Под знаком огня

Я кинула гневный взгляд на Гэбриэла. Он с вызовом смотрел на меня сверкающими изумрудными, подернутыми темной поволокой глазами.

– Значит, следствие лишь формальность и моя смерть уже предрешена независимо от фактов по делу?! Что ж, заявляю, что с этого момента я лично буду участвовать в процессе, у вас не получится повесить на меня убийство! – Я неотрывно буравила взглядом черноволосого упыря. Именно так мне хотелось его назвать.

– Правитель, девушка не жительница Континента. Она лишь вчера пересекла черту зеленого тумана, – попытался успокоить всех следователь.

Гэбриэл резко встал, ничего не ответив, и направился к выходу. Вслед за ним поднялся Ацэр:

– Следуй за нами, Градимир. Я позволю тебе осмотреть тело правителя Эйтаху.

– Можно мне с вами? – подскочила я. Следователь нахмурился. – Возможно, увидев тело, я еще что-то вспомню, – Градимир резонно вздохнул и махнул рукой, призывая следовать за ним.

Учитывая то, что сбежать с острова легкого пути не было, мое рвение действовать частично перетекло в желание докопаться до истины в деле, по которому я считалась виновной. Помимо этого, я довольно быстро заметила, что общество следователя влияло на меня успокаивающе. Оно давало чувство утерянной безопасности, словно он уже спас меня от ужасного вердикта.

Колесница правителя стрелой умчалась вперед, а мы со следователем еще минут десять возились с моей юбкой, которая, хоть и была широка, но не настолько, чтобы удобно усесться в ней верхом на лошади. Нижняя деталь черного платья неуклонно лезла вверх, оголяя ноги, что в городе считалось вопиюще неприличным, и Градимир сделал несколько напористых попыток отговорить меня от поездки. Разумеется, все они провалились. Когда, наконец, следователь уселся передо мной на лошади, мы рысью поскакали во дворец.

Мне был непривычен такой способ передвижения, потому я крепко вцепилась в Градимира руками, обхватив за бока. Мои пальцы до побеления сжимали сюртук следователя. Периодически он ухмылялся, когда во время особенно резвых прыжков мои ногти отчаянно впивалась в его ребра. Меня даже начало немного мутить, и я поблагодарила себя за то, что не завтракала.

– Градимир! – крикнула я. – Эта печать правда убьет меня, если попытаться покинуть остров?

– Да. Но не сразу, – ответил следователь. – По мере отдаления от места, где она появилась на твоей руке, тебе будет становиться хуже, поэтому ты сама не захочешь испытывать ее возможности до конца.

Я на мгновение задумалась.

– А если бы мне как-то удалось попасть в свой мир?

– Не могу сказать, как заклятие поведет себя. Может быть, оно рассыплется на границе миров. А может и убьет тебя в пути…

На душе помрачнело. Наконец, Градимир натянул поводья, и лошадь резко остановилась. Следователь спешился первым и протянул мне обе руки, чтобы помочь слезть. Я неуклюже перебросила ногу через лошадиную спину и сползла вниз.

Колесницы перед дворцом уже не было, как и Гэбриэла. Только Ацэр в обществе слуги ожидал нас, скрестив руки на груди.

– Идемте за мной, – сказал начальник стражи. Развернувшись к нам спиной, провел через охраняемые ворота, и пошел в обход по правой стороне от замка.

Мы шагали по аллее, обе стороны которой украшали статуи морских и крылатых чудовищ. Тропа вывела нас к тройной каменной арке. Заостренные верхушки украшал резной узор. Декоративные дуги густо оплетала колючая вьющаяся роза. Минут через пятнадцать ходьбы по саду растительность, в котором была представлена в основном кустарниковыми и остроконечными туями, мы оказались у порога фамильного склепа из черного мрамора. Он был метра четыре в высоту и идеально квадратный. По верху углы украшали башенки. Меня внутрь не впустили, как передал один из стражей на входе, по приказу правителя. Ацэр и Градимир исчезли за металлической дверью, а я осталась ждать снаружи, рассматривая внутризамковую территорию.

Я старалась не поддаваться первобытному страху, который вселял в меня местный правитель. Даже находясь на его территории, ждать, стоя на одном месте, было невыносимо, и я медленно зашагала по саду. Идеально ровно стриженая трава устилала землю мягким ворсистым ковром. На глаза попалась кованая лавка, установленная под навесом. Она выглядела вполне комфортной для уединенного отдыха, но я не решилась присесть. Еще через несколько минут я обнаружила изумительный вид с крутого обрыва на океан. Точнее на океан тумана, который открылся мне вчера на взлетной площадке. Где-то под ним плескалась настоящая вода. Мне даже казалось, что я слышу ее здесь, на вершине, глядя на все это облачное безумие. За моей спиной что-то грузно рухнуло на землю. Я испуганно обернулась. Передо мной, агрессивно вытянув переливающуюся смолой черную шею и задрав вверх крылья, стоял грифон. “Гэбриэл.”. Безошибочно определила я. Раскрыв огромный клюв, он издал высокий птичий вскрик, от которого заложило уши. Грифон принялся разъяренно хлестать хвостом по земле и скрести ее задними львиными лапами, так, что вырванные комья газона летели во все стороны, словно из-под роющего яму бульдозера. Я оторопело подобрала юбку и ринулась прочь, пока мечущийся на одном месте зверь не растерзал меня в клочья. Что-то мне подсказывало, что он только и ждал подобной оплошности, чтобы свести счеты раз и навсегда.

Следователь и советник правителя уже вышли из склепа и что-то сосредоточенно обсуждали. Поравнявшись с ними, я встала между мужчинами, дыша, как лайка в упряжке, и нервно поглядывала через деревья в ожидании, что вот-вот появится Гэбриэл. Но этого не случилось. И без того приунывший отчего-то Градимир при виде меня еще больше помрачнел. Ацэр, в свою очередь, просто наблюдал, как сытый кот за глупой мышью, забредшей в западню по ошибке.

– Нам пора, – сделал кивок головой следователь в адрес начальника стражи. – Благодарю, что предоставили возможность осмотреть тело. Идем, – сухо добавил он, кинув на меня строгий взгляд, и быстро зашагал в направлении главных ворот.

На выходе нас ждал слуга, держа под уздцы все ту же кобылу.

– Я довезу тебя до “Огненного пера”, а дальше отправлюсь в Шелийваз. От медведей тоже вчера пришел запрос на следователя.

Мысль пришла мгновенно, и я решительно заявила:

– Я с тобой! Во-первых, я не шутила, когда сказала, что приму участие в следствии. Моя жизнь мне, знаешь ли, дорога. Меня не пустили в склеп, но я хочу быть в курсе всего на случай, если ты что-то проглядишь! Мне нужно знать что с телом? Профессиональное мнение. Расскажешь в дороге…

Градимир слушал, скептически искривив лицо.

− Во-вторых, сидеть целыми днями в особняке, ожидая приговора, само по себе приговор. И, поскольку ты единственный адекватно расположенный ко мне человек… В общем, помоги залезть на лошадь… – на самом деле двигало мной еще одно желание. Основное. Разведать обстановку в городе медведей. Я не исключала возможность того, что в Шелийвазе тоже имеются свои потенциально пригодные для меня варианты спасения. Мне нужно было владеть полной информацией.

– Абсолютно исключено! – возмутился следователь, выпучив глаза от моего самоуправства.

– Градимир! Я понимаю, что ты просто выполняешь свою работу и я в некотором роде обуза. Особенно на земле медведей. Насколько я поняла, они те еще твари… экхм… люди… Но ты возьмешь меня с собой, хочешь того или нет.

Следователь ухмыльнулся и отодвинул меня от стремени, чтобы забраться на лошадь.

– Иначе я сознаюсь! Скажу Гэбриэлу, что я с Континента и это вы послали меня убить его отца!

– Ты ненормальная, – рассердился мужчина. – Тебя убьют.

– Как и тебя! Причем сразу за мной. С острова уплыть не успеешь! А следом займутся людьми на Континенте.

– Ты не сделаешь этого, – процедил следователь.

– Поспорим? – подняла одну бровь я и зашагала обратно к высоким металлическим воротам. И в момент, когда практически подошла к скрестившим копья стражам, готовая расплакаться от досады, потому как, разумеется, идти с докладом ни к кому не собиралась, за спиной послышалось взвинченное:

– Стой! – и уже тише. – Пустоголовая…

Я закусила губу, чтобы слишком явно не улыбаться и, торжественно развернувшись, гордо зашагала обратно.

– Я должен буду отпустить лошадь у перешейка, она принадлежит конюшне Гэбриэла, а сам уплыву уже от медведей. Тебе придется возвращаться одной по городу пешком.

– В целом, я этим занимаюсь всю сознательную жизнь, – пожала плечами я и вставила ногу в стремя.

Что было предсказуемо, мое поведение закономерно влияло на расположение следователя. За следующие пол пути он не проронил ни слова, а потом и вовсе опешил, когда я сказала, что мне требуется в уборную и попросила заехать в курительную госпожи Тайанэль.

– Я подумал тут… Признаю тебя виновной, – резко бросил Градимир. – Ты вполне этого заслужила своим поведением.

Я не видела лица следователя, а по голосу не поняла злорадствует он или говорит правду. Стало немного тревожно. Лошадь свернула в знакомый закоулок и из него мы выехали к “Золотому перу”.

– Жду тебя три минуты, – сердито сказал мужчина и мне захотелось по-свойски ткнуть его кулаком в плечо, но я решила, что вольностей на сегодня достаточно и съехала с бока лошади.

Взметнувшись по ступенькам, наткнулась в прихожей на хозяйку дома.

– Куда так спешишь? – женщина едва успела отскочить в сторону, чтобы не быть снесенной мной.

– К медведям со следователем! Я вернусь к восьми!

Когда я быстро сделала свои дела и забежала на кухню, чтобы хлебнуть воды, в двери меня остановила госпожа Тайанэль. Я немного напряглась. Она аккуратно взяла меня под руку и молча отвела в мою комнату.

– Настя, можешь кое-что сделать для меня? – спросила она тихо.

Я непонимающе смотрела на женщину. Та протянула мне сложенный квадратиком лист пергамента и что-то зажатое в кулаке. Я по инерции взяла это.

– На той стороне живет один мужчина… Мы влюблены друг в друга. Но наши чувства порицаются… Грифоны и медведи – это ведь невозможно. Мы общаемся в основном письмами, иногда находим способ встретиться лично… Но это очень редко. Ты поможешь передать ему эту записку? И браслет? Я сама его сделала.

Я разжала ладонь. В ней лежал, завернутый в платок, красивый мужской браслет: кожаный ремешок с выжженными на нем рунами, плетением и узелками. По середине, в обрамлении черных жемчужин, крупный темный сапфир.

– Да, но как я сделаю это? Вы сами сказали, что медведи агрессивны. Вряд ли они разрешат бегать по городу в поисках Вашего возлюбленного?

– У нас есть тайные места, где мы оставляем друг другу послания. На стороне медведей лежит большой камень у дерева желаний. Вот на нем можно оставить пергамент и браслет.

– Прямо сверху? А никто не заберет? Простите, но в моем мире все иначе… И как я узнаю это дерево? Если я не буду проходить мимо?

– Никто ничего не возьмет! Это место, где загадывают желания, оставляют свои послания и амулеты на счастье! Я нанесла на внешней стороне записки специальный знак. Мой возлюбленный поймет, что она адресована ему. А дерево узнать просто, оно обвешано разноцветными лентами и растет в центре города. Ты едешь со следователем, а значит тебя не тронут. Придумай что-нибудь, чтобы наведаться туда. Скажи, что слышала от посетителей курительной про него и хочешь увидеть своими глазами. Наплети что-нибудь. Ты же женщина, – подмигнула мне госпожа Тайанэль. – Мы в этом мастерицы.

Честно говоря, заниматься всем этим не хотелось, но и отказать я не могла, потому, завернув браслет обратно в платок и сунув туда же записку, сказала хозяйке замка, что постараюсь выполнить ее просьбу, после чего поспешила на улицу, где меня ждал, и, наверное, крыл на чем свет стоит, следователь.

Градимир терпеливо подал мне руку, помогая забраться на лошадь и послал ее легкой рысцой. Кажется, он немного успокоился, и я не преминула этим воспользоваться, тут же атаковав его вопросами:

– Градимир, а сколько пришлых живет на Континенте?

– Около двадцати тысяч, – не задумываясь ответил он. Все же не проигнорировал, а значит действительно первая волна гнева схлынула.

– Как часто сюда попадают новые люди?

– По-разному, нет какой-то закономерности. В прошлый раз это была одиннадцатилетняя девочка. Хорошо, малышка умела плавать. Она изрядно измоталась в воде, хотя в тот день был полный штиль. Медведи выловили. То произошло двадцать два года назад. Теперь она красивая женщина, занимается пошивом костюмов, а ее муж из потомков пришлых, но рожденный на Континенте, торгует тканями.

– А как вообще все организовано на Континенте?

– Хм… Наверное, как и в любом месте, где обитают люди. У нас есть правитель, его имя Велислав. Он потомственный житель Континента. Есть школы, мануфактуры, торговые лавки. Все, как в обычных городах. Обрабатываем лес, сеем зерно… Электричества нет, но мы о нем знаем от последних пришлых. Пытаемся разобраться. Каждый новый попавший сюда приглашается пожить во дворце Велислава на полгода. В течение этого времени с ним проводится много бесед. Наши ученые пытаются больше узнать о достижениях мира, из которого ты пришла, и воспроизвести их здесь. Мода на одежду с каждым новым пришлым тоже меняется. Островитяне нас во многом копируют, покупают новые приспособления, изготовленные по мотивам вашего мира, и на язык это тоже влияет. В остальном, все как в обычных городах.

– Как в обычных городах? Я слышала, на Континенте живут вампиры, разгуливает зараза, в них превращающая и еще есть волховки. Это типа ведьм? Совсем не как в обычных городах!

– Ведьмы? – следователь усмехнулся. – Все, о чем ты говоришь, тоже есть. Волховка одна. Это, кстати, особенность Континента. На острове волховок нет, хотя первая вышла отсюда. Еще во времена Вероники или около того. Когда начал появляться зеленый туман, единственной помощью первым пришлым на Континенте для защиты от вампиров была отправленная к ним волховка. Она должна была вернуться после завершения всех дел, но то ли прижилась на Континенте, то ли бед там оказалось столько, что на остров возвращаться было негоже… Этот дар передается из поколения в поколение. Сила волховок помогает сдерживать вампиров, не давая пересечь стену. А еще она каждый месяц варит отвар от заражения. Не на всех работает, правда, но, большинству помогает… Вампиры – это первые пришлые. Те из них, кто заразился кровавой чумой. Их жизнь вечна, и они могут передать свою заразу через укус. Первая волховка изготовила зелье от заражения и сдержала вспышку заразы, но излечить уже заболевших не удалось. Сначала их хотели уничтожить. Однако та волховка не позволила, пытаясь найти лекарство. Вампиров заперли в клетках и поили кровью зверей. Тогда и выяснилось, что они сохраняют способность разумно мыслить в разных стадиях. С ними можно общаться, как с почти нормальными людьми. Я говорю “почти”, потому что ряд чувств они все же утратили, скатившись до инстинктов и личных интересов. Пропадает восприимчивость к чувствам других, общность и понимание границ дозволенного. Лекарство так и не изобрели, но убить мыслящих существ: бывших родственников и друзей никто не решился. Их отселили и отгородили каменной и энергетической стеной. И это огромная проблема, ведь, когда сила магии волховок спадает, в стене появляются бреши, и некоторым вампирам удается прорваться в город. А человеческая кровь у них на вес драгоценностей, в отличие от животной и тогда с ними не договориться, приходится убивать, если получается изловить… Вместе с теми, чью кровь они испили…

– А как поступают с теми, кого вампиры просто укусили или поцарапали? И почему сила волховок может ослабевать?

– Только, когда вампир присасывается к вене, из его клыков выделяется заразная секреция. В остальных случаях это обычные раны, просто сильные… Что до волховок… это давно ни для кого не секрет, если волховка вливает энергию в какое-нибудь мощное заклятие параллельно с другим, это может быть связано с просьбой ученых или правителя. Тогда концентрация сил, единовременно направленных на каждое из заклятий, ослабевает.

– А волховка может отправить меня обратно в мой мир? – спросила я взволнованно.

– Это главное яблоко раздора между островитянами и жителями Континента. Первым, впрочем, нет до этого почти никакого дела. А вторые с древних времен пытаются найти способ вернуться в свой мир. По крайней мере те, кто там родился. Волховки теоретически понимают, что нужно повернуть поток энергии вспять, но грифоны и медведи их не пускают на территорию своих вод, где обычно и находят пришлых. Боятся, что те придут со злым умыслом и разыграют какую-нибудь неожиданную опасную для острова карту.

Я так глубоко погрузилась в разговор, что не заметила, как мы подъехали к перешейку, о котором мне несколько раз уже доводилось слышать. Природный мост, перекинутый от навершия к навершию соединенных между собой у основания и разделенных посередине пропастью гор был погружен в забравшийся в этом месте столь высоко туман. Со слов Градимира перешеек охранялся по обеим сторонам. Над нашими головами раздался уже знакомый звонкий вскрик, и с высоты вниз сорвался коричневый грифон немного мельче, чем Гэбриэл и Ацэр, но такой же устрашающий. Не меняя ипостась на человеческую, он завис воздухе, делая интенсивные махи крыльями и тщательно нас осматривая. Я ощутила резко накатившую головную боль и слабость в теле. После минуты пристального изучения полулев-полуорел наклонился по диагонали и упал вниз, рассекая туманную бесконечность могучими крыльями. Лошадь зацокала дальше и, вскоре вышагнув из белого марева, дорогу нам перегородил… нет, это был не медведь. Это было нечто огромное, словно десять медведей, слитых воедино. Бурая косматая гора, которая движением одной лапы могла не то, что скинуть лошадь со всадниками с моста, а разломать этот самый мост. Он смотрел на нас свирепым немигающим взглядом черных глаз. Если бы я оказалась здесь одна, то уже точно рухнула бы в обморок от одного вида зверя. Кобыла занервничала, и заплясала, испуганно фыркая в попытке сорваться на бег, но следователь впился пятками ей в бока и с силой потянул поводья на себя. Медведь принюхался, а я зажмурилась и еще крепче вцепилась в ребра Градимира, молясь всем подряд богам всех известных мне религий.

– Слезай, нам надо отпустить лошадь, – сказал тихо следователь, пытаясь оторвать от своего торса мои вросшие в него пальцы. Мы поочередно спешились под внимательным взглядом внушительного стража. Градимир аккуратно сматывал поводья, а я стояла остолбеневшая в холодном поту, пытаясь не смотреть в сторону мутанта. Когда лошадь поскакала обратно, слева послышался шорох, и я медленно обернулась. Гигантский медвежий зад утонул в тумане, следователь подтолкнул меня и сделал шаг следом.

Слабость нарастала, и я отчетливо поняла, что она не являлась результатом страха. Ощущения вялости, затуманенности и ватных ног были сходны с теми, что сопутствуют женским дням. Метка на запястье начала легонько жечь. Я всеми силами старалась не обращать внимания на недомогание, как делала это в обычной жизни перед лицом более важных дел.

Вскоре туман рассеялся и по другую сторону моста раскинулся город совершенно непохожий на Аскелаз, но оттого не менее впечатляющий. Квадратные формы, прямые линии, мощь и основательность. Это был город-крепость, высеченный ярусами прямо в желтой скале, частью которой являлся. Песочный оттенок породы излучал умиротворение и безмятежность. Ряды толстых стен, плоских крыш и арок сменяли друг друга, уходя вдаль, где по ним растекались жаркие лучи золотого солнца. Отовсюду виднелись зеленые группы растительности, сокрытые от взгляда сады и вьющиеся по стенам живые ковры. Я ахнула, и следователь, взглянув на меня, улыбнулся.

Вблизи Шелийваз оказался еще красивее: фонтаны и искусственные водопады, крохотные зеленые площадки и раскидистые сады, спокойная величественная монументальность, вселяющая ощущения защищенности и надежности. Я подняла голову, чтобы рассмотреть громадное здание, походящее на усеченную пирамиду, возникшее впереди. Наверное, это был дворец правителя. Внезапно мне вспомнилась просьба госпожи Тайанэль и, переложив из руки в руку мокрый от пота, вызванного стрессом, платок, я сказала:

– Градимир, вчера в курительной один из гостей обмолвился об этом городе. Сказал, что тут есть место, где загадывают желания. Дерево с лентами…

– Мы скоро будем проходить его, увидишь.

Я внутренне порадовалось и нагнала следователя, ибо у медведей, как и у грифонов, с гостеприимством было не очень. Однако это не мешало мне рассматривать встречающихся по пути жителей с нескрываемым интересом, подмечая их аутентичные особенности. Одевались они в полотняные полуприлегающие штаны, рубахи, и безрукавки, особое место на которых отводилось орнаментам. Широкие полосы витиеватых узоров с преимущественно морскими мотивами декорировали манжеты и подолы, служили поясами. Цвета здесь предпочитали натуральные: от глубоких и темных, как влажный мох в тенистом бору, до светлых и звенящих словно лазурная капля росы на весенней траве. Еще местные любили украшения. Ожерелья и бусы из самоцветнов в несколько оборотов обвивали руки и шеи горожан от мала до велика. Что касалось внешности, принадлежавший к этой части острова народ имел статную мускулистую конституцию, как среди мужчин, так и среди женщин, похожих на амазонок светлую кожу, зачастую покрытую румянцем. Волосам отводилось отдельное внимание: русые либо каштановые, они собирались в густые косы, одиночные и множественные, толстые и тонкие. Туда же вплетались шнуры, ленты и бусины. Cветлые глаза у большинства были разными: один голубой, второй зеленый. Реже встречались темно карие, а иногда даже желтые радужки.

Исследуя любопытным взглядом встречных людей, в ответ я натыкалась на ставшие привычными суровые выражения лиц. При виде меня горожане приостанавливались, провожая подозрительным взглядом. Я слышала их возмущенные комментарии. Пару раз нам даже перегородили дорогу особо встревоженные моим присутствием мужчины. Скрестив руки на груди, они просили Градимира объясниться, но даже получив ответ следователя, весьма неохотно отступали в сторону, давая нам дорогу.

Как раз за “пирамидой” открывалась просторная площадь с прогулочными тропинками и растительными секторами, в одном из которых находилось лиственное дерево замысловатой формы. Его мощный ствол в метре над землей перегибался и под плавным углом рос диагонально. Толстые ветви оканчивались метелками более мелких веточек, густо усыпанных розовыми цветками, похожими на маленькие водные лилии, и узкими зелеными стрелками жестких листьев. И без того яркое дерево было украшено множеством цветных лент. Сойдя с дорожки, я подошла к искомой растительности и, оглянувшись по сторонам, быстро положила на тот самый камень браслет, а под него записку, чтобы не сдуло ветром.

– Поторопись! – окликнул меня следователь. – Нас ожидает правитель Уруз.

– Я думала, он ждет тебя во дворце, ну, или около него…

– Так и есть, – спокойно ответил следователь.

– Разве это не дворец? – удивленно вскинула брови я.

Мужчина помотал головой:

– Он на противоположной стороне острова. Как и у грифонов.

– Уруз… Есть такая руна… В моем мире… Ничего хорошего не несет обычно…

– Как и здесь, – вздохнул Градимир.

Шли мы долго, и я уже подумала возмутиться, что от перешейка нам не предоставили коня, но потом вспомнила, что меня, собственно, сюда вообще никто не звал и, так уж и быть, поумерила свое недовольство. Внезапно, согретые солнцем стены лабиринта закончились, и перед нами раскинулась площадь с длинным искусственным прудом, озеленением, и аккуратными мостиками к приземистому широкому зданию, правое и левое крыло которого уходили так далеко на юг и север, что их не было видно.

Мы поднялись на один из помостов и вышли прямо перед дворцом местного правителя. Угрюмый страж на входе стукнул о тяжелую деревянную дверь рукоятью секиры, не похожей на оружие древних викингов, а, более изящной и облегченной. Наружу вынырнул слуга и, кинув на нас беглый взгляд, тут же юркнул обратно. Через некоторое время дверь распахнулась, и перед нашими взорами появился правитель Шелийваза. В общем-то, он походил на медведя и в человеческом обличии. Всклокоченная каштановая грива на висках была заплетена в толстые косицы и прижата круглым обручем, увенчанным на лбу сине-фиолетовым драгоценным камнем. Густая растительность на лице и тяжелый взгляд придавали образу первобытную суровость. Пухлая нижняя губа, напряженно поднятая до самых усов, перетекающих в густую бороду, так же собранную в топорщащуюся волокнами косу. Облачен Уруз был в темно-бирюзовый кафтан до середины массивных, как стволы деревьев, икр. На плечах, по подолу и боковым разрезам струился орнамент, вышитый блестящими нитями и изображающий серебристые гребни волн и плещущихся в них морских чудовищ. Под кафтаном виднелись просторные штанины. Грубые короткие сапоги наискось переплетали ремешки. На обоих запястьях рук правителя красовались широкие браслеты с самоцветами.