Плесень

– Спасибо.

Мэй взяла стул и подсела к Лису. Он недовольно жевал картофель, томно вздыхая.

– Как вы это едите вообще. Собак лучше кормят. Никакого вкуса, даже соли не положили.

– Что дают, то дают, – девушка пожала плечами, – может, стоит помириться с Эшленом? Хотя бы ради вкусных ужинов?

– Мы не ругались.

– А почему же тогда ты тут днями прячешься?

– Не прячусь. Я работаю. Некогда на обед бегать.

Мэй раздраженно закатила глаза и отвернулась. Уже вторую неделю она носила сюда еду несколько раз в день. И каждый день выслушивала одни и те же слова, о том какое всё не вкусное.

– Попросил бы тогда прислугу приносить. С «вашей» кухни.

– Не хочу.

– Думаешь, они сразу расскажут Эшу где ты? Он и так знает, что ты тут сидишь. Все знают.

– Не хочу и всё, – Лис отодвинул тарелку в сторону, практически ничего не съев, – спасибо.

Мэй переставила её на соседний стол и повернулась обратно к парню, уперевшись локтем в спинку стула.

– Есть успехи в работе?

Она повернула микроскоп к себе, заглянув в окуляр. На стеклышке была «мертвая» капля крови.

– Никаких… Пока что, – грустно ответил Лис.

Девушка оглянулась вокруг: открытые пустые холодильники, где когда-то хранилась кровь, пыльные справочники и таблицы, на полу засохшие красные пятна.

– А много доноров было?

– Около пятиста, может тысяча.

– И всё зря? – хмыкнула она.

Её слова ударили Лиса, словно молнией. Он раздраженно обернулся на нее. От возмущения дернулась бровь. Он прикусил язык, чтобы не сказать ничего лишнего и просто молчал, смотря на нее в упор.

– Ну прости! – она встала и развела руками. – По факту же так и есть. Столько людей зря…

– Спасибо, что веришь в меня, Мэй.

Девушка недовольно сморщилась, взяла тарелку в руки и ушла прочь из комнаты, громко хлопнув дверью.

Он просидел один до позднего вечера. За стенами послышался шум, рабочие собирались домой: мыли руки, складывали вещи, собирали сумки. И вот когда наконец настала полная тишина, Лис поднялся с места. Немного походил по кабинету, разминая ноги и спину. Затем направился к выходу из лаборатории.

В морге было пусто, но свет горел: Мэй оставляла его включенным, зная, что Лисандр уходит последним. Пахло, как всегда, хлоркой. Эта едкая вонь казалось такой родной и знакомой. Запах чистоты и стерильности. Он прошел дальше, к хранилищу. Поджав губы, словно сомневаясь, не спеша открыл дверь. Ледяной воздух ласковой рукой прошелся по оголенной шее и провел по волосам. Лис выдохнул и вошел внутрь. Он приходил сюда каждый день, после того, как все уйдут, чтобы не вызывать лишних вопросов. И с каждым днем это становилось всё тяжелее. Он подошел к нужному шкафу и схватился за ручку. Холодный металл обжег кожу. Что-то внутри не давало его открыть. Возможно, сам Здравый Смысл посетил его. Он отодвинул ящик на несколько сантиметров. В темноте холодильника виднелся силует. Лис резко закрыл шкаф обратно и опустил руку.

– А ты мне снишься до сих пор… – протянул он шепотом.

Он стукнул ладонью по ящику. Совсем слегка, еле касаясь. Затем спустился на пол, присев на корточки. Сложив руки на коленях, он положил на них подбородок и уставился в никуда. Тоска в сердце все так же душила его, но уже не так сильно, как раньше. Оставалось лишь дождаться, пока её огромные руки ослабнут и отпустят его шею окончательно.

Образы из прошлого всплывали в памяти. Теплый морской ветер Ценори, травянистый аромат волос, веселый смех. Внутри снова начала расползаться черная дыра.

– Ты одна меня понимала без слов, – сказал он в полный голос.

Эхо разнеслось по всему подвалу, по каждой комнате и залу. И как только оно умолкло, где-то позади, за спиной, послышалось непонятно щелканье. Что-то близкое к тиканью старых часов. Он поднялся на ноги и снова схватился за ручку ящика. Тиканье замолкло на мгновение, а потом зазвучало вновь, но уже внутри его головы. Щелканье, такое громкое и четкое, словно в ухо заползло насекомое, и стрекочет там своими лапками. Лис закрыл уши ладонями. Через несколько мгновений шум прекратился. «Очередная галлюцинация, не более», – подумал он.

Лис снова взглянул на злополучный ящик. Что-то внутри так хотело его открыть, снова взглянуть на знакомые черты. Но и что-то такое же сильное не хотело этого делать. Оно не хотело смотреть на иссохшее лицо, на впавшие глаза и полусгнившее тело, оно до ужаса боялось этого. Лис развернулся к двери и пошел к выходу, все же не решившись открывать шкаф.

Эш сидел за своим столом, закрыв лицо руками. Плотные шторы на окнах задвинуты. Из света в комнате был лишь маленький светильник на дальней стене. В углу шипел старый проигрыватель. В нем кружилась пыльная пластинка с классической музыкой, но мелодия на ней давно закончилась и игла звукоснимателя царапала винил по краю, издавая приятное шуршание. Воздух вокруг был тяжелым и густым, в нос бил запах книг, пыли, дорогих сигарет и еле уловимые нотки виски. На столе лежало несколько разных газет: пара из них были заметно помяты. Крупные заголовки кричали о последних событиях: военном конфликте, начале финансового кризиса, увеличению наркоторговли и причастности к этому короля.

В дверь тихо постучали. Эш вздохнул и приоткрыл глаза, посмотрев на вход сквозь пальцы. Он промолчал, надеясь, что вечерний гость уйдет сам, но стук повторился. Ручка опустилась, из узкой щели показался черный затылок. Лисандр выглядывал из-за двери, словно провинившийся ребенок.

– Ты тут?

– Нет, – холодно ответил мужчина.

Лис неловко усмехнулся. Пройдя в комнату, он неуверенно замялся. Взгляд носился по комнате в поиске за что бы зацепиться, но каждый раз останавливался на брате, который смотрел на него, не моргая. Набрав полную грудь воздуха, Лис начал:

– Ты просил помочь.

– Две недели назад?

Повисло молчание. Проигрыватель продолжал шуршать, нагнетая еще сильнее. Эшлен застыл в одной позе, не сводя взгляда с брата, в то время как тот никак не мог стоять ровно и переминался с ноги на ногу.

– Ган требует легализацию наркотиков. Вообще всех, – генерал вздохнул, откинулся на спинку кресла, прикрыв уставщик веки. – И крайне нагло себя ведет.

– В смысле?

Эш кивком головы указал на стопку газет на столе. Лисандр подошел ближе, взял одну из них и бегло пробежался по статье.

– Он там совсем что ли?

– Это они еще мягко написали. Убрали провокационные лозунги. Сам же он заявил, что ты главный клиент его богадельни, – мужчина встал с кресла, подошел к окну и немного отодвинул одну штору. – Было бы гораздо проще не будь это правдой. Я всегда знал, что он та еще крыса, но даже подумать не мог, что будет права качать.

– Я с ним поговорю завтра, – парень положил газету обратно на стол.

– Нет,– резко обернулся Эш, – ты к этому притону даже на десять метров больше не подойдешь. А к Гану тем более. Иначе потом еще и ваши дружеские посиделки в газетах появятся. Сиди и никуда не высовывайся, меньше проблем будет.

Последние слова больно кольнули Лиса. Даже слишком больно. В груди что-то сдавило, по горлу расползлась горечь. Он поджал губы и слегка отвернул голову, стараясь не показывать своей обиды.

– Почему две недели не являлся? В подвале интереснее?– Эш сложил руки за спиной, смотря вдаль, на город.

Парень промолчал. Эш слегка обернулся и понял все без слов.

– Ведешь себя как ребенок. Детство кончилось, пойми это уже. Надо брать ответственность за свою жизнь, а не прятаться в надежде, что все само собой решиться.

Лис опустил голову. От этих разговоров все горело внутри от стыда и возмущения одновременно. Будто рядом стоял не Эш, а отец, который отчитывает за очередной проступок.

Генерал отодвинул вторую штору, за которой пряталась дверь на балкон. Молча, обернулся на брата и кивнул в сторону улицы, приглашая за собой. Выйдя на мраморный балкончик, он достал из кармана кителя сигареты, зажал одну между зубов, а затем протянул брату пачку. Из другого кармана он достал старую зажигалку, пару раз щелкнул ей, но искры не появлялось. Лис достал свою: серенькая металлическая коробочка, покрытая инкрустацией из камней и эмали, с откидной крышкой. Одним щелчком он добыл пламя, поджог свою сигарету, а затем передал её генералу.

– Дарю.

Мужчина нехотя взял ее и покрутил в руках. Наполированный до зеркала металл отражал черное небо.

– Любишь же ты вычурные штуки. Только золота тут не хватает.

– Она сама из золота. Белого.

– Стоило догадаться, – мужчина усмехнулся, спрятав её в карман.

Они вновь замолчали, смотря куда-то за горизонт. Небо покрылось покрывалом из звезд. Они бликовали и кружились, словно дамы в платьях на балу. Месяц спрятался где-то среди них, окружив себя самыми яркими звездочками.

– Терять близких больно, – Эш нарушил молчание первым, – безумно больно. Но это не повод терять голову. Прошло уже достаточно времени, чтобы переварить её смерть. Хватит безумствовать, давай возьмемся за работу.

Лис не ответил. Сложил руки на перилах и положил на них подборок. Он дотянул остатки сигареты одним вдохом. С еле слышным шипением табак догорел и погас.

– Почему ты эти недели прятался? Мог бы хоть на ужины приходить. Знаешь, как это одиночество угнетает…

– Знаю, – он швырнул окурок вниз. – Я подумал над твоими словами. Что я тебе мешаю, создаю проблемы. И о том, что твоя жизнь была спокойнее, когда я в подвале сидел. Вот и решил, что будет лучше, если я туда вернусь. Всем станет лучше. Все равно от меня нет толку. Никакого.

Эш швырнул свой окурок следом за первым. Обернулся на брата и тяжело вздохнул, прикрыв глаза.

– Как дать бы тебе по голове, чтоб глаза вылетели.

От этой фразы Лис усмехнулся.

– Это будет заслуженно. Столько я всего наворотил… Один только менкоин чего стоит…

– Не присваивай себе все лавры, – по-доброму улыбнулся генерал, – менкоин наша общая «заслуга». Как и все остальное…

– А Месса. Я до сих пор не могу в это поверить. Не могу смириться. Что я собственными руками… – он положил лоб на ледяные перила и накрыл голову ладонями, – Я вспомнил тот вечер. Вспомнил ее в коридоре. И просьбу о помощи.

– Все равно бы не спасли. Сам знаешь.

Парень поднял голову и взглянул на Эша. Глаза его покраснели, на краешках собрались мокрые капли.

– Не будь я таким придурком… Если бы я нормально поговорил с Марсалой. Не носился туда-сюда, не врал…

– Она ей угрожала, – перебил его Эш, – и не раз. Я знал об этом и толком ничего не сделал. Не подумал, что ей хватит духу после всего, что произошло. Мы оба виноваты и тут. Везде. Во всем.

Снова повисло молчание. Никому из них не хотелось больше ничего говорить или спрашивать. Все было понятно без слов, по одной лишь тяжести возникшей тишины. А может, больше и не требовалось ничего объяснять.

Лисандр выпрямился и вытер намокшую щеку. Протянул руку мужчине, раскрытой ладонью, с легкой улыбкой.

– Помнишь, как в детстве?

Эш забавно фыркнул и протянул свою в ответ. Они с силой сдавили кисти друг друга, почти до хруста.

– Вместе. Везде. Во всем. Всегда.

– И в шалостях, и в поступках.

– Даже если ты не прав.

– И даже если ты не прав.

– Все равно быть друг за друга, – закончили они хором.

Как только последние слова клятвы прозвучали, Эш сдавил руку брата со всей силы, отчего тот взвизгнул, а затем они оба рассмеялись в полный голос. Озорной смех разнесся по ночному двору.

– Лис, если тебе нужно время на то, чтобы переварить случившееся, то так и скажи. Не нужно убегать и закрываться в себе.

Парень кротко кивнул, поджав губы.

– А ты… Не ври мне больше.

Эш улыбнулся.

Весело и грустно

Вечерело. Жаркое Солнце востока зашло за горизонт. Фанатики разбрелись по опустевшим домам, заняв места их бывших хозяев. Мужчины крушили комнаты, переворачивали столы и шкафы в поисках уцелевших жителей. Делили между собой награбленное. И, конечно же, собирали все съестное, что удавалось найти, чтобы плотно набить желудок перед сном.

В один из таких домов вошла девушка с винтовкой. В нем было пусто. Ещё никто из солдат не добрался до него. В комнатах было тихо и темно. С кухни доносился запах сладкой выпечки, вперемешку с чем-то тухлым. Девушка прошла дальше, спустив оружие с плеча и оставив ее на полу у входа. Следом за ней зашёл высокий мужчина в возрасте.

– Если ты ее потеряешь, я тебе голову снесу, Ангела.

Он закрыл за собой дверь на замок и скинул накидку. Медленно осмотрелся, затем прошел вперед, к лестнице на второй этаж. Ангела слегка покосилась на него, помолчав, и двинулась дальше, к кухне.

В духовом шкафу горела лампочка. Желтоватый свет немного разгонял тьму, но ничего кроме очертаний предметов все равно было не разглядеть. Ангела остановилась в дверном проеме и провела ладонью по стенам вокруг, ища выключатель. Наконец нащупав рычажок, она дернула его вверх. Свет озарил комнату. На полу лежало несколько тел: мужчина у самой стены обнимал женщину рядом. У одного тела было перерезано горло, а у второго огромная рана на животе. Ангела сделала еще пару шагов вперёд. В духовке до сих пор был включён огонь, выпечка в нем начинала чернеть. Она повернула ручку на плите и перекрыла газ. Пламя потухло. Что-то в дальнем углу комнаты двинулось. Ангела резко схватила нож с ближайшей тумбы и обернулась на источник шума.

Мальчик лет 9 на вид сидел, забившись в угол между мешками с крупой, и крепко зажимал себе рот и нос рукой. Из глаз водопадом лились слезы. Он не сводил взгляда с Ангелы. Она медленно опустила нож, положила его обратно на стол.

– Наверху чисто! – раздался мужской голос со второго этажа.

– Внизу тоже, – крикнула Ангела в ответ. Она взглянула на тела рядом, а потом снова на мальчика.

– Родители?

Мальчик опустил голову. Его затрясло. С губ сорвалось жалобное мычание. Что-то будто сдавило лёгкие Ангелы изнутри. Боль разошлась от сердца по всему телу, в итоге застряв в горле. Она с трудом собралась с силами и выдавила из себя слова:

– Дерьмо случается, – Ангела обернулась к духовке, сняла с ручки полотенце и вытащила с его помощью противень с выпечкой. – Есть будешь?

Мальчик не ответил, начав сильнее хныкать. Она достала несколько тарелок из верхнего шкафа и расставила их по столу. Отобрала уцелевшие пирожки, которые еще не успели сгореть. От выпечки пахло чем-то тыквой с корицей. От этого аромата заурчало в животе. Ангела распределила их по тарелкам и села за стол, принявшись разрезать мягкое тесто вилкой, выковыривая начинку. С верхнего этажа спустился старший. Мужчина потер усталую шею, стоя в проходе.

– С кем ты тут языком чешешь?

Он прошёл за стол и сел напротив Ангелы. Девушка указала на дальний угол, на мешки. Мальчик вжался в стену, увидев мужчину. Он холодно посмотрел на ребёнка и повернулся обратно к столу.

– Позор для мужчины: рыдать на полу. Это удел баб, – он покосился на ребенка с прищюром. – Вытри сопли и сядь за стол.

Мальчик шмыгнул носом, поднялся и на дрожащих ногах подошел к столу.

– Я в твои годы уже мог трех хулиганов раскидать. Собаку задушить, корове шею свернуть…А ты? Кожа да кости. Ешь давай.

Ребенок сел на стул. Ангела придвинула тарелку с пирожками ближе к нему и положила рядом вилку. Мальчик взял ее в руку, крепко сжал, а затем вновь расплакался. Руки его дрожали, зубы стучали, лицо покрылось пунцовыми пятнами от соли. Ангела изо всех сил старалась не смотреть на него, боясь тоже расплакаться. Его боль была так ей знакома, даже слишком знакома. От этой боли пропал аппетит. Она еще пару раз ковырнула тесто и отодвинула тарелку.

– Вот видишь, что ты наделал. К тебе гостья пришла, ее угощать надо. А ты своими слезами аппетит ей испортил. Как не стыдно,  – старший осуждающе покачал головой и съел еще пару кусочков тыквы.

Ребенок набрал полную грудь воздуха и наконец выдавил из себя слова:

– Зачем вы пришли? Зачем вы всех убили! Что мы вам сделали! – ревел он, раздирая связки.

– А вы зачем?

Мальчик обомлел от этого вопроса. Слезы вмиг прекратились.

– Зачем вы на нас напали? – продолжил старший. – Зачем Юг напал на наш лагерь несколько месяцев назад. Зачем ваши солдаты убили мою семью?

– Но мои мама и папа. Они не нападали на твою семью.

– А моя семья не нападала на ваших солдат. Бог на нашей стороне. И он разрешил мстить.

Ребенок замолчал, уставившись в тарелку. Ангела поднялась и набрала в стакан воды. Подала его мальчику. Он сделал несколько больших глотков.

– Как тебя зовут? – спросила она тихо.

– Сонву…

– Я Ангела, а это Асмир.

Асмир шикнул на нее и взглядом указал на стул. Она села обратно, подчинившись.

– Я в состоянии представиться без помощи женщины, – он протянул руку Сонву, – Асмир  Шан, – он крепко пожал маленькую ладошку и вновь вернулся к еде.

– Тебе нужно принять важное решение, паренек. Ты либо идешь с нами, следуя воле Бога. Либо же идешь против него, что означает – смерть.

– Он еще маленький!

Асмир стукнул кулаком по столу. От удара подпрыгнула посуда.

– Бог дал тебе зубы, чтобы ты держала за ними свой язык!

Девушка опустила голову и замолчала. От гнева начало сводить руки. Она была практически готова кинуться на Асмира с кулаками, только вот его кулаки были явно больше, в чем она уже не один раз убеждалась.

– Я пойду с вами, – Сонву выпрямился и взял в руки пирожок. – Чтобы вырасти, стать сильным. И тоже попросить у Бога разрешение на месть.

Асмир громко рассмеялся.

– Вот это уже разговор! Мужчина! Да будет так!

Ангела еле заметно улыбнулась. Ей было радостно от того, что не придется стрелять в ребенка. Асмир бы точно поручил это ей, если бы все же пришлось. Навыки стрельбы – единственное, из-за чего он согласился взять Ангелу к себе в отряд, сделав из нее что-то вроде палача-карателя.

Она подняла на него глаза: черная густая борода и брови, бритая голова, одно ухо сломано и распухло, на щеке несколько крупных шрамов. От его вида воротило во всех смыслах. Сквозь белые ткани одежд, на руках и груди, выглядывали волосы, темные и густые, как шерсть. Он был широкоплеч и слегка даже толст. Округлый живот дополнял его медвежий образ. Ангелу пугали такие мужчины. А особенно после жизни среди “идеальных” северян. Асмир громко чавкал когда ел, часто ругался, кричал, угрожал, оскорблял за любую мелочь. А женщин вовсе не считал за людей. Как и большая часть мужчин вокруг.

– Приберись тут, – Асмир кинул остатки еды на стол. – А мы спать.

Он ушел наверх вместе с Сонву. Ангела осталась одна за столом, смотря на раскиданные крошки.

Звон колокола разносился по всей округе. Стены храма дрожали от его ударов, старые колонны вибрировали, иконы покачивались. Звонарь прыгал так высоко, держась за верёвку колокола, что практически подлетал к потолку. Как безумный, он бегал из стороны в сторону, летая на канате над пропастью, выжимая из металла самый громкий звон.

Служба заканчивалась, люди внизу разбрелись по храму: кто-то в лавку, кто-то зажигать свечи, кто-то молиться о своих личных нуждах. Священник в белых рясах стоял на высоком постаменте в центре зала и вчитывался в строки Солнечных писаний. На голове его было сложное украшение из золотых прутьев в виде нимба. Он не отрывал взгляда от текста, не обращая внимания на прихожан.

Лисандр сидел в углу, в тени высокой колонны. Положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. До самых глаз была натянута привычная чёрная маска, голова накрыта темно-синим плотным палантином, на руках перчатки. Рядом сидели двое мужчин: на голову выше его самого и почти в полтора раза шире. На военной форме блестели ордена. Они застыли словно статуи, лишь глаза их бегали по храму в поисках подозрительных личностей.

Последние прихожане разошлись. Колокол умолк. Священник продолжал стоять на своём постаменте, листая книгу. Старые страницы громко шуршали, оживляя тишину здания. Лис поднялся с лавки.

– Останьтесь тут, – сказал он охране, не оборачиваясь.

Один из солдат слегка привстал, чтобы пойти следом за королём, но его тут же остановил второй.

– Личное.

Он слегка приподнял бровь и кивнул. Первый солдат отвёл глаза, сев смирно.

Лисандр подошел к деревянному постаменту в центре храма и уставился на пожилого священника. Старик оторвался от книги, взглянув на него сверху вниз.

– Покаяться?

Лис не спеша помотал головой.

– Мессу по усопшиму?

Лисандр грустно улыбнулся и кивнул.

– Забавное название. Именно ее, да.

Старик закрыл книгу и спустился вниз. Кивком головы он пригласил пройти за собой, к дальней стене с каменным алтарем. На мраморной плите расположилось небольшое блюдечко с ароматным маслом, несколько свечей, лампады и бумажки с криво написанными именами. Священник обмакнул ладони в тарелку с маслом и растер его между ладонями.

– Пусть душа твоя облегчится, скорбь отпустит…

Лис спустил маску с лица и скинул палантин. Священник приложил масленные ладони к его щекам, провел по лбу, глазам, попутно шепча молитвы. Лис прикрыл веки, погрузившись в свои мысли. Бубнеж старика убаюкивал, погружал в транс, расслаблял разум.

Тягость в душе ослабла. Огонь вины и скорби уже давно начал гаснуть, а слова старика окончательно потушили остатки пламени. Последние искры потухли, освободив душу от горького жара. Холодный ветер ворвался в сердце и прогнал оттуда едкий дым.

Старик убрал руки от его лица и вытер их об длинные рукава. Приятный сладкий запах окружил Лисандра. Нежный, ласковый, тонкий и чистый. Если бы рай существовал, то там пахло бы именно этим маслом. Он открыл глаза и глубоко вдохнул. Священник взял одну из бумажек, карандаш, сделал несколько отметок в уголке.

– Давно умерла?

– Полтора месяца.

– Когда сожжение?

– Завтра.

Старик сделал еще пару отметок и кивнул.

– Утром месса будет. В 11. После неё пусть горит.

Он снова обмакнул пальцы в блюдце с маслом, повернулся к Лису и очертил круг на его груди. Кто-то снова ударил в колокол. Иконы вокруг задрожали. Старик поднял глаза к потолку – звонаря не было. Огромный канат свободно болтался у крыши, заставляя язык колокола бить по его стенкам. Священник нахмурился. Лис не обратил на это никакого внимания, вытащил из кармана несколько золотых монет и вложил в масляную ладонь старика.

– Спасибо, – сказал он еле слышно и двинулся к выходу.

Охрана встала со своих мест и пошла следом. Священник сжал ладонь с монетами, не сводя глаз с колокольни. Звон не останавливался, канат летал сам по себе, словно на его конце кто-то сидел и раскачивался. Мужчина вышел в центр зала. Звон становился все чаще и громче. Металл звенел, визжал, дрожал. Неожиданно сверху упала капля, прямо на лоб священнику. С крыши раздался крик: звонарь выбежал с лестницы и стал пытаться поймать верёвку. Наконец схватившись за неё, он крепко привязал ее к перилам. Священник коснулся капли на своём лбу. Красная и густая жидкость растеклась между кончиками пальцев.

На улице шел мокрый снег. Липкий, крупный и гадкий. Это было довольно редкое явление для столицы. Температура тут не часто опускалась ниже -10. Лис замотал голову тканью и натянул маску обратно. Холодный ветер кидался мокрым снегом прямо в глаза. Под ботинками противно хлюпало. Он отошел от храма на несколько метров и обернулся— колокола замолчали. В желтых радужках отражались высокие остроконечные башни, протыкающие тучи.

– Вот и все, – шепнул он еле слышно сам себе.

Так долго висевший на сердце груз, наконец, отпал. Его стальные цепи проржавели, рассыпались в прах. Сознание вытеснило все плохое, закрыло стальными воротами и запечатало навсегда. Жизнь продолжалась: в ней снова заиграли краски, появился вкус, смысл, цель. Лис улыбался, смотря на крышу храма. Почему-то ее вид грел ему душу. Золотая черепица ловила редкие лучи Солнца и троекратно их умножала, разбрасывая блики по окрестностям. Цветные витражи подсвечивались изнутри здания, добавляя им жизни. На фоне темного храма они были словно цветы на выгоревшем поле. Такие яркие. Живые.

– Приятно было познакомиться, Месса.

Ночью того же дня холодный неон снова загорелся над владением Гана. Светлые длинные волосы развивал ветер. Сердце билось в груди, готовое вот-вот вырваться. Но не от страха или тревоги, скорее, от переизбытка адреналина. Кровь закипала, мышцы сводило от подавленного гнева. Эш стоял один перед входом в злосчастный бордель, не торопясь заходить внутрь. В воздухе летал сладкий аромат. Приторно-сладкий, знакомый до боли, до крика, до истерики. Он был слишком удушлив, затягиваясь петлей на шее.

Дверь отворилась, и в проходе застыл сам хозяин заведения. Как всегда в плаще на голое тело. Он провел языком по золотым зубам, а затем широко улыбнулся, раскинув руки.

– Чего же ты стоишь в дверях, друг! Заходи- заходи! – закричал дилер.