Шурави, или Моя война

Где-то там, за горами что-то гремело, то ли гроза, то ли горный обвал. Над ними прошла пара «грачей» (штурмовики СУ–25) и растаяла в бездонном афганском небе. Абрамов снова невольно позавидовал парням, сидящим в скоростных машинах. Сейчас они были для него богами, до которых, как ни старайся, все равно не дотянешься.

Солнце коснулось вершины горы – значит, совсем скоро начнет смеркаться. Тени от деревьев вытянулись и вскоре стали исчезать. Виктор перевернулся с одного бока на другой. Мелкие камушки, словно железные шипы, впились в его тело, вызывая сильную боль. Захотелось встать на ноги и немного побегать, но этого делать было нельзя. Теперь, ближе к темноте, многое было нельзя и поэтому всего этого очень хотелось. Ужасно хотелось курить и пить. Он посмотрел на часы и не поверил своим глазам, оказалось, что они лежали чуть больше шести часов.

Опять вдали что-то загрохотало. В горах сложно определить, где это, но Абрамов все больше и больше убеждался в том, что это наши войска добивали остатки банды. Вот солнце наполовину скрылось за вершиной горы. Наступила долгожданная прохлада, которая вскоре медленно переросла в холод. От мысли замерзнуть по спине пробежали мурашки. Абрамов закрыл глаза и ощутил во рту вкус табака, казалось, еще немного и у него поедет крыша. Откуда-то издали раздались мужские голоса. Виктор поднял к глазам бинокль и начал рассматривать местность. Вскоре он увидел двух «бородатых», которые, оглядываясь по сторонам, осторожно вышли из-за поворота дороги. Они остановились и стали говорить между собой, указывая рукой на узкую горловину ущелья.

– Давай же, давай! – прошептал Абрамов, призывая их к действию. – Идите, мы вас уже давно ждем!

Моджахеды, пригибаясь, двинулись по дороге в сторону засады. Они остановились метрах в пятидесяти от них и что-то снова начали обсуждать. Из-за поворота показалась группа боевого охранения, численностью более десяти человек. В руках у них были автоматы и пулеметы. Шли «духи» очень осторожно, явно боясь засады. Боевое охранение, не останавливаясь, прошло недалеко от них. Вскоре появились основные силы банды. Они брели, словно стадо баранов, подгоняемое пастухом. У многих были перевязаны руки, другие хромали, третьих тащили на носилках. Судя по их внешнему виду, наши сильно потрепали их в бою. Теперь настал их черед.

***

– Сколько их, – тихо произнес Виктор, сбиваясь со счета, – сто, сто пятьдесят, а может, больше?

Они все шли и шли, несли и везли на ишаках и лошадях носилки с ранеными и покалеченными моджахедами. Наконец, движение этой разномастной толпы закончилось. Через несколько минут мимо прошел последний дозор и все стихло.

Спецназовцы медленно поднялись и сменили свои боевые позиции. Теперь они, словно пробка, заткнули входное отверстие бутылки. Достали лопаты и начали готовить дополнительные позиции. Работали быстро, и вскоре каждый имел, как минимум две, дополнительные позиции. Остатками взрывчатки заминировали дорогу. Бойцы снова залегли и приготовились к бою. Абрамов поглядел на часы. Они показывали начало восьмого вечера. До полной темноты оставалось еще около двух часов.

Чтобы как-то отвлечь себя от дурных мыслей, которые так и лезли в голову, он старался думать о доме, но у него ничего не получалось. В голове, как замедленное кино, крутились усталые и обреченные лица «бородатых». Такое же лицо было и у его товарища Лаврова часа два назад. Где-то там впереди, в километрах пяти от них, прогремели взрывы. Темнеющее небо озарили вспышки сигнальных ракет. Чьи это ракеты, бойцы лишь догадывались. Дорога в ущелье была пока пуста. Шум боя с каждой минутой все нарастал и нарастал. Виктор представлял, что там происходило и сердце щемило от предчувствия беды.

Прошло еще минут двадцать или чуть больше. Теперь Абрамов снова увидел моджахедов. Несмотря на опускающиеся сумерки, ему отчетливо были видны их сгорбленные от страха фигуры. «Духи» спешили выйти из ущелья, хорошо понимая, что промедление смерти подобно, так как утром вертолеты не оставили бы им ни одного шанса.

Моджахеды шли в их сторону, то и дело, останавливаясь и оглядываясь назад. Расстояние между засадой и ими стремительно сокращалось. Виктор разглядел лицо движущегося в его сторону моджахеда. У него была большая черная борода, голова закутана в клетчатый платок. До него было не так далеко – сорок метров. Абрамов передернул затвор автомата и почувствовал, как в патронник вошел патрон. Он направил автомат в сторону воина ислама и поймал в прорези прицела его широкую грудь. Словно почувствовав опасность, моджахед ускорил шаг, а затем перешел на бег. Виктор плавно нажал на спуск. Автомат привычно ударил в плечо, словно здороваясь с ним. В грудь моджахеда, словно школьная указка, уперлась линия из горящих трассеров, секунда, и она разноцветными точками пробежала у него по груди. Мужчина взмахнул руками, словно споткнулся и рухнул на камни. Рядом короткими очередями бил пулемет Лаврова.

Толпа моджахедов, словно волна, ударившись в гранитную плиту, стала откатываться назад, оставляя на земле убитых и раненых. Похоже, у них возникла паника, так как они стали сбиваться в небольшие кучки. Душманы отпрянули назад, залегли, стараясь спрятаться от пуль за камнями. В прорезь прицела Виктор увидел, что «духи» начали устанавливать минометы. Противный вой мины заглушил стрельбу. Абрамов увидел яркую вспышку, фонтан из земли и камней на какой-то миг закрыл ему дорогу. Ужасно захотелось стать маленьким и вжаться в эту землю, слиться с ней в одно целое. Виктор посмотрел вправо, где взорвалась мина.

– Лавров! – закричал Абрамов что есть силы, срывая голос.

Там, где только что лежал у своего пулемета Роман, вился голубоватый дымок. Сделав небольшую перебежку, Виктор упал на землю недалеко от огневой точки Лаврова и увидел, что мина точно попала в его небольшой окоп. Все камни вокруг окопа были окрашены кровью Романа, другие части его тела были разбросаны среди камней. Абрамов заметил пулемет Лаврова, который лежал в метрах пяти от окопа. Он подполз к пулемету и установил его на сошки. Как ни странно, пулемет оказался исправным. Затаив дыхание, Виктор выбрал цель.

«Вот и миномет», – подумал он, разглядывая суетящихся около него моджахедов

Один из них бежал к нему с миной на плече. Абрамов навел на него и нажал на курок. «Дух» упал, а если сказать точнее, упало то, что осталось от него. Длинная пулеметная очередь, словно пила, перерубила его молодое тело. Следующей очередью Виктор уничтожил весь расчет миномета. Заметив его точку, моджахеды начали переносить свой огонь на него. Пули, как осы, полетели над головой, высекая снопы искр из камней. Прижавшись к земле, он пополз на свою старую позицию.

Скатившись на дно окопа, Абрамов начал с остервенением крутить динамо-машину. Нажал на кнопку. Сильнейший взрыв сотряс горы, вслед за ним последовала целая череда более мелких взрывов, после которых наступила мертвая тишина. Темнота и пыль не дали Абрамову оценить эффективность взрывов. Когда поднятая взрывом пыль улеглась, Виктор попытался рассмотреть, что происходит на дороге. Она была пуста, лишь отдельные раненые духи пытались отползти назад, подальше от выхода из ущелья. Стало темно. Моджахеды замолчали, они были растеряны, так как не знали, сколько бойцов прикрывало выход из ущелья. Лежа между камней, Виктор вспорол цинк и начал набивать патронами пустые автоматные рожки.

К Абрамову подполз радист и сунул ему в руки наушники.

– «Замок», командир на связи, – произнес он.

Абрамов надел наушники и услышал голос Марченко.

– Седьмой, я восьмой, как у тебя дела?

– Терпимо, командир. Один двухсотый и два трехсотых. Как у тебя?

– У меня хуже. Сейчас нужно угадать, куда они ударят, в твою или мою сторону.

– Я не цыган, чтобы гадать. Я завалил дорогу, и они едва ли рискнут двинуться через эти завалы. У них много раненых и гужевой транспорт.

– Ты особо не расслабляйся. Как ты говоришь, мы полагаем, а Бог располагает.

– Понятно, товарищ командир.

– Хорошо. Тогда «отбой».

Виктор снял наушники и передал их радисту.

– Илья, предупреди бойцов, чтобы не спали.

– Все понял, – произнес он и скрылся в темноте.

Абрамов привалился к камню. Дорога была пуста.

***

Всю ночь группа Абрамова не смыкали глаз, ожидая нападения. Но моджахеды не использовали предоставленную им возможность. По дороге рваными хлопьями, похожими на куски ваты, пополз утренний туман. Сразу стало влажно и холодно. Восток начал медленно окрашиваться в золотистые тона, значит, скоро рассвет. Виктор выложил из мешка все, что там было: две гранаты, цинк с патронами. Чтобы окончательно не замерзнуть, он переместился обратно к пулемету и с ужасом увидел искромсанное осколками тело Лаврова, которые виднелись между камнями. Вчера, во время боя, он, почему забыл о них, а вот сегодня утром….Схватив за ноги, он стащил остатки тела в воронку от мины и накрыл его пустым мешком. Что-то произошло с Абрамовым, ему стало трудно дышать: душили слезы и злость.

– Ну, давайте же, суки, идите. Сейчас я покажу вам, как погибает русский спецназ, – прошептал он, заряжая новую ленту в пулемет.

– Кто живой? – заорал он осипшим голосом.

В ответ тишина. Виктор не поверил в это и снова закричал, если можно было это назвать криком. Ответили семеро. Значит, он – восьмой, а это не так уж и мало.

Где-то там, за завалом из рухнувших камней зазвучал призыв к намазу.

– Давайте, молитесь, скоро вам станет не до Аллаха….

Что-то противно заквакало в воздухе и несколько мин с воем упали на дорогу, метрах в сорока от них.

– Недолет…, – шептал он, словно проверял работу минометчиков.

«Если пристреляются, то нам всем точно каюк», – подумал Абрамов.

Неожиданно обстрел прекратился. Виктор поднял голову и увидел, как между камней, извиваясь, словно змеи, поползли моджахеды. Сколько их, Абрамов не знал, но, похоже, раза в четыре больше, чем было их. Вдруг они вскочили и с криками «Аллах акбар!» побежали в их сторону. Это был их последний шанс, смять спецназ и вырваться из ловушки. Затявкали два или три миномета. Мины с воем пронеслись над ними и взорвались где-то за их спинами.

Абрамов направил пулемет в сторону наступающих моджахедов и длинной очередью, в половину ленты, срезал первые ряды наступающих душманов. Выстрелил еще, иначе перезарядить пулемет они не дали бы. Прозвучал сухой щелчок, и он, перекатываясь по земле, вдавил свое тело между валунами. Моджахеды были настолько близко, что он отчетливо видел их искаженные от злости и страха лица.

Виктор подпустил их на расстоянии броска гранаты и, выдернув чеку, одну за другой швырнул три гранаты под ноги бегущих на него духов. Взрывы, крики, стоны, вой осколков и пыль. Он поднял автомат и начал расстреливать это пыльное облако. Недалеко от него с треском разорвались еще несколько гранат, и наступила тишина. Абрамов не поверил в это и решил, что в очередной раз потерял слух.

Где-то вдали стал нарастать шум моторов, он с каждой секундой становился все сильнее и сильнее и скоро заполнил все небо. Он посмотрел вверх. Четверка «горбатых» заходила на цель. Виктор достал красную ракетницу и выстрелил в сторону моджахедов. Земля затряслась от взрывов ракет. Кое-где затрещали выстрелы, которые быстро стихли. Банды не стало. Отряд тоже понес большие потери – погибло одиннадцать человек.

***

Ужинали молча. Все были подавлены понесенными группой потерями. Во дворе, в кузове автомобиля ГАЗ–66, словно бойцы, плечо к плечу, стояли ящики с цинковыми гробами внутри. Рядом суетился старшина, который должен был доставить «груз 200» на военный аэродром.

Никто из сидящих за столом не говорил пышных слов, потому что каждый хорошо знал, что люди никогда так изощренно не врут, как на юбилеях и похоронах. Марченко глушил кружку за кружкой. Завтра ему нужно будет отчитываться перед руководством КГБ о потерях. Его попытки оправдаться и все свалить на превосходящие силы противника никого там интересовать не будут.

Абрамов взглянул на Татьяну, которая сидела недалеко от Марченко. На глазах ее, словно бриллианты, сверкали слезы. Когда машина с телами была готова уехать с базы, неожиданно из-за стола встал Марченко.

– Давайте, проводим в последний путь наших товарищей, – предложил он.

Все бойцы направились вслед за ним во двор.

– Открой кузов, – скомандовал он старшине. – Дай, ребятам проститься…

Тот открыл борт и отошел в сторону. Командир подошел к гробам и хотел что-то сказать, но язык не подчинялся ему. Когда он понял, что сказать не сможет, из его глаз брызнули скупые мужские слезы. Мы, молча, выпили и направились обратно в столовую.

После ужина все разошлись по своим местам. Командир, шатаясь и хватаясь за стенку, скрылся в своей комнате. Виктор сидел под деревом и курил сигарету за сигаретой. Сегодня он написал письмо матери Лаврова, где описал героическую гибель ее сына. Ему трудно далось это послание, так как он не мог писать о Романе в прошедшем времени, но все же, он нашел несколько добрых слов, чтобы как-то поддержать его мать.

Абрамов не заметил, как подошла Татьяна и присела рядом.

– Витя? Мне командир сказал, что вышел приказ министра и всех резервистов в самые ближайшие дни отправят в Союз. Он сообщил мне, что ты – первый в этих списках.

– Лавров, наверное, тоже был в этом списке, а полетел домой вперед меня, – ответил он ей.

Они помолчали с минуту, а затем она снова задала Абрамову вопрос:

– Вот ты уедешь в Союз и забудешь меня, Афганистан? Ты знаешь, мне еще осталось чуть больше года.

– Почему ты решила, что я забуду тебя? Ты – вольнонаемная, хоть и при погонах. Напиши рапорт, и полетели в Союз вместе, моя мама будет рада.

– Это тебе кажется, что все так легко и просто. Кто меня отпустит? У меня подписан контракт. Да и как я могу бросить все и улететь. Ты же ни разу не писал рапорт о возвращении на Родину, ты честно сражался и сражаешься до сих пор.

– Слушай, Таня, безвыходных ситуаций не бывает. Давай, распишемся в штабе и ты, как моя жена, уедешь со мной в Казань.

Она замолчала и плечом прижалась к Виктору.

– Таня, как ты считаешь, почему Марченко сказал тебе об этом приказе? Ведь о нем он, кроме нас с тобой, никому не рассказывал? – спросил он ее.

– Витя, я сегодня посмотрела на него, и мне стало так жалко его, одинокого и забытого всеми. Мне впервые показалось, что я очень нужна ему.

– Ты что, Таня? А как же я? Ведь я люблю тебя не меньше, чем он.

– Не знаю, Виктор. То ли это была минута слабости, то ли что-то другое, но это не любовь.

Абрамов разозлился на нее, вскочил с места и начал «нарезать круги» вокруг дерева.

– Витя, что с тобой? Ведь я тебя по-прежнему люблю.

– Таня, ты знаешь, чем любовь отличается от дружбы? Когда любишь, то отдаешь человеку не только все лучшее, но и себя. Если ты меня любишь, то, что тебя может держать в Афганистане? Жалость к Марченко? Но ему твоя жалость не нужна, она оскорбляет и унижает человека. Ты нужна ему вся, от ноготка до ноготка. А я не хочу ему отдавать тебя, потому что люблю.

Она посмотрела на Виктора, и, ничего не ответив, направилась в казарму. Вернувшись в свою комнату, Абрамов разделся и лег на койку, но никак не мог заснуть. Он крутился с боку на бок, но сон не шел. За дощатой перегородкой мощно храпел вернувшийся из госпиталя Орлов.

Абрамов встал и, стараясь не шуметь, направился в комнату Татьяны. Он дернул ручку ее двери, но дверь оказалась закрытой. Он тихо постучал, но за ней было тихо. Виктор, молча, направился на двор и, стрельнув сигарету, присел на порог. Повернув голову, он посмотрел на окно Татьяны, в котором горел свет.

***

Утром на базу прибыла группа оперативников из Особого отдела дивизии. Рассевшись в разных помещениях, они начали опрашивать наших бойцов о прошедшей операции. Их интересовали мельчайшие подробности боя, отдаваемые Виктором и Марченко команды, наши решения. Если короче, то копали по-черному, стараясь найти «козла отпущения», на которого можно было переложить ответственность за большие потери.

Первое, к чему они придрались, был внешний вид бойцов. Спецназовцы не носили знаков различия, погоны были чисты от звезд. Бойцы редко подшивали белые воротнички, которые все равно сдирали перед выходом на задание. Виктор не знал, откуда это повелось, но они обращались друг к другу по именам и фамилиям. Бойцы уже давно забыли, что при встрече со старшим по званию или должности нужно щелкать каблуками и отдавать честь.

Все это вызывало у проверяющих сотрудников самое негативное отношение. Они смотрели на них, как смотрит солдат роты почетного караула на солдата из стройбата. Трудно было объяснять «кабинетным крысам», что такое «дорога» и «работа» на ней, что вражьи снайперы спят и видят, как бы завалить офицера. Наличие звезд на погонах сразу же выдаст нашу группу специального назначения, в которой находились одни офицеры.

Абрамов сидел напротив старшего лейтенанта и почему-то оправдывался перед ним, таким же офицером, как и он. Тот бесцеремонно «тыкал» ему и, открыто усмехаясь над его доводам, пускал Виктору в лицо дым от дорогих болгарских сигарет. Абрамов был с ним почти одного возраста, разница была лишь в том, что у него за спиной были десятки выходов на «дорогу», а этот холеный молодой офицер, наверняка, был сыном большого начальника из Москвы и приехал сюда не выполнять какой-то непонятный интернациональный долг, а за орденами и должностями. Он сидел перед Абрамовым в начищенных до блеска сапогах и отчитывал его, боевого офицера, за то, что у него не подшит белый подворотничок.

В комнату влетел старшина и, не обращая внимания на старшего лейтенанта, произнес:

– «Замок»! Командир просит тебя срочно заскочить к нему.

Подобное обращение перекорежило лицо старшего лейтенанта. Он остановил старшину и стал отчитывать его за нарушение устава. Старшина удивленно пучил на него свои большие круглые глаза, вызывая у Виктора приступы громкого смеха.

– Вы что смеетесь? – обратился к нему старший лейтенант. – Распустились здесь. Превратили группу спецназа в махновскую вольницу. Я вас научу уважать устав вооруженных сил.

Абрамову снова стало смешно, и он, махнув на него рукой, встал из-за стола. Догадливый старшина, используя этот момент, мгновенно растворился.

– Слушай, старлей, не выпрыгни от важности из штанов. Меня пугать не надо, я уже пуганый и стреляный. Что ты можешь сделать со мной? Да ничего! Ты ведь завтра за меня в эти горы не полезешь, кишка тонка, сапожки испачкаешь. А я, в отличие от тебя, полезу, хотя уже и не верю в интернациональный долг. Этот долг я сполна отдал государству, и он у меня – вот здесь, – Виктор провел ладонью по шее и посмотрел на него.

Старший лейтенант стоял с открытым ртом и пытался что-то возразить, а Абрамов показательно прошел мимо него и направился в сторону кабинета Марченко.

– Ты за это ответишь! – закричал офицер Виктору вслед.

Абрамов повернулся к нему лицом и произнес:

– Пошел ты…, – и зашел в кабинет Марченко.

***

Марченко сидел за столом и что-то рассматривал на карте. Подняв на Виктора глаза, он рукой пригласил присесть с ним рядом.

– Что там за шум? – поинтересовался он.

–Да послал я подальше старшего лейтенанта, – ответил он и сел на табурет.

– Напрасно ты, Абрамов, это делаешь. Я бы на твоем месте не стал лезть в бутылку. Пока ты носишь погоны, они еще попьют твоей кровушки.

– Да, Бог, с ними, командир. Придрался ко мне, почему я без подворотничка. Что ему, делать больше нечего?

– У него своя задача, а у нас с тобой – очередная.

Виктор взглянул на календарь, висевший в комнате командира, и отметил про себя, что сегодня 28 марта 1980 года.

– Вот, смотри, – обратился Марченко к нему и ткнул желтым от табака пальцем в карту. – Это город Асадабад. Там расквартирован 9-й горно-пехотный полк правительственных войск. Три дня назад он перешел на сторону мятежников, что позволило моджахедам из Пакистана наводнить эту провинцию своими боевыми группами. Сколько там групп и где они сосредоточены, мы пока не знаем.

Марченко оторвал взгляд от карты и внимательно посмотрел на Виктора, затем снова на карту.

– Мы находимся вот здесь, это ближайшая точка к городу. С сегодняшнего дня нас временно вливают в состав войсковой группы, в которую входят два батальона ВДВ и один мотострелковый. Мы идем первыми, за нами «береты», замыкают мотострелковые части. Главное – разведка и своевременная информация о силах противника. Двигаемся, как обычно, на трех БТРах. Вопросы есть?

Абрамов молчал и думал. Если командир не оговорился о пополнении группы, значит, не стоит об этом и спрашивать. Марченко почему-то ни словом не обмолвился, что в Москве рассматривается вопрос о расформировании группы. Насколько реальна эта информация, которую ему сообщил еще утром старший лейтенант из Особого отдела, Виктор не знал.

– Командир, говоря о разведке, ты почему-то не говоришь, должны мы уклоняться от боя или нет?

– Все будет зависть от обстоятельств, в которых мы окажемся.

– Понятно. Когда выход?

– Завтра в три ноль-ноль. Подготовь людей к рейду.

При выходе из кабинета Виктор столкнулся лицом к лицу со старшим лейтенантом. Офицер испуганно посмотрел на него. Его правое веко начало предательски дергаться, выдавая страх. Пересилив себя, он тихо произнес:

– Ты еще пожалеешь об этом, Абрамов.

– Давай, вали отсюда, строчи свои бумаги, – так же тихо ответил Виктор и, повернувшись к нему спиной, направился исполнять поручение командира.

В конце коридора он увидел Татьяну, которая запирала свою комнату.

– А я вчера к тебе рвался, но ты почему-то не пустила.

– Я знаю, – ответила она. – Ты был выпившим, поэтому и не пустила.

Виктор схватил ее за локоть и вновь задал вопрос:

– Что произошло? Почему ты меня не пустила?

Она отстранила его руку и пошла дальше по коридору. Абрамов проводил ее взглядом, не зная, обижаться ему на нее или нет.

«И что я такой невезучий, – подумал Виктор, – стоит потерять голову, вместе с ней теряешь и женщину».

Новый приступ ревности стал медленно разгораться в нем. Повернувшись, он направился вслед за Татьяной.

***

В этот день ему так и не удалось переговорить с Татьяной. Расстроенный этой неудачей, Виктор стал готовиться к выходу на «дорогу». Он сидел в оружейной комнате и чистил автомат. Вдруг он услышал чьи-то легкие шаги по коридору. Абрамов вскочил со стула и бросился туда – коридор был пуст. Собрав автомат, он поставил его в пирамиду и направился к себе. Проходя мимо комнаты Татьяны, он остановился на какой-то миг у ее двери, но так и не решился постучаться к ней. Повалявшись немного на койке, он вышел во двор. С гор дул холодный ветер, который вернул его к действительности. Он посмотрел на темное афганское небо, на котором сияли миллионы звезд, и, загасив о подошву сапога окурок сигареты, направился в свою комнату. Теперь Виктор понял, что встало стеной между ним и Татьяной, это был приказ министра обороны СССР. По всей вероятности, Татьяна просто не была уверена в его чувствах и считала, что после возвращения в Союз он забудет о ней.

«Как же мне доказать ей, что мои чувства не мимолетны?» – подумал Абрамов.

На тумбочке зазвонил будильник. Он поднес его к лицу, он показывал два часа ночи. Виктор встал с койки и начал не спеша собираться.

Взобравшись на БТР, Абрамов сел и прижался спиной к холодной и мелко дрожащей броне. Настроение у него было паршивое. Он не знал почему, но все его мысли крутились вокруг Татьяны. Неожиданно машину сильно тряхнуло, Виктор интуитивно схватился за скобу, чтобы не свалиться на землю. Он закрыл глаза и начал мысленно листать «книгу своей любви». Вот страница его первой встречи: Кабул, январь, возмущенный Марченко и седеющий майор медицинской службы, в стороне от них одинокая фигура молодой красивой женщины.

Абрамов перелистывал страницу за страницей. Вот его первая ночь в объятьях Татьяны. Он ловит губами ее губы, которые шепчут ему:

– Будь осторожен, не лезь под пули. Помни, что я тебя жду. Я буду молиться за тебя.

Он нежно закрывает ее губы своим поцелуем, и снова он с ней проваливается в море ласки и нежности. Запах ее волос сводит его с ума.

Он снова листает книгу: дальше страницы пусты, ни одной записи. Сердце Абрамова защемило от какого-то недоброго предчувствия. Он открыл глаза и посмотрел на дорогу: темно, кругом ни огонька, ни моджахедов, ни наших. Отряд двигался на предельной скорости, на которой могли двигаться БТР ночью. До Асадабада оставалось километров пятьдесят, а может чуть меньше.

Пулемет ударил внезапно. Бойцы, как горох, скатились с брони, а БТР прошел еще метров тридцать и, остановившись, начал крутить башней, выискивая цель.

– Ложись! – заорал Абрамов и, упав на дорогу, перекатился за камень, торчавший рядом.