Пятна на солнце

Алексей выскочил из кабины и устремился за стрелявшим мужчиной. Кто-то в толпе подставил ему ногу, и он растянулся на земле, потеряв из виду убегавшего. Где-то раздалось несколько выстрелов, похоже, стреляли милиционеры, преследуя преступника. Через минуту-другую рынок опустел. Из-за угла дома показался сотрудник уголовного розыска.

– Что скажешь? – спросил его Алексей. – Задержали?

– Нет, ушел гад. Его за углом ждала «Эмка». Вот он на ней и укатил.

– Номер запомнил?

– Нет, он был замазан грязью.

Вскоре около машины собралась вся оперативная группа. Все были возбуждены и расстроены неудачной операцией.

– Как же так, что шесть человек не смогли задержать одного?

– Как, как? Кто думал, что он начнет стрелять. Вы же сами говорили, что Волков укажет на него, а мы задержим его не на рынке, а на улице, там и народа меньше и скрыться сложнее.

Алексей замолчал. Что он мог сказать этим молодым ребятам, которых совсем недавно ему прислали из военкомата. Некоторые из них уже успели повоевать, и были направлены в милицию после ранения, другие пришли прямо со школьной скамьи. Никто из них не имел практического опыта в оперативной работе, и выполняли лишь то, что он им приказывал.

– Ладно. Поехали в отдел, там и разберем все наши ошибки, – произнес Алексей. – Самойлов, останься. Позвони в морг, пусть заберут труп Волкова.

Они сели в подъехавший автобус и отправились в отдел.

* * *

Сорокин откинулся на спинку стула и закрыл глаза: у него сильно болела голова. Выпитое полчаса назад лекарство не сняло боль. Двадцать минут назад у него состоялся разговор с одним из Демидовых. В процессе разведывательной беседы Александр узнал, что мужчина прибыл в город накануне войны, это подтверждали и соседи, проживающие с ним на одной лестничной площадке. До прибытия в город он работал на московском заводе «Серп и Молот». В подтверждение этого он предъявил несколько фотографий, где был запечатлен вместе со своими товарищами по бригаде.

«Нет, это не тот Демидов, – размышлял майор. – Пустышка, на которую было потрачено полдня».

Александр, встал из-за стола и, достав из пакетика лекарство, запил его водой. Утром он узнал от начальника милиции, что арестованный Волков был убит на рынке, тем самым была оборвана еще одна ниточка, которая могла бы вывести на предателя. Он подошел к окну и посмотрел на улицу: шел дождь, и сильный ветер качал полуголые ветки деревьев. Идти домой под проливным дождем ему не хотелось. Он прошел в хозяйственный блок, где находилась керосинка. Поставив чайник, он вернулся в кабинет. На столе настойчиво зазвонил телефон.

– Михалыч, ты домой не собираешься? – услышал он голос Алексея Громова. – Ты не против, если я к тебе загляну, посоветоваться хочу.

– Приходи, посидим. Я чайник поставил, – ответил ему Александр.

Ждать пришлось недолго. Через десять минут в кабинет вошел Алексей. Его мокрые от дождя лицо и волосы невольно вызвали улыбку у Сорокина.

– Думаю, что чай тебе не поможет. Нужно что-то покрепче, а иначе заболеешь, – произнес майор и, открыв дверцу шкафа, достал из него бутылку водки. Поставив два граненых стакана, он налил в них.

– Извини, Алексей, вот закуски у меня нет, разве что эта корка, – извиняясь, произнес Александр. – В свое время, когда я сражался во 2-ой ударной армии, это считалось большим богатством.

– Да брось ты извиняться, Александр Михайлович. Закусим, чем Бог послал. Я к тебе обратился, как к старшему и мудрому начальнику.

– Я где-то слышал, что мудрость – адекватное отражение реальной действительности. Здорово я загнул? – произнес Сорокин и громко рассмеялся, глядя на удивленное лицо Громова.

Они выпили и, разломив корку черного хлеба пополам, стали закусывать. Достав папиросы, они закурили.

– Давай к делу, какой совет тебе нужен?

Алексей ответил не сразу. Он задумался, а затем, взглянув на него, начал говорить.

– Знаешь, Александр Михайлович, я сегодня очень много думал, после того как на рынке застрелили Волкова. Сопоставив все, я пришел к выводу, что бандиты знали, что мы привезем его на рынок, и устроили нам что-то наподобие засады. Стрелял в него мужчина, похожий на цыгана. Возможно, их было несколько человек.

– Погоди, погоди, Алексей. Ты хочешь сказать, что если бы у него ничего не получилось, то Волкова бы убили другие, которые были недалеко от автомашины?

– Точно. Я вот думаю, откуда они узнали, что мы привезем его на рынок?

– Кто еще об этом знал? Я имею в виду сотрудников твоей группы?

– Никто. Только я и начальник милиции. Я специально никому не говорил об этом.

Сорокин загасил папиросу и снова разлил водку по стаканам. Он предложил Алексею выпить за удачу. Они молча выпили. Александр неожиданно спросил его.

– Скажи мне, Алексей, с кем он сидел в камере? Где сейчас этот человек? В камере?

Тот с удивлением посмотрел на Сорокина.

– С моим человеком. Я его знаю давно, как приехал сюда. Погоди, Александр Михайлович. Ты хочешь сказать, что этот мой человек мог сообщить им об этой поездке?

– А почему бы и нет? Такое в практике часто бывает. Он стучит тебе, но может стучать и им, – произнес Сорокин и взглянул на часы. – Чтобы не гадать, поехали к нему домой, там у него и спросим?

Александр быстро надел шинель, сунул «ТТ» в карман, и они направились к выходу.

* * *

Остановив машину за два квартала от дома Мухи, такова была кличка человека Алексея, они направились к нему пешком. Прошедший дождь оставил после себя большие лужи, и им приходилось то и дело обходить их.

– Долго еще идти? – поинтересовался Сорокин.

– Нет. Вот дом, – ответил Алексей и указал рукой на черный от времени двухэтажный барак.

Они вошли в подъезд и стали подниматься на второй этаж. Старые деревянные ступени надрывно заскрипели под их ногами.

– Двигайся за мной, – произнес Алексей и зажег спичку.

Длинный узкий коридор тонул в темноте. Сильно пахло мочой, дустом и немытыми грязными телами. Алексей остановился около двери, на которой мелом был нарисован номер.

– Вот здесь и живет Муха, – тихо произнес начальник уголовного розыска.

– Вот что, Алексей. Давай, я сам с ним поговорю. Ты в разговор не впрягайся, ведь он тебя тоже за это время уже «прочитал». Хорошо знает, что ты можешь, а чего нет. Понял? Если понял, то стучи.

Громов постучал. За дверью раздался какой-то шум, а затем она открылась. На пороге стоял мужчина в майке и сатиновых трусах. Сорокин, сверкая золотыми погонами, буквально смял его своим телом. Мужчина попятился и, споткнувшись о сбитый ногами половик, упал. Недолго думая, офицер сунул ему в рот ствол пистолета, выбив при этом верхний передний зуб.

– Говори сука, кому рассказал о Волкове? – закричал он ему в самое ухо. – Говори, а то застрелю.

Солоноватый вкус крови, фактор неожиданности ввели Муху в ступор. В этот момент он ничего не понимал, лишь ощущал ствол пистолета у себя во рту. Он явно был напуган неожиданным визитом сотрудника СМЕРШа и сейчас лихорадочно думал, как спасти себе жизнь.

– Убью! – снова закричал ему в ухо Александр. – Говори!

В тусклом свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь щель занавески, майор увидел, как из глаз Мухи потекли слезы. Сорокин вынул изо рта пистолет и приставил его к голове.

– Ну, я жду! Считаю до пяти! Раз! Два!

– Не убивай, начальник, – завопил мужчина, – я все расскажу.

– Говори! Быстро!

Муха зажмурился от яркого света фонаря, который направил в его лицо Сорокин.

– Я рассказал о том, что Волкова повезут на рынок своему корешу Хромому. Мы с ним в свое время чалились в Воркуте. Он предупреждал меня, что Волков человек ненадежный, и просил меня не общаться с ним.

– Как ты узнал, что его повезут на рынок?

– Мне об этом рассказал сам Волков, когда мы с ним сидели в камере. Я и поделился с Хромым этой новостью.

Сорокин посмотрел на Алексея, который стоял у двери и слышал все, о чем говорил Муха.

– Собирайся! Быстро! Сейчас ты мне покажешь, где живет этот Хромой, – приказал ему Александр.

– Вы что, начальник! Если он узнает, что я запалил его берлогу, он меня лично порежет на мелкие кусочки, – заскулил Муха.

– Откуда он узнает, если ты сам ему об этом не расскажешь? Давай, одевайся, поехали.

Муха быстро оделся, и они втроем вышли из дома.

* * *

В эту ночь им явно везло. Хромого взяли на квартире без всякого шума. Он пьяный спал так, что не услышал, как к нему вошли Сорокин и Громов. Хромой никогда не закрывал дверь, так как считал, что украсть у него нечего. Это было правдой: в квартире Хромого стояла одна койка, небольшой старый стол и табурет.

Сорокин схватил его за волосы и направил фонарь в лицо.

– Вставай, Хромой! Я дважды приказы не повторяю!

Хромой открыл глаза, однако ничего не увидел, кроме яркого света. Он растерянно щурился, пытаясь разглядеть того, кто держал в руках фонарь.

– Кто ты? – закричал он. – Убери этот долбаный фонарь!

Сорокин направил луч света в сторону. Мужчина сразу понял, что это не шутка его друзей.

– За что, начальник, – то и дело произносил он. – Вся братва знает, что я в завязке, и за мной нет никаких дел.

– Ты что, Хромой, не видишь, кто тебя вяжет? – спросил его Алексей. – Это, брат, СМЕРШ, а они, как ты знаешь, всегда найдут, что тебе предъявить.

Хмель окончательно вылетел из головы Хромого. Уж слишком громким было для него слово СМЕРШ.

– Леша! – обратился он к начальнику розыска. – Скажи этому гэбэшнику, что я всегда лояльно относился к Советской власти, а особенно к товарищу Сталину. Нельзя же врываться в квартиру добропорядочного человека и тащить его в КПЗ.

– Ты меньше болтай, Хромой. Давай, собирайся. А берут тебя за связь с немецкими карателями, – ответил ему Алексей и швырнул ему в лицо брюки.

– С какими карателями? Я что-то не понял? – удивленно произнес тот.

– Ничего Хромой, скоро поймешь! Ты же сам понимаешь, что это 58-я УК, которая потянет на двадцать пять лет в лучшем случае, а в худшем – стрельнут в тебя и все. Ты кому, Хромой, рассказал о Волкове? – тихо спросил его Сорокин. – Ты знаешь, что его застрелили на рынке?

Мужчина вздрогнул и замер на месте.

– Не, гражданин начальник. Хромой здесь не при делах, и ты мне это не пришьешь.

– А я и не собираюсь тебе это шить. Ты уже сам себе 58-ю пришил, когда рассказал об этом Цыгану.

Александр моментально догадался, что попал в цель, и сразу стал развивать эту линию.

– Думаешь сорваться, Хромой? Не получится, ты здорово залетел с этим Цыганом. Ты в курсе, что он служил у немцев, был полицаем? – блефовал Сорокин.

– Я старый человек, откуда я мог это знать, гражданин начальник, – произнес он дрожавшим от волнения голосом. – Он о себе никогда ничего не рассказывал.

– Ты знаешь, Хромой, что старость требует не столько уважения к себе, сколько сочувствия окружающих. Сейчас здесь нет людей, которые могли бы тебе посочувствовать. Видишь, Цыган тебе о себе ничего не рассказывал, а ты ему вдруг взял и рассказал, что Волков «залетел» и хочет сдать его милиции. Чего молчишь? Ты знаешь, что с тобой будет, если блатные узнают, что ты все, что они там шепчут, ты «сливал» начальнику уголовного розыска. Да они тебя просто порвут. Сейчас тебя спасет лишь чистосердечное признание, а иначе…

Сорокин не договорил. Хромому и так было все понятно. Он быстро оделся и направился к двери. Они вышли в темный коридор. Неожиданно Хромой ударил в лицо Алексея и бросился бежать, сшибая со стен цинковые тазы и детские ванны. Коридор моментально наполнился грохотом, на который стали выскакивать из комнат люди. Александр бросился к окну и, распахнув его, выпрыгнул во двор. Он вскочил с земли в тот момент, когда мимо него пробегал Хромой. Сорокин подсек ему ногу, и тот, сделав два или три неуверенных шага, полетел на мокрую землю, рассекая телом лужу, словно пароход, гладь реки. Стиснув от боли зубы, Сорокин вытащил пистолет и направился к Хромому.

* * *

На столе перед Сорокиным лежали документы Евгения Семеновича Демидова. Он брал то один, то другой документ и внимательно читал их. Из справки районного военкомата следовало, что тот встретил войну в августе 41-го года и до 43-го года находился в действующей армии. Принимал непосредственное участие в битве за Ржев. Службу начинал в 85-ом стрелковом полку, а затем в других частях. Был ранен. За проявленный героизм в борьбе с фашизмом был награжден Орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Все эти сведения подтверждались и архивными данными 85-го стрелкового полка. Казалось бы, все ясно – Демидов Евгений Семенович не то лицо, и Александру пора поставить окончательную точку и вывести его раз и навсегда из числа подозреваемых лиц, однако он не спешил делать это. Немного подумав, он решил лично встретиться с этим человеком и поговорить с ним. Сорокин поднял трубку и, услышав голос Мигунова, попросил его пригласить к нему Демидова, который вот уже минут двадцать томился в его приемной.

В кабинет в сопровождении офицера вошел мужчина лет сорока. На его темно-синем шерстяном костюме светился орден.

– Здравствуйте, Евгений Семенович. Проходите, присаживайтесь, – поздоровался с ним Сорокин. – Скажите, вы давно на гражданке? Где работаете?

Демидов присел на стул и, посмотрев на майора, начал отвечать. Из рассказа следовало, что на фронт он призывался не из Пензенской области, а из Саратовской, что бывать ему на оккупированной фашистами территории не приходилось, в плену он тоже не был. Последним местом его службы был 101-ый стрелковый полк, третья рота. Однако вел он себя немного неуверенно, о чем говорили его большие и сильные руки, которые нервно подрагивали в процессе его рассказа. Стараясь как-то скрыть это, он то и дело перекладывал кисти рук одну на другую.

– Скажите, товарищ Демидов, почему вы скрыли факт, что призывались в ряды РККА не в 1941, а в 1940 году. С чем это связано?

Он вздрогнул. На его лице появилось удивление. Он откашлялся в кулак и пристально посмотрел на Сорокина. Взгляд его был таким колючим и тяжелым, что Александру захотелось отвести глаза в сторону, но он, пересилив себя, продолжал смотреть на него.

– Извините, товарищ майор, но я никак не пойму причину вашего интереса к моей персоне. Вы меня вызвали к себе, задаете какие-то непонятные вопросы и не желаете мне объяснить настоящую причину нашей встречи. Если вы мне не объясните, с чем это связано, то я не буду отвечать на ваши вопросы.

– Хвалю за смелость, Евгений Семенович. Не каждый, находясь в стенах этого заведения, может вести себя так, как вы. Я тоже не всегда занимался подобной работой. Я воевал в составе 2-ой ударной армии и хорошо знаю, что такое жизнь на фронте. Но государство направило меня служить сюда, и сейчас я хочу разобраться, почему вы, фронтовик и орденоносец, пытаетесь скрыть факт своего призыва в армию. С чем это связано, Демидов?

В кабинете повисла тишина. Со стороны можно было подумать, что каждый из них анализирует полученную информацию и готов продолжить эту словесную дуэль.

– И все же ответьте на мой вопрос?

– Я ничего и никогда не скрывал от советских и партийных органов. Я, по всей вероятности, не понял вашего вопроса, товарищ майор, и готов извиниться перед вами. Я действительно призывался в армию не в 41-ом году, а в 40-ом. Что это меняет, товарищ майор?

– Ничего не меняет, а лишь дополняет вашу автобиографию. Я вас больше не задерживаю, товарищ Демидов. Вы свободны.

Он встал со стула, и, как показалось Сорокину, облегченно вздохнул. Он надел кепку и вышел из кабинета.

* * *

Когда за Демидовым закрылась дверь, Сорокин вызвал к себе Мигунова. Тот, словно стоял за дверью, так как моментально появился у него. Щелкнув каблуками, он вытянулся в струнку.

– Садись, – предложил ему Александр. – Ты на меня не обижайся Мигунов, но здесь у нас не казарма и не плац. Мне твоя строевая выправка не столь важна. Для меня более ценна твоя голова, инициатива. Ты понял меня?

Лицо Мигунова стало красным. Он обиженно заморгал глазами и готов был, похоже, расплакаться от обиды.

– Возьми бумагу и карандаш, – произнес майор, не обращая на это внимания. – Пиши. Во-первых, необходимо сделать запрос в особый отдел 101-го полка, где служил Демидов. Направь запрос вместе с его фотографией, может, кто-то из его сослуживцев еще остался жив и подтвердит, что это и есть тот самый рядовой Демидов, который служил у них в третьей роте. Во-вторых, затребуй его дело из городского военкомата Саратовской области, откуда он призывался в армию в 1940 году. В-третьих, поищи его сослуживцев из 85-го стрелкового полка. Короче, собери по нему все, что сможешь накопать.

– Товарищ майор, вы считаете его тем самым карателем? – с удивлением спросил Мигунов. – Он же фронтовик, орденоносец. Вы не боитесь обидеть подозрением заслуженного человека?

– Нет, Мигунов, не боюсь. Я боюсь лишь одного, что он может быть предателем, а мне не удастся его разоблачить. Это называется профессиональным браком, и я, тогда как собака, потерявшая нюх, не смогу больше работать в органах.

Офицер расценил эту реплику как окончание разговора и поднялся со стула.

– Погоди. Переговори с Алексеем Громовым. Попроси его установить наружное наблюдение за Демидовым.

– Вы думаете, что он попытается скрыться?

– Я ничего не думаю, – раздраженно произнес Сорокин. – Выполняй указание.

Мигунов вскочил со стула и направился к двери.

– Погоди, – снова остановил его Александр. – Пригласи ко мне Козырева.

Это был второй офицер из команды Александра. Козырев предпочитал ходить на работу в штатской одежде, и ни когда не козырял своим служебным отношением к СМЕРШу. По внешнему виду он мало напоминал офицера госбезопасности, и больше походил на инженера или учителя.

– Проходи, Козырев, – произнес Сорокин, когда тот вошел к нему в кабинет. – Ты хоть раз был в Пензе? Нет? Вот и съездишь туда. Задача: найти родственников Демидова Евгения Михайловича. Возьми его фотографию и покажи родственникам. Это нужно сделать как можно быстрее. Чувствую, что мы узнаем много интересного об этом человеке.

– Почему вы так решили, товарищ майор?

– А ты ответь мне, почему человек, вернувшись с фронта, едет в какой-то другой город, живет в нем, забыв о своей малой родине, где живут его ближайшие родственники?

– Я не знаю, товарищ майор, – ответил Козырев.

– Вот и я пока не знаю. Для этого я и направляю тебя в командировку, чтобы ты смог ответить на этот вопрос. Получи деньги у бухгалтера, и в дорогу. Пообщайся с родственниками, причину интереса не говори: просто разыскиваешь сослуживца. Вдруг они каким-то образом поддерживают связь между собой. Задача ясна?

Козырев молча кивнул и, взяв со стола фотографию Демидова, вышел из кабинета. Оставшись один, Сорокин снял трубку и стал набирать телефонный номер.

– Алексей! Громов! Что у тебя с Хромым? – поинтересовался он у начальника уголовного розыска. – Есть новости?

– Молчит пока, товарищ майор, видимо, решил отмолчаться. Ведь у нас, кроме показания, что Муха поделился с ним информацией о Волкове, больше ничего нет. Нечем его подпереть.

– Понятно. Звони, может, чем-то и помогу, – произнес Александр и положил трубку.

* * *

В конце рабочего дня Сорокину позвонил первый секретарь горкома партии. Александр видел его всего один раз, по приезде в город, когда вставал на партийный учет в горкоме. Их встреча была мимолетной, они обменялись лишь приветствием.

– Товарищ Сорокин, – хорошо поставленным голосом, обратился к он нему. – Это говорит первый секретарь горкома партии Петров Василий Гаврилович. – Скажите, пожалуйста, как это все называется? Вы приглашаете к себе члена партии, фронтовика, орденоносца и начинаете его допрашивать, не посчитав нужным объяснить человеку, зачем вы его вызвали и в чем подозреваете. Мне, как члену партии, обидно за него, а еще больше за вас. Вы, наверное, забыли, что идет война, и мы не должны просто так дергать человека и непонятно о чем его допрашивать.

– Извините, Василий Гаврилович, сейчас действительно идет война, и я не намерен отчитываться перед вами за свои действия. Меня на это место поставила партия и государство, чтобы я охранял это государство, что я и делаю.

От этих слов у первого секретаря перехватило дыхание. Ему еще не приходилось выслушивать подобные нравоучения.

– Вы даете отчет своим словам, майор? Вы, наверное, забыли, что сами являетесь членом партии и подотчетны бюро и лично мне. Я хорошо знаю Демидова, мы с ним соседи, и я могу поручиться за него головой! Вы поняли это?

– Успокойтесь, товарищ Петров. Ничего страшного не произошло.

Но, похоже, Василий Гаврилович уже не слышал его. Он снова начал говорить, говорить и говорить о его недальновидности.

Сорокин молчал. Посчитав его молчание, как факт признания ошибки, Петров положил трубку. Александр, встал из-за стола и, закурив папиросу, стал мерить шагами кабинет. Десять шагов в длину, и десять шагов в ширину, считал он про себя, стараясь успокоиться. В окно стучал дождь, ветер протяжно завывал в дымоходе, и на душе у майора было тоскливо и противно. За все время работы в этом городе он не завел себе ни одного друга. Его отношения с Алексеем Громовым носили скорее служебный характер, чем дружеский. Впервые за последнее время он ощутил одиночество. Он вспомнил нежные руки матери. Какой же он был глупец, что иногда чурался ее ласк. Теперь ее нет, и некому его пожалеть, прижать к груди и провести по его волосам теплой рукой.

«Наверное, пора заводить семью, – подумал он, – так долго жить в одиночестве становится невозможным».

От мысли о семье он невольно улыбнулся. В голове сразу закрутились воспоминания о довоенной жизни. Тогда, после окончания училища, он без ума влюбился в одну девушку. Каждый свободный вечер он проводил в ее дворе. Несмотря на то, что все друзья и знакомые считали его храбрым человеком, он никак не мог решиться подойти к ней. Каждый раз, направляясь во двор, он настраивал себя на то, что подойдет и скажет, что она ему очень нравится, что она лучше всех девушек. Однако, завидев ее, у него неожиданно пропадал весь запас храбрости. Он краснел и делал вид, что он просто сидит на скамейке во дворе и отдыхает. Когда он все же решился сказать ей об этом, он увидел ее с мужчиной. Это был начальник отдела, в котором Александр работал. Он долго корил себя за то, что не смог побороть в себе робость и подойти к ней. Теперь он вспоминал все это с какой-то теплотой, но тогда он просто возненавидел своего начальника, считая, что тот сделал его самым несчастным человеком на земле. Но, все это было в прошлом, довоенном времени.

Он загасил папиросу и, накинув шинель, направился в отдел милиции. В кабинете начальника уголовного розыска, помимо Громова, на табурете сидел Хромой. Заметив вошедшего Сорокина, он замолчал. Лицо его приняло выражение мученика.

– Товарищ майор! Можно сделать заявление? – обратился он к Александру.

– Валяй, – произнес Сорокин и, скинув шинель, сел на свободный стул.

– Хочу заявить о творимом здесь беспределе. Начальник уголовного розыска все время пытается обвинить меня в связи с каким-то Цыганом. Кто этот человек, я не знаю. Какие дела за этим человеком, я тоже не знаю. Неужели в советском государстве пустуют тюрьмы, лагеря, и сейчас менты пытаются заполнить их такими безвинными людьми, как я?

Сорокин посмотрел на Громова и улыбнулся. Им было ясно, что Хромой решил «прогнать волну». Это означало, что он попытается прикинуться «лохом».

– Я бы тебе, Хромой, поверил, если бы не знал тебя. Я вот приехал сюда, чтобы лично отвезти тебя в столицу нашей родины, – произнес Александр. – Главное управление СМЕРШа почему-то сильно заинтересовалось твоей личностью. Там вот и будешь дурака валять, если они тебе это позволят.

Хромой посмотрел сначала на Алексея, а затем на Сорокина, стараясь понять, была ли это шутка, или майор действительно повезет его завтра в Москву. Эта поездка не сулила ему ничего хорошего: там, в застенках Лубянки, умели развязывать языки.

– Я что-то, гражданин майор, вас не понял? Какая Москва? Я простой фраер и не представляю никакой опасности для государства.

– Вот там и разберутся, какой ты фраер. Думаю, ты уже через день признаешься во всем, вплоть до того, что являешься агентом японской разведки. Там и не таких людей ломали.

Судя по его бегающим глазам, он был напуган.

– Гражданин начальник, я бы хотел с вами немного пошептаться один на один, без лишних глаз и ушей.

Алексей, поймав взгляд Сорокина, вышел из кабинета.

* * *

Сорокин вскрыл пакет, пришедший из особого отдела 101-го стрелкового полка: лейтенант особого отдела сообщал ему, что Демидов Евгений Семенович действительно служил в полку до своего ранения. Сослуживцы из третьей роты опознали на фотографии своего боевого товарища.

«Что это? – подумал Сорокин. – Выходит, я все это время шел в неправильном направлении и подозревал человека, который пролил кровь, защищая Родину».