Адская училка

Член в глотке – и кровавая баня в классной комнате.

Ужасающая резня на заброшенном заводе – и член в глотке.

За членом в глотке следует неизбежная смерть.

За смертью следует неизбежный член в глотке.

Примеров достаточно. Надо полагать, их будет больше. Смерть, член в глотке, смерть, член в глотке, и далее, и далее, и далее, без перерывов и остановок. В закольцованной цепи меняется лишь порядок звеньев.

Фантазии о благоразумном человеке пусты и напрасны. Михаил Сомов не таков. Он не желает разбираться с сумеречной последовательностью. Он отказывается связывать одно с другим. Истории о пожирателях пролетели мимо ушей. Страхи растворились в ядовитом сиропе вожделения.

***

– Сомов! Тебе дважды повторять?!

Рёв нетерпеливой красотки сотрясает чердак старого дома. Трепеща и перегреваясь, Миха повинуется. Спускает портки – и, не медля, отправляется в плавание навстречу алым губам и упругим округлостям. Эротическое напряжение невиданной силы выдавливает мозги и глаза, ломает двери, испаряет пол и потолок, сминает стены купеческого дома. Словно лунатик, Миха двигается навстречу машине для отделения души от тела. Шагает на негнущихся ногах, держа дрожащей рукой восставший хер!

– Вот так, без паники и истерик. Молодой человек, вы не безнадёжны. Славно! Молодец, Сомов!

В голосе хозяйки дома слышится одобрение. И что-то ещё. Что-то новое, манящее, нетерпеливое.

Молотый палец Киприана Ядриги делает своё дело. Благоухание чудодейственных мощей возводит фундамент для неконтролируемых страстей, цементирует дикие желания. Вот он, щит и меч грозного протопопа. Вот она, малая часть великой силы, что принята школяром через причастие тремя водицами. Но не к добру эта сила, не к торжеству, не к подвигу.

Отныне и вовек – горе Михаилу Сомову!

Или сожрут – или высосут!

***

Роскошная бестия отступает от привычного сценария. Не набрасывается на лучшую часть бледного юноши, не спешит проглатывать молодецкий кукан вместе с мудями. На алых губах блуждает то-ли улыбка, то-ли оскал. Шелковый халат падает на пол. Пальцы двигаются по мощной груди. Алые ногти впиваются в соски. Крастока разводит плечи, наклоняется вперед – и начинает заниматься собственным бюстом. Нетерпеливо гладит, сжимает, качает, мнёт, работает с упругими мячами, точно звезда взрослого кино перед камерой. Её голос звучит почти по-человечески. Почти так, как и должен звучать в такой романтический момент.

– Сомов, не стой столбом. Хочешь потрогать? Хочешь их сжать? Стиснуть изо всех сил? Начинай уже вести себя как приличный кавалер. Не бойся, давай, сделай мне комплимент!

– Ммм… эээ… ммм-э-э-э…

– Перестань мычать. И убери руки от члена. Не вздумай кончить на портьеры или ещё куда! Ну же, Сомов, я жду!

Несчастный Миха! Он растерян, подавлен, смущен, дезориентирован. Он готов разрушить лепнину на потолке струями спермы. За что, почему, за какие грехи даны эти испытания? В нём умирают последние частицы разумного начала, исчезает последняя связь с миром. Сом зажмуривается, вытягивается по струнке, и восклицает так громко, как только может.

– Отличные сиськи, Нона Викторовна!

–Серьёзно?!! Да что ты несешь?!! Сомов, что ты себе позволяешь?!! Нет, это никуда не годится! Плохо, очень плохо! Черт возьми, опять этот проклятый запах! Ладно, ладно! Скажи, что хочешь войти мне в рот. Ты же хочешь, Сомов? Хочешь трахнуть меня в рот? Прямо в горло? Хочешь, чтобы я тебе отсосала? Скажи об этом. Потребуй, понимаешь меня? Не испытывайте моё терпение, молодой человек! Ну же, говори!

Распалённая бестия пускается во все тяжкие. Лишь Дьявол знает, что творится у неё в голове. Одно точно: таинственные флуктуации мощей Ядриги стали причиной новых и странных желаний. К неудовольствию Ноны Викторовны, Миха не спешит вносить свою лепту. Грозный командный голос училки пугает ученика. Он краснеет, держит руки по швам, и скорее мямлит, чем требует.

– Будьте добры, Нона Викторовна, отсосите, пожалуйста, если можно…

– Ты и верно болван, Сомов. Проклятые ублюдки из ордена. Скоты. Мерзавцы! Почему они провели ритуал именно с тобой? Ладно, иди сюда. Положи мне руки на голову. Возьми меня за волосы! Делай, как я говорю!

Миха закапывается в пышную причёску. Но даже не помышляет о том, чтобы устроить яростное вторжение в жадный рот. Красотка злится, возмущается, выражает решительное неодобрение. Затем теряет надежду на понимание, впивается ногтями в тощие ягодицы, упирается носом в лобковую кость, и за десять секунд отправляет школяра на седьмое небо.

Она получает свою порцию спермы – вместе с такой же порцией разочарования.

***

На заднице Михаила Сомова краснеют отметины от ногтей. Он стоит перед креслом. В кресле располагается его главная надежда и его главный страх. Нона Викторовна держится за хер ученика, и методично слизывает с мудей остатки протеинового коктейля.

Лицо выпускника расслабленно и отрешено. Взгляд устремлён в пустоту. Вместе с содержанием яиц, его ненадолго оставили мирские тревоги. Миха вязнет в вопросах прикладной философии. В краткий миг ясномыслия ум отделяет плотское от духовного, насущное от второстепенного, фундаментальное от трансцендентального.

Находятся ли череп и роза в разных пластах бытия?

Или существуют вместе, как единое целое?

Что есть любовь?

Что есть человек?

Есть ли способ вернуться?

Есть ли способ прервать вояж сквозь бескрайний розовый космос?

И есть ли причина возвращаться? Куда? Для чего? Есть ли ответ? Будет ли? Возможен ли? Как часто выпадает шанс отказаться от рационального, забыть о важном и правильном? И прожить свой век, снова и снова погружая член в глотку неотразимой красотке, хладнокровной убийце, бесконечно кошмарному существу. Нет, он не утратил разум. Он знает – этот век продлится недолго. Пусть месяц. Пусть неделю. Пусть день. Он прошел сквозь нечеловеческий ужас и пройдёт снова, ибо будущее подобно прошлому. Член в глотке и смерть неотделимы друг от друга. Вот основополагающий принцип всего, что происходит рядом с Ноной Викторовной. Против силы смерти в садах нет лекарств. Растворение в вечной весне будет быстрым и совершится в любой миг. Но разве есть возможность его избежать? Разве возможно отказаться? Как отвернуться от этих глаз и губ? От грандиозных титек? От задницы немыслимой красоты? Как поступить с собственным сердцем?

Звонкий шлепок по заднице возвращает Миху на землю.

– Сомов? Ты чего завис? Ты в порядке?

Миха смотрит вниз. Смотрит на свой член, на влажные губы, на озадаченное лицо Ноны Викторовны. Он рассеяно улыбается. Ветер тупой надежды приносит ответ. Это единственный верный путь. Это его судьба!

***

За принятием члена в глотку следует чаепитие.

За чаепитием следует беседа.

Разговоры не касаются городских тайн, козней «Ордена Зари», и прочих действительно важных предметов. Вместо того, чтобы подготовить подопечного к грядущим ужасам, несчастьям, лишениям, красотка досадует и взывает к его мужественности.

Нона Викторовна стучит ногтем по кухонному столу, обращается к нерадивому кавалеру, с плохо скрываемым раздражением.

– Сомов, у тебя есть девушка?

– Нет… ну… нет, конечно нет. Нона Викторовна, честное слово, я свободен. Я как-бы полностью открыт для любви, для новых отношений…

– Ты это о чём? Погоди, ты неверно понял. Я к тому, что тебе надо идти навстречу женщине. Тебе следует немедленно повзрослеть. Понял меня? Сомов! Ты понимаешь? Понял, о чём я? Нет? Не понял? Какого чёрта, Сомов?! Прекрати тупить немедленно, это раздражает!!!

– Да, да, конечно, всё понял…

Миха кивает, мнётся, однако же, набирается храбрости и пытается прощупать почву.

– А можно вопрос? Что будет дальше?

– В каком смысле, Сомов?

– Ну, с нами?

– Хватит трястись. Всё будет в порядке. Погостишь у меня пару дней. Завтра приедет доктор, обследует тебя. Выдаст справку о том, что ты пожиратель. Затем поедем в городскую администрацию, сделаем тебе допуск ко Второму Пищевому Реактору. Затем разберёмся, как быть с твоим запахом. От него надо срочно избавиться. Иначе я… иначе ты не избежишь опасных знакомств. И всё. Не вижу никаких проблем. Всё будет в полном порядке.

– А… а как же вы?

– Я вернусь к преподаванию. Военные уже разобрались с инцидентом в классе. Не тушуйся, Сомов. Ты еще успеешь заслужить четвёрку по экономике.

Наконец-то Сом отвлекается от амурных тем. Он замирает, едва не обливается чаем. Миха не верит своим ушам.

– Как это, вернётесь? А как же менты? Я хотел сказать, полиция? Они точно возьмут меня за задницу, возьмут в оборот, сначала как свидетеля… заранее извиняюсь за выражение, Нона Викторовна, там же… там же… это же настоящий криминал!

Училка страдальчески вздыхает. Кидает на ученика укоризненный взгляд.

– Сомов, ты вообще слушал, о чем я рассказывала? Молодой человек, поймите уже – это Кривоград. Да, два трупа. Да, ничего приятного. Я оправила объяснительную генералу и в седьмой отдел. Дураку понятно, что вина целиком и полностью на "Ордене Зари". Всё, инцидент исчерпан. Пора жить дальше.

– Какому генералу?!

Вместо ответа, Нона Викторовна показывает на карту.

– Вон там, рядом с бетонной взлётной полосой – военный городок. Специальная охранная часть под командованием генерала Сречина. Местные вояки. В теории, они должны защищать Кривоградский Проект от любого нежелательного присутствия. На деле эти бездельники просто-напросто сидят на морбо-трансполяторе, драят свои вертолёты, получают зарплаты и замазывают глаза московскому начальству. Да, ещё занимаются урегулированием несчастных случаев с гражданскими. Спасибо и на том.

– Ага, понятно, понятно… несчастных случаев… секунду, на чём они сидят?

Училка раздражённо машет.

– Сомов, не забивай голову. Всё это такая ерунда, право слово. Вот тебе кое-что о Сречине и его людях. Представь себе – боевики «Орден Зари» угнали у этих болванок танк! Можешь представить такую дикость? Как из военной части можно угнать танк?! И где его можно спрятать?! Как там твой член себя чувствует? Готов к новым свершениям? Да? Нет? Ладно. Есть ещё вопросы?

Миха идёт ва-банк. Выпаливает вырос, который его по-настоящему интересует.

– Нона Викторовна, можно узнать… как вас зовут? Ну, на самом деле?

– Что значит «на самом деле»? Сомов, что у тебя в голове? Так и зовут – Нона Викторовна Иванчук. Я взяла фамилию мужа.

***

Миха едва не слетает со стула. Слова о муже производят куда большее впечатление, чем истории про советских учёных, поповские мощи и козни тайных обществ. У Сома не укладывается в голове – как такое может быть? Кто этот счастливый засранец? Кто сподобился? Кто сумел?!!

– Как это? Вы серьёзно?! Вы что, замужем?!!

– Уже нет. Я была замужем дважды. Мой первый муж был депутатом. А второй – бизнесменом. Он и купил этот дом. Увы, оба моих супруга скончались в расцвете сил. Притом, второй скончался совершенно не вовремя. Этот подлец меня провел. У меня до сих пор нет доступа к половине счетов! Ты не представляешь, сколько нервов, денег и времени я потратила на адвокатов! Ладно, Сомов, это скучная история. А моя девичья фамилия – Грижбовская.

– Нона Викторовна, примите мои искренние соболезнования… погодите… я где-то слышал про Грижбовских… притом, совсем недавно…

– Верно. Академик Назар Грижбовский – мой дед. Он был одним из первых лиц в Кривоградском Проекте. «Морбо-Космология» – его главный труд. Прочти эту книгу для общего развития.

– А почему вы… ну… как бы это сказать…

Нона Викторовна опирается локтем на стол. Проводит несколько секунд в раздумьях. Затем подмигивает юному воздыхателю. И отвечает на незаданный вопрос.

– Видишь ли, Сомов, в четырнадцать лет у меня обнаружили острый лейкоз. Пересадка костного мозга, терапия, бесконечные больницы. Мало весёлого. Врачи обещали целых два года жизни. Но уже через пару месяцев я оказалась на пороге смерти. Тогда старик решился на эксперимент. Нам было нечего терять. Воющее мясо превратилось в последнюю надежду. Так я стала пожирателем второго класса. Как видишь, академики не зря едят свой хлеб. Прошло почти двадцать лет – и я всё еще нахожу в себе силы гоняться за мерзавцами из «Ордена Зари». Да ещё и преподавать экономику вам, сборищу балбесов.

Миха таращится на даму напротив. Замолкает, опускает глаза к чашке, и погружается в раздумья о черепе и розе.

***

Вчера Михаил Сомов терял сознание от кошмарных образов. Кричал, выл и рыдал. Скользил по окровавленным потрохам. Терял связь с реальностью. С великим трудом удерживался от того, чтобы не покинуть землю на реактивной тяге из собственного дерьма. В конце концов, вчера он прощался с жизнью.

А сегодня юный засранец строит планы на роскошную училку. Он близок к тому, чтобы предложить руку и сердце, смотаться в загс, устроить свадьбу в пирожковой у Сурена, и всё из этой оперы. Он точно знает, что несколько экскурсий в ненасытный рот прекрасной дамы открыли дорогу к её сердцу. Миха фантазирует о взаимной симпатии, что расцвела в ту секунду, когда яйца впервые расплющились о подбородок. Он помышляет о близости между людьми. И даже о великой любви, которая искупает всю кровь, весь ужас, все страдания, которая избавляет человека от цепей кошмара и отправляет в прекрасный благоухающий сад. И там, среди роз и гортензий, влюблённые обмениваются розовыми соплями, трахаются как кролики, и, взявшись за руки, наслаждаются пением свирели.

Он думает, что любовь создаст волшебную структуру из единения душ и бесконечного трахания. И этот конструкт чудесным образом отменит неизбежное. Избавит судьбу от чёрной вуали. Отведёт указующий перст фатума. Сотрёт дату с могильной плиты. Порвёт нерушимую связь между членом в глотке и смертью. И тогда – член в глотке восторжествует, а смерть отступит, потерпев крах.

Миха тешит себя надеждой, что Багровая Эра закончилась, что племя людское вступило в Розовый Век.

Наивный и несчастный Сомов!

Глава 21

Михаил Сомов гостит в доме на краю ада.

Вместо предсмертных криков – разговоры за кухонным столом.

Вместо крупнокалиберных винтовок – бутерброды и вензеля на старом фарфоре.

Альянс кукана и сердца захватывает остатки земель, принадлежащих разуму. Сомов маринуется в вареве из страхов, самых честных намерений, глупых надежд, и ещё более глупых планов. С каждым часом он меньше и меньше помышляет о побеге. Юный повеса вязнет, бесповоротно вязнет в болоте сердечной привязанности.

В обществе прекрасной дамы время летит незаметно. Ровно в полночь хозяйка дома заканчивает развлекать гостя и собирается ко сну. Миха на полном серьёзе полагает, что между ним и Ноной Викторовной расцвело чувство, и потому он будет призван в спальню.

К великой досаде, романтические устремления терпят крах. Бесцеремонная красотка уже вторглась на заправку, уже получила свою порцию. Она не спешит делать намёки, подавать сигналы, хватать школяра за яйца и утаскивать в купеческую опочивальню. Сомов же слишком напуган, слишком дезориентирован, чтобы взять быка за рога и проявить лучшие джентльменские качества. Будем снисходительны к несчастному школяру – ибо кровавая суета ещё не успела выветриться из его головы.

Его утешением становится простая и славная мысль – целый день прошел без багровых фонтанов, оторванных конечностей, и расплющенных черепов. И этот факт воодушевляет, взывает к робкой надежде на бесконечную вереницу таких же дней.

Но закончится томный вечер.

И закончится ночь.

И надежды снова обратятся в пыль.

***

– Сомов!!! Подъем!!!

Одновременно с первыми лучами Солнца на Миху обрушивается звуковая волна нечеловеческой силы. Он слетает с кровати. Вытягивается по стойке смирно. И, прикрывая ладонями утренний стояк, вперивается в баскетбольные мячи осоловевшим после беспокойного сна взглядом.

Нона Викторовна при полном параде. На белоснежной сорочке трещат пуговицы. Бедра стискивает строгая чёрная юбка. Высокие каблуки звонко бьют в паркет. Она выглядит строго, собранно, формально – и абсолютно роскошно.

Сквозь сонную одурь, Миха понимает: училка нарядилась для официального мероприятия. Она собралась сделать ему официальное предложение? Предложение руки и сердца? Как же неловко. Как мужчина, как джентльмен, он должен был сделать шаг навстречу первым. Купить кольцо. Купить и преподнести ёбаное кольцо! Неужели их союз начнётся без фокуса с кольцом? Неужели прямо сейчас, прямо с утра пораньше, ему отломится… отломится… официально отломится? Господи, Господи, Господи, спасибо, Господи, и слава тебе!!!

Мятая физиономия школяра растягивается в тупой улыбке.

Балансируя между сном и новым днём, он думает хрен знает, о чём. И хрен знает, чем.

– Сомов, что за дурацкая гримаса?!! Сегодня важный день, немедленно сделай нормальное лицо!!! Быстро умываться и одеваться!!! Бегом!!!

Миха частично восстанавливает связь с реальностью. И плетётся в санузел.

Через тридцать минут он уже похож на приличного человека. Чистая одежда, насупленный лоб, выражение растерянности и недоумения, легкая дрожь в руках. Гость и хозяйка дома снова на кухне. Миха греет руки чашкой. Нона Викторовна качает перед его носом пальцем, и снова проговаривает план на ближайшие часы.

– После обеда приедет врач. Специалист из первой городской больницы. Она должна освидетельствовать тебя как пожирателя. И выдать справку. Постарайся произвести приятное впечатление. Сомов, ты понял? Ты хорошо расслышал, Сомов?! Хорошее впечатление, еще раз повторяю. Только попробуй выматериться или позволить себе какую-нибудь бестактность. Ты всё понял? Только вздумай!

– Да, да… конечно… ну перестаньте, Нона Викторовна… можно подумать, я совсем уже, как этот, ну… вы так говорите, словно я полнейший чёрт… это даже как-то обидно…

– И не вздумай мямлить перед врачом!!! Если что-то спросит – отвечай честно, ясно и чётко. Если тебя врач не освидетельствует – отправишься за справкой к Сречину. А нам не надо к Сречину. Понятно? Постарайся выглядеть приличным интеллигентным молодым человеком Сделай над собой усилие, ты же нормальный парень, Сомов!

– Нона Викторовна, а справка… разрешите вопрос… а зачем мне справка?

Строгая красотка наклоняется к школяру.

– Для пропуска. Как только будет справка – отправимся в городскую администрацию. Разберемся с формальностями. Занесем тебя в социальную программу. Тебе необходим допуск во Второй Пищевой Реактор. Сомов, пойми, тебе придётся питаться. Сознательно питаться, контролируя этот процесс. Так, снова дурацкое лицо? Что я сказала по поводу приличного вида?! Сомов, сделай нормальное лицо!!! Я сказа…

Хозяйка дома замолкает на середине фразы. На долю секунды, на её лице проскальзывает странное, расслабленное, отсутствующее выражение. Рот медленно растягивается в диком оскале. Верхняя губа двигается вместе с носом – и в этих движениях нет ничего человеческого. Ноздри раздуваются, с шумом втягивают воздух.

Сом роняет чайное блюдце, в ужасе отшатывается от стола!

Но тут же вспоминает слова училки о ритуале, о запахе, о воздействии, о Ядриге, и о прочих малопонятных вещах. Вот что с ним сделали громилы из Ордена Зари! Она чувствует его запах! Вот что имел в виду Майор, говоря «все девки будут твои!». Нона Викторовна чувствует эманации его мужественности – и не имеет сил им противостоять! Вот оно! Вот как это работает!

Ужас смешивается с ненормальным возбуждением! Сейчас бесподобная фурия прыгнет, сорвёт с него одежду – и отсосёт!

Отсосёт без всякой пощады! Отсосёт, как сатана!

Краснея и воодушевлённо сопя, Сом вскакивает с табуретки!

Хватается за резинку трико! Спускает портки! Вываливает восставший член!

Раскидывает руки, запрокидывает голову, зажмуривается – и смиряется со своей долей!

***

Через минуту Сомов открывает глаза.

И обнаруживает, что звериный оскал сменился недоумением. И даже изумлением. Нона Викторовна смотрит на него поверх очков, тяжелым, чертовски тяжелым взглядом. Она желает что-то сказать. Но это не слова гнева. И не слова возмущения. И даже не слова укоризны.

Скорее всего, это слова искреннего сочувствия.

Немая сцена длится миллион лет. Наконец, Нона Викторовна бесшумно встаёт. Прижимает палец к губам. И направляется к окну. Портьерная ткань приоткрывается на несколько миллиметров. Застыв у стены, хозяйка дома вглядывается в щель. Оборачивается к Сомову. Он впервые слышит, как из пленительных губ выходит шепот.

– Тихо. Подними штаны. Быстро иди сюда.

Миха бледнеет, розовеет, краснеет, принимает свекольную окраску – и подчиняется, не зная, о чём и думать.

– Смотри.

Алый ноготь указывает на щель. Сом наклоняется. Выглядывает в окно, холодея от неловкости и самых диких, самых дурацких предположений.

За оградой купеческого дома, прямо перед калиткой, маячит цыганка. Женщина лет сорока, в пёстром платке и таком же пёстром платье. В одной руке целлофановый пакет. Другой рукой держится за ограду. Она раскачивается, словно в трансе. Что-то бормочет. Смуглое лицо лезет между чугунных прутьев. Она сосредоточенно водит носом, нюхая воздух.

Миха недоуменно оглядывается на хозяйку дома. И делает ещё одно сумеречное открытие: впервые замечает у Ноны Викторовны признаки тревоги. Тревога тут-же ему передаётся. Спина и ладони покрываются липким холодным потом. Шепот училки делает всё еще хуже.

– Это пожиратель второго типа. Она почувствовала твой запах. Ты понимаешь, насколько серьезна твоя ситуация? Проклятые скоты из Ордена сделали из тебя приманку для каждого Кривоградского пожирателя. Всё в точности, как я предполагала.

– И… и что теперь? Она хочет у меня… ну, простите за выражение, отсосать? Ладно, что уж тут поделать… вы же знаете, я принципиально против.... Нона Викторовна, я ведь только к вам питаю искреннюю и глубокую симпатию…

– Сомов, иногда мне кажется, что ты замедлился в развитии. Что ты несёшь? Что вообще у тебя в голове? Она желает тебя сожрать. Как и девяносто девять из ста пожирателей второго типа. Не выходи из комнаты. Я узнаю, насколько плохи дела.

***

Миха прилипает к портьерам.

Перед калиткой Нона Викторовна. За забором тётка в пёстром платье.

Хозяйка и визитёр беседуют сквозь решетку из чугунных прутьев. Сомов не слышит слов. Но прекрасно видит, как цыганка кривится, стучит зубами, роняет слюну. Её руки, смуглые, с длинными желтыми ногтями, похожи на птичьи лапы. Пальцы постоянно двигаются. Дергают ручку калитки. Сжимаются на прутьях, словно пробуя их на прочность. Цыганка трясётся, раскачивается, тараторит. На тёмном лице сверкают белки глаз. Она что-то доказывает хозяйке дома? Или о чём-то просит?

Наконец, стороны договариваются.

Цыганка отходит от калитки. Делает несколько шагов в сторону тротуара. Останавливается, как вкопанная. Топчется на месте, переминается с ноги на ногу. Оборачивается. И снова бросается к калитке! Сквозь закрытое окно до Сомова доносится её возмущённый визг.

– Проститутка!!! Похотливая блядь!!! Впусти, Христа ради!!! Жадная сука!!! Жадная свинья!!! Открой, Христа ради!!! Открывай, жадная блядь!!! Иисус завещал делиться!!! Иисус завещал!!!

Смуглая тётка в пёстром платье бьется, верещит, громыхает калиткой. Не унимается, изливает на хозяйку дома отборную ругань, умоляет, просит, требует впустить.

Миха с содроганием сердца предвкушает скорую и кровавую расправу над незваной гостьей. Он на полном серьёзе полагает, что Нона Викторовна оденет визжащую бабу на забор, или оторвёт голову, или выкинет еще какой фокус в том же духе.

Однако, она просто-напросто уходит. Пятится от калитки ко входу в дом, не поворачиваясь к цыганке спиной.

***

Через минуту училка снова рядом с учеником. Её голос встревожен. Вместо того, чтобы успокаивать Миху, рассказывать, что ничего страшного не произойдет – она раздаёт краткие и точные команды.

– Дуй на кухню. Собирай все ножи. И неси в прихожую. Мне надо переодеться. Эта безмозглая скотина потеряла контроль. Она нарушит правила. Полезет в дом. Быстро за ножами! Бегом!!!

Через несколько секунд Миха уже скачет по кухне, гремит ящиками, хлопает створками буфета. В его руках эмалированная кастрюля. В кастрюле громыхает столовая и поварская утварь всех размеров и калибров, от мельхиоровой лопатки для масла, до огромного зазубренного поварского тесака. Миха трясётся, дрожит, задаётся вопросом «как жить-то дальше?» – и бежит в прихожую, держа кастрюлю перед собой.

Хозяйка дома уже там. Стоит перед дверью, прильнув к глазку. Вместо строгого официального наряда – на ней знакомый спортивным костюм. На рукавах темнеют неотстиранные пятна. Сомов вздрагивает. Кровь или мозги! В этом костюме она потрошила громил на заводе! Это боевой прикид Ноны Викторовны!

Училка хватает кастрюлю. Раскладывает ножи на стойке для обуви. Накрывает какими-то шмотками. Затем обращается к ученику.