Звезда экрана

– Ля-а-а-а-а, – затянул толстяк, все-таки пуская сладкие коричневые пузыри. – Соля мия…

– Мама мия, – схватился за голову Джулио Ренци, зал опять покатился с хохоту.

– Гениальный ребенок, – не очень искренне восхитился Антон Халатов. – Какое превосходное исполнение. На, возьми шоколадку.

Мальчик подскочил к ведущему со скоростью, к которой его тучность совсем не располагала, схватил протянутый шоколад похожими на сосиски пальцами и засунул ее в карман. Бездонный он у него, что ли?

– Борюсик, тебе нельзя сладкое! – взвизгнула мамаша и коршуном налетела на сына, норовя отнять полученный трофей.

Мальчик изловчился и пнул ее, двумя руками зажимая карман.

– Борюсик! Тебе нельзя сладкое! Ни в коем случае! Ты на диете. Вспомни, это все ради роли.

Зал уже просто катался от смеха, впрочем, как и Сашка, которая двумя руками держалась за живот, который уже болел. Стоящий на треноге телефон бесстрастно продолжал передавать в интернет веселые картинки. Число комментариев под стримом уже перевалило за тысячу. Да-а-а, такого успешного эфира у нее не было уже давно. Спасибо Антону Халатову и его шоу.

Второй телефон, поставленный на беззвучный режим – не тот, с которого она вела прямой эфир, затрясся, показывая входящий звонок. Натка. Неужели тоже эфир смотрит?

– Да, Наташа. – Сашка сделала шаг в сторону и ответила тетке приглушенным голосом. Ее комментарии в прямом эфире стрима сейчас были излишни. – У тебя что-то срочное?

– Вопрос жизни и смерти, – заверила ее тетка.

– Слушаю, – подбодрила ее Сашка, наблюдая, как Борюсик с его мамой продолжают потасовку за шоколадку, а итальянец картинно разводит руками, показывая, что его выбор не подлежит изменению.

– Сань, ты у нас на телевидение вхожа и вообще все знаешь. Как попасть на кастинг, чтобы Настя получила роль в кино?

– Что? – Сашка удивилась так сильно, что даже смеяться перестала. – Наташа, это ты мой стрим смотришь? Тоже хочешь, чтобы Настена унижалась за шоколадку?

– За какую шоколадку? – не поняла Натка. – Не смотрю я твой стрим. У меня дел невпроворот. Я на работе, между прочим. Мне нужно знать, куда обратиться, чтобы Настю взяли сниматься. Для начала хотя бы в рекламу, но лучше сразу в какой-нибудь сериал.

Александра осознала, что тетка спрашивает серьезно и ее интерес не связан с безобразной сценой в студии Халатова, разворачивающейся сейчас на ее глазах.

– Ёклмн! Натусь! Что ты такое опять придумала? То были коньки, теперь кино. Не лишай ты Настену детства. Девчонке надо учиться читать и писать, к школе готовиться, а не бегать по кастингам ради сомнительного удовольствия сниматься в кино.

– Почему же сомнительного. Это и слава, и деньги. Что плохого в том, что я хочу, чтобы мой ребенок разносторонне развивался?

Сашка краем глаза продолжала следить за еще одним разносторонне развивающимся ребенком, который победил-таки мать и теперь жадно доедал подаренную ему шоколадку на глазах у благодарной публики. Мать, раскрасневшаяся и вспотевшая, оттирала шоколадное пятно с малиновой шелковой юбки, размазывая его все больше, не забывая при этом наступать на итальянца.

– Вы не можете так с нами поступить. Я подам в суд на вашу студию. Вы нанесли моему ребенку психологическую травму. Видите? Он заедает стресс. У него проблемы со здоровьем. И это все из-за вас. Я буду судиться. Так и знайте. Я отсужу у вас главную роль для моего сына. Он рожден для нее. Лоретти – его кумир. У них даже имена одинаковые.

– Это как? – не понял Халатов.

– Лоретти же Робертино. Сокращенно Роб. А мой сын Борис. Сокращенно Бор. Те же три буквы, только наоборот.

Халатов, потрясенный этой логикой, замолчал, будучи не в силах ничего сказать. Повисла пауза, вообще-то не красящая ни один эфир, но тут Борюсик проглотил липкую сладкую массу, откашлялся и запел.

«Джама-а-а-айка-а-а-а-а», – понеслось под сводами студии, и зал снова грохнул, будучи не в силах сдерживаться.

– Что у вас там происходит? – спросила у Сашки Натка, до которой тоже донесся этот странный звук, больше похожий на вой, чем на пение. – Ты где?

– В студии у Антона Халатова. Как раз смотрю на мамашу, нездоровые амбиции которой довели ее ребенка до обжорства. Женщина, типа тебя, в погоне за тем, чтобы сделать из своего сына звезду, выставляет его на посмешище. Ты тоже так хочешь? Натка, это унизительно и вообще издевательство над ребенком. Я не позволю так обращаться с Настеной. У тебя чудесная дочь, она такого позора не заслуживает.

Из всего сказанного Натка уловила, разумеется, только одно. То, что Сашка в данный момент находится в студии Антона Халатова. Она вообще, надо отдать ей должное, умела вычленять главное.

– Вот видишь! – возликовала она. – Тебе даже не надо никуда ехать и никому звонить. Ты можешь прямо сегодня взять контакты продюсеров, которые работают с детьми.

– Я прямо сейчас смотрю на такого продюсера, – мрачно сказала Сашка. – Его зовут Джулио Ренци. Он итальянец и приехал в Россию для совместного производства сериала про Робертино Лоретти.

– Иностранец? Прекрасно. Если Настино имя прогремит на международном уровне, я буду только рада. Это гораздо лучше, чем я рассчитывала. Глядишь, через пару лет Настя в Голливуд поедет. Подойди к нему после съемок и расскажи про свою двоюродную сестру. Слышишь?

– Наташа, Робертино Лоретти – мальчик. Ты хочешь, чтобы Настя исполнила мужскую роль? Прочишь ей лавры Сары Бернар?

Иронии в голосе племянницы Натка, разумеется, предпочла не услышать:

– Я не говорю, что она должна сыграть Робертино. Наверняка в этом сериале есть и другие роли. А если нет, то для Насти можно прописать отдельную. Какая-нибудь подружка детства, с которой они росли в одном дворе. Ах, это так чудесно.

– Натка, спускайся с небес и выключай фантазию. – Сашка начала сердиться, да и к стриму уже пора возвращаться. Пока тетка витает в эмпиреях, у нее идет реальная работа, приносящая неплохие деньги. Сейчас ее смотрели четыреста двадцать тысяч человек. Что ж, рекламодатели будут довольны. – Оставь Настю в покое. И учти, что я тебе помогать точно не буду. Не собираюсь ни просить о чем-либо господина Ренци, ни искать какие-то киностудии и списки кастингов. Все, пока. Потом договорим.

Она отключилась и вернулась к перипетиям шоу, в котором Антон Халатов завершал сегодняшнюю программу, прощаясь с героями и зрителями и обещая обязательно вернуться к освещению судебного процесса по иску матери Борюсика к продюсеру, если таковой будет подан.

– Даже не сомневайтесь, – заверила всех присутствующих мамаша несостоявшейся звезды.

Мальчик икнул и громко поинтересовался, а дадут ли ему конфет после завершения программы. Сашка тоже мило попрощалась со своими подписчиками, предложила им высказываться в комментариях по поводу детского кино и завершила стрим.

Сегодня ее пригласили сразу на два свидания, и ей было нужно решить, на какое из них она пойдет. Инициатором первой встречи был ее новый молодой человек Антон Соколов, с которым она встречалась уже несколько месяцев. Их отношения успели уже превратиться в рутину. Дело в том, что оканчивающий медицинский факультет университета Антон был весьма загруженным молодым человеком.

После Нового года у него началась пора госэкзаменов, так что в его плотном расписании, включающем работу в одной из частных клиник, спорт и занятия иностранными языками, для Александры Кузнецовой оставалось все меньше места. На календаре уже начало марта, а за последние два месяца они виделись не больше четырех раз.

Очередная встреча как раз была запланирована Антоном на сегодня. Они планировали встретиться у его работы, поужинать в ближайшем кафе, а потом отправиться к парню в общежитие на ночь. Сашке, как обладательнице отдельной двухкомнатной квартиры, было невдомек, почему она должна ночевать в общежитии, но Антону так было удобнее. Утром не нужно тратить лишнее время на дорогу. Ведь у Сашки машина, а у него нет. Странное обоснование, если честно.

Впрочем, на Антона она не сердилась, принимая его таким, какой он есть. Серьезный, ответственный, твердо стоящий на ногах и готовый неукоснительно следовать собственному расписанию, чтобы выстроить то будущее, которое он для себя запланировал. Мама говорила, что этими качествами Антон очень напоминает Виталия Миронова: тот в молодости, получая медицинский диплом, тоже четко выстроил прямую своей жизни, с которой ни разу не свернул, став тем, кем он был сейчас. Успешным врачом-косметологом, владельцем собственной клиники пластической хирургии.

Сашка такой основательный подход понимала и уважала, только ей все больше становилось скучно рядом с таким предсказуемым человеком. Быть на вторых ролях? Это не для нее. Она звезда и заслуживает большего внимания, чем четыре встречи за два с лишним месяца.

На второе свидание Сашку пригласил бывший парень Фома Горохов, который не оставлял надежды ее вернуть. На изменившего ей со звездой фигурного катания Фому она тоже больше не сердилась. У них было общее детство, схожие интересы, и вообще они знали друг друга как облупленных. С Фомой можно не стараться, что называется, держать спину, а быть такой, какая она есть. Подобная легкость в общении подкупала. Да и виноватый вид Фомы, признаться, грел самолюбие. И куда, спрашивается, пойти?

– Простите, можно с вами познакомиться?

Она повернулась и увидела смутно знакомое лицо. Стоящего перед ней худощавого до тщедушности молодого человека с кудрявыми волосами, выкрашенными в розовый цвет, одетого в толстовку оверсайз, узкие брюки-дудочки и зеленые башмаки, похожие на клоунские, она точно видела в блогерской тусовке.

– Меня зовут Юлик Клипман, – представился молодой человек, и Сашка, не выдержав изумления, ойкнула.

Юлик был восходящей, точнее, уже взошедшей звездой интернета, заявляющей о себе как о будущем Спилберге. Юлик руководил детскими проектами в кино, и Сашка мимоходом подумала, что за такое знакомство ее тетка Натка продала бы душу, возможно вместе с телом в придачу.

– Очень приятно, Александра, – представилась она и обомлела, услышав следующую его фразу. Точнее, вопрос:

– Я могу сегодня пригласить тебя на ужин?

* * *

Сегодня после работы у Натки был намечен уход за собой. Маникюр она делала теперь у Варвары Мироновой, первой жены Виталия, с которой неожиданно для самой себя подружилась. Нет, Натка не забыла, сколько крови попортила бывшая и самому Виталию, и маме Лене, когда повелась на удочку международных мошенников и нацелилась отнять не только недвижимость Миронова, но и весь его бизнес[2].

Но Варвара действительно искренне раскаивалась в содеянном. Вот уже три месяца она работала мастером по маникюру и педикюру в одной из принадлежащих Миронову клиник, жила в доставшемся ей при разделе имущества загородном доме и робко пыталась наладить отношения если не с Мироновым и Леной, то хотя бы с Наткой.

Почему-то именно к ней и Таганцеву женщина прониклась особенной симпатией. Скорее всего, это произошло из-за Насти, которую они удочерили, забрав из детского дома. Варвара истово, болезненно мечтала о собственных детях. Не имея никакой личной жизни, она все чаще задумывалась о том, чтобы тоже усыновить ребенка, а потому опыт Натки и Кости впитывала жадно, периодически напрашиваясь к ним в гости.

Натку сначала смущало то обстоятельство, что она общается фактически с «врагом». В любой ситуации сама она должна была стоять на стороне Лены, а тут получается, привечала ее «обидчицу». Но Варвара сама, пусть и по глупости, ушла от Миронова много лет назад и вернуть его обратно не пыталась. Понимала, что это невозможно.

К Виталию и Лене Варвара относилась со сдержанным уважением, отведенные ей границы не пересекала, а собеседником неожиданно оказалась интересным. Натка с любопытством слушала ее рассказы о жизни в Америке, которая, как известно, страна контрастов, а также о российской глубинке, в которой родилась сама Варвара и где до сих пор жили ее родственники. Рассказывала она образно, с юмором, так что Натка слушала и ухохатывалась, впрочем, иногда в грустных местах даже пускала слезу.

Как-то быстро случилось так, что для косметических уходовых процедур Натка больше не ездила в салон, а, наоборот, Варвара приезжала к ней домой, чтобы заодно потетешкаться с Настеной. Натке было так удобно, да и Варя ей нравилась все больше, так что, немного подумав, она решила, что никакого предательства по отношению к Лене в этом нет. Правда, свое сближение с первой женой Виталия она на всякий случай особо не афишировала.

Сегодня они расположились на кухне, и, пока Варя колдовала над ее пальчиками, Натка взахлеб рассказывала о своем решении сделать из дочки кинозвезду. Разумеется, «американка» Варя идею восприняла с полным энтузиазмом.

– Ой, как хорошо ты придумала, Наташа! – восклицала она, подпиливая ноготь одноразовой пилкой. – Это же с детства карьера выстроится. К взрослому возрасту останется только плоды собирать. Настенька у тебя такая красавица и умница, что режиссеры будут за ней в очередь стоять. Жду не дождусь, чтобы ее на экране увидеть.

– Боюсь, это будет еще нескоро, – уныло сказала Натка. – Я даже не очень представляю, с какого бока браться за решение этой проблемы. Лена меня высмеяла, а Сашка наотрез отказалась помогать. Да и Костя, – она покосилась на закрытую дверь кухни, за которой Таганцев развлекал дочь, давая возможность жене спокойно сделать маникюр, – не в восторге от этой затеи.

– Почему? Разве он не хочет, чтобы у Насти сложилась счастливая и богатая жизнь?

– Хочет, конечно. Просто считает, что в этом деле очень много подводных камней. Да я и сама это уже поняла. На работе почитала в интернете, оказывается, большинство детей, которые снимаются в кино и рекламе, сначала оканчивают какую-нибудь школу кино и телевидения.

– Да? – удивилась Варвара, которая в прошлом мечтала быть актрисой. – В моем детстве ничего подобного не было. В кино можно было с улицы попасть. Если повезло и режиссер заметил. Ну, и кастинги были. Я сама, знаешь, как начала мечтать о том, чтобы в театральный поступить? В нашем городке снимали кино. Ты, может быть, помнишь этот фильм. Он назывался «Лисенок».

Натка покачала головой. Такое кино она не видела.

– Ну да, он не очень широко разошелся, хотя даже какие-то кинопремии взял. Там мать главной героини убегает по снежному полю от милиционеров, а когда ее ловят, выясняется, что она зарезала другую женщину. В общем, через полчаса после ареста она рожает девочку, а потом ее сажают в тюрьму, а ребенка отдают в детдом. Правда, оттуда его довольно быстро забирает бабушка, которая оформляет опеку.

Натка поежилась, потому что начало ей не нравилось. Нет, она бы не хотела, чтобы ее дочка снималась в таком кино, которое напомнило бы ей про детдом и существование биологической матери, подкидывающей государству всех своих детей.

– Когда мать возвращается из тюрьмы, она привозит с собой какого-то случайного сожителя, а выбежавшей ее встречать дочке дарит привезенную игрушку – лисенка. В общем, она продолжает вести тот же образ жизни, что и до совершенного убийства. Встречается за деньги с разными мужиками, обкрадывает их, частенько уходит из дома, пропадает на несколько дней. А девочка и лисенок все это время ждут ее дома. Девочка включает лампу, чтобы мать видела свет и знала, что ее ждут, и устраивается на подоконнике вместе со своей игрушкой. Даже спит там же. Бабушка ругает ее, но она все равно день за днем ждет и ждет мать. А в конце фильма мать избивает ее, и девочка говорит, чтобы она уходила и больше не возвращалась, а лисенку отрывает голову.

Натка содрогнулась еще больше. Чернуха какая. Нет, это просто отлично, что она этот фильм не видела и до сегодняшнего дня даже не слышала о его существовании.

– В общем, снимали этот фильм в нашем городке. И кастинг проводили среди местных. Для массовки. И девочку – исполнительницу главной роли – искали, чтобы надолго ее из семьи в чужой город не увозить. И я ходила на кастинг. Там надо было пробежать по грязной дороге, которая на окраине городка ведет от кладбища к лесу.

– Зачем?

– По сценарию маленькая девочка часто бегала мимо кладбища. Знаешь, картинка такая: маленькие деревянные домики, раскисшая мокрая дорога без асфальта, вдали лес встает стеной, и, когда к нему бежишь, мимо кресты, кресты…

– Да как в таком месте вообще можно детей снимать?! Это же психологическая травма на всю жизнь, – распереживалась Натка.

– Ну, это же не по-настоящему, а понарошку. Хотя в нашем городке грязью и раскисшими дорогами никого напугать нельзя было. Ни тогда, ни сейчас. В кино меня не взяли, а вот мысль, что из этого места надо уезжать, меня тогда впервые посетила. Накрыла и больше не отпускала. Понимаешь, вот эта грязь, которая повсюду, она и физически, и морально поглощает тебя, словно ты ею пропитываешься. Если вовремя не уехать, то этот маленький скучный город никогда тебя не отпустит и ты так и утонешь в нем. Вот я после школы и уехала. Решила, что в кино сниматься все равно буду. Правда, ничего из моей затеи не вышло. А у Насти обязательно получится. Не зря же вы ее из Энгельса увезли в Москву. Дали шанс на яркую, светлую, богатую жизнь. Теперь просто пришло время сделать следующий шаг.

– И как его сделать?

– Записаться на первый кастинг. Информация о них наверняка есть в интернете.

– Я поискала, – уныло призналась Натка. – Пока поняла только, что кастинги для детей-актеров – это жесткая система со своими правилами. И я ничего про них не знаю. Для того чтобы записаться на кастинг, нужно предоставить какой-то нескончаемый пакет документов, а еще портфолио. И это не парочка фотографий, как можно подумать, а целый альбом, в котором должны быть фото в различных костюмах, фото в масках, с гримасами, изображающими разные эмоции. Ну, там радость, грусть, жалость, отвращение, зависть, презрение, злость, ярость, счастье, беспечность, ревность и все такое. А еще фотографии, где ребенок изображает птиц, или животных, или разных фантастических существ, или даже природные явления.

– Ну и что? – удивилась Варвара. – Актер должен это все уметь. И вообще, актерство – это труд, Наташа. Это не постоянный праздник каждый день, а пахота. И в случае с ребенком пахота не только для него, но и для родителей.

– Когда мы отдали Настю в секцию фигурного катания, я от ежедневного графика тренировок чуть с ума не сошла, – призналась Натка. – На такое я во второй раз точно не подпишусь. Но в целом я готова вкладываться в развитие ребенка, потому что от этого зависит ее будущее. Мне просто важно, чтобы кто-нибудь подсказал, с чего начать. Подтолкнул в правильном направлении.

Варя немного помолчала, размышляя.

– Ты Юлика Клипмана знаешь?

– Нет, а кто это?

– Ты что? Это восходящая звезда. Русский Спилберг. Я про него услышала, когда еще в Америке жила. Его даже в Голливуде знают. Работу предлагали. Личный крупный проект, но он выбрал свой путь – развивать детское кино в России.

– И что с того? Если мы не знаем, как на него выйти. Не письмо же ему писать. «На деревню Юлику».

– Он мой клиент.

– Что?!

– Клипман ходит в клинику Виталия и регулярно делает маникюр и педикюр. Ты разве не слышала, что мужчины тоже следят за собой, особенно те, кто крутится в модной тусовке. Там по-прежнему оценивают по одежке, так что ухоженный внешний вид – это база. В общем, суть не в этом, а в том, что он, возможно, на следующей неделе придет ко мне и я могу спросить у него про Настеньку.

– Ой, Варя, это было бы чудесно. – Натка молитвенно сложила руки на груди.

– Осторожно! Я же еще закрепитель не высушила! – возопила Варвара. – Ну вот, два ногтя надо переделывать.

– Прости, – повинилась Натка. – Я просто так обрадовалась, что голову потеряла. Вот, я так и знала, что мир не без добрых людей. Если закрывается одна дверь, то обязательно открывается другая. Не хочет Санька мне помогать, и не надо. Спасибо тебе, Варя.

– Да пока не за что.

Пока поправляли разрушенную всплеском эмоций работу, Натка напряженно думала. В ее голове мелькали картинки, как стеклышки в калейдоскопе. В цветных мечтах она видела Настю, стоящую под софитами на съемочной площадке и по команде «начали» виртуозно исполняющую сложную сцену. Потом кадр менялся, и ее девочка выходила на сцену под громкие овации, чтобы получить статуэтку, сильно смахивающую на «Оскара», после того, как открывший белый конверт ведущий торжественно объявлял ее имя. Настя Таганцева.

Так. Стоп. Осколки цветных стеклышек в ее голове с шумом ссыпались вниз. Сочетание слов «Настя Таганцева» звучало совершенно негармонично и не годилось для объявления со сцены или для заголовков газет. Как-то слишком буднично получалось. Слишком простенько. Да. Точно. Насте нужен псевдоним, причем срочно, пока она не попала в базы актеров разных киностудий.

С первого же кастинга ее должны знать не как Настю Таганцеву, а как девочку со звучным и легко запоминающимся именем, под которым она и войдет в историю мирового кинематографа.

Натка судорожно дернулась, чтобы немедленно влезть в интернет и освежить свои знания о псевдонимах звезд.

– Подруга, ты чего? Мы так никогда не закончим! – всполошилась Варвара.

– Я осторожненько. Одной рукой. Левой. Ты же ее уже доделала.

Натка ткнула наманикюренным пальцем в экран, выводя данные по… кого бы вбить… Вот. Пусть будет Мэрилин Монро. Она, как известно, на самом деле была Норма Джин Бейкер. Точнее, при рождении голливудскую звезду и вовсе звали Норма Джин Мортенсон, первую смену своего имени она претерпела при крещении. Когда еще ничто не намекало на то, что она станет одной из самых узнаваемых и значимых фигур американского кинематографа. К моменту смерти актрисы фильмы с ее участием собрали двести миллионов долларов, что в переводе на сегодняшние цены составило бы два миллиарда. Впрочем, про смерть не будем. И вообще жизнь Мэрилин – плохой пример для подражания. Такой судьбы Настене не хотела Наталья Кузнецова.

Впрочем, некоторое сходство с Настей у кинозвезды было. За годы детства она сменила более двадцати приемных семей и приютов. Что ж, у Насти Таганцевой за плечами был один детский дом, одна больница и одна приемная семья. Семья Таганцевых. И другой не будет. Натка спешно закрыла страницу с биографией Монро, чтобы не накликать беду.

Надо взять другой пример. Например, Эдит Пиаф. Та, правда, была не актрисой, а певицей, но это тоже творческая профессия. Услужливый интернет тут же подсказал, что на самом деле знаменитого французского «воробушка» звали Эдит Джованна Гасьон. И ее жизненный путь тоже не был устлан розами. Родители отдали ребенка на воспитание бабушке, а та поселила ее в публичном доме, который содержала. Нет, тоже плохой пример. Да и все ее незадавшиеся романы… И гибель возлюбленного, от которой Пиаф так и не оправилась. Нет, надо поискать кого-то еще.

Габриэль Бонер Шанель, которую все звали просто Коко. Нет, звучит как кошачья кличка. Для Насти нужно придумать что-то более звучное. Так-так-так. Костя как-то рассказывал, что его далекие предки происходили из известного дворянского рода. Какой-то там его прапращур Николай Степанович был известным русским юристом и криминалистом, и именно этим обстоятельством Костя объяснял свой выбор пойти работать в полицию.

Этот самый Николай Степанович женился дважды, и супруги его были сестрами, носящими фамилию Кадьян. Так может быть, такой псевдоним и взять? Настя Кадьян. Нет, не звучит. Похоже на кадку, в которой растет фикус. Как тогда? Костя говорил, что у Таганцевых был свой родовой герб – в лазоревом щите серебряная открытая книга, над которой золотая звезда на шесть лучей.

Звезда. Стелла. Да. Может быть красиво. Стелла Бук. Или нет. Лучше Стэйси Лазур. Хотя иностранные имена сейчас не в моде. Надо что-то более русское, подходящее белокурому ангелочку с голубыми глазами. Настя Таганка. Тьфу ты, похоже на Настю Цыганку. Какие еще могут быть ассоциации? В памяти услужливо всплыла героиня эротического романа «Пятьдесят оттенков серого», которую звали Анастейша Стил. Тьфу, чего только в голову не придет. Надо думать отдельно над именем и отдельно над фамилией.

Анастасия. Настя. Стася. Так. Последнее уже нравится. А что, если дочка станет Стасей Асти? Этот вопрос Натка задала вслух.

– Она же не шампанское, – отреагировала Варвара. – И не мартини.

– Тоже верно. Ладно, будем думать еще.

Варвара нанесла последний слой закрепителя, выключила лампу и откинулась на спинку стула, потирая уставшую спину.

– Все. На сегодня наведение красоты закончено. Чаю нальешь?

– Да. Я и пирожные купила, – откликнулась Натка. – И Настю позовем, она их тоже очень любит.

– А Константин с нами будет чай пить?

Натка знала, что Варя спрашивает из-за пиетета перед Таганцевым, которого очень зауважала с тех пор, как он наставил ее на путь истинный, не дал замарать душу, идя на поводу у негодяев, решивших разорить Миронова. Ревновать мужа к Варваре она не собиралась. Варя даже звала его не Костей, а Константином.