Кровь на колёсах

Наконец Ильхам встал с жертвы и натянул штаны. Алия лежала без движения, её разбитое в кровь лицо не выражало ни боли, ни мук. Она догадывалась, что жить ей осталось считанные минуты. Кроме смерти, ей не хотелось сейчас ничего.

– Ну что, сучка, теперь скажешь, куда выехал твой постоялец? Или позвать ещё мужиков? – опять начал допрос Хилый.

– Ничего я не знаю! – произнесла она разбитыми губами. – Убейте меня скорее, не мучьте!

– Видно, мы с тобой не договоримся, – устало выдохнул Хилый. – Ильхам, зови остальных, может, кто ещё захочет поиметь эту женщину.

Алия звериным чутьем загнанного существа почувствовала, как в дом входят другие мужчины.

– Вот вам баба, делайте с ней что хотите, – кивнул в её сторону Хилый и вышел на улицу.

Во дворе он достал папиросу, закурил и глубоко затянулся. Он закрыл глаза и насладился волной чудесной силы, разливающейся по телу. Кайф ударил в голову, руки и ноги приобрели лёгкость, а голова стала светлой, как в детстве. Он посмотрел на ночное небо, покрытое несметным количеством звёзд. «Что я скажу шефу? Ему мои оправдания не нужны, – испуганно думал он. – Ему нужен Немец, живой или мёртвый».

Хилый хорошо помнил разговор с шефом в универмаге, когда тот чуть слышно произнёс: «Это ты, Хилый, подогнал мне Измайлова и этого Немца. Это ты позволил ему зажать наши деньги. Две недели тебе, чтобы ты его нашёл! Он сам мне не нужен, мне нужны деньги! Кстати, Хилый, ты зачем рассказал Измайлову обо мне? Теперь, если он начнёт колоться, сдаст и тебя, и меня! Ты, наверное, не догадываешься, кто за мной стоит? Эти люди не прощают проколов. Они нашинкуют тебя, словно лук, и сварят из тебя плов! Ищи, Хилый, ищи! Если хочешь жить, ищи этого Немца!»

Неожиданно для самого себя, Хилый почувствовал, что этот голос сидит где-то внутри. Он схватился за голову и потряс её, словно дыню. Однако шёпот не пропадал, затаившись где-то среди нейронов головного мозга.

Донёсся еле слышный женский крик, который вернул его к реальности. Он обтёр лицо жёстким колючим снегом и повернулся на скрип двери. Из дома один за другим вышли трое мужчин, на ходу застёгивая куртки.

– Ну, как? – тихо спросил Хилый. – Что она вам рассказала?

– Упорная была, сучка, – пробурчал один из мужчин. – Всё молчала, пока я ей не выпустил кишки. Лишь после этого закричала.

– Теперь куда? – спросил второй.

– Давай на трассу, там сориентируемся, – скомандовал Хилый. – Нужно перехватить Акаева. Он наверняка знает, куда смотался Ланге.

Они сели в две «Нивы» и направились в сторону трассы.

– Не наследили? – поинтересовался Хилый у Ильхама.

– Да нет. Жук вроде бы всё прибрал, – ответил тот. – Он человек с опытом.

– Смотри, если проколешься, задавлю, как щенка.

Машины выехали на трассу и остановились. За спиной отъезжающих быстро расходилось пламя. Дом Акаевых горел быстро, и всем было абсолютно ясно, что к приезду пожарных от него останется только пепел. К первой машине подбежал Ильхам и, открыв дверь, передал приказ Хилого.

– Они далеко уехать не могли. Нам кажется, немец не пойдёт на железку, побоится. Ведь он в розыске, а там на всех столбах его фотография. Значит, рванёт куда-то дальше по трассе. Нужно разделиться, одни поедут в одну сторону, другие в другую.

– Хорошо. Давайте разделимся. Ты, Жук, в той машине. Нужно взять его живым.

– А что делать с Акаевым? – спросил он у Ильхама. – Если он, не дай бог, узнает, кто убил его жену и сжёг дом, он нам не простит!

– Под сплав его. Он нам не нужен. Это приказ Хилого. А сейчас погнали!

Включив ближний свет, машины разъехались в разные стороны и скрылись в тёмной степи.

* * *

Измайлов после очередного допроса, длившегося более трёх часов, был доставлен в камеру. Он лёг на топчан и затих, уткнувшись лицом в стенку. Тупо уставившись в неё, он пытался просчитать, кто мог его выдать. В случайность он почему-то не верил. Он перебирал в уме фамилии друзей и родственников, и всякий раз отбрасывал одну за другой. Как он ни старался, не мог вычислить предателя. «Мог ли сдать его Расих? Да нет, вряд ли. За всё время, что сбежал, он ни разу не пытался связаться с ним. Он просто исчез, спрятался от всех: и от милиции, и от своих. Нет, он сдать не мог. Он не знал, где я скрываюсь» – ещё будучи на воле, Измайлов слышал от знакомых, что его приятель сумел дать дёру из милиции. Подробностей он не знал, но, судя по всему, сбежать из камеры было практически невозможно.

Измайлов закрыл глаза, но сон не шёл. «Ну и волчара! – вдруг вспомнил он Абрамова. – Сразу видно, хорошо знает своё дело, умеет расставлять сети. А как говорит! Прямо как проповедник! Так и лезет в душу, любого выведет из себя».

Он вспомнил, как накануне вечером, во время допроса, Абрамов, словно бы случайно, завёл к себе в кабинет его беременную жену. Чего угодно можно было ждать от этого мента, но только не этого! «Да, умен ты, гражданин начальник. Нашёл мое слабое место», – подумал он.

Измайлов открыл глаза и встал со шконки. Ему снова вспомнилось, как Абрамов, улыбаясь, позволил ему поговорить с женой. Всё это время она как заведённая твердила одно и то же: «Я всегда знала, что это закончится тюрьмой, ты этого не хотел понимать! Как я теперь буду жить?»

Он пытался успокоить жену, но та твердила своё, словно не слыша. Ему раньше казалось, что он всё может выдержать в этой жизни, но вчера вечером понял, что ошибался. Слёзы жены оказались сильнее его воли к сопротивлению.

Оставшись в кабинете с Абрамовым, он признался в организации покушения на него. Он выразил большое сожаление, что в машине оказались совершенно другие люди. Он без утайки рассказал, что перед покушением ему звонил неизвестный мужчина и предупредил его, что в машине, которая едет в Целинный, будет Абрамов. Они давно планировали это покушение и хорошо знали, в каком месте и как нужно действовать. Сам он действительно не знал, кто ему звонил, но об этом звонке в своё время ему говорил Михаил:

– Слушай меня, Измайлов. Тебе позвонят с телефона милиции, кто будет звонить, я не знаю. У Хозяина везде свои люди, в том числе и в милиции. Только после этого звонка вы должны выехать на трассу.

– Эй, Миша? А может, это твой тесть позвонит? – спросил его тогда Измайлов. – Это же он втравил нас в эту историю.

– Там и без него есть кому звонить. Они его подставлять под это звонок не станут. Он им ещё нужен, – оборвал его Ланге. – Ты же знаешь, сначала они работали через тебя, а потом вдруг сами вышли на меня. С чем это связано, я пока не знаю.

Сейчас, в тишине камеры, он старался вспомнить тот голос в телефонной трубке. Он встал с топчана и начал шагать от стены к стене. Ходьба немного отвлекала его от страшной мысли о возможной мести семье со стороны людей Хозяина.

Неожиданно он услышал за дверью знакомый голос, который не мог не узнать. Именно этот голос сообщил ему о выезде Абрамова.

– Измайлов! Ты почему друзей сдаёшь? Спастись хочешь? Ты же знаешь, предателю долго не жить. Выбирай, кто из вас подохнет первым: твоя беременная жена или ты!

– Кто это? – до смерти испугался Измайлов. – Что вам от меня нужно?

– Молчание, – ответил голос. – Меня зовут Молчание.

– Умоляю вас, не трогайте мою жену! Она здесь ни при чём!

– У тебя два часа. Решай сам, или ты, или она! Ты должен умереть, ты это знаешь, такова воля Хозяина!

Измайлов прижался щекой к двери и зашептал:

– Где гарантии, что вы не тронете мою жену и детей?

– Какие могут быть гарантии, гарантии дает лишь страховая компания. Выбирай! У тебя два часа! – повторили в коридоре.

Прижавшись к двери ухом, он услышал удаляющиеся шаги.

Слёзы отчаянья потекли из его глаз: «Откуда они знают, о чём я говорил с Абрамовым? Ведь он говорил, что никто не узнает о его показаниях. Тем более он не должен был делиться этими показаниями с местными милиционерами. Тогда от кого они так быстро узнали об этом разговоре?»

Он в состоянии страха и безысходности метался по камере, судорожно решая: «Что делать? Вызвать Абрамова и рассказать ему всё. Но он не сможет помочь семье. Что же делать?»

Сейчас он проклинал себя за то, что связался с наркотиками. Чего ему не хватало? В своё время они предупреждали, что если он их продаст, то они в первую очередь убьют его родственников. По их словам выходило, что он должен сразу покончить с собой, чтобы не попасть в руки милиции или отрезать себе язык. А теперь смертельная угроза нависла над его беременной женой.

Измайлов снял с себя рубашку и начал её рвать на мелкие полосы. Разобравшись с рубашкой, принялся за майку. Из матерчатых полос он связал верёвку, которую прочно закрепил за решётку окна. Затем накинул петлю на шею и закрыл глаза. Умирать ему не хотелось, но другого выхода не было.

Единственное, о чём сейчас думал Измайлов, была беременная жена и дети.

– Прощайте, – прошептал он пересохшим языком и спрыгнул с верхнего яруса койки.

Его тело несколько раз дернулось в конвульсиях, а затем вытянулось струной и затихло.

В двери открылся глазок, кто-то заглянул в камеру…

* * *

О самоубийстве Измайлова я узнал ближе к вечеру, после возвращения из КГБ, куда меня ещё до обеда пригласил Каримов. Это приглашение стало для меня неожиданностью.

– Вы мне не подскажете, с чем связано столь срочное приглашение? Нельзя ли перенести эту встречу на более позднее время? У меня сейчас очень много работы.

– Нет, – услышал я в ответ, – есть необходимость срочно встретиться.

Лишь потом по истечении времени я пойму, с чем была связана эта поспешность.

Прибыв в КГБ, я узнал от Каримова, что их местный отдел намеревается обратиться в МВД Республики Татарстан с просьбой о передаче им арестованного нами Измайлова. От него я также узнал, что стороны якобы уже достигли договоренности и передача должна состояться буквально на днях, после подписания необходимых документов.

Я был против этой несвоевременной процедуры, так как считал, что мы сами в состоянии отработать его по полной программе. Тем более что сам Измайлов пошёл на контакт и готов дать все необходимые показания. Передача его в ведомство госбезопасности сводила на нет всю нашу предыдущую работу с ним. Ещё находясь в здании КГБ, я решил, что весь сегодняшний вечер уделю делу Измайлова. Его необходимо было дожать, и я уже в голове прокручивал всевозможные варианты нашего разговора.

В отделе милиции меня ошеломила весть о гибели арестованного. Я уединился в кабинете, не зная, что делать дальше. Смерть важного обвиняемого была сколь неожиданной, столь и несвоевременной. Только вчера, после неоднократных попыток мне наконец-то удалось найти с ним контакт. Он рассказал много интересного об этом непростом деле. Я не писал его показания, так как рассчитывал, что сегодня уговорю его дать показания официально, под запись следователя. И вдруг!..

Что могло заставить этого человека влезть в петлю? Зная его бойцовский характер, я мог предположить только одно: наш вчерашний с ним разговор стал достоянием третьих лиц. Этой третьей стороной, по всей вероятности, можно было считать людей, тесно связанных с поставками наркотиков. Только они могли как-то повлиять на его волю и заставить покончить с жизнью.

Я пригласил к себе Старостина.

– Как был обнаружен труп Измайлова? – спросил я. – Кто из наших оперативников дежурил сегодня в изоляторе временного содержания?

– Дежурил Сердюков, труп обнаружен сержантом Курицыным во время раздачи ужина.

– Пригласите его ко мне.

Ждать пришлось минут десять. Наконец в дверь кабинета постучали, вошёл испуганный Сердюков.

– Расскажите, каковы ваши обязанности по ИВС, – попросил я. – Как так получилось, что вы недоглядели за Измайловым?

– Виктор Николаевич! – заикаясь, начал Сердюков, – я последний раз обходил камеры в двенадцать часов дня. Заглянул в глазок. Увидел, что Измайлов сидит на нижней койке. Никаких признаков возможного суицида я не заметил. Он был в нормальном состоянии, как всегда. В тринадцать тридцать ему передали обед. В восемнадцать тридцать при раздаче ужина арестованный Ким увидел висевшего на веревке Измайлова. Я тут же вызвал скорую, но врач только зафиксировал смерть в результате асфиксии. Он сказал мне, что, судя по трупному окоченению, смерть Измайлова наступила между пятнадцатью тридцатью и восемнадцатью часами. В качестве верёвки были использованы рубашка и нательная майка.

– С кем общался Измайлов в последние часы?

– В связи с вашим указанием Измайлов содержался в отдельной камере, без контакта с другими осуждёнными. Виктор Николаевич, за всё моё дежурство я лишь дважды покидал помещения ИВС, один раз на обед, а второй раз минут на двадцать в районе шестнадцати тридцати. Мне позвонили по телефону и попросили, чтобы прибыл к бухгалтеру отдела, так как на моё имя поступил перевод.

– Перевод получили?

– Нет. Не получил. Кто-то, наверное, пошутил надо мной, – явно тупил Сердюков.

– Когда вы направлялись в бухгалтерию, кто оставался в ИВС?

– Дежурный по ИВС сержант Курицын и Семёнов.

Далее я вызвал сержанта Курицына. Интуиция подсказывала мне, что он может что-то знать. Через пять минут он был у меня.

Я пристально смотрел на него и молчал. Не выдержав моего взгляда, тот начал ёрзать на стуле. Я решил блефануть и, достав из стола чистый лист, протянул ему. Курицын непонимающе глянул.

– Вам что, непонятно? – спросил я совершенно спокойно. – Предлагаю вам написать явку с повинной.

– Вы что? – обомлел Курицын. – Какую явку? Я никого не убивал и к смерти задержанного никакого отношения не имею! Мне было запрещено вообще подходить к этой камере, я и не подходил. Никто меня около неё ни разу не видел!

– Если это не вы, тогда кто подходил к камере Измайлова? – спросил я всё так же спокойно. – Или ты мне сейчас всё расскажешь, или сегодня же ночью уедешь под конвоем в Набережные Челны. Там ты быстро заговоришь, это я тебе обещаю.

– Я никого не видел, – заныл Курицын. – Я ничего не знаю!

– Вот и хорошо, значит, поедешь в Челны, – резюмировал я, давая понять, что этот вопрос уже решён. – Оружие при тебе?

Лоб Курицына покрылся потом, руки затряслись.

– У меня нет с собой оружия. Я не виноват ни в чём. Я не убивал его, клянусь богом!

– Бога боишься? Уже хорошо. Тогда скажи, кто к нему приходил из ваших местных, с кем он общался? Говори, если хочешь ночевать дома!

– Аскаров, – прошептал тот. – Это он приходил. После шестнадцати часов, я его видел.

– А больше никого? Скажи мне, о чём они говорили?

– Я не слышал! Я был в другом конце коридора и не прислушивался. Аскаров что-то шёпотом говорил ему. Ну, поверьте мне!

Он откинулся на спинку стула, и его тело задрожало от рыданий.

– Успокойся, Курицын. Ты же мужчина! Сказать правду, не значит настучать на своего товарища.

– Они тоже убьют меня, если узнают, что я вам рассказал об этом.

– Не бойся, не убьют! Про это знают всего два человека, ты и я. Ты об этом не расскажешь, а я тем более. После окончания смены пойдёшь домой и всё изложишь письменно. Кто, когда и к кому из арестованных приходил. О чём разговаривали, что передавали. Кстати, чуть не забыл. Обязательно напиши, кто из сотрудников милиции звонил Измайлову или Киму в день, когда было совершено ДТП, если ты знаешь. – Стало жаль парня, который случайно попал в эту смертельную игру, но я строго сказал: – Свободен. Жду тебя завтра с рапортом.

* * *

Не успела за ним закрыться дверь, как в кабинет вошли проверяющие из Москвы.

– Виктор Николаевич! Покажите, пожалуйста, имеющиеся у вас документы, подписанные прокурором города Набережные Челны, которыми, как нам известно, вы руководствуетесь при задержании, аресте и обысках в квартирах подозреваемых.

Я достал из сейфа документы и передал их полковнику Нырову. Он и его коллега сели за мой стол и стали внимательно изучать.

– В каких моих действиях вы видите криминал? – спросил я. – Все эти документы имеют подпись прокурора города и скреплены его печатью. Везде есть необходимая ссылка на номер уголовного дела. Данное уголовное дело было возбуждено следственным подразделением Автозаводского РОВД города Набережные Челны и, заметьте, все следственные действия, проводимые бригадой, исполняются в рамках этого дела. Поэтому всё, что я делаю в этом городе, напрямую связано с этим уголовным делом. Как бы ни обижались местные товарищи из прокуратуры, мне их санкции не нужны.

Они переглянулись между собой, а затем оба посмотрели на меня.

– Скажите, а руководитель вашей бригады знал об этом?

– Я не берусь судить об этом, знал он или нет. Это его проблема, и мы её с ним не обсуждали. Если у него ни разу не возникло по этому поводу вопросов ко мне, значит, он знал об этих документах и считал все мои действия вполне законными.

– Тогда к вам последний вопрос. Скажите, а вообще-то Лазарев приходил на работу или нет? Ваши сотрудники утверждают, что ни разу его не видели и общались только с вами.

– Уважаемый, Александр Александрович, я не отвечаю за слова своих подчинённых. Сам я с Василием Владимировичем Лазаревым общался практически ежедневно. Мы неоднократно обсуждали с ним все сложности, которые возникали в процессе работы. И я думаю, что не важно, где находился штаб нашей оперативно-следственной группы: в помещении городского отдела милиции или где-то в другом месте. Если я в чём-то ошибаюсь, прошу вас, напомните мне номер приказа, регламентирующий подобные действия?

Ныров задумался, пытаясь вспомнить подобный документ, но, судя по кислому выражению, ему это не удалось.

– Вы уж извините меня, Александр Александрович, но штаб нашей группы до отъезда Лазарева в Москву находился у нас в гостинице.

Полковник, ожидавший от меня большей откровенности, был удручён. Он втайне мечтал набрать с моей помощью хороший компромат на брата заместителя министра внутренних дел СССР, но переоценил свои возможности.

– Виктор Николаевич! Неужели вам не надоел этот человек, который не скрывал своего корыстного приезда? Вот вы всё своё время отдаёте работе, а он в это время пьёт в гостинице.

– Извините, но я лично с ним не пил. Мне вообще, товарищи, непонятна ваша роль в этом городе и цель вашего приезда. Сначала вы спрашиваете о моей роли в смерти моего сотрудника, а затем начинаете набирать компромат на руководителя оперативно-следственной бригады. Как это всё понимать?

«Лишь бы не переиграть, – подумал я, – иначе мне конец!» Я сделал обиженное лицо и, не повышая голоса, продолжил:

– Александр Александрович! А заместитель министра внутренних дел СССР знает, чем вы здесь занимаетесь? Он в курсе того, что вы копаете под его брата? Для чего вам мои показания и как вы хотите их использовать? Вы сначала решили загнать меня в угол своей проверкой, а затем добиться показаний на Лазарева? Я правильно вас понял? – Я увидел, как после моих слов лицо полковника Нырова вытянулось и побледнело. – Я сейчас же свяжусь с Лазаревым и расскажу ему обо всех вопросах, которые вы мне здесь задавали! Думаю, он найдёт возможность поговорить об этом со своим братом.

Ныров потянулся к стакану. Он пытался налить воды из графина, но рука его плохо слушалась и вода разлилась по столешнице. Пашуков, сидевший в стороне от коллеги, достал носовой платок и начал вытирать лужицу.

– Как вы могли такое подумать? У меня и в голове не было подобных мыслей, – произнёс он. – Вы всё передёргиваете!

– Извините, товарищ полковник! Я русский человек, и мы с вами не на дипломатическом приёме. Как вы меня спрашивали, так я и понимал! Правда, мне до сих пор неясно, для чего вы собираете компромат на брата замминистра? Это ваша личная инициатива или чей-то приказ?

Он удивленно открыл рот и попытался что-то ответить, но передумал.

«Не переиграй, – снова одёрнул я себя. – Сбрось обороты, иначе от испуга они натворят чёрт знает что!» В кабинете повисла тишина, прерываемая глубоким дыханием полковника Нырова.

– Александр Александрович, вы извините меня за прямоту. Я человек простой и не привык крутить в этой жизни. Не думаю, что вы все эти вопросы задавали мне с каким-то умыслом. Вы, наверное, уже догадались, что я не стану звонить в Москву, это не в моих правилах. И ещё. Я бы не хотел с вами ссориться. Мне враги, а тем более в Москве, не нужны, – примирительно улыбнулся я.

Мои слова, словно зёрна, падали на подготовленную почву. Лицо Нырова снова стало приобретать вполне нормальное человеческое выражение. Бледность исчезла, и даже появилась заискивающая улыбка.

– Виктор Николаевич! вы всё правильно поняли. Это были не совсем тактичные вопросы. Вы же знаете, я немного работал в уголовном розыске, ну и решил слегка прощупать вашу лояльность к шефу. Завтра мы с напарником вылетаем в Москву, а сегодня приглашаем вас в ресторан, чтобы, как бы это лучше выразиться, обмыть нашу отвальную.

– Хорошо, – почти дружески согласился я. – Когда встречаемся?

– В восемь вечера – обрадовался он. – Так что до встречи!

Они поспешно вышли из кабинета, а я откинулся на спинку кресла и облегчённо вздохнул: «Ну и молодец ты, Абрамов, здорово их развёл. Как они испугались, когда услышали, что ты собираешься звонить Лазареву. Особенно Пашуков, на нём просто лица не было. По всей вероятности, вся эта затея исходила от полковника, а тот просто оказался случайно свидетелем»

Ныров и Пашуков тем временем шли по коридору городского отдела милиции.

– Слушай, Юрий Иванович, – обратился к коллеге Ныров. – Как думаешь, Абрамов нас писал на магнитофон или нет? Я думаю, что он весь наш разговор записал, поэтому несколько раз и переспрашивал, кто за нами стоит. Ну и сука же!

– Да, влетели мы в историю, товарищ полковник, – подтвердил Пашуков. – Ну и рыбина этот Абрамов. Недаром его здесь все боятся, начиная с начальника местной милиции. Умный, а самое главное, хитрый. Он, сука, знает, как перевести разговор в нужное ему русло. Я смотрел на вас и думал, что вы как-то схитрите или догадаетесь, что и как спросить, а вы напрямую: расскажи о Лазареве! А кстати, Александр Александрович, что вас так заинтересовал этот Лазарев? Вы думали, что Абрамов испугается и начнёт оправдываться? Абрамов, похоже, не из тех.

Они вышли из отдела и продолжили свой напряжённый разговор на улице.

* * *

В восемь часов вечера я сидел в гостиничном ресторане и внимательно слушал болтовню московских гостей.

– Сан Саныч, – обратился я к полковнику, – надеюсь, справка о работе бригады будет вполне лояльной, без негатива?

– Не переживайте, Виктор Николаевич, всё будет нормально, – заверил меня он. – Ведь бригада сама по себе работает хорошо, и претензий к ней у нас нет.

Я медленно обводил взглядом публику, присутствующую в ресторане и старался отыскать знакомые лица. Мой взгляд остановился на крайнем столике от входа. Там сидел начальник городского отдела милиции Кунаев. Увидев меня, он кивком поздоровался со мной, а затем с проверяющими.

Ныров, глядя на начальника милиции, как бы между прочим, промолвил:

– Хороший мужик этот Кунаев, настоящий начальник. Каким бишбармаком он нас угощал, Виктор Николаевич, пальчики оближешь! Да, люди Востока, в отличие от нас, уважают своих гостей, – не без намёка произнёс Ныров. – Для них гостеприимство – главная черта их жизни.

– Наверное, вы правы, – продолжил тему Пашуков. – Восточные люди, это особая категория. Они улыбаются всегда, когда встречают гостей, и когда режут горло этому гостю. Такой уж у них менталитет.

– Да не сгущайте вы краски! – воскликнул полковник. – Мы с вами живём в государстве, которое успешно вывело народ Казахстана из средневековья в социализм. Все эти дикие пережитки в прошлом.

– А вы знаете, что лидер преступной группировки, которая действовала в Аркалыке почти два года, является зятем этого начальника милиции? Сейчас он объявлен во всесоюзный розыск, – отметил я.

– Неужели? – неподдельно удивился Ныров. – Никогда бы не подумал! А почему он тогда до сих пор на должности?

– В этом и заключается их местный менталитет, как высказался ваш товарищ. Здесь помимо законов большое значение имеют связи. Они всё и решают, быть ему начальником милиции или нет. Пока он, видно, устраивает этих людей, решает их проблемы.

– Надо же, а казался рубахой-парнем, своим в доску! – продолжал восклицать Пашуков. – Если бы я знал об этом, то не ездил бы с ним ни в какую баню. Теперь вот переживай, что за бабы там были, снимали тебя на камеру или нет! Приедешь на работу, а тебе руководство хлоп фотографии на стол, а ты там на бабе. Не дай бог!

– Ну, ты и мастер портить настроение, – то ли пошутил, то ли пригрозил коллеге Ныров. – Тебе бы, Юрий Иванович, в КГБ работать, цены бы тебе не было!

Мы рассмеялись, а Пашуков стал разливать водку.

В зал вошли две симпатичные русские девушки. Они остановились на входе и, окинув взглядом зал, направились в сторону столика, за которым сидел Кунаев. Их появление не осталось не замеченным публикой. Десятки мужских глаз проводили их и с нескрываемой завистью смотрели на начальника милиции. Женщины поздоровались с начальником милиции как со старым приятелем и присели. Он жестом пригласил официанта, произнёс несколько слов, которые я не смог расслышать. Кунаев стоя разлил шампанское по бокалам, его компания дружно выпила. Женщины принялись рассматривать присутствующих и остановили взгляды на нас.