Шурави, или Моя война

Снова вжикнули пули, высекая искры из брони БТРа. Через секунду машина вздрогнула, словно живая, и загорелась. По вспышкам спецназовцы определили позиции противника и открыли по нему шквальный огонь из всех видов имеющегося у них оружия. Противник на время замолчал, не ожидая от них такой прыти. Слева послышался топот копыт.

«Неужели конные моджахеды?» – подумал Виктор.

Из кустов выскочили несколько всадников, последовал залп из винтовок и они, сбившись в кучу, скрылись за поворотом. Над дорогой повисла тишина, только слышно было, как внутри горевшего БТР рвались боеприпасы. Новый взрыв поднял в воздух железную коробку БТРа и с силой бросил его сторону от дороги. Это взорвались мины, которые находились внутри машины. Из-за камней, откуда, совсем недавно стрелял пулемет, кто-то громко стонал. Марченко дал команду, и бойцы, выстроившись в цепь, начали окружать это место. За камнями, метрах в тридцати от дороги, лежал раненый моджахед, у которого были перебиты ноги.

– Сергей, – крикнул Абрамов Орлову, – здесь раненый дух, нужно допросить!

Лавируя в темноте, к ним подошел Орлов. Он нагнулся над моджахедом и что-то спросил. Тот отрицательно покачал головой. Этот жест, похоже, был весьма красноречив и всем понятен. К раненому подошел Леша Петровский и достал нож. Моджахед начал что-то сбивчиво рассказывать, показывая рукой в сторону дороги.

– Что он говорит? – спросил Марченко у Орлова.

– Он говорит, что их группа являлась дозором. Они входят в отряд полевого командира Гульбеддина.

– Спроси, сколько в отряде человек.

Орлов снова задал ему вопрос и снова дух начал качать головой. Леша нагнулся над ним и потыкал ножом в его рану. Дух закричал громко и пронзительно. Орлов снова повторил свой вопрос.

– Говорит, что отряд большой, состоит из нескольких мелких отрядов, всего их около тысячи.

– Спроси о вооружении.

– Говорит, около тридцати пулеметов, в том числе одиннадцать ДШК, двенадцать минометов, есть безоткатные орудия.

– А сейчас спроси главное – где база отряда?

Все повторилось в обычном порядке: сначала отрицательное мотание головой, а затем подробный рассказ о месте базирования отряда. В заключение раненый сообщил, что из Пакистана к ним на помощь подошел отряд «Черных Аистов». Последняя информация насторожила не только Марченко и Виктора, но и стоящих рядом сними бойцов.

– Передай эту информацию «беретам», пусть знают, что их ждет здесь.

Отряд немного уплотнился на машинах и продолжил движение вперед.

****

Справка

«Черные Аисты» – элитный состав афганских моджахедов, сформированный Пакистанскими службами специального назначения «Чохатлор». Основной задачей отряда были диверсии в глубоком тылу Советской Армии. Все бойцы были приверженцами фундаментального ислама, в основном, выходцы из Саудовской Аравии, Иордании, Египта, Ирана, Пакистана, а также из Синьцзан-Уйгурского автономного округа Китая. В отряд входили те, кто совершил тяжкие преступления перед Аллахом: убийцы, насильники, разбойники и т.д., приговоренные к длительным срокам тюремного заключения. Искупить свою вину перед Аллахом они могли, пролив кровь неверных.

Все бойцы элитного подразделения передвигались на японских «Сузуки». Каждый «Аист» хорошо владел навыками радиста, снайпера, сапера и другими воинскими профессиями, а также практически всеми видами современного оружия.

Подразделение было создано в конце 1979–начале 1980 года, базировалось в приграничных районах Пакистана и Ирана.

Отряд имел свою униформу черного цвета с нашивками на рукаве с изображением черного аиста. Часто, бравируя своей смелостью, они во время боя вставали в полный рост, чтобы выстрелить из гранатомета или дать длинную очередь из пулемета. Во время боя включали репродукторы, по которым транслировали чтение сур из Корана, тем самым, желая подавить дух солдат Советской Армии.

***

Отряд двигался по дороге на минимальной скорости. Высоко в небе прошло звено штурмовиков СУ–25. Сквозь шум их моторов были слышны далекие раскаты взрывов. Вслед за отбомбившимися штурмовиками двумя парами пролетели «горбатые». Снова послышались взрывы ракет и работа авиационных пушек. Абрамов попытался представить, что там творится, но не смог, не хватало фантазии.

Бойцы подъехали к городу Асадабаду. По союзным меркам, это, скорее, крупный поселок, чем город. Спешившись и прикрывшись броней машин, они осторожно вошли в провинциальный центр. Нервы натянуты, словно канаты, каждый приготовился стрелять в любого, кто появился бы на улице. Но, они пусты – ни людей, ни скота. Отряд все дальше и дальше втягивался вглубь узких и незнакомых им улиц. Вот уже стали видны массивные металлические ворота горно-пехотного полка. Они были раскрыты настежь, похоже, там никого не было. По плацу ветер гонял обрывки бумаги, кругом валялись разбитые артиллерийские ящики и рассыпанные по земле патроны.

«Странные люди эти афганцы, – подумал Виктор, всматриваясь в пустующие дома. – Стоило спецназу выдвинуться в сторону кишлака, жителей, словно ветер сметал. Убегали, бросив все добро. Как только они уходили из кишлака, через день он снова оживал».

Но, то кишлак, а чтобы весь город подался в горы, такого Абрамов, ни разу не видел. Почему весь город? Виктор увидел, что приоткрылась одна дверь и за ними стали внимательно следить чьи-то настороженные глаза. Он повернул в ту сторону автомат и глаза мгновенно исчезли в глубине строения.

«Кто это был? Враг или друг? Глупые люди, шурави пришли сюда воевать не с вами, а с теми, кто сейчас спрятался в горах с оружием в руках. Но жителям, похоже, серьезно промыли мозги в мечетях и они стали считать каждого нашего солдата убийцей и насильником», – думал Абрамов.

Ветер гнал по улице клубы серой пыли. Эта мелкодисперсная субстанция была везде: в воздухе, на одежде, на обветренных потрескавшихся от солнца и жажды губах.

«Неужели все ушли?» – снова подумал Виктор.

Бойцы осторожно вошли в бывшие казармы 9-го горно-пехотного полка правительственных войск. Кругом виднелись следы поспешного бегства. По приказу Марченко бойцы вскрыли склады: ящики со снарядами, минами, патронами, гранатами.

«Похоже, они драпали так быстро, что не все забрали с собой. Не исключено, что все это заминировано. Сейчас они втянутся в казармы….», – от этих мыслей ему стало не по себе.

Абрамов приказал закрыть и опечатать склады, выставил двух часовых.

«Неужели их рейд оказался для них столь неожиданным? А где автомашины? – подумал Виктор, осматривая двор.

Он был абсолютно пуст, ни машин, ни какой-то другой боевой техники. Похоже, мятежники ушли, захватив с собой лишь средства передвижения и часть боеприпасов. Петровский где-то нашел спрятавшегося в казарме солдата и притащил его за шиворот, словно котенка к Марченко.

– Спроси, где все, – приказал он Орлову.

– Давно ушли солдаты? – спросил его замполит.

Тот что-то быстро стал ему говорить, косясь на Петровского, а точнее, на штык-нож, который тот держал в руке.

– Ушли два часа назад в сторону Пакистана. Ушел весь полк: солдаты и офицеры, – перевел Орлов ответ пленного..

Марченко быстро связался с авиаторами и сообщил им эту новость.

«Кругом одни горы, ни кустов, ни деревьев. Где они рассчитывали укрыть такую большую колонну?» – подумал Абрамов.

Рука Виктора машинально потянулась к карте.

«Единственное место, где они могли сосредоточиться: горный массив в двадцати километрах от города. Сейчас бы авиацию и от них не осталось бы ничего, кроме воспоминаний. Но летчики почему-то не летели, по всей вероятности, боялись, что у регулярной части правительственных войск, наверняка, были средства обороны против авиации. Значит, они будут ловить эту колонну на марше», – рассуждал он, разглядывая карту.

По рации последовал приказ о прекращении движения. Теперь они должны были ждать, когда подойдут основные силы. Бойцы разбрелись по казарме, а Абрамов присел за стол и достал сигареты. К нему подошел Марченко и присел рядом.

– Что голову повесил, Абрамов? – спросил он, улыбаясь. – Радоваться нужно, город наш, ни убитых, ни раненых. Такое у меня впервые.

Виктор молчал, Что спорить с командиром, он, как всегда, был прав.

– О чем думаешь? – поинтересовался Марченко и пристально посмотрел ему в глаза.

Наверное, командир подумал, что он ответит – о Татьяне, но неожиданно для себя Виктор сказал, что о матери, хотя думал о ней. Последние сутки, он только и делал, что вспоминал о ней. Ее имя плотно засело в подкорке его мозга.

«Интересно, а о ком сейчас она думает, о ком молится, обо мне или о нем?» – в очередной раз спросил он себя и невольно перевел взгляд на сидящего рядом с ним Марченко.

Командир тоже молчал, наверняка, думал о ней. Чувства обиды и ревности начали бурлить в груди Виктора.

– Пойду, выставлю посты у склада, – сказал Абрамов Марченко.

Он, молча, кивнул. Виктор встал из-за стола и, загасив окурок сигареты, направился во двор казармы.

***

Где-то в горах по-прежнему гремели взрывы, это наша авиация уничтожала остатки отрядов моджахедов. В город, лязгая траками гусениц, вошел мотострелковый батальон. Марченко, заметив машины пехоты, на БТРе направился в их сторону. Передав склады под охрану вошедшим подразделениям, бойцы отряда собрались около казармы и стали ждать возвращения Марченко. Командир появился лишь через два часа. Он был чем-то озабочен. Заметив Абрамова, он махнул ему рукой.

– Виктор, штаб поставил перед нами новую задачу, – произнес он. – Сейчас выдвигаемся из города и идем по следу горно-пехотного полка. При обнаружении моджахедов наводим авиацию и артиллерию. Мы должны не дать мятежникам уйти в Пакистан.

– Командир, нельзя ли проще, – ответил Виктор. – Скажи, что мы должны «оседлать» единственную дорогу, по которой может двигаться эта колонна. А то начал, словно мы в Генштабе или на учениях в Союзе.

Марченко улыбнулся шутке Виктора и потрепал его за плечо.

– Взрослеешь на глазах, Абрамов. Я рад за тебя

К вечеру последовала очередная команда, которой Марченко был явно не рад этому.

– Виктор! Зайди ко мне, есть разговор, – произнес он и направился в одну из пустующих комнат казармы.

Абрамов молча, взял автомат и двинулся вслед за ним.

– Вот что, Абрамов. Командование считает, что мы должны оставить здесь свои машины. Там, куда оно направляет нас, они не понадобятся. Нам придают саперный взвод, тридцать человек. Сейчас придут «вертушки». Собирай людей, пусть возьмут только самое необходимое: воду и боеприпасы.

Виктор кивнул и побежал отдавать указание. Через два часа бойцы отряда и саперы быстро погрузились в вертолеты. Десантировался отряд в нескольких километрах от границы с Пакистаном. Теперь в темноте спецназовцы должны были заминировать дорогу и «оседлать» последний перед Пакистаном перевал. Саперы трудились, как проклятые, хорошо осознавая, что от их работы зависит слишком много. Где-то далеко раздался шум, чем-то напоминающий шум сошедшей лавины. Все остановились и прислушались. К Виктору подошел Марченко и озабоченно посмотрел на него.

– Иван Тимофеевич, – обратился Абрамов к нему по «гражданке», – тебе не кажется, что нас слишком мало, чтобы остановить полк, или мы здесь, как двадцать восемь панфиловцев под Москвой?

– Что ты говоришь, это так не похоже на тебя, Абрамов. Раньше тебя всегда интересовало количество врагов, сейчас больше интересует наша сила. Конечно, если они развернутся, то мы их не только не сдержим, но даже не остановим. Но этого мы не должны им позволить сделать это.

– И чем же мы их должны останавливать, товарищ командир? Этим? – Виктор протянул ему свой автомат.

– Если нужно будет, и этим. Я тебе еще раз говорю, как своему заместителю, что наша задача не задержать полк, а лишь приостановить его движение. Полк, похоже, полностью втянулся в Кунарское ущелье и будет здесь часа через полтора. Ты сам посмотри, какая здесь местность, особо и не развернешься. Остальное все сделает наша с тобой Краснознаменная армия. Накроют «Градом», а вертолеты добьют остатки. Так что не бойся, Абрамов, мы здесь лишь в роли пастухов, чтобы овцы не разбежались по сторонам.

Его последние слова, как нож, резанули по самолюбию Виктора.

– Ты знаешь, командир, я не боюсь. Как сказал Шекспир – умерший в этом году, автоматически избавляется от этой процедуры в следующем.

– И это сказал твой Шекспир? Видно, умный был мужик. Я тебе тоже могу сказать, что солдат, потерявший веру в победу, обречен на поражение. Поэтому держи себя в руках и не будь похож на бабу. Ты же мой заместитель!

– Вот, слушая тебя, Иван, я почему-то подумал, хорошо, если сразу и наповал. Страшнее остаться без рук или без ног. Кому ты такой будешь нужен. От здоровых мужиков отворачиваются, не то, что от калеки.

– Давай, не каркай. Мысль, она материальна. Кстати, я все время хотел тебя спросить, Абрамов? Когда убили Лаврова, кто из ребят стрелял из его пулемета?

– А зачем тебе это? Ну, я стрелял, – коротко ответил Виктор.

– Я так и подумал. Раньше, я почему-то считал, что среди «партизан» таких ребят, как ты, не бывает.

– Это почему? Мы хоть и не кадровые офицеры, но кое-чему научились за это время.

– Не обижайся, это я, чтобы завести тебя.

Он повернулся и ушел в темноту. Через пять секунд его силуэт растворился в этой чернильной ночи.

– Абрамов, ко мне! – закричал Марченко и дважды мигнул ему фонариком.

Виктор встал с камня и, взяв автомат, не торопясь, направился на звук голоса.

– Что, быстрее не получается? – спросил он Абрамова. – Зад оторвать от земли не можешь?

Виктор промолчал: спорить с командиром или оправдываться ему не хотелось.

– Бери десять бойцов, отделение саперов и выдвигайся метров на сто вперед. Оборудуйте там свои позиции.

Заметив пробегавшего мимо них Петровского, Марченко, остановил его жестом руки.

– Помоги Абрамову дотащить боеприпасы к пулемету.

– Есть, – коротко ответил тот и, посмотрел на Абрамова, ожидая его команды. Виктор нагнулся и поднял стоявший у ног Марченко ручной пулемет и направился выполнять команду. Вслед за ним двинулись его бойцы и отделение саперов. Позади, кое-как волоча ноги под тяжестью коробок с пулеметными лентами, плелся Петровский.

– Виктор! – обратился он к нему. – Все время хочу спросить тебя, ты еще не жалеешь, что подписался под эту войну?

– В каком смысле подписался? – спросил его Абрамов.

– Ведь мы тогда все, в том числе Павлов и Лавров, могли отказаться от всего этого. Просто встать в позу и заявить, что никуда не поедем, и не подписывать эти дурацкие бумаги о том, что хотим исполнить свой интернациональный долг.

– Не знаю. Сначала вроде бы и нет. А вот когда убили Павлова, а затем Лаврова, стал задумываться, для чего я здесь?

– Скажи, Абрамов, правда, что ты отказался выполнить приказ одного майора и не стал расстреливать раненого моджахеда?

– Правда.

– Говорят, что этим отказом ты сильно обидел майора, да и наш командир был не в восторге.

– Слушай, Петровский! Знаешь, мне плевать на этого майора и на восторги нашего командира. Я никогда бы себе не простил, если бы выполнил тот приказ.

Они замолчали. За спиной Абрамова, по-прежнему тяжело вздыхая, шел Петровский.

– Абрамов, а правду ребята говорят, что ты с командиром схлестнулся между собой из-за бабы?

Виктор резко остановился и Петровский врезался в его спину.

– Вот что, Леша! Если ты еще хоть раз произнесешь имя этой женщины или этот солдатский треп, я тебя просто удавлю. Есть вещи, не подлежащие обсуждению, тем более, если они сугубо личные.

– Понял, – ответил тот и замолчал.

***

Абрамов долго пытался в темноте выбрать хорошую позицию для пулемета, хотя знал, что это сделать очень сложно, а может быть, и бесполезно, так как все равно не сможет определиться с сектором обстрела. Таская камни, он старался, по возможности, создать какую-то защиту для своего бренного тела. От этой довольно нелегкой работы он изрядно вспотел.

Поставив пулемет на сошки, Виктор положил гранаты и автомат около себя. Шум все нарастал и нарастал оттуда, где-то вдали мелькали узкие полоски света. До них было еще сравнительно далеко, но снова защемило сердце.

«Неужели это мой последний бой?» – подумал он.

В страхе отбросив эту мысль, он попытался думать о чем-то другом, но снова с испугом осознал, что думает о смерти.

«Эх, Марченко, Марченко, и зачем ты только рассказал мне об этом приказе. Лучше бы я не знал о нем. Теперь у меня три мысли в голове: дом, Татьяна и страх перед смертью», – с сожалением подумал Абрамов.

Рука машинально стала шарить по земле. Он нашел пять коробок с пулеметными лентами.

«При хорошем бое хватит на пятнадцать минут. Много это или мало, покажет бой», – подумал Виктор, пододвигая ближе к себе цинк с патронами.

Он вспорол своим кинжалом цинк и стал разрывать бумажные пачки с патронами, высыпая их в коробку. Шум движущейся колонны нарастал с каждой минутой. С этим шумом росло и нервное напряжение. Абрамов поднял голову и постарался рассмотреть в белесом тумане колонну, но ее еще не было видно. От места засады до границы было вообще ничего, километров десять, если не меньше. Он представил состояние солдат, сидящих в машинах. Наверняка, многие из них уже праздновали победу и радовались жизни.

«Нет, ребята, – подумал Абрамов и передернул затвор пулемета, – пока мы здесь, Пакистана вам не видать, как своих ушей».

Он занял удобное положение и снова до боли в глазах стал смотреть на дорогу. Вот и дозорные побежали в нашу сторону, размахивая руками. Один из них упал около него и прошептал:

– «Замок»! Машин сорок или около того, короче, тьма….

– Беги, доложи командиру, – так же шепотом приказал Виктор ему.

Боец вскочил и, словно сайгак, понесся в сторону командира. На востоке начало светать. Солнечные лучи, разорвав серую пелену утреннего тумана, окрасили вершины гор золотистым цветом. Туман пополз с гор и накрыл не только их позиции, но и колонну бывших правительственных войск. Земля начала жалобно дрожать под тяжестью могучих машин. Если вам кто-нибудь будет рассказывать, что не боялся этих минут перед боем, не верьте ему. Это потом, в бою, страх пропадает, а перед боем – страх максимален и присущ каждому нормальному человеку.

Плотный утренний туман прорезали лучи фар, свет становился все ярче и ярче. Абрамов прицелился в первую машину – до нее было метров пятьдесят-шестьдесят. Он увидел, что рядом с водителем сидел офицер. Офицер изредка подносил ко рту сигарету, затягивался и выпускал клубы дыма из окна кабины. Виктор прицелился ему прямо в лицо.

«Где же ракета, где? – подумал Абрамов. – Почему молчит Марченко?»

В кузове машины плечом к плечу сидели солдаты: кто-то из них дремал, другие, вели между собой какие-то разговоры. Их расслабленные головы качались в такт движения автомобиля из стороны в сторону. Виктор не столько заметил, сколько спиной почувствовал взлетевшую в небо ракету. Он плавно нажал на курок пулемета и увидел удивленное лицо офицера, с головы которого слетела фуражка с высокой тульей. Через секунду его лицо покрылось кровью. Чуть правее и водитель безжизненно откинулся на сиденье. Абрамов перенес огонь на кузов автомашины. Длинная очередь пулемета прошила тела мятежников, заставляя их тела дергаться, словно в танце. Его остановил сухой щелчок затвора пулемета. Он вставил новую ленту и начал искать цель. Посмотрев чуть в сторону, он заметил, как десятки трассеров, рассекая туман, потянулись к другим машинам. Тишину разорвали крики о помощи, перерастающие в хаос и панику. Несколько машин загорелись, другие попытались объехать их. Дорога покрылась стеной из взрывов, которые опрокидывали машины с личным составом, словно спичечные коробки.

Абрамову до этого дня никогда не приходилось наблюдать за работой систем залпового огня «Град». Прикрыв голову, краем глаза он наблюдал за страшной картиной, происходящей на дороге – десятки горящих машин и людей. Страх и безумие охватили солдат. Многие побежали в сторону засады, пытаясь укрыться от разящего огня «Града» за камнями. Бойцам ничего не оставалось, как расстреливать их буквально в упор. Мятежники падали в десятках метров от их позиций, не понимая, что нарвались на плотный огонь наших пулеметов и автоматов.

Взрывы прекратились так же внезапно, как и начались. Сквозь огонь и дым послышались команды афганских офицеров, которые пытались собрать около себя еще живых солдат. Бойцы автоматически перенесли свой огонь на них.

«Раз, – считал Абрамов про себя, видя, как пули его пулемета срезали офицера, – два, три. Вот вам за Павлова и Лаврова».

Прошло несколько минут, прежде чем афганцы пришли в себя и, прижавшись к земле, начали поливать их из автоматов и пулеметов. Их огонь все нарастал и нарастал. Где-то недалеко зачавкал автоматический гранатомет. Вскоре и минометы включились в какофонию боя. Они били намного точнее, чем гранатометчики.

«Если пойдут в атаку, нам их не сдержать, их слишком много» – подумал Виктор. Вся небольшая по размерам площадка перед отрядом была усыпана афганцами: убитыми, ранеными и живыми.

Из-за шума боя Абрамов не услышал рева «Грачей». Прозвучал выстрел красной ракетой, и начался БШУ (бомбоштурмовой удар). Картина была завораживающей и не поддающейся описанию. Солдаты, словно овцы, сбились в кучу, и в этой куче внезапно вырос черный гриб взрыва.

Пока работала авиация, Абрамов успел набить пулеметные ленты патронами. В какой-то момент он отвлекся от боя и в его небольшой и не столь глубокий окоп буквально влетел огромный афганец, весом килограммов сто тридцать. Завязалась борьба. Каждый из них пытался ухватить друг друга за горло. В какой-то момент Абрамов почувствовал, что ему с каждой секундой становилось все труднее сбрасывать с себя этого афганца. Наконец Виктор уперся ему в грудь коленом и сбросил его с себя. Прошла секундная пауза и афганец, снова бросился на него. Этой паузы было вполне достаточно, чтобы Абрамов вытащил из ножен свой персидский кинжал. Мятежник захрипел, когда кинжал пробил ему бок. Из его рта на лицо Виктора потекла черная пахучая кровь, которая на какой-то миг полностью лишила его зрения. Столкнув с себя тело, Абрамов обтер лицо его головным убором. Бегущие в их сторону афганцы были метрах в тридцати от него, когда у них под ногами стали рваться его гранаты. Все снова покрылось серой пылью.

«Где пулемет!» – подумал он и стал искать его в этом небольшом окопе.

Пулемет оказался под телом убитого им афганца. Он схватил пулемет и передернул затвор. Он не сразу поверил, но афганцы неожиданно для него побежали в противоположную сторону, бросая оружие. Абрамова снова начало трясти, теперь уже от радости, что он остался жив в этой мясорубке.

«Что это? – спросил я себя. – Судьба или очередное везение?»

Ответа у него не было. Виктор быстро протер глаза и, взяв в руки пулемет, пошел в сторону командира. Марченко тоже был счастлив, увидев живым Абрамова. Они крепко обнялись, не скрывая скупых мужских слез.

***

Весна шагала по Афганистану, цвели абрикосы, яблони, груши, окрашивая здешнюю местность в нежный белоснежный цвет. Прошли еще две недели после последнего выхода на «дорогу». Бойцы отряда отсыпались, приводили себя в порядок и просто радовались жизни. В последнем бою за перевал тяжело ранили Петровского. Осколок пробил ему грудь и застрял у позвоночника. Несмотря на некоторые странности, Петровский был хорошим человеком, надежным товарищем и бойцом. Вместе с ним базу покинула и Татьяна, ее забрали в полковой госпиталь. Вместо нее прислали худенького веснушчатого паренька, который с явной опаской смотрел на спецназовцев. Виктор, с одной стороны, был рад переводу Татьяны, так как болезненно переживал их внезапный разрыв. Госпиталь, в котором она сейчас теперь служила, был в пятидесяти километрах от базы отряда. Эти пятьдесят километров в Афганистане нужно было умножить на коэффициент смертности. На любом повороте дороги бойца могла поджидать засада моджахедов, мина или плен.

Абрамову не раз приходилось видеть, что они творили с нашими пленными солдатами, и поэтому всегда держал в нагрудном кармане куртки один патрон. Это был его единственный шанс умереть быстро и без мук. Об этом знали все наши бойцы отряда, и каждый носил в кармане свой заветный патрон.

Нашу группу вновь пополнили офицерами, прибывшими из Союза. Все они были кадровыми военными и при первом знакомстве с нескрываемым интересом наблюдали за нашими взаимоотношениями в отряде. Многим из них не нравилось, что у нас практически не соблюдалась субординация, при общении между собой мы называли друг друга по именам, а не по званиям и должностям.

Не всем нравилось и то, что мы обходились без звезд на погонах, а ведь многие из них заканчивали военные училища, чтобы с гордостью носить врученные им звездочки на золотых погонах. Не нравилось им и то, что заместитель начальника отряда не был кадровым офицером. Замечая их насмешливые взгляды, Абрамов улыбался про себя, представляя, как эти кадровые офицеры будут выглядеть в первой же боевой стычке с моджахедами.