Чары крови и роз. Другая история Белль

Брат и сестра синхронно переглянулись.

– Я слышал, что магия ушла с острова из-за проклятия, – осторожно произнёс Колдер.

Белль подумала, что, кажется, он прекрасно осведомлён о проклятии, но почему-то скрывает это.

– Да, – ответила она. – Айрин Бёрд прокляла не только герцога Спенсера и варгисов, но и весь остров. Мой дедушка говорил: раньше на Элфине сам воздух был пропитан магией. Люди медленнее старели и почти не болели. Дети Лилит возвращались из Заповедника, когда хотели, а ещё, говорят, – она помолчала и улыбнулась, – на Элфине можно было встретить саму Лилит.

Брат и сестра слушали Белль, затаив дыхание. Когда она вновь и вновь упоминала имя Лилит, то ощущала, как её окутывает их радостью, и от этого на душе разливались тепло и свет, точно Сильви и Колдер были не двумя незнакомцами, а вновь обретёнными любимыми родственниками.

– Мы хотели вам сказать… – тихо произнесла Сильви, – мы с братом варгисы. Родились на Элфине, ещё до проклятия.

Сердце Белль подпрыгнуло от восторга и радости. Они и правда варгисы! А ощущает она их так необычно, потому что…

– Вы никогда не оборачивались?.. – тихо спросила Аннабелль.

Близнецы кивнули.

– Нам было по одиннадцать, – сказал Колдер.

– После проклятия наш папа, – продолжила Сильви, – он был человек, – пояснила она, – увёз нас в Лондон, а затем в Уорикшир, к Арденскому лесу.

Белль кивнула и осторожно спросила, уже зная ответ, который разбивал ей сердце:

– А ваша мама..?

– По-прежнему где-то здесь, – ответил Колдер.

– Мы чувствуем её с тех пор, как приехали на остров, – добавила Сильви.

– Или нам кажется, что чувствуем, – поправил её брат.

Белль окутало вуалью грусти. Печаль близнецов по матери была приглушённая, тихая, точно туман над рекой, который вот-вот рассеется с восходом солнца.

Остановившись, Аннабелль повернулась к близнецам и убеждённо произнесла:

– Вы обязательно встретитесь с вашей мамой и расскажите обо всём, что она пропустила за эти полтора века, – Белль улыбнулась. – А она научит вас охотиться.

– Правда?.. – тихо проговорила Сильви. В её янтарных глазах стояли слёзы.

– Правда, – ответила Белль, ощутив, как её мягко подхватила волна надежды и счастья. – И может быть, даже раньше, чем вы думаете.

– Можно вас обнять, мисс Тэйлор? – спросила Сильви. Голос её дрожал, а щёки блестели от слёз.

– Конечно, можно! – ответила Белль, и Сильви крепко обняла её. – Зовите меня Белль, – добавила она, чувствуя, как щекам стало горячо и влажно от слёз.

– Почему вы раньше не сказали, что вы варгисы? – спросила Белль немного позже.

Они к тому времени покинули Торнфилд, и идущая траверсом грунтовая дорога стала круче взбираться вверх по склону Маунт-Белл.

– Мы ведь… ненастоящие варгисы, – тихо ответила Сильви.

– А я ненастоящая фейри, – с горечью произнесла Белль. Потом она бодро улыбнулась близнецам: – Будем держаться вместе.

Сильви улыбнулась в ответ и кивнула, а Колдер серьёзно сказал:

– Вы – последняя фейри, Белль. Более настоящей нет.

Аннабелль нечего было возразить.

Вскоре они поднялись ещё выше и остановились, глядя на раскинувшийся внизу Торнфилд.

– Значит, вы не взрослеете из-за проклятия? – тихо спросила Белль, вспомнив шерифа Вольфгена, сержанта МакЭлвина и других варгисов из полиции. Получается, им всем уже почти по двести лет?..

– Да, – ответил Колдер. – Мы очень медленно изменяемся физически, это почти незаметно. Наш отец состарился и умер спустя тридцать восемь лет после того, как мы покинули Элфин. А мы по-прежнему выглядели как одиннадцатилетки, – в его голосе прозвучала досада.

– Как думаешь, – спросила Сильви у брата, – Сьюзи сильно изменилась за эти годы?

– Сьюзи? – переспросила Белль. – Она тоже варгис?

– Да, – ответила Сильви. – Ей было пятнадцать, все ждали её первого оборота. Но наступило проклятие, и она не успела… Варгисы всегда празднуют… праздновали, – быстро поправилась она, – первое обращение нового члена стаи, – она улыбнулась. – Жгли костры, готовили еду, пели и танцевали всю ночь. Поздравляли семью нового варгиса и его самого, конечно.

– Это ещё что… – подхватил Колдер с завистью и грустью. – На свою первую охоту новообращённый шёл вслед за сэром Адамом…

Белль знала, что праздновать первое обращение стали именно при Адаме Спенсере. Именно тогда быть варгисом стало значить принадлежать к элите. Почти каждый ребёнок в Торнфилде тогда мечтал стать варгисом. Но варгисом можно было только родиться.

– А где сейчас Сьюзи? – спросила Белль, чтобы отвлечь близнецов. – Вы её видели после того, как уехали с Элфина?

– Нет, – покачала головой Сильви. – У неё мама была человеком. Они уехали ещё раньше, чем мы. Вроде бы в Америку. Но я искала Сьюзен Мейр в интернете, но так и не нашла. Наверное, она сменила фамилию или… – Сильви не договорила, но Белль поняла её опасения. Столько лет прошло: конечно, Сьюзен могла быть давно мертва.

– А её отец?.. – спросила Белль.

– Он был варгисом. Больше ничего о нём не известно, – ответила Сильви. – Может, он умер, а, может, у него была другая семья, – предположила она и улыбнулась, что-то вспомнив. – Когда Сьюзи была младше, она всем говорила, что её папа – сэр Адам.

– Ага, – хмыкнул Колдер. – Помнишь, мы сначала ей верили и жутко завидовали? – повернулся он к сестре.

Та кивнула.

– Хотя это технически было невозможно, – продолжил Колдер. – Слишком маленькая разница в возрасте.

Белль посчитала в уме: когда Сьюзи родилась, Адаму было одиннадцать, и спросила:

– А другие варгисы, не элфинские, – осторожно начала Белль. – Вы встречали их?

– Да, – ответила Сильви. – На них проклятие повлияло не так сильно.

– Но всё-таки повлияло? – удивилась Аннабелль.

– Они умирают, не доживая даже до пятидесяти, – проговорил Колдер. – И у них почти не рождаются дети.

– Может быть, это происходит в целом из-за угасания магии в мире? – осторожно предположила Белль. Ей не верилось, что ошибка одного варгиса так серьёзно повлияла на всех ему подобных.

– А из-за чего магия угасает? – спросил Колдер.

– Думаете, из-за проклятия?..

– Другого объяснения нет. – Колдер остановился и огляделся. – На какой мы сейчас высоте?

– Примерно восемьсот метров, – ответила Аннабелль и подумала, можно ли снять проклятие с того, кто неизвестно где? Впрочем, не стоило списывать со счетов Восточное крыло, которое постоянно реставрируют.

Был почти полдень, когда путники поднялись на Волчий перевал, откуда на северо-западе открывался вид на тёмные шпили Волчьего Клыка, а на юго-востоке, внизу, пестрел Торнфилд. По блакитным пастбищам небес пронеслась длинная вереница белоснежных барашков, и Белль с грустью вспомнила Линденшир, детство и – Мышку, свою серую в яблоках кобылу с ласковым и весёлым нравом.

– Какой ветер!      – запрокинув голову и придерживая капюшон, сказала Сильви.

– Да, – ответил Колдер и повернулся в сторону замка. – Кажется, там идёт дождь.

Белль взглянула на чёрные тучи над Волчьим Клыком и серую завесу дождя вокруг.

– Да, – ответила она. – Из-за проклятия над замком всегда пасмурно и всегда осадки – дождь или снег.

– И как же замок не сгнил и не рухнул от такой влажности? – Колдер взглянул на Белль в упор, будто подозревал, что она обладает какой-то секретной информацией.

– Наверное, чары не дают замку разрушиться, – ответила Белль. Ведь законам физики может противостоять только магия. – Давайте немного перекусим и пойдём вниз, – предложила она.

Тропа была широкой, вытоптанной тысячами ног, и идти по ней можно было втроём в один ряд.

Белль глядела на простиравшуюся внизу долину Ришты. Сколько же всего повидали эти места! Суровые горы в седых шапках снега, тёмный массив Орлиных скал, укутанный пеленой тумана, и облетевший остов рощи Праотцов казались молчаливыми свидетелями былого величия Элфина. Глядя на этот пейзаж, было так легко представить и самого Грегора Ришту в ипостаси гигантского чёрного волка, ведущего за собой стаю на охоту, и драконов, танцующих над скалистыми горами, и скачущих во весь опор кентавров и мирно пасущихся у озера Лионелля единорогов. Мрачный пейзаж сразу окрасился в воображении Белль в светлые тона, стоило ей вспомнить о единорогах. Сейчас они в Лэителе. Как и кентавры. И первородные фейри. И дедушка. И святой Элред. Хотя насчёт последнего у Белль были сомнения. Не мог же тот, кто так радел за дружбу людей и детей Лилит, бросить Адама, своего давнего подопечного, на растерзание служительницам Х’гивхаты и позволить ему убивать фейри?

– Вы помните святого Элреда? – спросила Аннабелль у близнецов. – Я вам таким поучающим тоном про него рассказывала, а ведь вы, наверное, знали его лично, – произнесла она, улыбнувшись.

– Знали, – ответила Сильви, и лицо её озарилось задумчивой улыбкой. – Мы его называли дядюшка Элред, – немного смутившись, призналась она и, задумчиво улыбнувшись, повернулась к брату: – Помнишь, как мы собирали орехи возле рощи Праотцов, и он вынес нам в подоле несколько горстей орехов?

Тот кивнул.

– Он был такой грустный… – проговорила Сильви. – А мы так невежливо схватили у него орехи и начали колоть…

– Ты додумываешь, – грубовато возразил Колдер. – Потому что знаешь – это была наша последняя встреча.

– Ничего я не додумываю! – горячо и с обидой в голосе запротестовала Сильви. – Я помню!

Колдер нахмурился:

– Верь, если тебе так хочется, – пробормотал он себе под нос.

– Как вы думаете, где он сейчас? – спросила Аннабелль.

– В Лэителе – где же ещё, – мрачно ответил Колдер. – Если бы он не бросил Элфин, ведьмы бы не сделали то… – он смолк на секунду, – что сделали.

– Неужели он оставил Адама Спенсера на растерзание ведьмам?.. – Белль не хотелось в это верить.

– Когда он внезапно объявил, что уходит в Лэитель, – грустно произнесла Сильви, – многие решили: это сэр Адам заставил его уйти.

– Но как?.. – вырвалось у Белль.

– Никто не знает, – хмуро ответил Колдер. – Нас вообще на то собрание не пустили.

– Нам было по десять! – возразила его сестра.

Аннабелль помолчала, размышляя. Значит, святой Элред ушёл в Заповедник за год до проклятия, и дальше всё пошло не так. Может, Адам и правда его заставил уйти, а может, он ушёл сам, решив, что Адама уже не спасти.

– В Торнфилде до сих пор точно не знают, где святой Элред, – задумчиво проговорила Белль. – Считается, что он в Заповеднике, – она помолчала. – Варгисы после проклятия стали неразговорчивыми. Шериф Вольфген ни разу ничего не сказал про святого Элреда, всегда уходил от темы.

– Он и до проклятия был такой, – хмыкнул Колдер.

– Ну нет, – уверенно возразила его сестра. – Раньше он даже смеялся, хоть и редко, а в этот раз едва улыбнулся, когда мы зашли к нему поздороваться.

– Ему было весело, только когда он порол нас с Гаем, – мрачно ответил Колдер.

– Потому что вы воровали с кухни еду, – заметила Сильви. – И Гаю всегда доставалось больше, – добавила она.

– Почему? – спросила Белль.

– Гай был сыном дяди Коула.

– И сейчас он… – Аннабелль неопределённо кивнула куда-то в сторону рощи Праотцов.

– Нет, он был человеком, – ответила Сильви. – Наверное, умер много лет назад.

Белль вспомнила суровый взгляд шерифа Вольфгена, от которого ей всегда было не по себе, и ей второй раз (после того злополучного эксперимента с аконитом) стало жаль старого варгиса: многие годы ему приходилось наблюдать, как родной сын сначала взрослел, а потом начал стареть и наконец умер… Нелегко пережить такое.

– А у мистера Вольфгена были ещё дети? – спросила Аннабелль.

– Нет, – ответила Сильви, покачав головой.

Когда они спустились в долину Ришты, начал накрапывать мелкий дождь, и вскоре Аннабелль распорядилась надеть дождевики. Через четверть часа дождь усилился и по небу пронеслись раскаты грома. Поднялся ветер, и мелкие капли дождя заставляли всех щуриться и натягивать капюшоны пониже.

В начале второго путники подошли к расположенному на возвышении тёмному бастиону Волчьего Клыка, окружённому давно высохшим и поросшим ивняком рвом, и ступили на длинный каменный мост, ведущий к высоким воротам замка. Над башнями с острыми шпилями сверкнула молния и вскоре раздался оглушительный раскат грома, точно ударило совсем рядом.

Когда они пересекли мост, тяжёлые ворота распахнулись перед ними, впуская во внутренний двор замка, поросшего побуревшей травой. С правой стороны, возле башен Восточного крыла раскинул ветви гигантский мёртвый дуб, который в 1856 году посадил Адам Спенсер. Дуб вырос в огромное дерево за несколько лет и высох тридцать первого октября 1864 года – в день, когда Айрин Бёрд прокляла остров. Говорят, рядом с дубом расположена крипта, построенная более пятисот лет назад. Белль давно мечтала побывать в крипте, но туда не пускали даже гидов, так что многие считали существование крипты мифом, а другие предполагали, что она давно разрушена.

Навстречу им вышел Когвилл – дворецкий замка, высокий и худой как жердь, одетый в неизменный коричневый фрак с галстуком-бабочкой.

– Добро пожаловать в Волчий Клык, – сдержанно поприветствовал он. – Прошу следовать за мной, – и повёл гостей через двор в Западное крыло, которое делилось на две части: жилая часть с номерами для гостей, где было электричество и все удобства, и музейная часть с комнатами, в которых был воссоздан облик внутреннего убранства замка шестидесятых годов девятнадцатого века.

Два года назад замок в очередной раз отремонтировали и снаружи, и внутри. В Западном крыле помимо нескольких стандартных современных номеров появилось шесть апартаментов, обставленных в соответствии с эпохами правления шести монархов: уолтерианская спальня в средневековом стиле, как дань уважения первому Пендрагону, прибывшему прямиком из мира замков и турниров; александрийская – в стиле французского рококо, обрётшего вторую жизнь в 1860-х годах, эдгарианская – в японском стиле, популярном в восьмидесятые годы XIX века; уильямианская – в стиле немецкой эклектики, господствовавшей в архитектуре на рубеже XIX-XX веков; питерианская – в русском, а гарольдианская – в испанском стилях. Пендрагоны, женясь на принцессах из других стран, привносили в английскую культуру элементы культуры, родной для их жён, и больше всего это отразилось именно в архитектуре и интерьерах.

В Торнфилде тоже был дом эдгарианской эпохи, больше напоминающий японскую пагоду; уолторианский особняк, массивный с высокими стенами, точь-в-точь средневековый замок, хоть и поменьше размером; несколько не очень практичных с холодными элфинскими зимами гасиенд эпохи короля Гарольда и восхитительный светлый дом в колониальном стиле этого же периода. А уж в Лондоне некоторые улицы представляли из себя невероятный ансамбль стилей на любой вкус, который на удивление смотрелся гармонично.

Сильви и Колдер заняли роскошные апартаменты в русском стиле с великолепной изразцовой печью вместо камина, расписными потолками, кроватями с семью перинами на каждой и гигантским настенным панно: на нём шёлком и бисером была вышита сказочная жар-птица. Белль же как всегда пошла в номер для гидов: небольшую комнатку с уголком для душа, низеньким старинным комодом, двумя двухъярусными узкими кроватями и маленьким окном, выходящем на хребет Ружейников. Аннабелль нравилась эта комната, в которой под кроватями лежали свёрнутые карематы43 и верёвки, а в нижнем ящике комода кто-то постоянно забывал что-то из снаряжения: то жумар44, то связку карабинов, то кроки45 маршрута. Сегодня Белль нашла там стёсанный на носке скальник46 и почти пустой газовый баллон для горелки. Туристов в Волчий Клык в минувшем сезоне водила одна Белль, но ребята-гиды, когда проводили скальные занятия на Орлиных скалах, время от времени приходили в замок принять в душ, а иногда даже ночевали, расстелив карематы и спальники прямо на полу, если не хватало мест на кроватях. Когвилл пускал гидов за умеренную плату, многих это устраивало.

Белль разобрала рюкзак, разложила вещи, приняла душ и переоделась в чистое. Потом встала у окошка, слушая, как стучат по подоконнику крупные тяжёлые капли.

Стоило ей включить интернет, на телефон пришло оповещение из «Торнфилд ньюз»: «Таксисту грозит штраф и депортация с Элфина без права возвращения». Белль перелистнула статью, подумав, а не слишком ли круто мистер Купер обошёлся с бедолагой? «Хэллоуинский бал посетит принц Элиот» – гласил следующий заголовок. «Вот уж так новость», – Белль перелистнула и эту статью. «Аллея из лампад Джека на площади Перемирия продолжает набирать популярность» – Белль не стала открывать статью, ей хотелось увидеть всё своими глазами, а не на фото. Она знала, что аллею торжественно открыли двадцать восьмого октября перед вип-открытием «Зимней сказки», и что аллея насчитывает больше пятисот тыкв – впервые украшение к Хэллоуину было настолько масштабным. «Танец за восемь тысяч фунтов» – эту статью Белль пробежала глазами по диагонали, задаваясь вопросом: почему Гидеон продал только один танец? Она же велела ему продать оба! Покупателя танца Белль не знала – некто Г.Корби.

«Особняк Мартинеса выставлен на продажу» – прочитала Белль. К статье было прикреплено фото знакомого двухэтажного белого дома в колониальном стиле. Он стоял в конце Тьюлип-стрит, у самого подножия Драконьей горы. Особняк был построен Мартинесами, одной из богатейших семей Мексики, в конце 1980-х годах, когда мода на испанский стиль докатилась и до Элфина. Говорят, в этом доме гостила королева Кристина, жена короля Гарольда Пендрагона и дочь испанского короля Альфоса XIII Бурбона. Особняк уже лет двадцать стоял в запустении, немного обветшал и посерел, но Белль всё равно он нравился, ей в целом был близок колониальный стиль с его минимализмом в цветах, этническими орнаментами, обилием воздуха и света, использованием натуральных материалов. А ещё особняк Мартинесов стоял на возвышении с видом на море и знаменитую эдгарианскую пагоду. Белль казалось ироничным, что дом в колониальном стиле построили на английской земле. Впрочем, иногда она думала, будто Элфин – тоже колония Британского королевства.

Когда Аннабелль постучала в номер близнецов, те были уже готовы идти обедать.

Стены длинного и широкого коридора Западного крыла, ведущего на север, были увешаны картинами и портретами семьи Спенсер. Обычно по дороге в столовую Аннабелль рассказывала туристам о том, как сэр Говард Нантаниэль Марк Спенсер, герцог Ланкаширский, по настоянию жены, Мэри Аланнис Калиды Глэдис, леди Спенсер, которая была варгисом, начал постройку замка на Элфине в 1833 году. Замок обошёлся сэру Говарду дорого: после поспешного переезда в недостроенный Волчий Клык в 1847 году и без того натянутые отношения между супругами ухудшились, денег на быстрое завершение строительства не хватало, у сэра Говарда обострилась подагра, но самое худшее – из-за убийства старшего сына, шестнадцатилетнего Артура, леди Мэри погрузилась в глубочайшую депрессию. Аннабелль сочувствовала маленькому Адаму, которому на момент смерти брата и переезда на Элфин было всего девять лет. Наверное, ему было очень одиноко в стенах этого огромного замка без друзей и внимания матери, погружённой в себя. Об отношениях Адама и сэра Говарда было известно мало, но, кажется, они не были близки. Аннабелль вгляделась в прекрасные и аристократические черты леди Мэри: алебастровая кожа, тонкие губы, небольшой нос, синие глаза, очерченные густыми ресницами. Артур и Адам были похожи на мать: голубоглазые и светлокожие, с русыми волосами. От темноволосого, смуглого и кареглазого отца Адам унаследовал длинноватый нос с горбинкой и острый взгляд исподлобья, пронизывающий до костей, а ещё рост: оба были высокими, Адам – почти шесть с половиной футов47. Беззаботно улыбающийся с портрета Артур вовсе не был похож на отца – недаром до сих пор ходили слухи о романе леди Мэри с младшим братом короля Уолтера Пендрагона, Мэтью, который был вдвое старше её. Пендрагонам было строго запрещено вступать в связь с детьми Лилит: ведь в стране людей власть должна была принадлежать людям. Многие считали, что в 1847 году Артура убили, узнав, что леди Мэри и Мэтью Пендрагон нарушили этот запрет. Хотя, возможно, Артура и правда просто растерзал на охоте дикий кабан – иногда всё проще, чем может показаться.

Аннабелль молча шла впереди близнецов: было бы странно рассказывать им историю, которую они и так знают, пусть и родились несколько позже, в 1853, спустя год после смерти леди Мэри.

– Вы, наверное, не помните сэра Говарда? – спросила Белль у близнецов, останавливаясь возле портрета, на котором герцог Спенсер был изображён в светло-сером рединготе и с хлыстом в руке на ступенях Спенсер-манора в Ланкашире. Портрет был написан в 1829 году, за год до свадьбы с мисс Мэри Мур.

– Мы его даже ни разу не видели, – ответила Сильви, останавливаясь рядом с Белль. – Он сильно болел, а потом умер. Сэр Адам занимался всеми делами.

– А каким был сэр Адам? – спросила Аннабелль, подходя к знаменитому портрету Адама Спенсера 1862 года, который печатали во всех учебниках и энциклопедиях. Хозяин замка был изображён в тонко расшитом золотой нитью бархатном сюртуке глубокого синего цвета. Русые волосы падали на плечи, синие глаза исподлобья и чуть насмешливо смотрели на зрителя. Двадцатичетырёхлетний герцог Спенсер стоял в проёме двери, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. На мизинце поблёскивала печатка Спенсеров – геральдическая роза и крепость.

– Он… – Сильви задумалась, глядя на портрет, – был сильным. И добрым. И знал всех варгисов Элфина. Даже детей.

– Да, – откликнулся Колдер. – Он помнил, как нас зовут. Какие игры мы любим и даже мой любимый десерт запомнил – яблочный сорбет, – по его лицу пробежала тень улыбки, будто ему вспомнился вкус любимого в детстве мороженого.

– Он ведь был альфой, – произнесла Белль. – Мне кажется, так и должно быть.

– Наверное, – согласилась Сильви.

Аннабелль вновь взглянула на портрет Адама и поспешно отвернулась: благодаря таланту художника возникало ощущение, будто альфа варгисов видел её насквозь со всеми тайными мыслями. В детстве эта особенность взгляда Адама завораживала Белль, а сейчас – скорее вызывала неприятное беспокойство.

– Как думаете, почему ведьмы его прокляли? – спросила она.

На Элфине считали: Адам отверг Верховную, и она за это прокляла, но Белль было интересно, что думают об этом очевидцы тех событий, хоть они тогда и были совсем детьми.

Белль прошла немного вперёд и остановилась перед висящим на стене огромным тяжёлым щитом с древним гербом Спенсеров: на чёрном фоне, символизирующем скромность, постоянство и покой, была изображена жёлтая крепость, указывающая на личное благородство одного из предков; опрокинуто-стропильная фигура48 голубого цвета, обозначала верность и честь, а кровяная роза на этом фоне символизировала любовь к отечеству и указывала на прямую связь Спенсеров с Ланкастерами времён войны Алой и Белой Роз. Девиз Спенсеров гласил: «Vincit qui se vincit», в переводе означая: «Побеждает тот, кто побеждает себя». Иронично, что, составляя свой герб, Адам оставил этот девиз, хотя, кажется, никогда даже не пытался ему следовать.

– Они хотели захватить власть на Элфине, – сказала Сильви не очень уверенно. – А сэр Адам был против.

– Ещё бы, – поддакнул Колдер.

– Но почему он подпустил ведьм так близко к себе? – спросила Белль. Этот вопрос беспокоил её очень давно.

– Я не уверена, – сказала Сильви, – но, кажется, сэр Адам хотел, чтобы варгисы могли сколько угодно проводить в обличие волка и не терять связь с собой…

– Не растворяться в зверином разуме? – уточнила Аннабелль.

– Да, насколько я помню, – ответила Сильви. – Все варгисы этого хотели. Мама рассказывала, – пояснила она и помолчала. – Сэр Адам не стал бы просто так связываться с ведьмами, – убеждённо добавила Сильви.

Колдер согласно кивнул.

Разумеется, в желании Адама был смысл. Но связываться с ведьмами! Слишком безрассудно. Интересно, помогли в итоги ведьмы или нет?

Белль подошла к тяжёлому щиту с гербом Адама Спенсера. На червлёном49 фоне – оскалившийся белый волк, обозначающий семейные ценности, преданность роду, ярость. Также белый волк – вторая ипостась Адама, поэтому неудивительно, что именно он венчал герб. По бокам от волка – золотая крепость на чёрном фоне и зеленеющий дуб – на синем. Стропильное пересечение жёлтого цвета с линией в форме драконьих зубов точно намекало на связь леди Мэри с Мэтью Пендрагоном – только Адам мог себе позволить себе такую смелую и дерзкую выходку. Ниже, на золотом фоне стропильного пересечения расположилась червлёная роза, перешедшая на герб Адама вместе с крепостью с древнего герба Спенсеров. А под гербом, раскинулась лента с латинским девизом.

Белль задумалась: каков же был Адам Спенсер на самом деле? В детстве она была очарована его образом, хотя всегда знала, сколько горя альфа варгисов принёс на остров: он позволял ведьмам убивать фейри, внеся таким образом разлад между фейри и варгисами, и навлёк на Элфин проклятие. Но магнетический взгляд синих глаз Адама, их насмешливый прищур завораживали маленькую Белль. Девочкой она ненавидела Айрин Бёрд и весь её ковен, виня во всех бедах, обрушившихся на Элфин, и, лишь став старше, поняла, что бо́льшая часть вины за произошедшее лежала на Адаме. Ведьмы – служительницы Х’гивхаты, чего он ждал от них?