Рождение звезды

Значит, будет жить.Если воин бреется, Значит он надеется. На любовь надеется,

Без защитников не жить стране.Может, прямо лучше не идти. Отсидеться где-то в стороне. Но другого нет у нас пути.

Постепенно звук голоса рос: если начинал я тихо, то уже с этого куплета пел в полный голос.

Будут в бой мужчины уходить.Наши предки долгие века Лили кровь за эти рубежи. Не иссякнет Родина, пока

Закончил я затухающим голосом.

Песню публика приняла благосклонно и аплодировала по окончанию. Взглянув на наших гостей, я увидел, что Месяцев аплодировал вместе со всеми, Игорь показывал палец вверх, Анна же подбадривающе улыбалась и так же аплодировала.

– Нельзя обойти стороной женщин, ведь без них не родились бы на свет не только мы, но и прекрасные стихи, посвященные красоте, не написаны картины, да и вообще непонятно, как без них жить, я-то уж точно не понимаю.

– Ты-то уж точно, – не преминула вставить бабушка.

– А как было бы иначе? – не сдержавшись, ответил, улыбаясь бабушке. – Ведь родился в семье одной из прекраснейших женщин в мире.

– Сладкоголосый льстец, – смеясь вместе со всей публикой, подвела итог бабушка.

Спасибо ей от всей второй.Пускай сегодня цифра восемь Изящно набок упадёт, Не просто так об этом просим, Необходим такой подход. Ведь это будет бесконечность, Непостижимо мощный знак, Пою, такая же сердечность, От нас, мужчин, да будет так. Без вас бы не было написано ни строчки, Без вас, конечно, нас бы не было сейчас, Родные жены, мамы, бабушки и дочки, От всей души примите вы поклон от нас. Без вас отчаянно дичаем, Не интересен мир и зол, Как раз тогда и замечаем, Какая сила – слабый пол. Природа радостью невинна, Но одинока так порой, Прекрасна ваша половина,

Ну что же, женская часть публики осталась довольной, ну а я доволен тем, что в мои пятнадцать мне за счет моей фигуры, роста и более взрослого лица вполне можно дать восемнадцать лет, да и хорошо сидящие брюки и расстегнутая светлая рубашка на верхние две пуговицы, что идеально подчеркивает атлетичность фигуры. придает взрослости и, исполняя песню, я замечал на себе заинтересованный взгляд прекрасных женских глаз. Не боись, Сашок, это только начало, скоро и тебе будут предлагать расписаться на груди.

– В прошлый раз я спел вам песню на французском, и в этот раз я хочу исполнить песню на этом прекрасном языке, – я увидел, что Месяцев стал более внимателен. – Но, прежде чем спеть её, я хочу немного рассказать о песне. Она рождена после прочтения великого французского писателя Виктора Мари Гюго, написавшего всем известное произведение «Отверженные», но сейчас я напомню о еще одном прекрасном и трагичном произведении «Собор Парижской Богоматери». Роман о прекрасной цыганке Эсмиральде, о ее любви, а так же о порочной и преступной любви священника, который сгубил девушку. Его ревность привела Эсмиральду на костер. В романе так же рассказывается о горбуне Квазимодо, который был так же влюблен в прекрасную Эсмеральду и, узнав, что в ее смерти повинен его приемный отец, священник скидывает его с колокольни. Песню, написанную мной, я изначально планировал от лица троих: Квазимодо, священника Фролло и капитана стражи Феба, в которого была влюблена цыганка и который являлся одним из виновников того, что она была казнена. Завершает роман сцена, где в гробнице находят два скелета: один обнимает другой. Это были останки Эсмеральды и безутешного горбуна Квазимодо, и, когда их пытаются разнять, тело Квазимодо рассыпается в прах.

Песню я исполнял уже за фортепиано.

Alors je sens l'enfer s'ouvrir sous mes piedsBelle C'est un mot qu'on dirait inventé pour elle Quand elle danse et qu'elle met son corps à jour, tel Un oiseau qui étend ses ailes pour s'envoler

Celui-là ne mérite pas d'être sur terreJ'ai posé mes yeux sous sa robe de gitane A quoi me sert encore de prier Notre-Dame? Quel Est celui qui lui jettera la première pierre?

dans les cheveux d'Esmeralda.Ô Lucifer! Oh! Laisse-moi rien qu'une fois Glisser mes doigts

Зрителям было немного непривычно услышать, как я предал голосу немного хрипоты. Следующий куплет пел уже без хрипоты, третий куплет я пел, взяв чуть выше и пев чуть звонче. В последний же куплет я вложил весь свой талант, пытаясь донести до зрителей страсть этих троих и печаль. Аплодисменты были оглушительны, встав и еще сам не отойдя от песни, я прижал руку к сердцу и глубоко поклонился. Раздавались крики, требуя еще. Наконец, дождавшись стихания аплодисментов и криков «молодец» и «браво», я вновь обратился к публике.

– Я очень рад, что вам понравилась эта песня, но я, как русский человек, не мог эту песню не сочинить и на русском языке, поэтому позвольте мне исполнить на родном языке.

Вновь сел за рояль, немного успокоился: слишком уж меня затопило это чувство, которое отдавала мне публика, чувство какого-то могущества и восхищения. С первых же звуков музыки на зал опять опустилась тишина.

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой.Свет Озарил мою больную душу. Нет, Твой покой я страстью не нарушу. Бред, Полночный бред терзает сердце мне опять. О, Эсмеральда, я посмел тебя желать. Мой тяжкий крест – уродства вечная печать, Я состраданье за любовь готов принять. Нет, Горбун отверженный с проклятьем на челе – Я никогда не буду счастлив на земле. И после смерти мне не обрести покой,

Если до этого я думал, что вот он, триумф, то нет. Вот он, когда видишь на женских глазах слезы, даже бабушка не смогла удержаться. Месяцев что-то быстро говорил Кириллову, при этом экспрессивно жестикулировал, а Игорь только кивал и смотрел на меня, улыбаясь.

– Эта песня слишком грустная, и я не хочу прощаться на такой ноте, но и петь после нее веселую мне кажется неправильным. Так же может кто-то и думает, ну что может знать столь юный парень о любви, но поверьте, могу и хочу спеть одну из песен о том, что можно испытать, когда приходит на сердце любовь.

Без ума люблю.Подними глаза в рождественское небо, Загадай всё то, о чём мечтаешь ты. В жизни до тебя я так счастлив не был, Для тебя одной их так любишь ты, Эти белые цветы. Я люблю тебя до слёз. Каждый вздох как первый раз. Вместо лжи красивых фраз Это облако из роз Лепестками белых роз Место встречи застелю. Я люблю тебя до слёз,

Ух ты, зря я посмотрел на Светлану во время песни, столько обожания и страсти в одном взгляде ее. Наверное, повезло, что я сегодня выписываюсь или наоборот, не повезло.

– На этой ноте я хотел бы попрощаться с вами.

Но публика считала наоборот и просила спеть еще.

– Хорошо, но это будет действительно последняя песня, очень хочу оказаться наконец-то дома, – пошел все же навстречу публике.

Надейся и жди…Не надо печалиться, Вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди,

Песня зрителей так же порадовала, как и весь мой небольшой концерт. Люди расходились медленно, многие подходили со словами благодарности, девушки и женщины просили петь и дальше, не забрасывать это, на что я им отвечал, что, конечно же, буду петь и дальше ради таких прекрасных слушателей. А Светлана не постеснялась даже поцеловать в краешек губ, правда, сама-то она хотела в щеку, но не на того напала. После, засмущавшись, быстро выбежала из зала.

Наконец, в зале остались только трое гостей и бабушка с Николай Васильевичем.

– Что же, я даже несколько жалею, что выписал вас столь рано, молодой человек, – Николай Васильевич выразил общее мнение, наверное, всей больницы. – Ну да что уж теперь, я думаю, что мы вас вскоре увидим на экранах телевизоров, да и по радио услышим, такой талант должен звучать.

– Несомненно, услышите, причем песню «Два орла» вы услышите уже двадцать третьего февраля, так что, молодой человек, у нас с вами всего несколько дней осталось для репетиции, но я уверен, что вы справитесь. А так же нужно подобрать вам оркестр для песен на восьмое марта, – Николай Николаевич был все еще под впечатлением от концерта, он был рад новому таланту и понимал, что эти песни будет любить вся страна, – Игорь, договоритесь о встрече на завтра, поручаю этого юношу Вам.

– Все сделаю, Николай Николаевич, мы вместе с Анной сделаем все, чтобы помочь Александру, – не стал тянуть только на себя одеяло.

– Ну что же, тогда позвольте отклониться, – Месяцев ушел довольным.

– Саша, ты просто молодец, – Кириллов так же светился довольной улыбкой. – Ждем тебя завтра к десяти утра на улице Качалова, дом двадцать четыре, это бывший дом звукозаписи, на проходной тебя будет ждать пропуск.

– Саша, твои песни просто великолепны, я очень рада, что мы смогли услышать тебя, – Анна тоже была довольна и даже немного возбуждена от концерта. – А теперь тебя услышит и вся наша страна.

– Спасибо Вам большое за подаренный шанс, я этого никогда не забуду, – от чистого сердца я благодарил этих людей.

Добравшись до дома, я, наконец-то смог расслабиться.

– Саша, я немного волнуюсь за тебя, – сказала бабушка, которая всю дорогу молча о чем-то размышляла. – Я боюсь, что слава – а я уверена, что она ждет тебя – вскружит тебе голову.

– Не волнуйся, бабуль, – я подошел к ней, обнял ее за плечи, и тихо прошептал: – Все будет хорошо.

Утро началось в семь с отжимания, пробежка опять в пролете – зима на дворе. Поприседав и поотжимавшись, я решил сегодня больше себя не утруждать, день и так должен быть насыщен. После душа меня ждал прекрасный завтрак в виде долгожданных оладушек со сметаной. Бабушка, как же я тебя люблю. После чего, подобрав темные брюки и темный верх, свитер не стал одевать надел темное драповое пальто, и осмотрев себя в зеркале я остался доволен. Из того, что я видел в шкафу, это выглядело лучше всего. Мы решили выйти чуть пораньше и тихим прогулочным шагом пошли навстречу, тем более идти всего минут пятнадцать-двадцать. Квартира дедушки была на Скатертном переулке. Вчера, возвращаясь с больницы, я не особо разглядывал старую Москву, а вот сейчас, пока шли, обратил внимание. Что я вам могу сказать, город серый, особенно сейчас, когда зима на улице, и наверное, самое главное для автолюбителей – это свободное движение, а не забитые предтротуарные зоны. Люди также спешат на работу, одеты, правда, в большинстве, как и я, в драп. Дом звукозаписи встретил нас своей монументальностью, дом своей эпохи, семь этажей сталинской постройки. На проходной сидел пожилой мужчина, который сначала потребовал документ и у меня, но узнав, что мне всего пятнадцать, смилостивился и поискал в пропусках наши имена, а когда нашел, отправил на четвертый этаж, где репетировал ансамбль песни и пляски имени Александрова. Я замер и даже не заметил, как ко мне подошли Анна и Игорь.– Я надеюсь, Сашенька, очень надеюсь. Старые знакомые

– Саша, ты чего застыл? – поинтересовалась Шилова.

– А? – это судьба, я должен их уговорить еще помочь мне исполнить песню. – Простите, просто я вдруг понял, что мне надо как-то уговорить Александрова Бориса Александровича, чтобы его хор и оркестр помог исполнить одну песню, а лучше две, познакомьте меня с ним пожалуйста.

Я уже приготовился использовать самое страшное оружие – глаза кота из Шрека, – когда сзади раздался смешок бабушки, я повернулся и уставился вопросительно на нее.

– Да не смотри так на меня, просто ты, наверное, забыл, что сам знаком с Борей, он к нам приходил пару раз, правда, тогда тебе было лет шесть и ты звал его дядя Боря.

Я порыскал в памяти, и точно, он и в мои восемь приходил, они с дедом сидели в его кабинете, после чего веселыми расходились. Бабушки тогда не было дома – компромат, – улыбнулся сам своей шутке.

– Точно, вспомнил, они дружили с дедом.

– Ну с дедом он дружить начал уже после меня, а так да, – бабушка как-то романтично улыбнулась, что-то вспомнив.

– Аннушка, – раздался голос сзади меня. Повернувшись, я увидел, как к нам шел быстрым шагом Александров, разведя руки в стороны для объятий. – Как мы давно не виделись.

Борис обнял нежно бабушку и как-то даже мило поцеловал ее в щеку.

– А кто в этом виноват, как умер Владимир, ты больше и не приходил, – в голосе бабушки сквозила обида.

– Прости, я вначале все порывался прийти, но… – как-то замялся полковник.

– Ладно, я уже не сержусь, надеюсь, теперь-то тебе ничего не будет мешать?

– Нет, уже ничего, – грустно ответил Борис. – Софочка оставила меня полтора года назад, инфаркт, как и у Владимира.

– Ой, прости Боренька, – обняла его бабушка, – я не знала.

– Все нормально, я уже свыкся, – Борис окинул взглядом нас всех и остановил глаза на мне. – Неужели это Сашка? А как вымахал, а глаза твои, глазища, были глаза – погибель мужиков, теперь и нам есть, чем вам ответить. Небось девки стаями вьются вокруг.

– Здравствуйте, дядя Боря, – вежливо поздоровался. – Да откуда? Никто не вьется.

– Врет, – припечатала бабушка, вызвав смех и Анны с Игорем и Бориса. – Вьются еще как, а с недавних пор я жду, когда начнут квартиру осаждать по всем правилам военной науки. Он же мало того, что красавцем вырос, так еще и поет, и ладно, если бы только в душе, так нет, вот выступать его позвали на двадцать третье февраля и восьмое марта.

– Надо же, я хочу послушать, – и повернулся к нам боком, указывая мне при этом на сцену. – Ты же не откажешь?

– С удовольствием, тем более у меня к вам просьба будет, – и пошел к сцене.

Я спел вначале «Два орла» под свой аккомпанемент на рояле, и сразу за ней спел «С чего начинается Родина».

– Саша, не ожидал, правда, не ожидал, – Борис Александрович поднялся на сцену и схватил за плечи. – Талант, и песни великолепные, особенно про Родину, но и первая за душу цепляет, и голос, который хочется слушать и слушать, права, Аннушка, будут осаждать.

– Вот песню про Родину я хочу отдать Марку Наумовичу, мне кажется, что в его исполнении эта песня будет звучать лучше, – нет, тут никакая совесть не взыграла, просто мне нравится эта песня в его исполнении, а я все равно буду значиться, как автор и композитор, и перед каждой песней будет звучать фамилия Семенов.

– Ну я даже не знаю, и в твоем исполнении песня прекрасно звучит. А вы как думаете, товарищи? – Александров посмотрел на бабушку и Игоря с Анной.

– Если есть такая возможность. и Саша желает этого, то почему бы и нет, – вынесла вердикт бабушка, и телеведущие ее поддержали.

– Ну что же, если вы так решили, то можно ему позвонить, я думаю, тут найдется его телефон. Наверное, чтобы не терять время, я сейчас пойду и свяжусь с ним, – Борис уже хотел уйти, но был остановлен мной.

– Подождите, дядя Боря, я хотел к вам обратиться с просьбой, но перед этим послушайте еще одну мою песню.

Бери шинель, пошли домой!

А мы с тобой, брат, из пехоты, А летом лучше, чем зимой. С войной покончили мы счеты, С войной покончили мы счеты, С войной покончили мы счеты, —

Бери шинель, пошли домой!

Война нас гнула и косила, Пришел конец и ей самой. Четыре года мать без сына, Четыре года мать без сына, Четыре года мать без сына, —

Бери шинель, пошли домой!

К золе и к пеплу наших улиц Опять, опять, товарищ мой, Скворцы пропавшие вернулись, Скворцы пропавшие вернулись, Скворцы пропавшие вернулись, —

– Как? Как ты мог это сочинить? – Александров смотрел на меня и ждал, ждал ответа на то, как мог пятнадцатилетний мальчик сочинить такую песню про войну.

– Я часто говорил с дедом, я часто слушал людей, прошедших войну, я слушал бабушку, которая с такой болью вспоминает это время, и так радуется девятого мая, – я смотрел на него, не отводя взгляда. – Борис Александрович…

– Дядя Боря и никак иначе, – перебил он меня.

– Дядя Боря, мне нужна ваша помощь. Эту песню без хора и оркестра я не вижу.

– До концерта всего неделя, – как-то нервно сказал он, видно было, что в мозгу он ищет способ, как бы успеть.

– У меня почти готовы все партии, их надо только расписать, – полковник посмотрел на меня шокированно.

– Вот ты знаешь, я почему-то верю, что ты сможешь расписать партии, если дать тебе ноты, – посмотрел на Кириллова. – Поступим тогда так: Игорь, вы тогда созвонитесь с Марком Наумычем, а мы сейчас же начинаем работу над песней. Как ты ее, кстати, назвал?

– Так и назвал – «Бери шинель, пошли домой».

Старые знакомые

Утро началось в семь с отжиманий, пробежка опять в пролёте – зима на дворе. Поприседав и поотжимавшись, я решил сегодня больше себя не утруждать, день и так должен быть насыщен. После душа меня ждал прекрасный завтрак в виде долгожданных оладушек со сметаной. Бабушка, как же я тебя люблю. После чего, подобрав тёмные брюки и тёмный верх, свитер не стал одевать, надел тёмное драповое пальто, и, осмотрев себя в зеркале, я остался доволен. Из того, что я видел в шкафу, это выглядело лучше всего. Мы решили выйти чуть пораньше и тихим прогулочным шагом пошли навстречу, тем более идти всего минут пятнадцать-двадцать. Квартира дедушки была на Скатертном переулке. Вчера, возвращаясь с больницы, я не особо разглядывал старую Москву, а вот сейчас, пока шли, обратил внимание. Что я вам могу сказать, город серый, особенно сейчас, когда зима на улице, и, наверное, самое главное для автолюбителей – это свободное движение, а не забитые предтротуарные зоны. Люди также спешат на работу, одеты, правда, в большинстве, как и я, в драп. Дом звукозаписи встретил нас своей монументальностью, дом своей эпохи, семь этажей сталинской постройки. На проходной сидел пожилой мужчина, который сначала потребовал документ и у меня, но, узнав, что мне всего пятнадцать, смилостивился и поискал в пропусках наши имена, а когда нашел, отправил на четвертый этаж, где репетировал ансамбль песни и пляски имени Александрова. Я замер и даже не заметил, как ко мне подошли Анна и Игорь.

– Саша, ты чего застыл? – поинтересовалась Шилова.

– А? – это судьба, я должен их уговорить еще помочь мне исполнить песню. – Простите, просто я вдруг понял, что мне надо как-то уговорить Александрова Бориса Александровича, чтобы его хор и оркестр помог исполнить одну песню, а лучше две, познакомьте меня с ним, пожалуйста.

Я уже приготовился использовать самое страшное оружие – глаза кота из Шрека, – когда сзади раздался смешок бабушки, я повернулся и уставился вопросительно на нее.

– Да не смотри так на меня, просто ты, наверное, забыл, что сам знаком с Борей, он к нам приходил пару раз, правда, тогда тебе было лет шесть и ты звал его дядя Боря.

Я порыскал в памяти, и точно, он и в мои восемь приходил, они с дедом сидели в его кабинете, после чего веселыми расходились. Бабушки тогда не было дома – компромат, – улыбнулся сам своей шутке.

– Точно, вспомнил, они дружили с дедом.

– Ну с дедом он дружить начал уже после меня, а так да, – бабушка как-то романтично улыбнулась, что-то вспомнив.

– Аннушка, – раздался голос сзади меня. Повернувшись, я увидел, как к нам шел быстрым шагом Александров, разведя руки в стороны для объятий. – Как мы давно не виделись.

Борис обнял нежно бабушку и как-то даже мило поцеловал ее в щеку.

– А кто в этом виноват, как умер Владимир, ты больше и не приходил, – в голосе бабушки сквозила обида.

– Прости, я вначале все порывался прийти, но… – как-то замялся полковник.

– Ладно, я уже не сержусь, надеюсь, теперь-то тебе ничего не будет мешать?

– Нет, уже ничего, – грустно ответил Борис. – Софочка оставила меня полтора года назад, инфаркт, как и у Владимира.

– Ой, прости, Боренька, – обняла его бабушка, – я не знала.

– Все нормально, я уже свыкся, – Борис окинул взглядом нас всех и остановил глаза на мне. – Неужели это Сашка? А как вымахал, а глаза твои, глазища, были глаза – погибель мужиков, теперь и нам есть, чем вам ответить. Небось девки стаями вьются вокруг.

– Здравствуйте, дядя Боря, – вежливо поздоровался. – Да откуда? Никто не вьется.

– Врет, – припечатала бабушка, вызвав смех и Анны с Игорем, и Бориса. – Вьются еще как, а с недавних пор я жду, когда начнут квартиру осаждать по всем правилам военной науки. Он же мало того, что красавцем вырос, так еще и поет, и ладно, если бы только в душе, так нет, вот выступать его позвали на двадцать третье февраля и восьмое марта.

– Надо же, я хочу послушать, – и повернулся к нам боком, указывая мне при этом на сцену. – Ты же не откажешь?

– С удовольствием, тем более у меня к вам просьба будет, – и пошел к сцене.

Я спел сначала «Два орла» под свой аккомпанемент на рояле, и сразу за ней спел «С чего начинается Родина».

– Саша, не ожидал, правда, не ожидал, – Борис Александрович поднялся на сцену и схватил за плечи. – Талант, и песни великолепные, особенно про Родину, но и первая за душу цепляет, и голос, который хочется слушать и слушать, права, Аннушка, будут осаждать.

– Вот песню про Родину я хочу отдать Марку Наумовичу, мне кажется, что в его исполнении эта песня будет звучать лучше, – нет, тут никакая совесть не взыграла, просто мне нравится эта песня в его исполнении, а я все равно буду значиться как автор и композитор, и перед каждой песней будет звучать фамилия Семенов.

– Ну я даже не знаю, и в твоем исполнении песня прекрасно звучит. А вы как думаете, товарищи? – Александров посмотрел на бабушку и Игоря с Анной.

– Если есть такая возможность и Саша желает этого, то почему бы и нет, – вынесла вердикт бабушка, и телеведущие ее поддержали.

– Ну что же, если вы так решили, то можно ему позвонить, я думаю, тут найдется его телефон. Наверное, чтобы не терять время, я сейчас пойду и свяжусь с ним, – Борис уже хотел уйти, но был остановлен мной.

– Подождите, дядя Боря, я хотел к вам обратиться с просьбой, но перед этим послушайте еще одну мою песню.

Бери шинель, пошли домой!А мы с тобой, брат, из пехоты, А летом лучше, чем зимой. С войной покончили мы счеты, С войной покончили мы счеты, С войной покончили мы счеты, —

Бери шинель, пошли домой!Война нас гнула и косила, Пришел конец и ей самой. Четыре года мать без сына, Четыре года мать без сына, Четыре года мать без сына, —

Бери шинель, пошли домой!К золе и к пеплу наших улиц Опять, опять, товарищ мой, Скворцы пропавшие вернулись, Скворцы пропавшие вернулись, Скворцы пропавшие вернулись, —

(Бери шинель, пошли домой https://www.youtube.com/watch?v=5G2DhyJqbMk)

– Как? Как ты мог это сочинить? – Александров смотрел на меня и ждал, ждал ответа на то, как мог пятнадцатилетний мальчик сочинить такую песню про войну.

– Я часто говорил с дедом, я часто слушал людей, прошедших войну, я слушал бабушку, которая с такой болью вспоминает это время, и так радуется девятого мая, – я смотрел на него, не отводя взгляда. – Борис Александрович…

– Дядя Боря и никак иначе, – перебил он меня.

– Дядя Боря, мне нужна ваша помощь. Эту песню без хора и оркестра я не вижу.

– До концерта всего неделя, – как-то нервно сказал он, видно было, что в мозгу он ищет способ, как бы успеть.

– У меня почти готовы все партии, их надо только расписать, – полковник посмотрел на меня шокированно.

– Вот ты знаешь, я почему-то верю, что ты сможешь расписать партии, если дать тебе ноты, – посмотрел на Кириллова. – Поступим тогда так: Игорь, вы тогда созвонитесь с Марком Наумычем, а мы сейчас же начинаем работу над песней. Как ты ее, кстати, назвал?

– Так и назвал – «Бери шинель, пошли домой».

Дети

Гуляем по городу с моим Гитлером в юбке, Светлана все же согласилась на небольшое свидание. Все было прекрасно: сначала в парк, пускай еще зима, но все же приятно идти с девушкой под руку. Как начали замерзать, пошли в кафе, отогрелись, я постоянно поддерживал веселье девушки, не давал ей задуматься над тем, что она делает, сходили в кинотеатр на фильм «Я шагаю по Москве», который выпустили на экраны в прошлом году. Но я-то шел не на фильм, сначала моя рука легла на спинку сиденья, потихоньку переползла на плечо девушки, и вот я уже прижимаю к себе податливое девичье тело. Она делает вид, что внимательно смотрит на экран, но напряжённость и затаенное дыхание каждый раз, как я сильней ее прижимаю к себе, ясно говорит, что ей так же плевать на фильм, как и мне. Шепчу всякие нежности ей на ушко, мое дыхание так близко, что девушка начинает немного возбуждаться, целую ушко, прекрасную тонкую шейку, поворачиваю лицом к себе, слышу тихое: «Не надо, Сашенька, милый», но все прерываю поцелуем. Мягкие губки податливы и спешат мне ответить, долгий жаркий поцелуй, руки живут своей жизнью, гуляют по телу девушки, рука сначала ощупала прекрасные выпуклости сверху, потом легла на коленку, медленно поползла вверх, девушка накрывает своей рукой, пытаясь остановить, но как-то не очень уверенно. Опять целую, девушка сдается, и моя рука делает победный рывок и ложится на трусики, скромница, а ведь уже горит там, даже через ткань чувствую жар, ого, а Светочка уже намокла. Девушка уткнулась мне в шею, слышен тихий стон и нежный шёпот «Сашенька, милый, что же ты делаешь со мной?». Рука отодвинула трусики, и вот уже под рукой такая желанная цель, а как приятно обнаружить, что девушка ухаживает за собой и там, влажная щель спокойно пропускает мой палец и тут зажигается свет в зале. Вроде еще половины фильма не прошло… Или я так увлекся, что не заметил, как пролетело время? Мы отстранились друг от друга, Света поправляет юбку, я оглядываюсь по сторонам, что-то коробит меня в увиденном, никак не могу сообразить, мозг все еще поглощён желанием Светы. Дверь в зал открывается, и в зал входит бабушка, на лице упрек, а на руках два младенца. Что происходит? Мысли скачут, никак не могу уловить неправильности момента.