скачать книгу бесплатно
– Видите, сколько в Малаховке писателей.
– Да, у вас тут не улицы, а собрание сочинений русской классики. И было ей спокойно. Она словно забыла, зачем приехала.
– Вам надо на другую сторону, ближе к Удельной А я, между прочим, живу на улице Совнаркомовской. Может, зайдешь, я еще пива принесу. Выпьем, а?
Как было бы просто с ним, она засмеялась, ткнула пальцем ему в грудь и быстро пошла по платформе.
– Пожалеешь.
Она крикнула уже издали:
– Прочитай, что у тебя там написано.
РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА
В поселке Малаховка на площади перед рынком возведена двухъярусная клумба, ее венчала ваза с цветами (сначала была идея построить здесь фонтан. Потом замысел был изменен). Газета «Малаховский вестник» опубликовала фотографию клумбы под крупным заголовком:
«МЕСТО ВСТРЕЧИ – НА ПЛОЩАДИ У ФОНТАНА».
5 сентября 2000 года состоялось официальное открытие клумбы. Собрались люди, произносились речи, были исполнены «Малаховский вальс» и другие музыкальные произведения, в том числе, звучал мотив с запоминающимися словами: «Малаховка, конечно, не Одесса, но тут неплохо можно отдохнуть…» А когда перерезали красную ленточку, то бесплатно давали пирожки с яблоками, куски арбузов из Астрахани, разливали чай из самовара. Накануне лил сплошняком дождь, а в этот день светило солнце.
Осень – вечер года. Начало осени – с 27 августа по 23 сентября. 8 августа в п. Красково г-ка Д. нанесла телесные повреждения своему бывшему мужу, а г-н Р. из хулиганских побуждений нанес телесные повреждения г-ну П.
20 августа г-на С., 71 года, покусала собака в левое предплечье. Собаке, видимо, не понравилось, что от г-на С. сильно пахло алкоголем. Отвезен в ЛРБ ? 2.
Земельный спор возник между соседями Смирновыми и Морозовыми, проживающими по Тургеневской улице 66 п. Малаховка. В результате стычки Смирнова Т.Ю. попала в Красковскую больницу с частичной парализацией левой руки и ноги и из-за ушиба головного мозга. По версии Морозовой М. В., это именно Смирнова (48 кг) избила ее и двух ее взрослых сыновей, весом по 90 кг!!! И легла в больницу, симулируя побои.
«Маргарита Васильевна, не ровняйте всех по себе. Если Вы всю жизнь придумывали себе болячки, то это не значит, что все живут так же, как Вы» – пишет 23 августа 2000г. в «Малаховский вестник» Вера Смирнова, 14 лет.
Движение воздуха в саду у сестер Веры, Надежды и Любви и матери их Софьи наполнялось теплом, как в ночные, так особо в дневные часы. Знойный июль радовал нас, поскольку мы выпивали без дождевых помех.
– Посмотрите на нашу невесту, – опять вставила слово Нина Федоровна, – как все-таки интересно пополнела Адолия в талии. И мы еще из-за стола не выйдем, как уже будет счастье ей и ее законному жениху.
А мы сначала поглядели на Адолию. От июльского счастья накопившаяся в ней энергия передалась бумажным цветам, и они распустились на ее свадебном, чуть-чуть помятом платье, и она все-таки побывала в дыре, и она потеряла в познании реальности, и сущность ее молодости вполне напиталась нужными соками, тут мы не дети собрались, а дети под столом ползают, да на деревьях сидят, и она уже не просто невеста, как мы истолковали слова Нины Федоровны, уже и женщина, не выходя из свадебного стола, а насчет выпивки не стоило никак зрительно беспокоиться, главное – перезимовали, и потом, в соответствии с движением времен, весенним дождем нас секло, что было то было, так мы народ давно ко всему притертый, а сколькими постановлениями могла истребить нас местная власть, да еще которая повыше, об этом за столом не будем говорить, а то Гермина Ярославовна кому надо просигналит, и теперь Адолия властно сокращала, мы это без слов понимали, геометрию расстояния между А и А, что соответствовало моменту, и мы теперь уж посмотрели на второе А, то есть на предмет ее геометрического интереса, Англичанина: он честно стакан за стаканом освобождал их от водки, даже без рекомендации тамады Василь Васильевича, который опустил на грудь буйно-седую голову, кстати, он рано поседел, за что и получил прозвище Седой или Вася-седая голова, и маленько выпустил необходимые на свадьбе вожжи управления, заснул и даже похрапывал.
Тут же прикрутился мусорный мужичок Шурик:
– Глядите, Англия тоже нашу водку уважает.
– Боже мой, о чем вы говорите, – вскричала Мирра Евсеевна, – это же культурная нация, у них король и королева.
– Вот и я об этом, – смутился вниманием Шурик. И тут же хлобыснул стакан с водкой.
– Жиропот, жиропот, воткни вилку в живот, – засмеялся своей шутке Семен Гаврилов.
– Мамка! Мамка! – закричала Лидка. – Папка зовет.
– А чего ему надо? – спросила Нина Федоровна.
– Седанка без времени пришла.
– Он ее, что ли, пригнал?
– Сама пришла.
– О Господи, и погулять на свадьбе руки отбивают. Лидка, ты ему скажи, пусть сюда идет.
– Не, он не могит. Пьяный лежит.
– Ой, какой завсегдашний. Нет, чтоб с людями посидеть, выпить по-человечески на свадьбе, как обычится. Один у него ветрометр, чтоб дома нахлестаться. Скоро приду. Видать, Седанку надо доить. Корова, а поумнее твоего папки.
– Горько! – крикнул проснувшийся Василь Васиьевич и понял, что мягкое видение на опушке леса, когда он мальчишкой лежал, скрытый от всех человечьих глаз в траве, а от близкой реки тянуло сырым и мягким ветером, а в бочажке торчала коряга, хорошо ему известная, поскольку он не раз доплывал до нее, конечно, не с этого высокого берега, где он лежал, а с пологого, у картофельного поля, что было на задах деревни, и это не частное, а колхозное поле, и на голодуху они ходили туда с пацанами и даже с бабкой Анисьей, которая сердилась, если ее так называли, и бабка давно померла, а была она такой длинной, что ей не сразу и колоду подобрали, и все равно ей было не уместно лежать, хотя ее все-таки запихнули, обложили еловым лапником, и он видел ее темные от непомерной работы и солнечного нагрева ручищи, сложенные на груди, и погасшую свечку, которую бабка и задула, так как до чрезвычайности была всем недовольная, хорошо еще, что лапник не раскидала, и не хотела смирно, по-покойницки отдыхать, полагая что без нее все перепьются и дом сожгут, что потом и случилось, а при своей жизни требовала, чтоб ее называли Аленой, по-культурному, ведь «мы тут не в черном угле живем – нам дорогу из Селезневки проложили, даже с асфальтом», и Васька бабке не стал цитировать правду, а про себя даже хмыкнул носом, поскольку асфальт почти сразу побили, и машины в распутицу опять попадали в такие ямы, что приходилось их цеплять трактором, и шоферы ругались, особо когда машину перевора… и вдруг на его мысль дыхнуло нехорошим ветром, и он увидел, как из бочажка на него полезла рогатая коряга, только это не коряга, а бык, и рогами на него, и он успел достать из-за пазухи нож, когда понял, что никакая это не коряга, «Не балуй! – закричал Васька.
– Сейчас ножом упечатую!», «Да ты чего развоевался, дурак? На бабку замахиваешься!», «Это ты, баба Алена?» «Ну…», «Ты же умерла!», «И чего с того? Поди ты теперь тоже не молоденький, и ты помрешь…», «Я?», «Убери эту штуку», – она показала на кинжал, «Алена, как тебе там?», «С чуток погоди, сам узнаешь.
Теперь я Анисья… Анисья… Анисья…», и в тот же момент сон заштукатурился, а земной реализм сразу его очухал, и он опять увидел свадебный стол, и поискал глазами Мирру Евсеевну, чтобы обрести форменные слова:
– Кхе, кхе, понимаете ли, уважаемая Мирра Евсеевна…
И тут с неожиданным предложением поднялся Олег Иванович Сычугин:
– Пусть молодые поедут в свадебное путешествие. Какие на этот счет будут суждения?
– А куда ж мы денемся? – забеспокоился мужской и женский хор под управлением композитора Араб-оглы.
– Вместе с ними поедем, – объяснил Олег Иванович. – В путешествие виртуальное.
– Как это, понимаете ли, понимать? – забеспокоился за свой авторитет окончательно проснувшийся тамада Василь Васильевич.
– Органично понимать, жених из Интернета, значит, и путешествие виртуальное, – и, не давая опомниться тамаде, ухватил инициативу. – Поступило предложение поехать в Италию, в город Рим. Прошу голосовать: кто – за, кто – против. Воздержавшиеся есть? Двое. Англичанин, жених. Кто еще? Василь Васильевич. Принято единогласно.
Англичанин вдруг проявился:
– Sorry, – и выпил стоя стакан с водкой.
– Видите, – обрадовался Олег Иванович, – жених с нами, предлагаю ехать немедленно.
Вдруг подполковник Витя Никаноров прорезался сипло, с надрывом:
– Это было под городом Рым-ом…
Помолчал и опять затянул:
– Это было под городом Ры-ы-мом…
И всех нас, кто осуществлял свадебное застолье, качнуло уже в Интернетовской паутине.
«Добролюбова, угол Белинской» – только в детстве могло так четко отпечататься в ее голове. Она шла по шоссе, вдоль железной дороги, и ей до безумия хотелось свернуть налево, она как бы находила в холодном, безбрежном море струю тепла, помнила, что в детстве, когда прятали какой-нибудь предмет, закрывали ей платком глаза, перекручивали ее, говорили «холодно, холодно, тепло, тепло, горишь!», она всегда выигрывала, даже маленьким ребенком, в конце концов, дети с ней отказывались играть, она даже пыталась нарочно не находить спрятанный предмет, но это ей плохо удавалось, «горишь!» – кричали ей, теперь уж не детская игра, и ставки другие, она заставила себя не думать о последствиях, главное – не потерять эту узкую теплую полосу… Неожиданно на нее надвинулись ржавые холодильники, разбитые унитазы, пустые бутылки для воды и прочий человеческий мусор, а за ней бетонная стена, метра два вышиной, на которой аршинными черными буквами «Мусор не бросать. Штраф 10000 р.», шоссе поворачивало налево. Интуиция подсказала – поверни… Заборы… заборы… нет… еще далеко… песок дорожки… сосны… перелесок… снова заборы… А, может, лучше кого-нибудь спросить? Что спросить? У кого? Заставила себя не читать название улицы. Да разве название улицы ей важно? И все-таки она прочитала: «Салтыкова-Щедрина № 5», и засмеялась: «Раньше в Малаховке жило много евреев, даже здесь где-то еврейское кладбище. Неужели евреи так любили русскую литературу? Между прочим, в Грише, кажется, была частичка еврейской крови, и хватит…», отдых кончился, ее внутреннее интуитивное чувство пробудилось, снова подхватила теплота течения… дорога резко повернула направо, узкий проход между двух заборов из штакетника, близко к заборам подступали сады со старыми яблонями, ветки их свисали под тяжестью налитых плодов, захотелось протянуть руку, сорвать яблоко, вцепиться зубами в горьковатую сладость, нельзя останавливаться, «Я как собака, взявшая след», а запах все сильнее, и засмеялась над собой, «Хорошо, что не посыпали табаком, чтобы сбить меня»… ее вынесло на новую улицу, краем глаза увидела, что на железобетонном столбе фонаря голубой краской столбиком написано «Не спеши!», это что, для меня? Но не задержалась на этой мысли, почему-то легко вспомнила название поселка «Май», да это где-то здесь, но это не имеет отношения к улице Добролюбова – угол Белинского, зачем она так кружила, увидела железный вагончик, прошла мимо, еще дальше, где-то тут, совсем рядом, увидела сплошной бетонный забор, за ним каменный особняк, типичный дом «нового русского», интуиция подсказала, что тут следует остановиться. У нее не было четкого плана. Перед ней, если так можно выразиться, неприступная крепость. Таких крепостей много сейчас по Казанке, да только ли здесь? Лолита перевела дух. И вдруг вспомнила кусок текста из ее любимой книги Андрея Болотова, написанной в ХVIII веке и как бы совсем не относящейся к ее делу (у нее была фотографическая память): «И, братец, так зачем же тебе ходить такую даль домой обедать; а ты можешь обедать вместе с нами. Мы, по милости Николая Андреевича, имеем для себя всегда готовый стол, и ты можешь всегда есть вместе с нами. Пойдем-ка, сударь! Я доложу о том самому генералу». Лолита оглянулась и увидела маленькую хибарку, рядом с каменным гигантом, похожую на утлую лодочку, на ее шиферной крыше росла трава и даже тоненький клен с уже пожелтевшими листьями.
Хибарка, как сказка с хорошим концом, потянула к себе Лолиту, и она толкнула калитку, кое-как сбитую из черных от дождей досок, и та закачалась, готовая упасть на землю, если бы Лолита вовремя ее не удержала, и, вступив на узенькую тропинку между высоченной крапивой и желтой пижмой, еще не доходя до черного крыльца, Лолита крикнула:
– Эй, хозяин!
Никто не ответил.
Крикнула громче:
– Хозяин, к вам можно?
Решительно пошла к крыльцу. Доски у крыльца разбиты, и такое ощущение, что там никто не живет. Толкнула дверь, раздался скрип, довольно зловещий, подумала она, стараясь разглядеть в полутьме комнату:
– Эй, кто нибудь здесь есть?
И тотчас из соседней комнаты вышла маленькая старушка, закутанная в серый шерстяной платок.
– Вы из собеса? – спросила старушка неожиданно звонким голосом. – Дак к нам другая вчера приходила. Спасибо, у нас пока еще все есть. Да вы присаживайтесь к столу. Чайку погрею.
Маленькие окошки позволяли увидеть стол без скатерти и единственный стул, в верхнем углу комнаты небольшая темная икона.
– Не беспокойтесь.
А старушка уже внесла пузатый, почерневший от времени самовар. И легко поставила его на стол. Открыла буфет, достала оттуда два стакана и сахарницу. «Вот почему мне Болотов из ХVIII века вспомнился», – подумала Лолита.
– А чаек из травок. Чай дорогой, верно?
Лолита кивнула. Вытащила сигареты и пистолет-зажигалку. Не решилась закурить, зажала сигарету в кулаке, смяла.
– Как вас зовут, бабушка?
– Марлена Никитична. Тебе трудно сказать, дак ты меня бабкой Марленой зови, а то еще просто Матреной, я не обижаюсь.
– Бабушка, вы не интересовались, кто у вас тут рядом в особняке живет?
– Там-то, – и она махнула рукой в сторону. – Ктой-то живет, да они все на машинах.
– Бабушка, вы садитесь. А то я сижу? Я встану, а вы садитесь, пейте чай.
– Сиди, девонька, я скамеечку принесу.
Когда баба Марлена села, Лолита взяла стакан с чаем. Отпила немножко. Травяной напиток оказался вполне возможным, даже вкусным. За чаем легче расспросить, только надо не торопиться.
– Бабушка, а как ваша улица называется?
– Нынче мудрено, а ранее просто «Навозная». Дальше картофельное поле было, дак навоз возили, чтоб землю удобрить, и огороды были, все свое, хорошо жили, а теперь и того лучше, в магазин когда зайдешь, любой тебе товар, только деньги готовь, а так – пожалуйста, красота. Замечательно.
– А из соседнего дома, может, в магазине все-таки случайно кого-то видели?
– Случайно? – и наклонилась к Лолите, заговорила шепотом. – Точно. Видела одного, в магазине. Зубы золотые, и весь-то он в золоте, огнем светится. Сигареты покупал. Продавщица ему сдачи десятку дает, а он не берет. Представляешь, девонька, десятку не взял. Рукой так – не надо. Десятку не взял – и опять к машине. Да, мы сейчас хорошо живем. Спасибо товарищам из правительства, ни в чем нужду не мыкаем.
– Что это? – Лолита услышала мычание в соседней комнате.
– А-а, сеструха меня зовет. Одиннадцатый год лежит, никак не помрет. Только зудит, надо будет ее пошевелить. Я ее мою, обихаживаю. Моложе меня, а вот поди ж ты, болеет, ты туда не входи – дух тяжелый, помереть – не помирает. Что ж тут поделаешь?
– Я пойду, – сказала Лолита. Старуха ее уже не слышала, вскочила с табуретки.
А Лолита пошла большими шагами туда, куда и должна была раньше направиться, но оттягивала время. Еще не дошла до ворот, как услышала голос:
– Лолита Александровна, мы вас давно ждем.
Рядом с воротами отодвинулась маленькая стальная калитка.
Она вошла в нее. Калитка за ней закрылась. На песчаной дорожке никого не было. Опять раздался тот же голос:
– Не торопитесь. Идите спокойно. Шесть ступенек вверх. Не споткнитесь. – Стеклянная дверь ушла вправо, когда Лолита встала перед ней. – К лифту.– скомандовал голос.
Она шла по такому мягкому покрытию, что не слышала своих шагов.
«Мышеловка» у Шекспира», – подумала и сразу же услышала тот же голос:
– Совершенно верно, у Шекспира. Пробуете ни о чем не думать? Вряд ли удастся. Да вы заходите.
Она не заметила, как вышла из лифта и оказалась в большой комнате. Навстречу ей из-за стола поднялся высокий блондин, по обе стороны от него сидели двое в камуфляжной форме, с лицами, закрытыми черными масками.
– Николай Петров, – протянул он руку.
Голос у него был не тот, что слышала, – мягкий, с иностранным акцентом. Она не подхватила руку, но тот будто не заметил и быстро пригладил волосы:
– А мы вас очень сильно ждали.
Она опустилась на стул с высокой резной спинкой.
– Вы крепко зажали окурок в кулак. Не стесняйтесь, бросьте на пол.
Лолита раскрыла ладонь, окурок выпал. И вдруг почувствовала, что у нее впервые в жизни закружилась голова.
– Вам плохо? Кружится голова?
Вдруг ее это рассмешило:
– Нет, спасибо. Вы так хорошо все обо мне знаете. Отбиваете хлеб у частного детектива.
– Ну, что вы, Лолита! У вас прекрасная интуиция, но, как говорится, на всякую мышку есть свой яд. Мы имеем свой аппарат мысли.
Лолита огляделась – вся комната была обшита белым деревом. «Наверное, финская береза», – подумала Лолита.
Два широких окна. Комната пустая, почти посередине длинный белый стол, вокруг совершенно одинаковые деревянные стулья с высокими спинками. На спинках вырезаны павлин и цветы, стиль а ля рюсс.
Она достала сигареты и зажигалку-пистолет. Но высокий, перегнувшись через стол, опередил ее. Чиркнул своей зажигалкой. Она с удовольствием закурила.
