Пятна на солнце

– А если не выдаст? Ну, мало ли что? – как-то не совсем уверенно, произнес Сорокин. – А вдруг это лишь случайное знакомство?

Блеск, в глазах Храпова исчез.

– Я предлагаю установить за ним наблюдение, ведь другой возможности выйти на эту Соню у нас просто нет. Мы же ничего не теряем товарищ капитан. Потаскаем его по городу, установим его связи и адреса посещения, а там посмотрим, стоит его брать или нет, – произнес Валентин и с надеждой посмотрел на своего начальника.

– С оперативной точки зрения, ты прав Храпов. На безрыбье – и рак – рыба. Я согласен, так как мы, в общем, ничего не теряем. А вдруг повезет? Готовь людей. Чтобы не произошло как с Бекметовым, нужно работать тонко и профессионально. Если за ним мы повесим один хвост, то он его может обнаружить и попытается скрыться, поэтому нужно работать всем отделом: прошел один метров триста, поменялся с напарником, и так далее. Вот тогда он вас не обнаружит, и вы его не потеряете. Понял?

– Так точно, товарищ капитан. Можно полюбопытствовать? Что сегодня пишут в газете «Правда»?

– Здесь большая статья о командарме Власове. Я служил с ним и хочу сказать: умнейший мужик. Этого не скрывает и Георгий Жуков, который дал ему лестную характеристику. Приятно, когда о человеке говорят хорошо. Вот возьми, почитай.

Сорокин протянул ему газету. Когда его заместитель вышел из кабинета, капитан снял трубку и набрал номер начальника отдела. Он кратко доложил ему о результатах работы группы по розыску майора Бекметова. Судя по голосу, тот был доволен ними и попросил взять под личный контроль разработку музыканта.

– Я все понял, Иван Тимофеевич. В этот раз мы его не потеряем.

Он положил трубку и, надев пальто, направился по адресу, где проживал музыкант.

* * *

Музыкантом оказался бывший солист московской городской филармонии Мухин Борис Анатольевич. Раньше, во времена НЭПа он был довольно известным человеком в Москве, но с годами его популярность стала падать. Многочисленные друзья и поклонники отвернулись от него, жить становилось все труднее и труднее. В эти тяжелые годы он познакомился с бывшим жандармским ротмистром, который и свел его с немецким резидентом в Москве. Директор, так называл себя немецкий резидент, не скрывал своей радости от знакомства с Мухиным. Именно такого человека Директор искал в последнее время.

– Вы еще не разучились играть? – спросил он Мухина при первой встрече.

– Талант не пропьешь, – несколько вульгарно сказал Борис Анатольевич. – Было бы, где играть и что исполнять.

– Это хорошо, что вы это еще можете. У меня есть хороший знакомый, который работает в городской филармонии. Я хочу порекомендовать ему вас. Как вы на это смотрите?

– Буду очень благодарен, если вы это сделаете. Если сказать честно, то я соскучился по публике. Я люблю овации, цветы, восторженных поклонниц.

– Кто же этого не любит, Борис Анатольевич? Я вас прекрасно понимаю и постараюсь вам помочь.

Прошло несколько дней. Мухин уже числился солистом небольшого оркестра, который успешно выступал на городских площадках. С этого дня для него началась новая жизнь. Его оркестр гастролировал по огромному Советскому Союзу. Выступать приходилось перед рабочими коллективами, бойцами Красной Армии. Именно из этих командировок Мухин привозил нужные Директору сведения о численности воинских гарнизонов, их вооружении и дислокации. Иногда он, по заданию Директора, передавал кое-какие свертки, коробки неизвестным людям, однако что было в них, он не знал.

С начала войны жизнь его резко изменилась. Гастроли ушли в прошлое, жизнь Мухина замерла и стала похожа на какое-то болото. Он иногда, как и прежде, выполнял отдельные поручения Директора: ездил по городу, встречался с незнакомыми людьми и передавал им устные приветы от Директора, не зная, что они означают.

Три дня назад к нему домой пришел незнакомый мужчина, представившийся Николаем. Он назвал Мухину пароль, и передал приказ Директора посетить квартиру его знакомой Сони и проверить ее квартиранта.

– Что мы должны проверить? – несколько раз он спрашивал у Николая. – Я в ваших делах ничего не понимаю.

– Не понимаешь? Тогда помолчи немного, трещишь как сорока. У меня голова от твоей трескотни болит.

Квартирант Сони оказался дома и устроил им достойный «прием». Возвращаясь обратно, Мухин, радовался, что ему не перепало в адресе. Он повернулся к Николаю и поинтересовался его самочувствием. То, что произошло потом, он помнит плохо. Николай схватил его за грудки и, оторвав от земли, прижал к стене.

– Ты что, издеваешься надо мной, сволочь? Смеешься? Да я тебя сейчас по этой стене размажу!

– Ты что? Да я просто поинтересовался твоим самочувствием! Я не думал смеяться над тобой, а тем более издеваться.

Николай отпустил его.

– Это правда?

– Ты в этом сомневаешься? Я же видел, как он тебя по голове.

Лучше бы он этого не говорил: Николай взревел, как зверь и ударил кулаком-молотом в лицо Мухина. Очнулся тот уже у себя дома, от того, что кто-то приложил к его лбу холодную мокрую тряпку. Открыв глаза, он увидел склонившегося над ним Николая.

–Извини, музыкант, не рассчитал, – произнес он. – Теперь ты уж сам себя лечи, а я пойду, нужно доложить Директору, что майор чист.

Мухин хотел ему что-то сказать, но у него ничего не получилось: разбитые в кровь губы плохо слушались.

* * *

Мухин припудрил разбитое лицо и, убедившись, что огромный синяк под правом глазом стал не столь заметным, собрался выйти на улицу. Вчера вечером ему позвонил Николай и предупредил о предстоящей встрече со связным. Она была назначена на десять часов утра в Сокольниках.

Он надел зимнее пальто и долго стоял перед вешалкой, выбирая, что ему надеть – шапку или свою привычную черную шляпу. Он подошел к окну и, отодвинув в сторону занавеску, посмотрел на улицу: судя по спешившим по улице прохожим, там было довольно холодно. Он надел шапку и, насвистывая мелодию «Мурки», вышел из подъезда. Подняв каракулевый воротник пальто, он поспешил к станции метро. Из соседнего подъезда вышел молодой человек и неторопливо направился вслед за ним. Мухин шел спокойно, не проверяясь и не оглядываясь. За всем этим наблюдал Сорокин, находясь в своей служебной машине.

«А может, мы ошиблись, приняв его за связника? – подумал он. – Уж больно спокоен».

Борис Анатольевич сразу узнал связного. Ему уже не раз приходилось встречаться с этим человеком, и сейчас они даже не стали обмениваться паролями, а просто поздоровались.

– Вот возьмите, – произнес связной и протянул Мухину небольшую коробку из-под обуви. – Передадите Соне. Это для ее квартиранта. Будьте осторожны, в коробке детонаторы.

– Это очень опасно?

– Убить не убьет, но руку покалечить может.

При слове рука Мухина передернуло. Он моментально представил взрыв, ампутацию пальцев или кисти руки. Для музыканта потеря пальцев была равносильна смерти.

– На словах никакого послания не будет?

– Директор ничего не передавал. Прощайте, будьте осторожны.

– Спасибо.

Борис Анатольевич развернулся и пошел в обратную сторону. Перейдя улицу, он направился к большому трехэтажному дому. Не доходя до него, он остановился около тумбы с объявлениями. Несмотря на сильный мороз, он начал ходить вокруг нее, читая объявления. Он явно искал какое-то сообщение, адресованное именно ему. Наконец, он прочитал его и, улыбнувшись удаче, направился к метро.

– Сходите и посмотрите, что это за объявление, – приказал Сорокин одному из оперативников.

Прошло минуты три. Оперативник сорвал объявление и подошел к машине.

– Вот, товарищ капитан, мне кажется, что он прочитал именно это, – произнес сотрудник и протянул листочек бумаги.

«Куплю швейную машинку «Зингер». Телефон для связи К-17–26. Спросить Соню».

Александр сложил листок пополам и сунул его в карман пальто. Выйдя из машины, он направился к метро. Сорокин сразу увидел своего сотрудника, прислонившегося спиной к одной из колонн. Недалеко от него стоял Мухин, держа в руках обувную коробку. Подошла очередная электричка, однако Борис Анатольевич по-прежнему не двигался, а лишь забавно крутил своей большой головой из стороны в сторону.

«Похоже, кого-то ждет, – решил капитан. – Наверное, эту коробку у него должны забрать в метро».

Неожиданно Мухин словно сорвался с цепи. Расталкивая идущих навстречу людей, он устремился к вагону.

– За ним, – скомандовал Сорокин, и они бросились вслед за Мухиным.

Из-за возникшей пробки при входе в вагон в него успел сесть лишь Сорокин. Двое его оперативников остались на перроне. Александр стоял недалеко от Мухина, сжатый со всех сторон пассажирами.

«А ты, брат, не так прост, как кажешься с первого взгляда. Здорово ты ушел от оперативников, нужно отдать тебе должное, – размышлял Александр, внимательно разглядывая его. – Выходит, ты заметил их при выходе из дома, так как в движении ты их вычислить не мог».

Мухин, будто почувствовав своим затылком, взгляд Сорокина, начал крутить головой, вызывая невольные улыбки у пассажиров своим большим синяком.

«Интересно, кто и за что его так?» – подумал Александр.

На станции «Комсомольская» Мухин вышел из вагона и, пытаясь затеряться в толпе, двинулся в сторону выхода.

«Неплохое решение», – подумал Сорокин, стараясь не потерять его из виду.

Выйдя у Казанского вокзала, Мухин отошел в сторону и стал кого-то ждать. Завидев спешившую в его сторону девушку, он улыбнулся ей и направился навстречу.

«Вот и наша Соня, – решил капитан. – Неплохо выглядит для военной Москвы».

Она подошла к нему и что-то произнесла. Он тоже в ответ что-то сказал ей.

«По всей вероятности, они обменялись паролями», – решил Александр. Мухин передал ей коробку и стал прощаться. Оставив его без наблюдения, Сорокин направился вслед за Соней.

* * *

Вечером Сорокин уже знал адреса проживания Сони и связного. Оставалось лишь установить, кто является резидентом германской разведки, а также – местонахождение майора Бекметова. Прошло еще два томительных дня ожидания. Все эти дни Соня не выходила на улицу. Это была загадкой для Сорокина, и он начал волноваться. По его приказу оперативники тщательно проверили дом, в котором жила Соня на наличие черного выхода, но его не оказалось. Покинуть незаметно дом она просто не могла.

Наконец утром Соня вышла из дома. Она остановилась около подъезда и, осмотревшись по сторонам, пошла по улице. Погода была не для прогулок: было холодно. Пройдя метров сто, она направилась к тумбе с объявлениями. Читая сообщения, она иногда бросала взгляд на дорогу, по которой проезжали военные машины. Одна из автомашин остановилась около тумбы. Из кабины грузовика вышел мужчина и подошел к Соне. Разговор между ними был не более пяти минут. Она достала из хозяйственной сумки коробку из-под обуви и передала мужчине.

Сорокин, наблюдавший эту встречу из машины, сразу же понял, кем является этот статный, с военной выправкой мужчина. Несмотря на то, что он был одет в гражданское пальто, в нем чувствовалась военная выправка: это волевое лицо, широкие плечи, чеканный шаг, короткое рукопожатие… Сорокин дал сигнал, чтобы все сотрудники переключили свое внимание на мужчину. Сев обратно в машину, мужчина поехал дальше. Оставив с Соней одного из оперативников, две машины с сотрудниками НКВД направились вслед за грузовиком, который долго петлял по городу, прежде чем направился в пригород Москвы. В этот раз люди Сорокина действовали достаточно осторожно, стараясь не попадать в поле зрения Бекметова. Им в этом помогала и погода: мороз разрисовал боковые стекла грузовика ледяными разводами, не давая тем самым диверсанту следить за движущимся транспортом.

Грузовик остановился около одноэтажного частного дома. Бекметов выбрался из кабины и, достав из кармана пальто деньги, рассчитался с водителем. Дождавшись, когда машина скроется за углом, он поднял воротник пальто и направился вдоль дороги в обратную сторону. Пройдя метров триста, он свернул в переулок, был очень узким.

«Проверяется», – решил Александр, хорошо понимая, что если бы за Бекметовым работал всего один сотрудник, то риск его расшифровки равнялся бы ста процентам.

Оглянувшись дважды, Бекметов уверенно открыл калитку и скрылся за высоким забором.

– Всем сниматься, – приказал Сорокин. – На посту остается Храпов и два человека.

Утром на столе капитана лежал рапорт о том, что майор Бекметов ночью встретился с неустановленным мужчиной, который посетил его на дому. Мужчина передал ему тяжелый вещевой мешок. Что было в нем, установить не удалось. До шести часов утра, объект оставался в доме.

Сорокин взглянул на часы: они показывали начало девятого утра. Он поднял трубку и связался с дежурным.

– Что нового по Бекметову? – поинтересовался он у него. – Движение у дома объекта есть?

– Пока никакой информации не поступало, товарищ капитан. Если начнется движение, я вам сообщу.

Сорокин не успел повесить трубку, как зазвонил прямой телефон наркомата внутренних дел СССР.

– Капитан Сорокин, слушаю, – представился он.

– Сидоров, – коротко представился начальник отдела. – Ознакомился с твоим рапортом, могу похвалить, толково работаешь. Когда ждать реализацию?

– Торопиться не стоит, Иван Тимофеевич, – ответил на вопрос Сорокин. – Нам пока неизвестны цель и задачи Бекметова. Сейчас он дома и никуда не выходил. Думаю, что при реализации оперативного дела будем брать всех одновременно, чтобы никто из этих гадов не смог уйти.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, Сорокин, – по-отечески назидательно произнес Сидоров. – Здесь у меня на столе лежит рапорт моего заместителя в отношении тебя. Пишет, что пытаешься оспаривать приказы, что хромает исполнительская дисциплина, просит меня освободить тебя от руководства спецгруппой.

– Для чего вы это мне говорите, Иван Тимофеевич? Решение уже принято?

– Решения нет, так что работай, Сорокин, работай. Я просто тебя проинформировал, что нажил ты себе врага, которого остановить довольно сложно. Говорят, что он в неплохих отношениях с «самим».

– Я все понял, Иван Тимофеевич. Спасибо за информацию.

Александр положил трубку и снова посмотрел на часы, а затем снял с вешалки пальто и стал одеваться.

* * *

Майор Бекметов подошел к окну и отодвинул в сторону занавеску: стекла были разрисованы морозом. Он бросил взгляд на обувную коробку, которая стояла на столе. Достав из нее два детонатора, он обложил их ватой и сунул в карман старого пальто. Вчера вечером его навестил связной, который передал ему привет от Директора и сообщил, что сроки акции передвинуты руководством Абвера: до даты «Х» осталось всего три дня.

«Они хотят, чтобы дата акции совпала с днем смерти Ленина, – подумал он. – Это будет удар не только психологический, военный, но и политический».

Два дня назад ему удалось пронести в один из туннелей метро около десяти килограммов тротила. Этого количества было вполне достаточно, чтобы взрыв на длительное время разрушил туннель метро. Чтобы дополнительно лишить возможности использовать запасной командный пункт Сталина, нужно было еще килограммов двадцать, которые ему ночью принес связной. Бекметов надел пальто и, прихватив с собой вещевой мешок, вышел из дома.

«Градусов сорок, если не больше, – подумал он. – При таком морозе птицы замерзают на лету».

Заметив грузовик, стоявший неподалеку, он направился в его сторону. Водитель, открыв капот машины, пытался отогреть двигатель с помощью паяльной лампы, однако у него ничего не получалось.

– Бог в помощь, – произнес майор. – Давай помогу, а то я вижу, что у тебя ничего не получается.

Он взял из рук водителя лампу и направил пламя на картер двигателя. Через минуту он попросил шофера попробовать завести движок машины. Тот залез в кабину и повернул ключ зажигания. Двигатель несколько раз «чихнул», но заводиться не хотел.

– Бесполезно, – с отчаяньем произнес водитель. – Нужно было ночью не спать, а постоянно заводить машину.

– Ты правильно говоришь, это тебе на будущее, а сейчас давай еще немного погреем.

Очередная попытка водителя оказалась успешной: двигатель с неохотой, но завелся.

– Куда тебе, товарищ? – поинтересовался он у Бекметова.

– Подбрось до станции метро, а там я сам доберусь, – попросил его майор.

– Садись, – произнес водитель, – я тебя и до центра довезти могу. Выручил ты меня очень. Меня зовут Роман.

– Виктор, – на ходу придумав себе имя, произнес Бекметов.

Забросив тяжелый мешок в кузов автомашины, он сел в кабину, и они направились в сторону центра.

– За ними, – тронув водителя за плечо, произнес Сорокин. – Держись на расстоянии, близко не жмись.

Словно в подтверждение слов капитана из открытой кабины показалась фигура майора Бекметова. Он посмотрел назад, стараясь проверить, не «висит» ли кто на «хвосте» у грузовика. Не доезжая метров сто до станции метро, он вышел из машины и, взяв из кузова свой мешок, направился туда. Он явно что-то почувствовал и решил, прежде чем войти в метро еще раз «провериться». Пройдя метров десять, он остановился и, поставив мешок на землю, достал папиросу и закурил.

«Наверняка был не последним учеником в Варшавской разведшколе Абвера», – подумал Сорокин, наблюдая, как тот проверяется.

Сделав две затяжки, Бекметов бросил недокуренную папиросу на землю и, закинув за плечи вещевой мешок, направился к входу в метро. Он вошел в одну дверь и тут же вышел через другую. Он остановился и, дождавшись, когда схлынула практически вся толпа из прибывшего поезда, осторожно вошел в здание станции и, оплатив проезд, направился к эскалатору.

* * *

Григорий Покровский, он же – Директор, был завербован еще в 1913 году, накануне первой мировой войны. В те годы он служил в Генеральном штабе Российской армии, и все, кто его знал, отмечали в этом молодом и подающем большие надежды офицере большой ум, смекалку и находчивость. Одной из причин его падения было пагубное пристрастие к азартным играм. Как он сам отмечал: при виде карт и денег, он буквально слетал с «катушек». Играл до тех пор, пока были деньги. Жизнь есть жизнь, иногда он выигрывал довольно крупные деньги, а иногда и проигрывал все, что было у него в карманах. Единственным положительным его качеством было то, что он всегда возвращал картежные долги в установленный срок.

Все произошло осенним вечером. Он сидел за столом и отрешенно смотрел на карты, которые были побиты картами незнакомого старика с моноклем. Кто этот старик и откуда он появился в этом игровом зале, никто не знал.

– Ну что, господин штабс-капитан? Побил я ваши карты, – произнес старик и засмеялся. Смех его был таким злорадным, что Покровский невольно поморщился от охватившего его отчаяния. Он посмотрел на пальцы старика, которые сгребали деньги с зеленого сукна стола. Он готов был встать и покинуть зал, но что-то его остановило. Может, блеск бриллиантовой булавки в галстуке старика, может, вспыхнувшая искра надежды отыграться.

«Не может же мне сегодня так фатально не везти, – подумал он. – Если уйду, обижу фортуну».

– Я готов еще раз сделать ставку, – произнес Покровский. – Вы готовы играть?

Он легко выиграл у старика десять тысяч рублей и уже собрался покидать заведение, когда его остановил глуховатый голос пожилого человека.

– Господин штабс-капитан, дайте мне шанс хоть что-то отыграть в этот вечер. Я проиграл вам все, и сейчас у меня не осталось даже нескольких копеек, чтобы доехать на извозчике до дома. Хотите, я поставлю на кон бриллиантовую булавку?

Булавка действительно была достойна внимания: большой розоватый бриллиант – в окружении сапфиров. Она чем-то напоминала Покровскому человеческий глаз.

– Хорошо, милейший, – произнес штабс-капитан язвительно, вспомнив голос старика, когда тот выиграл у него почти все деньги. – Ставлю двести рублей против вашей булавки.

– Господин штабс-капитан, но ее цена больше пяти тысяч, – возмущенно произнес старик.

– Не спорю, может, это действительно так, но я ставлю лишь две сотни. Выбирайте, слово за вами.

– Хорошо, я согласен, – тихо произнес старик. – Дайте мне карты, я сам раздам их.

Григорий усмехнулся. Заметив эту усмешку, старик моментально стал серьезным и сосредоточенным. Через десять минут штабс-капитан уже начал сожалеть, что не покинул игральный зал: старик не только отыграл проигранную им сумму, но и выиграл у него пятьсот рублей.

– Что вы, больше не улыбаетесь? – спросил его старик. – Может, еще метнем? Посмотрим, кому из нас повезет больше?

Покровский задумался. Он неплохо играл в карты и был на сто процентов уверен в том, что старику просто повезло. А фарт – дело преходящее: сейчас повезло, а через минуту – другую нет.

– Хорошо. Давайте еще одну партию. Играю на все, – произнес Григорий, выкладывая из кармана все свои деньги, которых оказалось около десяти тысяч.

– Посмотрим, посмотрим, – многозначительно произнес старик. – Вы не боитесь, молодой человек, что я могу вас просто раздеть?

Старик громко и противно засмеялся, чем сразу же привлек к себе внимание окружающих. К их столу потянулись люди, чтобы понаблюдать за партией. Покровский чуть-чуть приоткрыл карты и заставил погасить внутри себя чувство радости.

«Двадцать очков. Такое приходит не каждому, – размышлял он. – Сколько может быть у этого старика?»

Лицо старика было абсолютно спокойным, было трудно угадать, какая карта легла ему.

– Поднимаю ставку в два раза, – произнес старик, не притрагиваясь к картам.

«Блефует, – решил Покровский, – пытается меня напугать. Ждет, сброшу ли я карты или нет».

– Принимаю ставку, – произнес Покровский, чувствуя, как между лопаток по спине побежал тонкий ручеек пота.

Штабс-капитан, не отрываясь, смотрел на старика, пытаясь понять, что он придумал в этот раз.

– Поднимаю ставку еще в два раза, – произнес старик, снова не касаясь своих карт.

– Погодите, милейший, – произнес офицер. – Покажите свои деньги? Я на слово не играю.

Старик махнул кому-то рукой, и в тот же момент около него оказался мужчина с портфелем в руках. Он взял портфель и открыл его: тот был полон денег.

– Здесь ровно сорок тысяч – сказал он. – Чем ответите вы, господин Покровский?

Григорий вздрогнул от неожиданности.

«Откуда он знает мою фамилию? Похоже, попал!» – панически подумал он.

Он растерянно посмотрел по сторонам, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. Он снял с себя шашку, ножны которой были инкрустированы драгоценными камнями и золотом.

– Вы думаете, что я буду играть против этого? – произнес старик. – Не смешите людей. У вас нет денег? Я, молодой человек, приму ваше честное слово за сорок тысяч рублей, что стоят на кону. Ваше слово?

– Я, открываюсь, – произнес Покровский, не узнавая свой голос. – У меня – двадцать, сколько у вас?

– Очко, – произнес старик, не касаясь карт. – Вы проиграли, штабс-капитан. Завтра в десять утра я жду вас по указанному в записке адресу с деньгами.

Он повернулся и, закрыв портфель, передал его помощнику. Лоб Покровского покрылся потом. Он дрожащей рукой открыл карты старика: двадцать одно, то есть – очко, старик.

* * *

На следующий день штабс-капитан приехал по указанному адресу и оказался перед большим домом с белыми колоннами и лепниной.

«Надо же, столько лет в Петербурге и ни разу не был в этом прекрасном районе», – подумал он, рассматривая искусно выкованные изгородь и ворота.

– Вы к кому, ваше благородие? – спросил его подошедший лакей, одетый в ливрею.

– Доложите вашему господину, что прибыл Григорий Покровский, – сказал офицер.

– Проходите, барин ждет вас, – произнес ланей.

Они прошли в дом, где слуга принял у него плащ, фуражку и рукой указал ему на дверь.

– Хозяин ждет вас, – повторил он и исчез в соседней комнате.

Офицер привычным движением руки провел по волосам и направился к двери. Он толкнул ее и оказался в огромной комнате. Яркое солнце ударило в глаза, и он не сразу увидел хозяина дома, который стоял у открытого окна.

– Вот наслаждаюсь последними солнечными денечками. Скоро осень, дожди, слякоть … – не здороваясь, произнес он. – Вы принесли деньги, штабс-капитан?

– Извините, я не знаю, как вас называть, – растеряно произнес Покровский.

Ранее приготовленная речь о чести, о долге моментально улетучилась из головы.

– Зовите меня господин полковник. Я не люблю, когда ко мне обращаются по имени и отчеству.

Он повернулся к Покровскому. Сегодня он выглядел намного моложе, чем вчера вечером, когда играл в карты.

– Вы чем-то удивлены, штабс-капитан? Что-то не так?

– Вы угадали, господин полковник. Просто мне вчера показалось, что вы намного старше.

Полковник улыбнулся.

– Это был маленький спектакль с переодеванием и гримом. Не мог же я в таком виде показаться перед офицером Генерального штаба. Я думаю, вы узнали меня?

Вопрос был излишним: перед штабс-капитаном стоял военный атташе Германии.