что мы там увидим?! – дрожащим голосом проговорила я, понимая, что завтрашний день будет одним из самых кошмарных в моей жизни.

− Если мы сумеем вывезти фон Герцена в Москву, то это будет огромный шаг навстречу тому, чтобы как можно быстрее приблизить тот день, когда места, подобные Аушвицу, были ликвидированы. От того, насколько ты справишься, Оля, будет зависеть то, сможем ли мы выполнить задание. Помни об этом.

− Я помню, Андрей, помню, − тихо прошептала я, смотря в окно автомобиля, за которым мелькали ночные картины города.

Когда машина подъехала к дому и Андрей парковал ее подальше от ворот, а я медленно бродила около ступеней, то в темноте около хозяйственного помещения я увидела тень быстро удирающего невысокого человека, скорее всего ребенка. Оглядевшись, я направилась было туда, но Андрей окликнул меня, и я бросила эту затею.

− Ты куда направилась? – строго спросил меня мужчина.

− Я кого-то увидела там, за тем помещением, − сказала я, вглядываясь в темноту.

− Кого ты увидела? – напрягся Андрей.

− Не знаю. Кого-то невысокого. Скорее всего ребенка.

− Пойдем в дом, Оля. Не до этого нам сейчас, − сказал мужчина и взяв меня под руку повел в особняк.

Время было уже позднее и в доме царила тишина. Только сонная служанка, открыв нам двери, спросила ничего ли нам не нужно и получив отрицательный ответ с облегчением простилась с нами до завтрашнего утра и вернулась к себе. Мы же с Андреем прошли к себе в комнату и приняв ванную и переодевшись легли в постель.

− Ты видел нашего человека? – тихо спросила я.

− Да, но перекинулся с ним только парой фраз, рядом были другие офицеры. Мы не стали рисковать, − ответил Андрей и, устало пожелав мне спокойной ночи, закрыл глаза.

Я смотрела на него мирно засыпающего и мне не давала покоя мысль о том, как ему, мужчине, тяжело сейчас. Ведь рядом была я, молодая, неопытная, начинающая трястись только от одного нахождения рядом с немцами. Покачав головой, я мысленно выругала себя за то, что не могла сдерживать свой страх. Мой страх был просто эмоцией, вызванной сложившимися обстоятельствами. А вот страх Андрея, да-да, именно страх, поскольку я была уверена, что этот мужчина тоже боялся, но его страх был иным. Боялся он за свою подопечную дочку, за мать, и за меня. А такой страх был намного ужасней простой эмоции, которую испытывала я. Поднявшись на локте я тихонько поцеловала в щеку спящего мужчину и зарывшись в теплое одеяло дала себе обещание, что бы не случилось, я завтра стойко вынесу все, иначе и быть не должно, иное мое поведение только даст повод для еще большей тревоги обо мне у Андрея, чем она уже есть.

Глава 6

Утром следующего дня, когда машина фон Герцена подъезжала к воротам Аушвица с иронично-жестокой надписью: «Труд освобождает», я мысленно молила бога о том, чтобы дал мне силы перенести все увиденное и не выдать себя. Выйдя из машины, я опустила руку в карман и сжала крестик, словно эта маленькая вещица могла помочь мне не впасть в крайность. Окинув взглядом тяжелые кованные ворота этого ада на земле, я взяла под руку Андрея и двинулась с ним в самое логово человеческой жестокости.

Аушвиц встретил нас шуршащим под ногами гравием, невысокими понурыми домами из красного кирпича, устрашающей колючей проволокой, натянутой в два ряда, злым лаем собак и людьми. Людьми, изнуренными бесконечным голодом, антисанитарией и безнадежностью. Людьми, изнуренными вопросами, которые отражались в их потухших глазах. Хотя нет, у многих уже не было никаких вопросов во взоре, обращенном на нас. У таких людей отражалась во взгляде только пустота, подавляющая, беспощадная пустота, которая знаменовала собой победу над душой, над личность, над человечностью. Поскольку находиться в таком пропитанном страданиями и жестокостью месте и сохранить хоть какие-то крохи себя было просто невозможно. Но была еще одна категория людей, находящихся на этом клочке земли. Это были люди с алчным блеском в глазах. Алчным до всего: до чужой боли и страданий, до материальных ценностей, до непонятному никому вожделению, которое дарило это проклятое место. Проходя мимо блока с номером десять, я услышала оттуда наполненный зверской болью женский крик и впилась пальцами в руку Андрея, пытаясь совладать с собой. Далее мы прошли мимо небольшой группки мальчишек в полосатой одежде, которые складывали привезенные кирпичи около стены. Один из мальчишек кинул злой взгляд в нашу сторону, за что был удостоен сильным ударом палкой по спине, от чего пошатнулся и упал на колени.

− Я не могу, − прошептала я Андрею.

− Оля, ради нашего народа, выдержи! – так же тихо ответил мне мужчина.

В этот момент на одной из башен послышался выстрел и пьяный мужской смех. Посмотрев в направление выстрела, я увидела, что на небольшом просторном участке, огороженном проволокой, люди упали на землю, закрыв голову руками, а возле одного из них рыдая сидит парнишка лет двенадцати. Затем послышался еще один выстрел и такой же дикий, сумасшедший смех.

− Господин фон Герцен, − нечеловеческими усилиями сохраняя самообладание позвала я офицера. – Что там происходит?

Немец недовольно поморщился и подойдя ко мне ответил:

− Это начальник охраны так развлекается. Когда он выпьет, то порой не может контролировать себя и стреляет по заключенным.

− То есть вы хотите сказать, что офицер немецкой армии на службе сейчас находится в непотребном виде и порочит честь своего мундира? – строго оборвал речь фон Герцена Андрей, гневно сверкнув на него глазами.

− Господин Штольц,− начал было говорить фон Герцен, но Андрей движением руки заставил его замолчать. − Уберите его с глаз долой с той башни, немедленно. Пусть проспится и приведет себя в порядок! – отчеканил Андрей, и чтобы не возникло вопросов добавил, − а то так по нам еще откроет стрельбу. Вдруг ему в пьяном угаре померещится, что и мы в полосатой одежде. И проконтролируйте, чтобы впредь он выходил на службу так, как подобает офицеру его ранга. Иначе мне придется делать доклад по поводу того, что ваши подчиненные позволяют себе напиваться до поросячьего визга, а вам до этого дела нет! Вам все ясно?

Фон Герцен недовольно кивнул головой и отдал приказ убрать с башни пьяного стрелка.

Следующие несколько метров нашего пути проходили мимо ещё одного кошмара. Дети, маленькие дети лет семи фасовали по мешкам волосы! Человеческие волосы! Ребятишки с потухшим взглядом брали сие свидетельство кощунственного уничтожения народа из огромной кучи, находящейся под навесом и своими маленькими ручонками набивали грязные льняные мешки. Я невольно остановилась подле ограды и прислонила руку к сетке, не в силах оторвать взгляд от ужасающей картины. Одна чумазенькая девчонка с коротко остриженными засаленными волосиками подошла к ограде и своим пальчиком дотронулась к моей руке. В этот же момент надсмотрщица подлетела к ней и замахнулась на малышку, от чего та присела в испуге и обхватила голову руками.

− Не смей! – прошипела я женщине, и та испуганно отошла от малышки.

Присев подле нее, я тихонько спросила:

− Как тебя зовут?

Девочка удивленно вскинула на меня свои большие, испуганные глазенки и едва слышно спросила:

− Ты русская?

Я не ответила и еще раз задала ей вопрос.

− Меня зовут Света, − испуганно озираясь ответила девочка.

В этот момент ко мне подошли фон Герцен, который до этого стоял в стороне и обсуждал с Андреем поведение стрелявшего офицера. Андрей же остался стоять подле нашей делегации, только взглядом давая мне понять, чтобы я ничего не выкинула.

− Что вас так заинтересовало в этом ребенке? – с насмешкой спросил немец.

− Скажите, дорогой Вальтер, а эта девочка русская? – задала я вопрос заглядывая в глаза мужчине.

− Да, они все русские. Есть несколько поляков, правда. Но основная часть – русские. А что?

− Мне всегда хотелось, Вальтер, заиметь себе девочку-служанку. Чтобы она чистила мои драгоценности, волосы по вечерам расчесывала мне, следила за моими животными в моем поместье в Берлине. Как вы думаете, если я очень сильно попрошу, мне могут отдать эту девочку? Она ведь не еврейка, а русскую мне ведь можно забрать себе на работу. Так ведь? − подойдя вплотную к мужчине и проводя рукой по его груди проговорила я.

Мужчине мой жест явно пришелся по душе и он, взяв мою руку в свою поцеловал мои дрожащие от ненависти пальцы.

− Вам так хочется забрать эту грязную девчонку? – тихо спросил он, наклонившись к моему уху.

− Я ее отмою. А так, да. Очень хочется себе именно эту девочку. Привезу себе в Берлин такой подарок от вас, − немного хриплым голосом проговорила я, прикусив кокетливо свою губку. – Только поддержите меня, пожалуйста, а то Вернер, я думаю, будет не в восторге от моей такой затеи.

− Хорошо, я отдам распоряжение и по окончании нашего приема вам отдадут этого ребенка уже вымытым и одетым подобающим образом. Но, у меня есть условие, − прищурив с видом хищника глаза проговорил мужчина.

− Условие? Какое? – тотчас же отстранившись от немца спросила я.

− Мне бы хотелось отобедать с вами. Наедине, − нахально проговорил мужчина.

− А вы наглец! − изо всех сил пытаясь строить из себя кокетку проговорила я.

− Не люблю долгие игры,− с подтекстом проговорил офицер.

− Хорошо, я отобедаю с вами наедине, − окинув его надменным взглядом ответила я. – Но только тогда, когда буду готова. И место для обеда буду выбирать я. Думаю, в этом старинном городе есть романтичное местечко, умеющее навевать нужную атмосферу. Я дама капризная, мне нужно уметь угождать, – проговорила я и увидев подходящего к нам Андрея отстранилась от мужчины.

− Господин Штольц. Я хочу преподнести вашей прекрасной спутнице подарок, − сказал фон Герцен.

− Подарок? – нахмурив брови спросил Андрей, недовольно окидывая меня взглядом.

− Да, вон ту девочку, − немец указал на малышку.

− Хильза! Нам еще только ребенка не хватало! – гневно проговорил Андрей.

− Не хватало, дорогой! Ты знаешь, что я всегда хотела завести себе маленькую служанку. Она будет ухаживать за нашим шпицем Бусей в Берлине. Да и так, у стольких наших знакомых есть русские служанки, а у одной меня нет! – надув губы и сверля взглядом Андрея проговорила я.

− Да, господин Штольц. Чего вам стоит? Пускай дама забирает девчонку. Все равно от них толку здесь мало, их скоро в расход пустят, − проговорил фон Герцен, закуривая сигарету.

Услышав фразу «в расход», я напряглась и едва смогла удержать себя, чтобы не обернуться к детям, дабы не смотреть им в глаза, этим маленьким существам с такой ужасной судьбой. Андрея эта фраза тоже, скорее всего, встряхнула, и он только утвердительно кивнул головой, давая свое разрешение на мою просьбу. Я улыбнулась ослепительной улыбкой и поцеловала его в щеку, подмигнув при этом немцу, который лишь бровью повел и едва уловимой улыбкой дал понять, что в предвкушении нашей встречи. Затем он отдал надсмотрщице распоряжение и девочку увели в здание. Мы же тоже зашли в соседний дом, в котором звучала музыка и слышались женские и мужские голоса.

Окинув взглядом большую комнату на первом этаже, в которой находилось довольно таки большое количество народа, я схватила бокал шампанского у проходившей мимо официантки и нервно залпом выпила его. Пузырьки растворились во мне и алкоголь дал мне немного расслабиться, успокаивая мои нервы. Фон Герцен представил нас находящимся здесь людям и спустя какое-то время они с Андреем и еще кучкой офицеров отошли в сторону обсуждая какие-то дела. Я же подошла к двум модно одетым женщинам, стоящим в стороне.

Одна из них, молодая девушка высокого роста с рыжими пушистыми волосами, уложенными в пышную прическу и искрящимися зелеными глазами, улыбнувшись тихо проговорила мне:

− Я вижу к вам штандартенфюрер фон Герцен клинья подбивает?

− С чего вы взяли? – строго спросила я.

− Да так. Вижу, как он на вас смотрит.

− Ох, Эльза, да он ко всем красивым женщинам клинья подбивает. Зачем ты мисс Миллер смущаешь? – проговорила другая, невысокого роста девушка с пышным бюстом, серыми глазами и темно-русыми волосами, заколотыми в высокий хвост.

− Отводит от себя подозрение, − тихо прошептала мне Эльза.

− Какое подозрение? – заинтересованно взглянув на девушку спросила я.

− Говорят, что он еврейку одну молоденькую вытащил отсюда и поселил где-то. И часто навещает ее, − сказала другая девушка.

− Еврейку? – удивленно спросила я.

− Это только слухи, дорогая Хильза. Но и слухи не всегда беспочвенны, − поглядывая в сторону фон Герцена сказала Эльза.

− А кто же эти слухи распускает? – не унималась я.

− Да так, кто его знает, откуда слух пошел. Мой Генрих как-то сказал, что ему об этом нашептала одна капа, которая спустя несколько дней была найдена мертвой в туалете. Зарезали, − прищурив глаза ответила Эльза.

− Кто такая капа?

− Это смотрящая в лагере женщин. Старшая, так сказать, над всеми.

− А вы что сами думаете об этом? Это может быть правдой? – спросила я.

− Да кто его знает. Может и правда. Фон Герцен мужик падкий на баб, может и приглянулась какая ему из новоприбывших, − пожав плечами ответила Эльза.

− А вы ведь не немки. Вы польки? – спросила я девушек.

− Да, польки, − ответила девушка невысокого роста, которую звали Евой.

− Вы значит любовницы? – кивнув в сторону офицеров спросила я.

− Любовницы, − скривившись ответила Ева. – Выживать же надо как-то. А тут попробуй выживи. И так проходу никому не дают, а если ты еще и на лицо смазливая, так все, не найдешь покровителя, значит конец, можешь готовиться к тому, что со дня на день тебя затянут солдаты куда-то и пиши пером, все пропало. А так хоть с одним постель делишь.

− А ваш который из них? – спросила я Еву.

− А вон тот, пузатик. Оберст-лейтенант Вермахта. Добродушный такой оказался. Так я даже на его неказистую внешность не обращаю внимание за его хорошее отношение ко мне. Часто продукты мне привозит, медикаменты и прочие нужные вещи, а я соседям помогаю, трудно ведь всем сейчас здесь, − грустно проговорила девушка.

− А ваш? – бросив взгляд на Эльзу спросила я.

− Мой тот высокий, который по левую руку от фон Герцена стоит. Штурмбанфюрер СС, Генрих Штутгарт. Сволочь редкостная, хоть и щедрая, − ответила девушка.

− А кто та молодая женщина, которая в стороне стоит с этаким видом королевы? – спросила я, указывая на высокую блондинку, всю увешанную драгоценностями.

− Это Маричка Ждановская, бывшая балерина театра оперы и балета в Варшаве. Ее на выступлении увидел начальник Аушвица и к себе забрал. Теперь в Кракове живет. Стерва еще та. Видите, на ней сколько драгоценностей, это ей любовник дарит. С евреев снимает и на нее, как на елку новогоднюю, вешает. А ей все нипочем. Даже то, что драгоценности эти кровавые. Ишь с каким видом носит их, будто бы купила их. Скотина, − прошептала Эльза.

− А вы сами, Хильза, откуда? – с интересом спросила Ева.

− Я из Берлина, − улыбнувшись ответила я и едва сдержала смех, увидев с каким ужасом на меня посмотрели девушки.

− Вы немка? – спросила Эльза и сделала быстрый глоток из своего бокала.

− Немка. Но вы так не переживайте. Мне абсолютно нет никакого дела до всего того, что вы мне рассказали. Будем считать, что это была просто женская болтовня и не более, − проговорила я и потрепала успокаивающе девушек по плечу.

Девушки сдержанно улыбнулись и поняв, что более они мне ничего интересного не скажут, я направилась к стоящей в стороне балерине, которая с грустным видом слушала музыку, которую играл небольшой оркестр, музыканты которого были все сплошь заключенными.

− Красиво играют, правда? – спросила я, став рядом подле женщины.

− А с чего бы им играть плохо? – окинув меня надменным взглядом сказала женщина. – В составе этого оркестра только лучшие музыканты из оккупированных территорий. А дирижер – вторая скрипка Европы. Таланты за забором Аушвица.

С интересом выслушав женщину, я поняла, что ее хоть и назвали девушки стервой, но эта красивая длинноногая женщина скорее была гордой, а отнюдь не стервой. И грустила она от всей души о том, что искусство было в таком унизительном положении.

− Мне сказали, что вы балерина, − проговорила я.

− Балерина, бывшая. Теперь я шлюха немецкая, − даже не глядя на меня сказала женщина.

− Вы смелая. Не боитесь, что я напою о вас вашему офицеру? – спросила я, приподняв удивленно бровь.

− Пойте, мне-то что? Он сам меня так называет, так что, − с усмешкой ответила Маричка.

− Ну, шлюх так не осыпают подарками, − проговорила я, легонько поддев пальцем дорогущее бриллиантовое колье на шее балерины.

− Это подарки? – скривившись спросила женщина. – Это предметы мародерства и не более. Здесь такого добра у него мешки. Так отчего бы их не повесить на ту, которая перед ним ноги раздвигает? Чтоб ярче блистала.

− Вы так ненавидите его. Почему же пошли на это? – спросила я.

− В Варшаве сын мой маленький остался с моей мамой. Ульрих пригрозил, если я не поеду с ним сюда, то маму и моего малыша он собственноручно упечет за эти ворота. Какая бы мать не пошла на такое ради своего ребенка? – проговорила красавица и на ее глазах едва уловимо заблестели слезы.

− Да, наши мужчины ни на что не обращают внимания, движимые желанием добиться своего, − сказала я неуверенно, поскольку не знала, что могла бы ответить Хильза на такую реплику молодой польки.

− Ваши мужчины, Хильза, скоты, − тихо прошептала Маричка мне на ухо и окинув меня ненавистным взглядом отошла от меня, давая понять, что и я от такого прозвища недалеко ушла.

Я залпом допила свой бокал шампанского и в этот момент мне в голову пришла мысль, что еще немного и я завою среди этой бесчеловечности, царящей вокруг. В этот момент заиграла музыка и мужчины пригласили танцевать своих дам. Ко мне подошел Андрей и притянув меня за бедра к себе ласково обнял за талию, от чего я прямо подскочила, не ожидая от него такого жеста.

− Расслабься, Оля, − целуя меня в плечо тихо проговорил мужчина.

− Да что расслабься! Я так привыкнуть могу к таком обращению, в Москве отвыкать придется, − уже изрядно захмелевшая прошептала я, целуя его в щеку.

− Отвыкать не обязательно,− спустя минуту молчания проговорил Андрей, глядя мне в глаза, и я напряглась от такого ответа.

− Андрей Владимирович, вы ухаживать за мной хотите, что ли? – удивленно спросила я.

− А почему бы и нет? Если ты не против, − сказал мужчина прислонившись своим лбом к моему.

− Я? Не знаю. Мы же с вами. Даже не знаю.

− Чего на «вы» перешла сразу? – с усмешкой спросил Андрей.

− Не знаю, − неуверенно сказала я.

− Оль, ты нравишься мне очень. Я тебе больше скажу, ты зацепила меня еще тогда, в университете. Как сейчас помню первый день, когда я только переступил порог моей новой работы. Я впервые увидел тебя на ступеньках в холле. Ты спускалась под руку со своей подружкой. На тебе было белое шелковое платье, прическа каре, ты хохотала и была такой легкой и беспечной. Я тогда еще не знал, кто ты такая. А потом переступил порог аудитории, увидел тебя и понял, что ты будешь моей студенткой. Если бы ты была с другого потока я бы, наверное, еще тогда ухаживать за тобой начал. А так… Потом узнал, что ты встречаешься с курсантом ну и сама понимаешь, не в моих правилах было влезать в чужое счастье. Поэтому ты, как сказала моя мама, и сыграла свою роль в том, что я смог отвлечься от мыслей о Жанне. Ты мне очень понравилась еще тогда, − проговорил Андрей и нежно погладил мою щеку.

− Я не знала. Даже не предполагала, − изумленно ответила я.

− Ну так как, Ольга Александровна, позволите мне ухаживать за вами? – едва улыбаясь спросил Андрей.

Окинув взглядом мужчину я в этот самый момент поняла, что совсем не против того, о чем он говорил. Даже наоборот. После Димки лучшего кандидата на мою руку и сердце я не нашла бы нигде. Я чувствовала, что именно рядом с Андреем я начну потихоньку возрождаться как женщина. Но было одно но − страх. Я до дрожи в коленках боялась начинать серьезные отношения в это дикое время. Я знала, что потеряй я еще и его, то вряд ли восстановлюсь после этого и тогда уж точно никакой жизни у меня не будет. А вероятность того, что это случится, была очень и очень велика. Да и не только я могла его потерять, а и он меня тоже. Находясь в самом центре осиного гнезда было ох как не время начинать новые отношения.

− Давай поговорим об этом, когда вернемся в Москву, − легонько поцеловав в губы мужчину сказала я.

− Ты не сказала нет, а это уже обнадеживает, − улыбнулся мужчина и приподняв меня закружил вокруг себя.

Музыка закончилась и к нам подошел Генрих под руку с Эльзой.

− Вы сколько лет вместе, господи Штольц? – спросил немец.

− Мы? Довольно-таки много, − уклончиво ответил Андрей.

− Надо же. Столько вместе, а ведете себя как молодожены. Уважаю людей, которые могут сохранять такие отношения на долгие годы, − проговорил Генрих целуя мне руку.

− Это заслуга Вернера, − слащаво улыбаясь немцу ответила я. – Не все мужчины могут так относиться к своим женщинам, как он. А что отдаешь, то и взамен получаешь, так ведь, дорогой Генрих? Вы ведь любите свою жену? Жену, которая ждет вас в Германии.

Немец, услышав такой вопрос прищурил глаза и мельком взглянув на Эльзу решил перевести тему в другое русло:

− Как вам детище нашего господина Гиммлера? – спросил он, имея ввиду Аушвиц, поскольку именно Генриху Гиммлеру сие творение ада было обязано своим существованием.

− Впечатляет, − уклончиво ответил Андрей. – По приезду обязательно напишу статью об увиденном.

− Обязательно. И укажите, пожалуйста, что все здесь работает на благо Третьего Рейха. Даже пеплом мы удобряем польские нивы, на которых выращивают овощи, которые потом вывозят в Германию, − гордо проговорил немец.

− Пеплом? – переспросила я, сперва не поняв, что немец имел ввиду.

− Да, пеплом, прахом…из крематориев, − ответил Генрих.

− Я покину вас на пару минут, − едва сдерживая подступающую к горлу тошноту проговорила я и вышла на крыльцо, жадно хватая ртом воздух.

Пеплом удобряли землю. Пеплом! Который остался от сжигания русских, евреев, поляков! Они удобряли землю! Бог мой! Где я находилась! Это что должно было быть в головах этих…людьми их не назвать…животными тоже…Я даже слова правильного подобрать не могла. Это были не люди в моих глазах, это были другие сущности, черти из преисподней. Дети, женщины, мужчины – были в их глазах всего лишь ресурсом и материалом для опытов, для черных работ, для обогащения. Едва переведя дух, я увидела, как из-за угла здания ко мне быстро направляется худая женщина лет тридцати. Испуганно озираясь она остановилась подле меня и спросила:

− Вы дочь мою забираете?

− Да, − опешила я.

− Вы же ее сбережете? – со слезами на глазах спросила женщина, теребя в руках какую-то бумажонку.

− Сберегу. Обещаю, − ответила я.

− Тогда вот. Здесь ее полное имя и дата рождения, а также адрес откуда она и наши с мужем имена. Если можно, мне хотелось бы, чтобы она знала, кто она, − проговорила женщина, вытирая слезы, бегущие градом у нее по щекам и протягивая мне клочок бумаги.