
Полная версия:
Адская училка
Сом неуклюже изображает заинтересованность.
– А врачиха? Ваша знакомая?
– Алла Афанасьевна – глава диагностического отделения первой городской больницы. Между прочим, заслуженный врач Российской Федерации, доктор наук. Лет сорок назад, мой дед состоял с ней в романтических отношениях. Кажется, непродолжительных. Кстати, о романтике. Сомов, что ты сегодня утром пытался продемонстрировать? Как ты сподобился вывалить своё хозяйство? На пороге пожиратель – а ты размахиваешь членом! Это как понимать? Это что такое?!
Михе ничего не остаётся, как сопеть, краснеть, и изобретать оправдания.
– Ну, я думал… я думал…
– Да, молодой человек, я слушаю?
– Я… я… мне показалось, вы в настроении… ну, для… кхм… ну, вы понимаете, мы же уже не раз… и как-бы даже не два раза… Нона Викторовна, я ведь со всей душой… и с большим уважением! Вы же знаете, какое я к вам питаю огромное уважение и глубокую искреннюю симпатию…
Училка занимается любимым делом – после убийств и выжимания яиц. Гвоздит бормочущего повесу строгим взглядом. И неясно, то ли она на самом деле не одобряет произошедшие, то ли издевается над школяром самым садистским образом. Блестит металл очков. И металл звучит в голосе. Бессердечная дама не выдаёт себя ни тоном, ни выражением, ни жестом. Что же делает это кошмарное существо? Исследует намерения? Смеётся над надеждами? Апеллирует к мужественности?!
– Так-так, Сомов. Вот так новость. Значит, ты решил, что я твоя подружка?
– Что вы, что вы, Нона Викторовна, конечно же нет…
– Нет? Какая жалость. Какое разочарование.
– Простите, я хотел сказать – да, разумеется, конечно! Конечно!!!
– Сомов! Хватит мямлить. Так да или нет?!
***
И пробил час. Восходит месяц. Бурлит раствор любовной смеси. В который раз дыханье розы питает ткань скабрезной прозы. Душа поэта жаждет дела – твердей, пещеристое тело! Забудь о погребальной песне. Ликуй и вой, Ядриги крестник. Пронзи сомнений тёмный пласт, и знай: лишь сердце не предаст! Кукан лишь истиной плюёт! Зовёт и манит страстный рот! Ты человек, но стал едой – предначертание разбей елдой! Заклинь! Заклинь! Заклинь мудями неумолимые часы судьбы! Возьмись за каменный вертел! Доверься сердцу – и будь смел!
***
Кому посвящены эти возвышенные строки, эти прекрасные лирические откровения?
Конечно же, Михаилу Сомову. Восемнадцатилетнему повесе. Балбесу. Лентяю. Двоечнику. Мямле.
Да, он не обладает выдающимися волевыми качествами. Да, у него нет способностей к преодолению и превозможению. Злая судьба целую неделю пропускала его через тернии и жернова. Он пропитался кошмарами. Видел кровь. Видел смерть. Видел, как протуберанцы невыразимого ужаса сокрушают ткань реальности. Но всё же – он не растворился в багровом желе.
Да, человек слаб.
Но в темноте разгорается свеча!
Вспыхивает искра русского духа, зажигает ядрёные газы!
В душе Сомова, в его генетическом коде – жива дикая, иррациональная, посконная русская удаль!
Когда близок конец пути мирского, когда иссякли надежды, когда исход предрешен – тогда и проявляется это качество, необъяснимое и прекрасное. Революционер смеётся в лицо расстрельной команде. Поэт восходит на эшафот и ударяет по струнам. А Миха – стискивает зубы, сжимает кулаки, шагает навстречу Ноне Викторовне.
И его голос почти не дрожит!
***
– Уважаемая Нона Викторовна, я давно хотел сказать, вернее, должен был… должен был признаться… сделать признание… вернее, предложение… Нона Викторовна!!! Станьте дамой моего сердца! Ну, в высоком смысле! Дадим шанс глубокому и искреннему чувству, что вспыхнуло между нами! Давайте встречаться!!!
Галантные речи соответствуют галантному образу. Избранница Сомова изумлённо кривит бровь. Однако, кавалер даже не думает падать на колено, и покорно дожидаться ответа. Горение русского газа слишком сильно! Плотина разлетается вдребезги! Бурлящая, клокочущая удаль сносит деревни и города!
Сомов подскакивает к сидящей в кресле даме. И, дабы показать всю серьёзность своих намерений – без лишних церемоний хватает её за бюст! Стискивает упругие шары! Мнёт и сжимает формы под белоснежной тканью!
– Сомов!?
Бесстрастное менторское выражение исчезает. В голосе училки сквозит удивление и беспокойство за несчастного юношу. Нона Викторовна не успевает возмутиться. Она на полном серьёзе полагает, что Михаил Сомов съехал. Повредился рассудком. Дал ёбу. Окончательно и бесповоротно обрубил все связи с реальностью. Ей только предстоит узнать, что из пепла, из праха, из кровавой пены – родился настоящий джентльмен, страстный и настойчивый!
– Я самый преданный и искренний поклонник ваших… ваших… ваш преданный поклонник! В высоком, в самом высоком смысле! Простите мне эти нелепости! Простите, ибо я сгораю и трепещу!!! Я восхищён и повержен!!! Будьте моей девушкой, пожалуйста, Нона Викторовна!!!
Миху уже не остановить. Школяр выкрикивает сердечные признания и фрагменты из русских классиков. В его перегретой голове пульсируют воззвания неизвестного поэта, – Будь смел! Будь смел! Будь смел!
Поэту вторит запертый в морбо-каверне дух Киприана Ядриги, – Не убоись греха! Не убоись греха! Не убоись греха!
– Сомов!!? Что за фокусы!!? Что это на тебя нашло!!?
Распоясавшемуся засранцу кажется, что в возгласе его пассии звучит одобрение. Тому есть все основания – ведь его голова всё еще присоединена к телу. Ведь он всё еще дышит, всё еще существует! Вторая клешня оказывается рядом с первой. Сомов безраздельно владеет бюстом Ноны Викторовны, сотрясает и яростно мнет упругие формы! Пытается расстегнуть блузку! Пытается нырнуть носом между пленительных округлостей!
– Ох, Сомов! Какого черта!!? Боже мой, неужели ты не безнадёжен!!? Аккуратней, не оторви пуговицы!!!
Вместо того, чтобы превратить поклонника в облако кровавой взвеси – роскошная красотка заражается его энтузиазмом! Отвечает на его притязания! О, чудо из чудес! Вот оно, торжество Любви! Торжество любви в самом рафинированном, самом поэтичном проявлении!
Красотка помогает кавалеру справиться с одеждой. Перед счастливцем предстают могучие, прекрасные, грандиозные баскетбольные мячи. Дрожа от собственной смелости, Миха покрывает кожу поцелуями, впивается губами в твердый сосок. И понимает, что делает всё правильно! Впервые в жизни – делает всё правильно! Он чувствует, как пальцы Ноны Викторовны быстро и умело расстегивают его ширинку!
Вот он, его ответ!
Вот оно, робкое «да»!
Портки летят на траву!
Юбка трещит вместе с бельём!
Миха хватает красотку за бёдра, приподнимает, решительно разводит!
Всё его существо, весь его дух кристаллизовался вокруг одной лишь мысли – пришел день и час!
Завтрашний день принесёт смерть, ужас, отчаяние – неважно! Ведь жизнь удалась! Наконец-то он засадит училке! Прямо здесь, в саду купеческого дома! Рядом с самоваром и фарфоровыми чашками! Наконец-то задаст жару этой бесподобной бестии! Прямо в манду! По самые яйца! В манду, в манду, и еще раз в манду! Именно так – и никак иначе! Именно в манду!!!
Наполеоновский план даёт осечку в самый романтический момент.
Плетёное садовое кресло не выдерживает напора. И опрокидывается на траву, вместе с полуобнаженной красоткой и дымящимся от вожделения кавалером. Подлокотник цепляется за скатерть. Раздаётся звон посуды. Самовар летит в одну сторону, чашки в другую.
Сом оказывается сверху. Его голова зажата между упругими полушариями. Но ни звон, ни пар – ничего не отвлекает джентльмена от дела. Он работает задницей, скользит восставшем членом по бедру, по лобку, трясётся и пыхтит, словно заводной кролик! Пытается пристыковаться! Пытается насадить даму на кукан!
И в этот чарующий момент – его оглушает рёв Ноны Викторовны!
– Нет! Не туда!!! Слезь!!!
– Нона Викторовна, я же… я… мы же…
– Хватит болтать! Сомов, войди мне в рот немедленно. Сядь мне на лицо. Быстрее. Дай мне член! Оттрахай моё лицо!!!
Всё возвращается на круги своя. Ярость. Голод. Нетерпение. И никакой романтики.
Оглушенный Ромео выдёргивает лицо из плена грандиозных округлостей. Пытается удержать в кулаке свой восставший хер. Пусть так! Пусть не в манду! Пусть не сейчас! Дама не отвергает кавалера – лишь потворствует своим вкусам. Придётся отложить завоевание. И довольствоваться тем малым, что посылает Судьба. Главное – смерть ещё не занесла топор над его взмыленной шеей! Михаил Сомов ещё в деле! Ещё в седле! Ещё успеет себя показать!
***
Миха трясёт членом над поверженным самоваром и разбитыми блюдцами. Отодвигает упавшее кресло. Его взору открывается зрелище, разгоняющее пульс до запредельных значений.
Прямо у ног, в окружении фарфоровых чашек, на траве лежит прекрасная дама. Сорочка расстегнута. Громадный бюст с такими же громадными сосками открыт лунному свету. Увы, на любование и восторги нет времени. Нона Викторовна приподнимает голову. Сверкая глазами, подгоняет ученика.
– Подай подушку с кресла! Я долго буду ждать? Иди сюда!
Поролоновая подушка оказывается под головой распалённой бестии. Роскошная грудь расплющивается о задницу Михаила Сомова. Счастливец сидит над лицом красотки. Окаменевший член упирается в щёку педагога из десятой школы. Нона Викторовна запрокидывает голову, открывает рот, плотоядно облизывается. Приподнимает языком лучшую часть своего ученика. Игриво шлепает кавалера по уцелевшей ягодице. Не дожидаясь, пока бестолковый оболтус поймёт намёк – снова командует. Снова нетерпеливо сверкает глазами.
– Сомов, подвигай задницей. Давай, прямо в горло. Ну же, не разочаровывай меня. Хватит нежничать, начинай, глубоко и ритмично!
Миха подчиняется. Упирается руками в землю. Стискивает дрожащими пальцами пучки травы. Касается алых губ. Погружается в гостеприимный рот. Двигается по горячему языку. Счастливый засранец берётся за работу. Млея от возбуждения и сокрушаясь о своей доле – начинает двигать бёдрами. Старается угодить требовательной даме. Изо всех сил таранит её лицо! Пытается упереться членом в заднюю стенку глотки! Снизу раздаётся хлюпанье, влажное причмокивание, шлепки яиц о подбородок!
Потерявшая голову фурия хватает кавалера за ягодицы. Нетерпеливо толкает навстречу тугому колодцу. Ногти впиваются в многострадальную задницу. Михаил Сомов сдерживает крик. Стискивает зубы – и терпит!
Снова терпит!
Терпит и потакает самым тёмным, самым противоестественным страстям!
Он пытается не смотреть на свежую могилу под кустом крыжовника. И старается изо всех сил. Загоняет бур как можно глубже! Как можно дальше! Нос красотки втыкается в лобковую кость! Прекрасные формы упруго сотрясается в такт размашистым ударам! Подушка вжимается в землю!
Миха старается во имя любви!
Его наградой становится тяжелые грудные стоны. Нона Викторовна сладострастно мычит. Что творится в голове у этой женщины, этого монстра? Громкие звуки летят над садом. Отражаются от тёмных стёкол в окнах купеческого дома. Заглушают шорох из зарослей шиповника.
Эрос берёт реванш? Вонзает нож в спину Танатосу? Насмехается над смертью?
Или Танатос торжествует? Низводит прекрасные порывы души до вопросов питания, пищеварения? До обыденного, постылого, бездуховного? До привычки? До ритуала? До обычной заправки перед новым явлением кошмарного? Перед новым актом кровавого? Новым триумфом смерти?
Череп или роза?
Роза или череп?
Стоны прерываются клёкотом, бульканьем, и плотными белыми струями из ноздрей Ноны Викторовны. Кавалер со страшной силой наполняет баки. Ногти входят в худосочную задницу.
Ночь разрезает истошный вой Михаила Сомова.
Глава 24
Вечер закончился признаниями, криками, стонами, и настойчивыми требованиями новых порций спермы. Желая угодить, Миха лез из кожи вон. Терпел, сопел, стискивал зубы, исследовал собственные пределы в деле липком и прекрасном, пока не рухнул на траву, словно обессиленный марафонский бегун.
Ночь прошла в беспамятстве.
Ранним утром Миха снова набрался храбрости и наглости. И направился к двери хозяйской опочивальни, желая понять, как далеко он продвинулся в завоевании дамского сердца. Однако, не смог перемолвится с красоткой и словом.
Всё утро Нона Викторовна провела с мобильником. Что-то кому-то доказывала, с кем-то ругалась, требовала, и даже угрожала скорой и неминуемой расправой. Из обрывков бесед Миха узнал, что она общалась с неким ростовщиком, неким чиновником, и неким начальником из некоего института.
После переговоров на повышенных тонах, Нона Викторовна заявила, что ещё до обеда Сомов будет избавлен от главной и единственной проблемы – запаха. Чарующего аромата, который рано или поздно соберёт всех кривоградских пожирателей под окнами купеческого дома.
Хозяйка проинструктировала школяра на случай, если перед калиткой появятся ценители рагу из человечины. И покинула дом, пообещав вернуться ровно через час, вместе со средством от всех бед.
***
Миха заперт на мансарде.
Сидит у окна и предаётся унынию.
На подоконнике – бинокль и мобильник. Время от времени он отрывается от разглядывания кустов шиповника. И таращится на огромный железный ящик, когда-то украшавший кабинет советского бюрократа. Неизвестно, как получилось заволочь огромный несгораемый шкаф на мансарду. Наверняка, не обошлось без подъемного крана.
Если на горизонте возникнут новые гости – у Сомова есть простой и надёжный план. Позвонить Ноне Викторовне. Забраться в сейф. Запереться изнутри. И молиться, чтобы обшарпанное хранилище для облигаций устояло перед зубами, когтями, пинками, и чёрт знает, чем ещё.
Впервые за много дней, Миха остался наедине с невесёлыми раздумьями.
Он пробавляется размышлениями о превратностях любви, вечными вопросами о черепе и розе. Не выдумав ничего нового, он переходит к материям действительно важным. Рассказы Ноны Викторовны с трудом укладываются в голове. Одно дело – верить собственным глазам. Другое дело – осмыслить и понять. Какого чёрта вчерашняя комиссия назначила его пожирателем? Совершенно точно, он не испытывает никакой тяги к человеческому мясу. Или крови. Тем более, к членам и сперме – Господи, упаси!
Сом горестно вздыхает. Желая чем-то себя занять, прикладывается к биноклю. Увы, за окном нет ничего занимательного. Он ковыряется в мобильнике – но в трубке вбит один лишь контакт. Номер кровожадной бестии, на тот случай, если вокруг дома соберётся компания с солью, перцем, и кастрюлями.
У Михи есть ещё одно средство от тоски и безделья – подарок его пассии. «Введение в Морбо-Космологию», труд академика Грижбовского, деда Ноны Викторовны. Сом кладёт на подоконник увесистый том. Пролистывает в поисках картинок. Морщится от бесконечных столбцов с формулами и графиками. Открывает наугад. Начинает читать.
***
…исследуя постулаты проф. Твердищева, мы неизбежно уверяемся в ошибочности «Протопирог-Гипотезы», равно как и в ошибочности Второй Теоремы Курцфогеля. Бессистемные феноменологические эксперименты с М-аббераторами привели к тому, что загнивающая научная мысль капиталистической Америки деградировала до махрового оккультизма, и всерьёз рассматривает влияние конгломерата транспланарных сверхсуществ, так называемых «М-богов», на базовые взаимодействия в рамках доступной нам физической модели пространства-времени. Этот абсурдный вывод базируется на массовом реактивном психозе научной группы Курцфогеля, а именно – на полной тождественности бреда и галлюцинаций двух сотен сотрудников Дартмутского Физического Университета. Падкая до сенсаций капиталистическая пресса возводит коллективные психопатические проявления в ранг религиозных откровений, раздувает и муссирует тему «Вторжения Мёртвого Бога» наравне с антинаучными вымыслами о снежном человеке и летающих тарелках. Заокеанские спекуляции вокруг опытов с М-аббераторами не должны сказаться на энтузиазме советских учёных в отношении принципиально-нового свода научных знаний, морбо-теории, призванной…
***
– Вот так пиздец. Интерес собачий.
Сомов рассеянно бубнит под нос. Прикладывается к биноклю. Вздыхает – и снова шуршит листами. Снова наугад открывает страницу для чтения.
***
…результаты устойчивы, однозначны и воспроизводимы. Опыты с супер-дублированием ШМПРЦ-инжектируемых биологических материалов демонстрируют ряд явлений, нарушающих фундаментальный принцип сохранения массы и энергии. На графике номер сорок отображены спорадические пики роста массы образцов, как изолированных, так и в процессе контаминации. Объяснить феномен супер-дублирования в рамках общепринятых биологических или физических моделей не представляется возможным. В настоящее время среди ведущих советских учёных популярно мнение, что прирост массы объясняется «выдавливанием» или «истечением» биологически-активного агента из условного морбо-пространства. Постулирование в рамках морбо-теории основывается лишь на фактическом материале, теоретическую базу только предстоит создать. Метод всё еще интуитивен. Однако, уже сегодня открываются самые широкие перспективы для использования нового знания в советском народном хозяйстве и коммунистическом строительстве…
***
– Что за ёб твою мать? Кто кого куда выдавливает? Не-е-ет, на хуй эту дуристику…
Миха решительно захлопывает том. Вместо того, чтобы пропитаться гением Грижбовского, узнать о блистательном прорыве советской науки, о великих амбициях и свершениях – он битый час киснет, нервничает, паникует, пялится в окно.
Наконец, за забором раздаётся звук тормозов.
Перед домом останавливается вишневая девятка.
Узник смахивает предательскую слезу радости. Училка хлопает дверью. Опускает на диван блестящий металлический кейс. Заметив на подоконнике «Морбо-Космологию», Нона Викторовна удивлённо вскидывает бровь. В её голосе звучит одобрение, редкое и неподдельное.
– Сомов, неужели ты действительно не безнадёжен? И что ты узнал? Ну-ка, поделись?
– Кхм… ну… узнал, что ваш дед умнейший человек, умнейший и достойнейший человек, бескомпромиссный боец научного фронта, так сказать, самоотверженный исследователь на переднем крае науки…
Миха импровизирует. Нона Викторовна в кои-то веки принимает его враньё за чистую монету, и награждает оболтуса ласковой улыбкой.
***
Учитель и ученик воссоединяются после недолгой разлуки. Они снова за кухонным столом. На столе открытый кейс. Внутри – кассеты из противоударного пластика. В кассетах ровные ряды прозрачных флаконов. Хозяйка дома выдергивает один из пузырьков, торжествующе им потрясает. А после протягивает своему протеже.
Школяр принимает и разглядывает стеклянный флакон. На пожелтевшей этикетке изображена огромная муха. Верхом на мухе сидит улыбающийся азиат в халате и тюбетейке. Над тюбетейкой развивается кумачовый флаг. На флаге ядовито-зелёная надпись: «Свежесть Кокчетава». Под большими буквами бегут буквы маленькие: «1969, Казахская ССР, Ордена Трудового Красного Знамени Опытная Парфюмерная Фабрика № 13».
Миха переводит вопрошающий взгляд на даму напротив. Та нетерпеливо объясняет.
– Казахстанский тройной одеколон. Тактическое средство для подавления запаха. Натуральный продукт – вытяжка из желёз хлопковой мухи. Утраченная технология, настоящий раритет. Ты не представляешь, чего стоило выбить этот кейс. Теперь давай, лей на голову. Cомов! Чего ждём? Быстро лей!
Ничего не остаётся, как подчиниться. Миха бормочет слова благодарности, встряхивает флакон. Кухню заполняет странный запах, резкий, плотный, тошнотворно-сладкий. А в следующую секунду исчезает без следа. Нона Викторовна нюхает воздух. Нюхает початый флакон. Без всяких церемоний берёт Миху за шиворот, тянет к себе через стол, нюхает его причёску. Затем удовлетворённо кивает.
– Поздравляю, Сомов. Эта гадость работает. Запомни сегодняшнее число. Сегодня у тебя второй день рождения. А сейчас собирайся, едем в администрацию. И возьми флакон в карман. Отныне и впредь – даже не думай расставаться с этой дрянью! Душиться утром, в обед и вечером!
***
Через пару часов Сом и Нона Викторовна уже на третьем этаже городской управы. Сидят перед серой дверью, из-за которой доносятся громкие прения. Какие-то граждане спорят с чиновником на тему детских площадок, скамеек, и машин с песком. От таблички перед кабинетом веет канцелярией и смертельной скукой.
============================================
Сухоносов У. Г.
Зам. Главы Кривоградской Администрации по Социальному Развитию
============================================
Миха слабо понимает, какого черта они здесь делают. Пожиратели и песочницы слабо укладываются у него в голове. Одно не соотносится с другим. Он ожидал, что вопросы жизни и смерти будут сопряжены с тайной, с секретностью, и даже с некоторым пафосом. По крайней мере, не будут решаться при свете дня, на приёме у местного бюрократа, в порядке общей очереди.
Дверь открывается. Из кабинета выползает банда тёток пенсионного возраста. Их взгляды излучают крайнюю степень негодования. Перед самым выходом, одна из женщин оборачивается. Складывает пальцы в дулю, плюёт на неё, и показывает кабинетному сидельцу. Неприличный жест сопровождается такой же неприличной сентенцией.
– Хрен вам, Ульян Гаврилович, а не голоса членов домоуправления!
Дамы идут к лифтам и громко переговариваются. Разносят местное чиновничество в пух и прах, не стесняясь самых площадных выражений. Наконец, шумная делегация покидает этаж. Через пару минут, дверь снова открывается. Оттуда показывается замученная девица в пиджаке мышиного цвета. Корридор оглашается её писком.
– Следующий! Есть еще инициативные группы? Нет? Слава богу. Граждане, кто следующий?!
Нона Викторовна хватает Сомова под локоть и тянет за собой в кабинет. Они проносятся мимо секретаря. Не дожидаясь приглашения, училка падает в кресло перед столом чиновника. Указывает Сомову на стул.
Напротив гостей – огромный портрет президента. Над президентом – золочёный орёл и герб Кривограда. Слева – трехцветный флаг. Справа – еще один флаг, с апатичным медведем и надписью «Единая Россия». Под всем этим великолепием восседает тучный мужчина лет пятидесяти в дорогом пиджаке, клацает в телефоне, и даже не смотрит на вошедших. Однако же, приветствует их самым елейным голосом.
– Одну секундочку, дорогие мои земляки! Дайте мне одну секунду. Ага. Вот так. Ага. Итак, мои дорогие, я вас слу…
Чиновник поднимает голову – и встречается взглядом с Ноной Викторовной. Его лицо искажает гримаса страдания, словно от невыносимой боли или душераздирающего отчаяния!
Он изо всех сил бьёт по кнопкам на селекторе. Миха слышит, как щелкает замок двери. Голова наполняется высокочастотным писком. Телефон в руке чиновника моментально гаснет. Сом понимает, что хозяин кабинета врубил систему электронного подавления. Оказывается, такое бывает не только в кино!
Странности не кончаются. Хозяин кабинета выпрыгивает из кресла. Поворачивается лицом к портрету президента, спиной к посетителям. Изо всех сил зажимает ушам ладонями. Вместо приветствий – от потолка и стен отражается громкая скороговорка.
– Что бы не случилось, это не в моей компетенции! Обращаетесь к Сречину! Что бы не случилось, это не в моей компетенции! Обращаетесь к Сречину! Что бы не случилось, это не в моей компетенции! Обращаетесь к Сречину!
Миха чувствует себя не в своей тарелке. Он до чертиков боится, что вот-вот станет свидетелем очередного криминала. А еще хуже – участником. Однако же, Нона Викторовна сидит в кресле закинув ногу за ногу. И со скучающим видом рассматривает собственный маникюр.
Чиновник оборачивается. Видит, что посетители всё еще в кабинете – и в его выступление добавляются новые куплеты.
– Пожалуйста, уважаемая госпожа Иванчук, ничего не говорите! Я не желаю ничего знать! Пожалуйста, все вопросы – по линии Сречина! Это не в моей компетенции! Повторяю, не в моей! Пожалуйста, обращайтесь к Сречину! Приятного дня, дорогие мои земляки, был рад вашему визиту!!!
Спутница Сомова вздыхает. С отсутствующим видом отрывается от ногтей, и разглядывает портрет президента.
Чиновник голосит и голосит. Пытается донести до посетителей, что они явились не по адресу. Минут через пять, поняв, что роскошная дама и долговязый юнец даже не собираются покидать кабинет – он, как ни в чём ни бывало, опускается в кресло. Откашливается. Поправляет галстук. Протирает очки. И начинает говорить. В его голосе звучат укоряющие интонации. Без всяких прелюдий, он нападает на Нону Викторовну.
– Вам, госпожа Иванчук, должно быть стыдно сюда являться. После всего, что вы устроили! Немыслимо! Убить действующего директора школы, заслуженного педагога Российской Федерации! В преддверии выборов, когда все силы Администрации направленны на улучшение общественно-политической ситуации – мы получаем от вас очередной подарок! Два трупа! Море крови! Четырнадцать свидетелей!
Нона Викторовна отмахивается с благодушным видом, словно её журят за опоздание на чаепитие.