Шурави, или Моя война

Она помогла Виктору снять комбинезон, стянула сапоги. От ее заботы ему стало значительно легче.

– «Замок» (заместитель командира), вы идете в баню? – поинтересовался заскочивший в комнату старшина.

Увидев Виктора и рядом сидящую Татьяну, он медленно попятился назад.

– Минуту, я сейчас приготовлю для вас свежую одежду, – произнес он и скрылся за дверью.

Пока старшина ходил за чистой одеждой, Татьяна успела сделать Виктору несколько уколов, от которых он крепко заснул. Ему снилось, что он в Казани, что вокруг него много людей, которые мило улыбаются ему. Рядом с ним по улице идет Татьяна. На ней светлое платье в черный горошек. Волосы ее распущены и развеваются на ветру. Они едут на каком-то трамвае, он выходит из него, а она почему-то остается. Он бежит вслед за трамваем, что-то кричит Татьяне и протягивает руки. Она мило улыбается ему и машет рукой.

Абрамов открыл глаза и не мог сразу понять, где он находится. Но стоило ему повернуть голову в сторону, и реальность мгновенно вернулась к нему. Это был не его родной дом, а его небольшая комната в казарме. В коридоре раздались шаркающие шаги, дверь приоткрылась, и в комнату заглянул старшина.

– «Замок», командир приказал для тебя натопить баню. Можешь идти мыться, она готова.

– Спасибо, старшина, – поблагодарил его Виктор. – Я сейчас….

Он встал с койки и, сунув босые ноги в сапоги, направился вслед за старшиной. Баня обняла влажным теплом. Он долго и ожесточенно мылся, стараясь смыть с себя грязь и чужую кровь. Наконец Виктор закончил и, одевшись в чистое белье, вышел во двор. Очень хотелось курить. Он зашел в столовую и сел на лавку. К нему подлетел старшина и, не говоря ни слова, поставил перед ним алюминиевую кружку и налил граммов сто пятьдесят спирта.

– Пей! Это для здоровья…

Абрамов выпил спирт залпом и запил его холодной водой из стоявшего на столе котелка.

– Спасибо, старшина…

Отказавшись от обеда, он встал из-за стола.

– Старшина, где командир?

– Он с утра уехал в штаб. Скоро должен вернуться.

Словно подтверждая его слова, за воротами базы раздались автомобильные гудки.

***

Виктор проснулся от легкого прикосновения чей-то руки к его голове. Кое-как открыв слипшиеся от гноя глаза, он увидел стоявшую около его кровати Татьяну. Она приложила палец к губам, давая ему понять, чтобы он не шумел и громко не говорил. Она знаком руки попросила Абрамова следовать за ней.

«Что я делаю?» – подумал он, но, тем не менее, словно завороженный, встал с койки и пошел вслед за женщиной.

Она открыла дверь, и Абрамов оказался в небольшой комнате, в которой, кроме металлической койки и прикроватной тумбочки, ничего не было. Он был приятно удивлен тем, что за все время пребывания на базе, он не знал о существовании этой комнаты Татьяна, накинула на дверь крючок и буквально бросилась на шею Виктора. Она целовала его так истово, что у Абрамова закружилась голова. Что было потом, он помнил плохо. Они лежали на ее койке и осыпали друг друга горячими поцелуями. В этот миг Абрамову было так хорошо, как никогда прежде. Может, постоянное присутствие смерти за плечами так обостряет чувства любви и нежности, но он был необычайно счастлив в этот миг.

– Ты знаешь, Витя, когда вы ушли на операцию, я все время думала о тебе и молила Бога, чтобы он пощадил тебя. Думаю, что он услышал мою молитву, – шептала она ему в ухо. – Я чуть не упала в обморок, когда увидела тебя в этом пропитанном кровью комбинезоне, подумала, что ты весь изранен.

Абрамов слушал ее слова, и сердце его трепетало от охватившей его радости. Мужская гордость распирала грудь, а за спиной у него буквально выросли крылья. В эти минуты он был готов совершить все, что попросит его эта красивая женщина.

– Я люблю тебя, – шептала Татьяна, – и буду всегда любить, что бы со мной не случилось.

Виктор осыпал поцелуями ее разгоряченное от желания тело. Он был несказанно рад, что завоевал ее сердце и что из двух ухаживающих за ней мужчин, она предпочла его.

– Я тоже тебя люблю, Татьяна и никогда никому тебя не отдам, – шептал он в ответ.

Будильник, стоявший на подоконнике, равномерно отсчитывал минуты его счастья.

– Виктор, дай мне слово, что ты будешь беречь себя, – шептала она ему на ухо, – и не будешь лезть под пули.

– Хорошо, Таня, я даю тебе слово.

Он снова крепко ее поцеловал в губы и медленно поднялся с койки.

– Ты куда? – спросила она его.

Виктор, молча, указал ей на будильник.

– Короткое у солдата счастье, – тихо произнес он, продолжая одеваться.

Татьяна по-прежнему лежала на койке. Первые лучи восходящего солнца ласкали ее белоснежное тело, отчего оно казалось выточено из мрамора. Она не пыталась остановить его, так как отлично понимала, почему он должен был уйти. Виктор наклонился над ней и крепко обнял ее теплое, податливое тело. Его губы снова нашли ее соски. Он нежно поцеловал их. Татьяна томно застонала и закрыла глаза.

– Я пошел…. Спасибо тебе за все, любовь моя. Отдыхай.

Стараясь не шуметь, легким движением руки Виктор сбросил крючок с двери и на цыпочках пошел к себе. Что-то остановило Абрамова, и он оглянулся назад. В дверном проеме комнаты в ночной рубашке стояла Татьяна и смотрела ему вслед. Сердце Абрамова снова забилось сильнее и он, улыбнувшись, помахал ей рукой. Весь остаток ночи он провел без сна, думая о ней, о той, которая находилась через пять комнат от него.

***

Утро началось как обычно, с громкой команды дневального о подъеме. Абрамов встал и вышел во двор базы. Там выстроился весь личный состав отряда. Через минуту из дверей спального корпуса появился Марченко. Виктор доложил ему о сборе отряда.

– Я в штаб, – коротко бросил он ему. – Ты остаешься за меня.

– Командир, как там Орлов?

– Лечится твой замполит. Как только, так сразу.

Это значило, что он опять остается на базе и занимается физической и боевой подготовкой бойцов. Отдав соответствующие распоряжения старшим групп, Абрамов вернулся к себе в комнату, застелил койку и направился в оружейную комнату. Взяв автомат, он сел на табурет около раскрытого окна, чтобы наблюдать за занятиями по боевой подготовке. Он сидел в комнате и чистил автомат. Закончив чистку, он стал снаряжать магазины патронами. За этим занятием Виктор не заметил, как к нему подошла Татьяна.

– Как спалось, солдат? – улыбаясь, спросила она. – Выспался?

– Ты знаешь, Татьяна, я не спал, – ответил Абрамов. – Я все время думал о тебе.

Она улыбнулась и рукой коснулась его головы.

– Я тоже не спала, Витя. Не знаю почему, но на душе было очень тревожно. Я все время думала о тебе, о ваших выходах на дорогу.

Абрамов посмотрел на нее и улыбнулся.

– Не нужно переживать, Таня. Я здесь, а не где-то там в горах.

– Не знаю, но я и сейчас за тебя очень беспокоюсь – ты, же из боя в бой. Не всегда же тебе будет везти. Ты об этом когда-нибудь задумывался?

– Пока у меня есть мама и ты, которые, молятся за меня, со мной ничего не случится.

– Скажи, Виктор, а мать знает, что ты воюешь в Афганистане?

Он усмехнулся.

– Я ей об этом не писал, но мне кажется, что она догадывается, где я. Так вот и переписываемся, обманывая друг друга. Она у меня в преклонном возрасте и мне не хочется ее волновать.

За воротами базы надрывно просигналила машина командира. Дневальный бросился открывать ворота, а Татьяна, погладив Виктора по волосам, направилась дальше по коридору.

В оружейную комнату вошел Марченко. Взглянув на Абрамова, он произнес:

– Татьяна была здесь?

– Да, – ответил Виктор.

Что он мог ответить командиру, когда запах духов Татьяны все еще висел в воздухе.

– Зачем она заходила? – снова задал он вопрос.

– Спроси ее об этом, – ответил Виктор. – Ты, что меня пытаешь, командир?

– Брось крутить, Абрамов. Ты же знаешь о моих чувствах к ней. Что ты лезешь своими грязными сапогами в наши с ней отношения?

Он сразу заметил, что Марченко на взводе и может сорваться в любую минуту. Однако, Виктор тоже был не намерен отступать под его давлением.

– Абрамов, пойми меня правильно! Она – вдова, старше тебя по возрасту, ты ей не пара! – чеканил он каждое слово. – Ты что, в Казани не найдешь себе подругу, молодую и красивую? Я же знаю, что ты поиграешь с ней здесь и свалишь, а у меня все серьезно.

– Чего ты хочешь от меня, Иван? – произнес Виктор, переходя на имена.

– Я хочу только одного, чтобы ты отвалил по-хорошему и больше никогда не лез к ней.

– Слушай, Иван! Мне не нравится, что ты почему-то все решаешь сам за нее. Ты поговори с ней, дай ей возможность самой разобраться в своих чувствах. Пусть она выберет, кто ей нужен, ты или я. Выберет тебя, я уйду с вашего горизонта, ну, а если выберет меня, тогда ты уйдешь.

Глаза Марченко потемнели. Рука его машинально потянулась к кобуре с пистолетом. Виктор схватил его за запястье.

– Командир! Ты что совсем рехнулся? Перед тем как обнажить ствол, подумай! Я твой заместитель, а не какой-то рядовой боец. Кому и что ты докажешь? То, что ты любишь ее, я и так знаю. Но я ее тоже люблю и еще люблю тебя, как командира и как друга! Тогда скажи, что мне теперь делать? Оттолкнуть ее от себя? Я это сделать не могу… Я же, не хватаюсь за оружие?

Марченко убрал руку от кобуры и опустился на табурет.

***

Они сидели и смотрели друг на друга. Первым заговорил Абрамов.

– Командир, мы с тобой на войне и жизнь каждого из нас принадлежит не только нам, но и нашим родным и близким. Пусть Татьяна сама решит, без всякого нажима с твоей и моей стороны.

Марченко схватил котелок, в котором была вода, и, сделав два глотка, остатки вылил себе на голову. Он встал с табурета и, похлопав себя по карманам, достал сигареты. Они закурили.

– Пойдем ко мне, – тихо сказал он, – получено новое задание.

Абрамов встал и направился вслед за ним. Марченко шел впереди его, ссутулившись, то ли от тяжести полученного задания, то ли от тяжести их разговора. Они вошли в его комнату и плотно закрыли дверь. Марченко развернул карту и произнес:

– С территории Пакистана прорвалась крупная группировка моджахедов. По данным штаба, численность банды свыше трехсот человек. Цель банды – заблокировать вот эту дорогу. Если им удастся ее оседлать, то связь с нашими гарнизонами в этой части провинции будет под угрозой. Командование это понимает и сейчас готовит большую армейскую операцию. В том, что они разобьют моджахедов, я не сомневаюсь. Теперь самое главное. Мы не должны дать ей возможности уйти обратно в Пакистан под натиском наших войск. Армейские части не могут преследовать эту банду в условиях высокогорья и поэтому командование поставило перед отрядом конкретную боевую задачу: загнать банду вот в это ущелье и полностью ее ликвидировать. По-моему, все предельно ясно. Уходим сегодня в ночь на двух бортах. Берем только боеприпасы и взрывчатку.

– Командир, люди устали. Неужели в штабе этого не понимают? Мы только четыре дня назад пришли с дороги и опять в горы.

– Вопрос, Абрамов, не ко мне. Кстати, хочу тебя обрадовать. Есть приказ министерства обороны СССР № 152–45 от 19 февраля 1980 года. Согласно ему предусмотрена полная замена резервистов на кадровый офицерский и солдатский состав. Так что скоро ты, возможно, будешь смотреть лишь по телевизору о том, что здесь происходит. Я уже немного подсуетился в отношении тебя. Радуйся, Абрамов. Кстати, ты почему не доложил руководству базы, что у тебя одна мать и ты единственный кормилец.

– У меня еще есть две сестры, – ответил Абрамов. – В моей анкете все это указано. Да и что это поменяло бы?

– Как что? Тебя просто бы не правили в Афганистан…. Да и сейчас, я могу просто не брать тебя на «дорогу»….

– Как не брать? А что подумают ребята? Скажут, что я струсил!

Виктор посмотрел на Марченко, стараясь отгадать, шутит ли он или говорит правду.

– Чего уставился? Я вполне серьезно тебе говорю об этом. Я уже написал в штаб о твоей замене.

Сказать, что Виктор обрадовался этой новости, значит, не сказать ничего. Но он сдержал переполнявшие его эмоции и спросил, стараясь придать своему голосу обычный оттенок.

– Во сколько уходим?

– В три тридцать утра. Проследи, чтобы люди были готовы. Напоминаю, сухой паек на сутки, все остальное: боеприпасы и взрывчатка.

– Все ясно, командир.

Абрамов посмотрел на него и, развернувшись, вышел из комнаты.

«Для чего он мне все это сообщил? Чтобы обрадовать этим приказом или дать понять, что он не должен встречаться с Татьяной, так как уезжает в Союз, а они остаются в Афганистане?» – подумал Виктор.

Он вышел на улицу и, достав из кармана сигареты, закурил. Выпустив струю голубоватого дыма, он бросил сигарету в пустой цинк из-под патронов, используемый ими в качестве урны.

– Дневальный! – громко крикнул Абрамов. – Труби построение!

Через минуту Виктор обошел строй и объявил о подготовке к выходу на дорогу.

***

Кто-то сказал, что настанет день, когда человек научится понимать сущность всего живого, осознает свое ненасытное желание познать мир во всех его тонкостях и изгибах, которые ребенком принимает с первым своим криком. Абрамов вспомнил свое детство, свой маленький игрушечный автомат: он бегает по улице и с нескрываемым упоением убивает «фашистов», получая от процесса большое удовольствие. Мать тревожно смотрит на него и укоризненно качает головой. Ей явно не нравится его игра, но она молчит, не смея сделать сыну замечание под суровым взглядом отца. Отец, прошедший ужасы Великой Отечественной войны, считает, что мужчина должен уметь защищать не только себя, свою семью, но и Родину…

Они летели в вертолете. Было душно и от этого очень хотелось спать. За бортом вертолета был слышан ровный шум двигателей. Снаряжение давило на плечи. Виктор вглядывался в медленно проплывающие внизу горы: это все стало неотъемлемой частью его повседневной жизни, которая началась с момента вручения ему под роспись повестки из КГБ.

Под ними были горы и над ними были горы. Раньше, еще в школе Абрамов мечтал побывать в горах, полазить по скалам, теперь же, каждый раз отправляясь туда, он проклинал их.

«Если вернусь домой, то больше никогда не сделаю ни одного шага в сторону гор», – в очередной раз решил он.

Бойцы заметно оживились, предчувствуя посадку вертолета. По салону прошел второй пилот и, наклонившись, что-то сказал на ухо Марченко. Тот лениво открыл глаза и молча, кивнул ему. Вертолеты сначала зависли над поляной, а потом плавно коснулись земли. Спецназовцы по одному выскочили из машин и, сгорбившись, побежали в сторону командира. Быстро отбежав к лесу, бойцы скрылись в зелени кустов и деревьев. Вертолеты, как бы нехотя оторвались от земли и скрылись за соседней горой.

Марченко махнул Виктору рукой и Абрамов чуть ли не бегом направился в его сторону.

– Вот что, Виктор! – произнес Марченко. – Еще там, на базе, я хотел попросить у тебя прощения. Ты – взрослый мужик и должен понять, что я не хотел этой стычки.

– Брось, командир. Я давно забыл об этом….

– Ты, может быть, и забыл, а я вот нет.

– Тогда и ты забудь, – сказал Абрамов. – Так будет проще и тебе, и мне.

– Ты знаешь, Абрамов, нехорошо идти в бой с обидой на своего товарища. Пойми меня правильно, я не боюсь, выстрела в спину, потому что хорошо знаю тебя. Я просто хочу перед тобой по-человечески извиниться.

– Все нормально, командир, – снова произнес Абрамов. – Здесь не место выяснять отношения. Я сказал, что уже забыл, значит, простил.

Он обнял Виктора за плечи и внимательно посмотрел в его глаза, пытаясь найти в них подтверждение его словам.

– Все ясно, – сказал он и дал очередную команду.

Они побежали вперед. Рядом с Виктором по-прежнему держался Лавров. Он тащил, помимо пулемета, еще несколько пулеметных лент и был весь в поту. На его лбу от напряжения набух кровеносный сосуд, который придавал его лицу суровое и мученическое выражение. Абрамову очень хотелось пить, но нужно было терпеть, так как лишней воды, ни у кого не было. Марш только начался и когда он закончится, никто не знал.

– Перейти на шаг! – послышалась команда Марченко. – Всем отдышаться. Привал – пятнадцать минут.

Бойцы повалились на землю, и, широко открывая рты, ловили разреженный горный воздух. Виктор поправил на себе лямки мешка и тоже присел рядом с ними. Над нами прошла пара МИ–24, отстреливаясь тепловыми ракетами.

«Наверное, ищут духов, – подумал Абрамов, провожая вертолеты взглядом. – Где эта дорога? Так можно уйти и в Пакистан».

Он невольно вспомнил дошедший до них слух о проведенной недавно операции, когда летчики десантировали наш спецназ на территорию Ирана. Произошел боевой контакт с местными пограничниками. Только через взятых в плен солдат спецназовцы узнали, что они находились на территории Ирана. Ребята говорили, что правительство кое-как замяло это происшествие.

– Вперед! – скомандовал Марченко.

Все поднялись, выстроились в цепочку и начали забег до очередного привала. Все бежали, размышляя о чем-то своем. Абрамов думал о матери и Татьяне. От этих мыслей ему становилось несколько легче.

«Интересно, о чем сейчас думает Марченко? Наверное, тоже о Татьяне, – подумал Абрамов. – А о ком сейчас думает сейчас Татьяна? Обо мне или о нем?»

Виктор невольно усмехнулся.

«Наверное, все же обо мне», – решил он и тут же наткнулся на спину, остановившегося на тропе Лаврова. Оказывается, была команда о привале, но почему-то ее не услышал.

– «Замок», к командиру, – передали Абрамову по цепочке.

Виктор сбросил с себя мешок с боеприпасами и направился к Марченко. Командир сидел под деревом, перед ним на земле лежала карта района.

– Садись! – коротко бросил он Виктору. – Нечего маячить перед глазами.

Абрамов сел на землю рядом с ним и стал внимательно следить за пальцем, которым командир водил по карте.

– Вот дорога, – сказал и показал пальцем Марченко, – а это нужное нам ущелье. Вот здесь граница с Пакистаном – до нее километров 45, если не меньше. Так вот, я закрываю дорогу с этого конца ущелья, понятно? Когда они полностью втянутся в ущелье, ты блокируешь их с тыла. Задача ясна?

– Сколько их? – спросил Абрамов.

– Если б знал прикуп, жил бы в Сочи, – произнес он и посмотрел на Виктора. – Думаю, будет чуть больше сотни. Сейчас их начнут долбить наши части. Им ничего не останется, как снова направиться обратно в Пакистан.

Он сделал небольшую паузу.

– Они туда, а мы с тобой их закрываем и добиваем. Выхода у них не будет, и они окажут максимальное давление на нас, пытаясь вырваться из ущелья.

– Командир, я думаю, что нужно заминировать вход и выход из ущелья. Если начнут прорываться обратно, то я взорву ущелье и тем самым ослаблю их давление.

– Правильное решение. Забирай два фугаса, бери больше гранат и патронов, так как помочь тебе сразу не смогу. Кстати, все хотел тебя спросить, Виктор, ты почему ты без брони?

– А ты?

Он похлопал Абрамова по плечу, и они разошлись в разные стороны.

***

Отряд подошел к ущелью. Группа Марченко двинулась вперед, а они остались на месте. Небольшой двадцатиминутный отдых, и бойцы начали минирование. Основной фугас разместили над скалой, которая, словно зуб, нависла над узкой дорогой.

– Может, заложим и второй? – спросил Виктора Лавров. – Ты посмотри, какая порода. Вдруг одного не хватит, что будем делать? Они же сомнут нас махом.

– Хорошо, – ответил Абрамов. – Устанавливайте и второй заряд, и не забудь установить растяжки, как только «духи втянутся в ущелье.

Лавров и двое бойцов снова ушли в горы, чтобы заложить второй фугас. Остальные заряды они разместили по обе стороны дороги. От жары и нервного напряжения все бойцы покрылись потом. Закончив минирование, они начали готовить боевые позиции, маскируя все это камнями и ветками деревьев. Все было сделано на совесть, здесь халтуры быть не могло, каждый хотел выжить и понимал, что от обустройства позиции зависело, выживешь ты в этом бою или нет.

Солнце стояло высоко и сильно припекало их натруженные спины. Рядом с ним, в метрах десяти, была позиция Лаврова. Виктор посмотрел в его сторону. Лавров лежал на спине и, не отрываясь, смотрел в небо. Почувствовав его взгляд, он повернулся к нему и улыбнулся. Улыбка у него не понравилась Абрамову, она была какой-то неестественной и натянутой. Он улыбнулся ему в ответ и помахал рукой.

Виктор слышал от матери, что многие люди предчувствуют свою смерть. Предчувствовал ли ее Лавров, Абрамов сказать не мог, но взгляд его был похож на взгляд обреченного человека. Если бы он мог заменить его, то обязательно сделал бы это. Он по-прежнему улыбался Лаврову, стараясь хоть как-то поддержать его. Абрамов почему-то вспомнил погибшего Павлова, его большие от боли глаза и черную, растекающуюся по обмундированию кровь. Он снова поглядел в сторону Лаврова. Тот лежал у своего пулемета и внимательно смотрел на дорогу.

«Вот и съездил на сборы, – подумал Виктор. – Может, действительно стоило тогда взять справку и поваляться с недельку в больнице? Сейчас, наверное, был бы уже женат и жизнь бы у меня пошла совершенно по другому руслу, без крови и смертей».

Он снова перевел взгляд на дорогу, она была пуста. От раскаленных солнцем камней в воздух поднимались волны марева, искривляя деревья и кустарник. Виктор почему-то никак не мог расслабиться. Обреченные глаза Лаврова словно преследовали его, снова и снова возвращая к мысли о неизбежности смерти.

«А у тебя хоть раз было предчувствие смерти? – спросил Виктор сам себя, вспоминая тот бой, глаза молодого моджахеда и его автомат, направленный ему в грудь. – Наверное, нет. По крайней мере, ты этого не помнишь. Трудно, точнее невозможно, смириться со смертью в молодые годы, когда вся твоя сущность протестует против этого слова. Однако бравировать своей смелостью глупо и крайне неосмотрительно. Смерть не разбирает кто перед ней – трус или храбрец».

Абрамов поглядел в сторону Лаврова. Он подполз к Виктору и протянул свой «смертник» (пластмассовая гильза, в которую вкладывалась бумага с данными человека).

– Возьми, Виктор, – прошептал он. – Так, на всякий случай…

– Ты что, Роман, обалдел, что ли? – прошептал Абрамов в ответ.

Он оттолкнул в сторону руку Лаврова и постарался придать своему лицу какую-то свирепость.

– Возьми! – снова попросил Лавров. – Я не хочу, чтобы ты снимал его с моего мертвого тела.

– Вали отсюда, дурак, недоделанный. Никто не знает, кто склеит ласты первым, ты или я.

– Дай слово, Виктор, что ты меня здесь не бросишь.

– Роман! Ты помнишь крылатую фразу нашего командира? Он как-то произнес, что спецназ своих бойцов не бросает, – пошутил Абрамов в ответ на его просьбу, – а тем более своих друзей.

– Спасибо, – прошептал он и пополз к себе, оставив около Виктора свой «смертник».

Абрамов укоризненно посмотрел ему вслед, взял гильзу еще с надеждой вернуть ее хозяину и положил в карман своего комбинезона.

«Интересно, Марченко сообщил Лаврову и Петровскому об этом приказе? – подумал Виктор, рассматривая подошвы ползущего Лаврова. – Наверное, нет. Я бы тоже не сказал об этом перед боем. Трудно заставить умирать людей, для которых этот бой мог бы стать последним».

Время шло, а дорога по-прежнему была пуста. Абрамов перекладывал с места на место свои гранаты и все время смотрел вдаль, в надежде увидеть врага первым.

«Кто решил, что именно по этой дороге они будут отходить в Пакистан? – подумал Виктор. – У них, наверняка, несколько показчиков, которые хорошо знают здешние места и могут провести их горными тропами. Все правильно, однако с ранеными людьми через горы не пройдешь, так как вертушки мгновенно добьют их в горах. Выбранный ими вариант тоже не лучший – расстрелять их в ущелье проще простого, если они пойдут колонной средь белого дня. Следовательно, днем они через него едва ли пойдут и ждать их нужно лишь ночью или рано утром».

Абрамову ужасно захотелось есть. Он пошарил в своем мешке, но, кроме патронов, гранат и индивидуального пакета, ничего в нем не нашел.

– Роман, у тебя есть что пожрать? – крикнул он Лаврову.

Роман покопался в своем мешке и бросил Виктору консервную банку с гречневой кашей и мясом. Он вскрыл ее и, давясь, начал жевать сухую кашу, которая с трудом лезла в горло. Опять захотелось пить, но воды не было. Камни раскалились так, что обжигали тело сквозь одежду.

Абрамов лежал и смотрел в небо, выжженное афганским солнцем. Оно было синим и бездонным. Где-то рядом, среди камней, звенел кузнечик, и почему-то думалось, что стоит закрыть глаза, и ты – дома. Но эта иллюзия тишины и мира была явно обманчива. Это был Афганистан, а не Россия. Здесь можно закрыть глаза и больше никогда их не открыть. Многим новеньким бойцам казалось, что они воевали с группами вооруженных крестьян, но это было не так. Они сражались с мятежниками, прошедшими обучение в лагерях, расположенных на территории Пакистана. Этими группами командовали бывшие офицеры правительственных войск, перешедшие на их сторону. Некоторые офицеры обучались в военных училищах Министерства обороны СССР и хорошо владели знаниями тактики боевых действий Советской Армии.