Кровь на колёсах

Далее мы с водителем поехали туда, где, по сообщениям женщины, должны были находиться два КамАЗа, из-за которых всё произошло. На указанном месте никаких машин не было. Мы объехали ближайшие улицы, но не нашли ничего, что подтверждало бы пребывание здесь грузовиков.

«Всё ясно, нас развели как лохов! Переданная информация была адресована, скорей, мне лично, а не ему. Просто для её передачи был выбран молодой Агафонов. Машин здесь нет, и никогда не было. Это была элементарная ловушка, на которую мы с Агафоновым и клюнули. Они просто не знали, что вместо меня туда поехал другой человек. Но кто им мог сообщить, что поехал я? Неужели всё-таки Кунаев? Нужно срочно затребовать на ГТС распечатку всех его разговоров приблизительно в этот промежуток времени», – наконец, решил я.

Этими драматичными раздумьями было окрашено моё возвращение в Аркалык.

* * *

Около дверей кабинета уже ждали мои сотрудники. Они набросились на меня с расспросами. Раздевшись, я направил всех в актовый зал, где подробно рассказал о ДТП. Я не стал сообщать лишь о том, что объектом покушения являлась моя персона. Поговорив с сотрудниками, я распределил между ними очередные задания, в том числе и связанные с отправкой тела Володи Агафонова.

После совещание я в ожесточении добрался до гостиницы, переоделся в спортивный костюм и поспешил к Лазареву.

– Василий Владимирович, – начал я с порога, – докладываю вам как руководителю оперативно-следственной бригады МВД СССР. Сегодня около четырнадцати часов дня в результате ДТП трагически погиб сотрудник нашей бригады Владимир Агафонов. Трое других сотрудников находятся в районной больнице скорой помощи. По словам врачей, состояние у них тяжёлое, но стабильное, и это даёт нам основания рассчитывать на их скорое выздоровление.

Я в упор смотрел на Лазарева и старался понять, что чувствует этот человек, услышав от меня такое сообщение. Но он был абсолютно спокоен. На его отёкшем от постоянной пьянки лице не дёрнулся ни один мускул. В какой-то миг мне показалось, что он вообще не понимает, о чём я ему докладываю. Однако внешнее спокойствие было обманчиво. Наконец он оторвал от пола свой взгляд, поднял на меня глаза и зарычал:

– Ты это к чему, Абрамов? Хочешь сказать, я послал его туда, как его, этого паренька и он из-за меня разбился? Не-е-ет! Я его, в отличие от тебя, никуда не посылал. Мои руки чисты и на них нет крови убиенного. Я чист!

– Вы, что говорите! – возмутился я. – Вы считаете, что я виноват в смерти Агафонова и ранениях других?

– Это не мои проблемы. Я не проверяющий, чтобы делать выводы, ты виноват или кто-то другой. Приедут из Москвы люди, они и разберутся. Понимаешь, Абрамов, мне проще ответить за то, что я просто пьянствую, чем за твое необдуманное решение.

– Почему вы считаете, что это решение было необдуманным? Мы имели информацию, и её необходимо было проверить.

– Я не судья и не стану разбираться, нужно было ехать или нет. А сейчас оставь меня, мне нужно всё прикинуть, что сказать Москве.

Я вышел из его номера. Чувство обиды накатило на меня: «Вот сволочь! Если бы всё обошлось, приписал бы себе эти машины, а вот случилось несчастье, сразу же завопил, что вины и крови на нём нет! Ищите виноватых».

В своём номере я достал из тумбочки бутылку водки. Налил себе полный стакан. «Пусть земля будет тебе пухом. Прости меня, Агафонов!» – мысленно покаялся я перед товарищем и выпил этот стакан залпом. Не почувствовал ни горечи, ни запаха выпитой водки.

Пустой стакан поставил на стол, сел в кресло и уставился в угол комнаты. От долгого неподвижного взгляда контуры обоев стали расплываться. Я закрыл глаза. «А может, он и прав, – подумал я. – Это же не он решал, ехать или нет. Это я послал туда Агафонова. Как ни крути, я виноват. Да, я знал о предстоящем покушении на меня, но не мог предположить, что жертвами станут совсем другие люди. А сидеть в городе безвыездно только из-за того, что бандиты пригрозили мне расправой, тоже было бы смешно. Трястись и прятаться от бандитов? Это они должны бояться и прятаться от нас, а не мы».

Я попытался представить, что предпринял бы в этой ситуации, находясь там, в автомашине, но ничего остроумного придумать не мог. В смерти парня я себя не винил. Кто из нас знает, где мы встретим свою смерть? Своеобразным оправданием для меня служили слова генерала из фильма «Горячий снег». Он отвечал одному из командиров на обвинения в том, что на поле боя погибают солдаты: «Если я буду думать о каждом солдате, который сейчас погибает на поле битвы, обо всех его родных и близких, то не смогу командовать ими, посылать на смерть ради нашей победы».

Вот и я, словно тот генерал, не мог не послать в этот посёлок ребят. Это была наша война, и они были мои солдатами. Риск – образ жизни любого оперативника, его повседневная работа. Оперативник не может жить без риска. Его нельзя оградить от этого холодящего душу ощущения. Если ты не в силах побороть в себе страх, нужно уходить с этой работы. Ты не оперативник, ты тогда просто милиционер. Трусов в сыске не бывает, и там сразу видно кто есть кто.

Я проснулся ночью оттого, что моя правая рука сильно затекла. Часы показывали около трёх ночи. «Значит, я проспал в этом кресле около четырёх часов», – прикинул я.

Во рту у меня пересохло от алкоголя, я налил из графина воды и с жадностью выпил. Тяжёлые думы не отпускали: «Хорошо, что меня не видели подчиненные! Слабых в любом смысле этого слова в сыске не уважают. Пусть приедет комиссия и разберётся. Если найдут мою вину, я готов ответить по всей строгости».

Я разделся и лёг в постель. «Надо же, в этом городе даже посоветоваться не с кем» – это было моей последней мыслью перед погружением в сон.

* * *

Утром, до начала работы, я наведался в местный отдел КГБ. На пороге приёмной меня ждал майор Каримов. Мы поздоровались как старые друзья и прошли в его кабинет.

– У меня к вам, а вернее, к вашей службе большое дело, – начал я и пристально взглянул на него, пытаясь определиться, говорить мне дальше или лучше замолчать.

Каримов был спокоен. Его взгляд не выражал никакого интереса к моим словам. «Хорошо держится, – подумал я. – Сказывается опыт оперативной работы».

– Мне нужна помощь вашей конторы. Нужны сведения о вчерашних звонках с телефона начальника городского отдела милиции Кунаева.

Эти слова заставили Каримова напрячься. Всем корпусом он непроизвольно качнулся в мою сторону.

– Вы наверняка уже в курсе вчерашних событий? У меня погиб сотрудник и трое ранены. Я хочу знать, кто причастен к этому ДТП. Кто вам предоставил информацию о покушении на меня? Этот человек не может не знать исполнителей. Вы знаете, я был в той машине, и должен был сам ехать в посёлок, но обстоятельства изменились, и вместо меня поехал совершенно другой человек.

О моём выезде знал лишь… Вы догадываетесь кто. Я ему звонил буквально минут за десять до выезда и просил помочь в транспортировке одной из машин, обнаруженных в посёлке. Он мне отказал, сославшись на то, что у него нет людей, которые могут управлять большегрузом. Я довёл до сведения, что мне придётся самому поехать туда и гнать этот грузовик в Аркалык. Я хорошо помню, как он стоял у окна и смотрел на нашу отъезжавшую легковушку.

Каримов откинулся на спинку кресла, словно высказанные мною подозрения в адрес Кунаева непосильным грузом легли на его плечи.

– Виктор Николаевич! Вы ставите меня в крайне неудобное положение. Несмотря на нашу оперативную разработку, Он является начальником городского отдела милиции, и вести его оперативную разработку вам без соответствующей санкции вашего и моего руководства нельзя, – резанул на одном дыхании он. – Нам необходимо на уровне наших руководителей договориться о совместных действиях. Один решить этот вопрос я не могу. Уж извините меня.

– Уважаемый товарищ Каримов, никакой оперативной разработки мне не нужно! Я прошу вас только подтвердить или опровергнуть моё предположение. Всё остальное мы сделаем сами, то есть официальный запрос на ГТС или выемку документов в рамках уголовного дела. Но это всё потом, а сейчас мне очень нужны эти сведения.

– Извините, я не могу вам обещать, что выполню вашу просьбу. Но попробую.

– Заранее благодарю вас. Вы окажете мне лично неоценимую услугу. Не буду вас больше задерживать. – Я пожал ему руку и направился к двери; остановившись на выходе, я повернулся и тихо сказал: – Я очень рассчитываю на вашу помощь, ведь мы с вами делаем одно дело.

Плотно закрыв за собой дверь, я направился к служебной машине, которая стояла метрах в пятидесяти от здания КГБ. И, пока шёл до неё, почувствовал, что у меня замерзают уши. Я поднял повыше воротник пальто и ускорил шаг. «Как я утром не распознал, что на улице так холодно? – подумал я, садясь в машину. – Не дай бог оказаться в такую холодную погоду в степи, непременно замерзнёшь».

Погода действительно была отвратительной. Дул сильный восточный ветер, от которого, казалось, не было спасения. Неослабевающие порывы гнали по улице позёмку. Встречник продувал навылет, и даже в салоне машины металл не мог защитить от пронизывающего дыхания зимы.

Подъехав к зданию милиции, я чуть ли не бегом поднялся к себе. Немедленно согрел чай и с удовольствием выпил стакан бодрящего напитка, высвобождая возможности, дремлющие в глубине организма.

Связался с дежурным:

– Скажите, группа Старостина прибыла? Как только появится, пусть заведёт задержанную женщину ко мне.

– Всё ясно, Виктор Николаевич! – ответил дежурный.

Я достал из сейфа документы и приступил к изучению рапортов старших групп. Все они были практически одинаковы по содержанию. Наша работа по изъятию похищенных машин стала заметно пробуксовывать. Старшие групп, как под копирку, сообщали, что всё проверяемые ими места возможного нахождения покупателей краденых КамАЗов оказались пустыми. В отдельных адресах вообще отсутствовали люди, квартиры были заперты. «Испугались! – подумал я. – Спрятались как крысы по норам. Думают отсидеться до лучших времен. Ладно сами! Нет же, потащили за собой и семьи! Интересно, а их жёны ходят на работу или взяли отпуска? Необходимо это проверить. Если работают, встретить после смены, проехать по адресам их проживания и провести в квартирах обыски».

Достав их кармана блокнот, я записал в нём намеченное мероприятие. От размышлений меня оторвал Старостин, вошедший в сопровождении миловидной женщины лет тридцати пяти.

– Виктор Николаевич, здравствуйте, – произнёс он. – Вот, как вы приказали, доставили гражданку Ким Анну Семёновну.

Я с нескрываемым интересом посмотрел на Анну Ким. Женщина была абсолютно спокойна, словно находилась не в кабинете милиции, а в гостях у подруги.

– Ну-с, Анна Семёновна, – обратился я к ней, – присаживайтесь, где вам удобнее. У меня к вам очень много вопросов, и наша беседа будет долгой.

Ким, поправив юбку, осторожно присела на стул. Холёные, унизанные кольцами пальцы выдавали волнение владелицы мелкой дрожью. «Всё-таки переживает, – заключил я. – Но держится великолепно, словно артистка».

– Анна Семёновна! нам известно, что вы вчера утром встретили сотрудника нашей группы Агафонова и сообщили ему следующее: ночью вам позвонил ваш муж и сказал, что в поселке Целинный стоят два похищенных из Челнов КамАЗа, один из которых принадлежит вашему мужу. Это правда?

– Извините, но я не знаю никакого Агафонова, это раз. А во-вторых, я вообще ни с кем не встречалась, ни с ним и ни с вами. Меня, к вашему сведению, вообще вчера не было в городе, и я не понимаю, о чём вы говорите, – выпалила она на одном дыхании.

– Вы подумайте, Анна Семёновна, над моим вопросом. Не надо спешить с ответами, – спокойно продолжил я. – От того, что вы мне будете говорить, а также от вашего личного поведения зависит, уедете вы сегодня в Набережные Челны или останетесь здесь, в вашем родном городе.

– Что вы меня пугаете? – дёрнула плачами она. – Меня пугать не надо! Я уже пуганая. При чём здесь моё личное поведение? Кто вы такой, чтобы судить о моём личном поведении, священник или учитель? Может, я всегда такая весёлая?

– Анна Семеновна, я вам второй раз задаю всё тот же вопрос. Где вы были вчера утром? – настаивал я. – Назовите адрес, фамилии людей, которые подтвердят ваше алиби.

– Какое это имеет значение, где я была, – вновь с вызовом ответила дама и демонстративно отвернулась от меня. – Может, я была у любовника? Мне что, назвать его фамилию и адрес?

– Давайте оставим на время ваши амбиции. Я не ваш муж и не пытаюсь уличить вас в неверности. Дело в том, что наш сотрудник Агафонов, поверив вашим словам, выехал в посёлок Целинный. По дороге их машина попала в ДТП. Это было не случайное происшествие, а заранее спланированное и подготовленное преступниками. Самое страшное для вас, что в этом ДТП погиб Агафонов, а ещё несколько сотрудников получили ранения и находятся в больнице в крайне тяжёлом состоянии. Вы понимаете, о чём я говорю? Сейчас мы пытаемся понять вашу роль в этом преступлении. Скажите мне, где вы были вчера утром.

Ким сидела, тупо уставившись в одну точку. Натянутая, словно приклеенная, улыбка не сходила с её симпатичного лица. Прошла минута, вторая, но она по-прежнему сидела и молча, рассматривая что-то на моём столе.

– Хорошо. Раз вы молчите, мы будем решать этот вопрос по-другому. – Я достал из сейфа постановление об аресте и демонстративно положил его на стол. – Анна Семёновна! передо мной лежит пустое постановление об аресте. Сейчас от вас зависит, впишу я туда вашу фамилию или нет. Я вас обвиняю в причастности к покушению на работников милиции, повлекшей смерть одного из них. Вы, наверное, догадываетесь, что это тяжкое преступление и наказание будет весьма серьёзным. Если я сейчас вас арестую, вам будет очень трудно в местах лишения свободы. Намного труднее, чем любому другому осуждённому, потому что вы будете сидеть за смерть работника милиции. Поверьте мне, администрация колонии сделает всё, чтобы годы вашего заключения показались вам адом.

Я взглянул на лицо Анны Ким. Нарисованная мной перспектива заметно испортила её миловидное личико. Оно стало похоже на маску, бледную и безжизненную. Из её глаз неудержимо потекли слёзы, оставляя на щеках тёмные следы от косметики. А правая щека стала нервно подергиваться, искажая лицо до неузнаваемости. Я понял, что мои слова кучно легли в цель.

Анна Семёновна Ким больше всего в жизни боялась тюрьмы и сумы. В возрасте восемнадцати лет она по рекомендации своей тёти поступила на работу в продовольственный магазин. Проработав там чуть более года, Анна научилась всем премудростям советской торговли: ловко обсчитывать и обвешивать. Она стала настоящим психологом и с первого же взгляда определяла, как действовать в той или иной ситуации. Если покупатель внимательно смотрел на весы, она легко обсчитывала его. Если он был не особо внимателен и больше смотрел на товар – обвешивала.

Её книжка в сберегательном банке регулярно пополнялась вкладами, а импортный холодильник еле закрывался от обилия деликатесов. Вскоре юная продавщица купила себе кооперативную трёхкомнатную квартиру, которую обставила модной и дорогой мебелью.

Её знали практически все руководители города и нередко обращались к ней с просьбой достать какой-нибудь дефицит. Но, как это часто бывает, счастье закончилось в один момент. Анну Ким арестовали за хищение государственного имущества и поместили в небольшую камеру местного изолятора. Она сидела там, покинутая всеми друзьями и знакомыми. Каждый из них моментально забыл о ней, словно её никогда не существовало на свете.

От тюрьмы её спасли прекрасная внешность и молодое тело. Она вступила в так называемую запрещённую связь со следователем, который вёл её уголовное дело. Близкие отношения длились около полугода, то есть весь срок, что она провела в изоляторе.

Уже через четыре месяца Анна Семёновна поняла, что забеременела и тут же сообщила об этом сожителю. Спустя ещё два месяца её освободили. Сделав криминальный аборт, она через некоторое время забыла о страшных днях, проведённых в тюрьме. Сейчас, слушая сидевшего перед ней милиционера, она с ужасом вспомнила камеру, в которой провела долгих шесть месяцев.

В этот раз, судя по раскладу оперативника, ей светило намного больше. Перспектива провести это время в женской колонии в Пановке или Козловке, о которых она слышала в изоляторе, её совсем не прельщала. Она хорошо понимала, что там будет с ней, если всё пойдет по худшему сценарию. Холодок ужаса медленно прошёл меж лопаток и охватил всё её тело. От ледяного страха занемели ноги. Анна почувствовала, что теряет сознание, и инстинктивно схватилась за край стола. Я протянул ей стакан воды, и она разом осушила его до дна.

– У меня есть шансы? – совсем другим тоном заговорила Ким.

Я кивнул. Теперь передо мной сидела новая Анна, напуганная и беззащитная.

– Хорошо, мне ничего другого не остаётся, как рассказать вам всю правду. Записывайте, – выдохнула она.

– Вот и хорошо, – подбодрил я её. – Вы умная женщина, это сразу видно. Сейчас пойдёте с сотрудником и расскажете следователю всё, что вам известно по этому случаю. Советую ничего не скрывать, ибо маленькая ложь всегда вызывает большое недоверие. Вы прекрасно знаете, чем это может закончиться.

Я вызвал Старостина, который вывел Ким из моего кабинета. Она обернулась у двери и произнесла:

– Только не закрывайте меня, прошу вас. Моей вины в смерти вашего сотрудника нет. Я просто передала ему то, о чём попросил меня муж. Я не знала, что они готовили аварию. Я за него отвечать не хочу. Я вам могу пригодиться, я много знаю.

– Хорошо, Ким, хорошо, – успокоил я её. – Мы ещё с вами встретимся и всё обсудим.

Они вышли. Лист постановления об аресте, оставшийся чистым, вновь напомнил мне об Агафонове.

Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал голос телефонистки: «Абрамов? Соединяю с Москвой!»

* * *

Разговор с руководством оказался тяжёлым. Мне уже в который раз за эти два дня пришлось подробно докладывать обстоятельства произошедшего ДТП.

Сотрудник главного управления уголовного розыска то ли плохо слышал меня, то ли не понимал, о чём я говорю, но постоянно перебивал, пытаясь уточнять какие-то ему одному важные моменты. Эти постоянные вопросы казались лишёнными смысла и выводили меня из равновесия. Через две минуты я понял, что он просто ловил меня на каких-то противоречиях.

– Анатолий Иванович, я вам об этом уже дважды рассказывал, вы что, плохо слышите меня? Что конкретно вам непонятно и что я должен ещё раз повторить? – стараясь говорить спокойнее, спрашивал я, и вновь по кругу: – Постойте, постойте, Анатолий Иванович! Я уже вчера отправил шифровку на ваш адрес, в которой всё досконально изложил. Неужели вас не ознакомили с ней? Или что-то ещё непонятно?

Я чувствовал, что выхожу из себя, и поэтому, воспользовавшись паузой в разговоре, сделал несколько глотков воды.

– Абрамов! мы вчера вечером получили копию оперативного сообщения из местного отдела КГБ, в котором содержится информация о готовящемся на вас покушении. Насколько мне известно, они информировали вас об этом лично? Как вы отреагировали, какие меры предосторожности вами приняты?

– Анатолий Иванович, вы абсолютно правы. Я был проинформирован, но в этой бумаге, если вы ее внимательно прочли, говорилось о покушении на меня лично, а не на моих сотрудников. Что я мог предпринять по этой информации? Да ничего! Просто стал более внимательно относиться к своей безопасности. У меня, вы знаете, шесть машин и все они в разъездах. В каждой машине по четыре сотрудника. Прикажете всем сидеть безвылазно в городе? Тогда, прошу вас, скажите мне, как нам работать дальше, когда все фигуранты и техника разбросаны по всему Казахстану?

– Виктор Николаевич, успокойтесь, не надо горячиться. Вы правы, надо работать и возвращать машины. Но нужно соблюдать осторожность, беречь людей! Если бы вы предупредили водителя, я думаю, что ДТП можно было бы избежать.

– Извините меня, но я с вами не согласен. Я вчера лично разговаривал с ним. Водителя я знаю много лет, он очень опытный и не раз был в различных передрягах. Так вот, он вчера мне сказал, что уйти от удара было невозможно. Идущие сзади машины закрыли ему все возможности манёвра. За рулём тех машин были опытные «каскадёры», умеющие делать такие трюки. А если бы Лапин попытался уйти в кювет, то на такой скорости шансов выжить не было бы ни у кого. Он хотели остановиться, но КамАЗ сзади раздавил бы их.

У меня к вам вопрос, Анатолий Иванович! Я, согласно приказу МВД СССР, являюсь заместителем оперативно-следственной бригады. В мою непосредственную задачу, согласно этому же приказу, входит оперативное обеспечение всех следственных действий группы, а также оперативное сопровождение этого уголовного дела. Есть руководитель группы Лазарев, скажите, почему за это ДТП отчитываюсь я, его заместитель, а не он?

– Не задавайте мне провокационных вопросов! Вы и так хорошо знаете ответ. Советую быть внимательней в работе с подчинёнными и не забывать об осторожности не только в действиях, но и в выражениях. Думаю, что вы не настолько глупы, чтобы не понять моего совета.

– Спасибо. Если у вас ко мне больше нет вопросов, то позвольте мне заняться своими делами.

Попрощавшись, я положил трубку и с облегчением рухнул в кресло. «Да, советчиков и учителей, как всегда, много, – подумал я. – Вот только настоящих помощников нет». Вспомнилось выражение моего начальника: «Тот, кто не может работать сам, обязательно учит других, как нужно работать». Меня мучило любопытство, что решит Москва: направит кого-то разбираться сюда или всё спустит на тормозах? «Последнее вполне возможно», – подумал я.

Поднимать по этому случаю большой шум было не в интересах Москвы. Вот если бы руководителем группы был я, то с меня спросили бы по полной программе. А тронуть Лазарева, родного брата первого заместителя министра внутренних дел СССР, они явно не решатся. Старший Лазарев не позволит им копаться в этом деле. В самое ближайшее время они должны как-то прикрыть Лазарева. Подставлять они его явно не будут. Пришлют нового руководителя, вот тогда могут что-то и предъявить, в том числе и мне.

Такие тяжёлые мысли, сменяя одна другую, проносились в моей голове. Вывел меня из этого состояния телефонный звонок. Он показался мне таким резким, что я невольно сморщился. Это вышел на связь Расих Уразбаев.

– Виктор Николаевич, необходимо срочно встретиться! Предлагаю старое место.

– Хорошо, Расих. На старом месте через час.

«Что произошло? Что его заставило встречаться днём?» – встревожился я. Чтобы слегка отвлечься от недобрых предчувствий, я отправился в столовую на первом этаже. Взяв суп и второе, устроился за дальним столиком.

Только после этого, пообедав и сняв напряжение, я, выехал на встречу.

* * *

Через час был на месте. Водитель заглушил двигатель машины. Я вышел из автомобиля и стал прохаживаться поблизости.

Расих появился, как всегда, неожиданно совершенно с другой стороны стройки, откуда я не ожидал его увидеть. Он подошёл сзади настолько тихо, что я не услышал даже скрипа снега. Почувствовав чьё-то дыхание за спиной, резко обернулся. Передо мной стоял Расих и улыбался во всё круглое, как луна, лицо.

– Я ненадолго, – сходу начал Расих. – Машина, которая вчера совершила ДТП, сейчас находится в автохозяйстве у Марка. Кто такой Марк и где находится его хозяйство, рассказывать не буду, здесь каждая собака его знает. Найдёте сами. За рулём машины сидел Измайлов. Сейчас он скрывается у двоюродной сестры, которая работает в воинской части под Байконуром. Часть вертолётная – тоже найдёте. Машина, на которой он был, принадлежит военным, её вчера утром угнал из части Измайлов. Главный бухгалтер Иванькова вернулась в город и сейчас скрывается у своей приёмной дочери. Улица Мира, 18. Все люди, принимавшие участие в аварии, очень расстроены, так как вас в машине не оказалось. Сейчас все ждут очередных арестов. Кто-то пустил слух, что вы якобы обещали, что лично расстреляете всех тех, кто был причастен к этой аварии. Расстреляете в степи при попытке к бегству. Сам Измайлов тоже в шоке, сейчас говорит, что никого не хотел убивать. Они в тот день с самого утра ждали звонка из города, им кто-то позвонил и сообщил, что вы в машине.

Уразбаев взглянул на свои часы, а затем на меня.

– Извините. Больше говорить не могу. Меня ждут. Если что, позвоню. Пока!

Он быстро скрылся в ближайших постройках, а я ещё минуту потоптался на снегу и вернулся к ожидавшей меня машине. «Это хорошо, теперь нам известны практически все фигуранты этого дела. Надо брать их, и Иванькову, и Измайлова, пока они не скрылись», – размышлял я по дороге.

Приехав в отдел милиции, я срочно собрал всех подчинённых, свободных от мероприятий, в актовом зале. Через полчаса две сформированные мной группы выехали по указанным адресам, где скрывались разыскиваемые преступники.

Проходя мимо кабинета, в котором работал Старостин, я приоткрыл дверь и попросил его зайти и доложить о результатах его работы. Он явился минут через пятнадцать и молча положил мне на стол протокол допроса Ким.