Анты

– Баяли видаки, – невозмутимо продолжил попугаистый хам, – в Антании люд аки быдло бытует, вот и узреть довелось, – он насупился и сложил руки на груди.

– Ты язык укороти. Эх, кабы не обычай мирный, заткнул бы хайло тебе, невежде тупорылому, да поучил бы дубьём, как надобно с вестниками глаголить! – Стинхо уже не мог сдерживаться. Умом он понимал, что зря сорвался и клял себя за неосторожные слова, но ничего с собой сделать не мог и уже зло тискал рукоять меча.

В это время из дверей вышли ещё шесть воев и встали по краям ступенек крыльца. За ними следом в тёмном проёме показались двое: один высокий и статный в бордовых одеждах, красном плаще и с золотым обручем на голове, другой в белых одеждах с посохом встал за его левым плечом.

– Пошёл вон скамар, – оттолкнул попугаистого хама один из воев. От удивления Стинхо широко распахнул глаза.

– Поздорову вам, гости антанские, – произнёс одетый в белое человек, – рады зрить вас в стольном граде Савире. Мой господин кон Чавдар внимает вам.

– Слава светлым богам, и вам поздорову, кон савирский Чавдар, вожи и люди савирские. Имя моё Стинхо, а моего друга и брата – Черч. Явились мы по воле веча антанского с великой вестью к кону Чавдару.

– Поздорову вам вожи Стинхо и Черч, – подал голос кон, – что за ярые крики слышали мы?

– Не гневайся, кон Чавдар. Мы с миром пришли и с вестью, а нас неучтиво ждать понудили, а тот людин скверно хулил, чего снести нам не мочно, ибо не гости мы, и не сами собой, а антанские вестники.

– Диву даюсь, – искренне удивился кон, – ждать у ворот старый обычай. Коли важное дело, то человек подождёт и помыслит. А у антов не тако? Хм-м. Тот же скамар шут при тереме слабый умом, кормится у стола и гостей веселит.

– Слава богам, что шутки его не обернулись бедой. Помилуй, кон Чавдар, коли что не так свершили, – а про себя Стинхо подумал: «поистине, коль ругаешься с дураком, то уподобляешься ему, значит и он делает то же самое».

Кон и его советник спустились с крыльца и подошли к вожам, кинув взгляд на облачение и оружие. Кон встал напротив и продолжил:

– Зрел издаля, знатные комони у вас, сарматские бойные. Однако ведаю, будто бы анты не жалуют езды верховой, и стрелы не мечут, а у вас приторочены колч с луком, да тул со стрелами?

– Впрямь комони наши добры. Сарматы за злато продали лучших своих кобылиц. А друг мой и брат вож Черч один из лучших стрелков в Антании.

Кон оживился и потащил всех к коновязи смотреть лошадей. Застоявшиеся лошади шумно фыркали и били копытами. Кон долго ходил кругами, прищёлкивая языком, потом внимательно осмотрел конские зброю и броню.

– В пору явились вы, вожи антские. Праздник завтра у нас. Наших богов почитаем боем оружным и меткой стрельбой. Изволите ли сразиться в честных боях?

Стинхо вздохнул с облегчением, наконец-то он сможет выпустить пар. Достало его уже это посольство. А мечом помахать, одно удовольствие. Он склонил голову:

– Благо дарю, кон Чавдар, мы изволим. Какоже бьются савирские витязи?

Кон оживился, видно, сам любил погарцевать да сабелькой помахать, но положение не позволяло. Не пристало кону драться с воями на ристалище.

– Бой на мечах поединком конным сперва, дале пешим до победы. В черёд бьются две пары до крови, но не до смерти. Из луков бьют десять лучших стрелков на один перестрел в шкурку белки двумя стрелами.

– Готовы мы к поединкам, но сперва выслушай важную весть.

– Вести и пир опосля поединков и почёта богам. Ноне ж примите наш кров и питщу. С восходом солнца почнём торжества.

После сытной еды, расположившись в воинском доме, вожи долго делились соображениями и решили, что кон их тестирует на выдержку, силу и воинские умения, чтобы по ним судить об Антании в целом.

Утром на площади стала собираться толпа. Ближе к крыльцу отдельно теснились вои. Сам кон сидел в резном кресле и руководил процессом. Увидев вожей, он махнул им рукой, подзывая ближе:

– Кто на мечах сразится? Вож Стинхо? Добро. Обаче вож Черч лучник. Ступайте, готовьтесь, следом ваш бой.

Стинхо отошёл к коновязи и принялся снаряжать боевого коня в полный доспех. Черч достал из колчана лук, накинул на плечо ремень тула со стрелами и надел на правую руку спусковой релиз.

По жесту кона состязание началось. На освобождённой середине площади схватились в мечном поединке два конных витязя в хорошей чешуйчатой броне, шлемах с бармицами и с круглыми окованными щитами. Оба отлично держались в седле и отчаянно рубились. По площади раздавались удары мечей по щитам и звон клинков. Стинхо присматривался к правителям и горожанам, краем глаза отслеживая поединок и прикидывая стиль предстоящего боя.

Вот один из воев потерял стремя и соскочил с коня. Бой продолжился на земле. Но в тяжёлой броне оба соперника вскоре начали выдыхаться. Их движения становились всё более вялыми. В конце концов, кон остановил бой, когда один из соперников получил рану на ноге.

В сторону свободной от застройки городской стены с десяток лучников метали стрелы на дистанцию метров сто. Черч стоял неподалёку, постукивая колчаном по бедру. Кон подозвал воя, что-то сказал ему, и тот подбежал к Черчу:

– Великий кон вопрошает, отчего вож антский не стреляет?

– Реки кону, что вельми близко. Я привык стрелять дале.

Вой удивлённо вскинул брови и бросился к кону. Тот выслушал и махнул Черчу подойти:

– Мне рекли, что наш перестрел тебе мал, то так?

– Так, кон, мне надобен перестрел вдвое дале, в ромейскую стадию.

– Ты не обмолвился, вож антский Черч? Так далеко луки не бьют.

– Испытай, кон.

– Добро.

Стрельбу остановили. Смерд отмерил двести больших шагов. Вышло от стены до дальнего края площади. Кон махнул рукой, и Черч достал свой композит с идеальным балансом и прицелом. Стрела легла на тетиву. Другую он взял в зубы. Спусковое устройство-релиз зацепило тетиву. Рука привычно потянула лук вперёд. В заранее настроенный прицел вошло пятнышко беличьей шкурки. Выстрел. Стрела ушла в полёт. Секунда, и вторая стрела ушла вслед за первой. От противоположной стены донеслись восторженные вопли.

Черч, не спеша, направился к крыльцу, и одновременно смерды приволокли щит с пробитой двумя стрелами шкуркой.

– В Антании все так стреляют? – спросил явно потрясённый кон.

– Нет, кон. Таких стрелков, как я, трое. На этой земле лучшие стрелки – савиры.

– Как мочно метнуть стрелы так далеко? – продолжил польщённый Чавдар.

– То честь мастера, что лук построил.

– Боле стрелять без надобы! – громко провозгласил кон, – Лучшего выстрела не будет. Вож антанский Черч, победил. Слава!!

Савиры восторженно взревели и потянулись хотя бы дотронуться до великого стрелка, чтобы перенять немного удачи.

Между тем Стинхо вывел на ристалище своего сармата. В полной броне лошадь смотрелась жутковато и грозно. Вож запрыгнул в седло в одной кожаной рубахе и без шлема и вытянул из ножен меч.

– Вож антский не вздевает зброю? – удивился кон.

– Лучшая зброя – быстрый меч и сильные руки.

– Возьми щит.

– Зачем? Мои руки и так заняты, – Стинхо вытянул второй клинок. Савиры загудели и заволновались. Не так часто доводится видеть бой обоерукого витязя.

Напротив нетерпеливо гарцевал противник Стинхо, высокий гибкий савир весь облитый чешуйчатым железом полного доспеха и верхом на рослой лошади.

По знаку кона поединщики сошлись напротив крыльца. Савир сразу начал виртуозно орудовать мечом. Он нанёс косой секущий справа с переводом в горизонтальный слева и уколом в бок.

Стинхо с трудом отклонился из-за беспокойства лошади. Он плоскостью второго клинка отвёл косой удар и прикрылся мечом от горизонтального. Противники разъехались и снова сошлись. Стинхо уже понял стиль противника и оценил его силу. Пора и самому показать зубы. Он провёл лёгкую и быструю разведывательную серию, от которой савир едва смог отбиться на отходе. Теперь Стинхо был уверен в победе. Два удара и всё. Но кон поднял руку, прерывая конный бой и объявляя начало пешего.

Против Стинхо у савира не имелось ни единого шанса, и вож чувствовал себя неловко, будто обманывал доверчивого человека. Но дипломатия, чтоб ей пусто было, требовала слегка поддаться. Между тем, не смотря на тяжёлый доспех, савир не проявлял никаких признаков усталости, умело финтил, прикрывался щитом, отводил удары. Чувствовалась рука опытного поединщика. Однако пора. Не желая дольше унижать достойного бойца своим притворством, Стинхо решил закончить поединок. Он показал, что бьёт в ноги. Щит савира пошёл вниз, меч в прикрытие наверх. На миг открылся бок. Укол. Подмышка савира окрасилась кровью. Кон поднял руку.

– Бой окончен. Вож антский Стинхо победил. Поистине ныне светлые боги помогают антам. Никто никогда не касался мечом моего брата Асена. По правилам боя его оружие теперь твоё.

– Прости, кон Чавдар, что перечу, ано меч такого великого воя, скоро найдёт много работы и досыта напьётся вражьей крови. И крепкая зброя могучему Асену тоже сгодится.

– О чём ты молвишь, вож антский?

– Слово моё о том, что на твои и наши земли грядёт жестокий враг. О том злую весть принесли по воле антского веча, чтобы дать помогу братьям савирам в неминучей беде.

– Слова твои грозны вельми. Такую весть на ходу не приносят. После полудня жду вожей антских Стинхо и Черча в доме моём. Воев своих брать не след, их устроят.

Застолье в доме кона являлось именно застольем, поскольку впервые в этом мире вожи увидели высокие, ровные и длинные пиршественные столы и лавки, застеленные белёной холстиной. В трапезной помимо кона Чавдара присутствовали его родичи и ближники: брат Асен с подвязанной рукой, но довольный и весёлый, сын и наследник кона Калоян, жена Алса и дочь Айбика, а также жрец и три советника.

Антских вожей посадили за стол справа от кона, а за гостевыми столами расселись с полсотни савирских вожей и сотников. Особняком отдельно сидели главный шаман Тарвел и дюжина шаманов рангом пониже. Неожиданностью для антских вожей стали высокие кувшины с тёмным густым вином, терпким и полусладким. Заметив их удивление, кон с гордостью сообщил, что ромлянские гости привозят вино из Фанагории и Херсонеса по Дону и Донцу. После первых обязательных славословий раздался холодный ровный, как лёд, голос жреца, через которого кон обратился к Стинхо:

– Вож антанский Стинхо, ты давеча баял о вести важной. Ноне время пришло. Реки.

Стинхо поднялся и вежливо склонил голову в сторону кона:

– Славный кон Чавдар, славные его родовичи, славные вожи, жрецы и вои савирские, мир ваш красен и щедр. Благо имать соседей таких. Ано дошла до нас весть истинная, весть злая, что с восхода грядёт беда неминучая. И жизни той мирной два лета осталось. Ведомо стало, что из-за Ара-реки явился жестокий народ, именем авары, что скифам сродни. Ваши предки ведали их яко жужаней свирепых. Грядёт не война, не набег, грядёт нашествие злое. Авары алчут добро захватить, спалить веси и грады, дома изничтожить и пажити, посечь мужей, жён осквернить, да чад посмердить. Та беда неотвратна, яко буря в степи. Ажно земля савирская первой лежит на пути тех поганых. Вече антанское волю явило силы сбирать и народ исполчать, упредить велело савиров и иные народы о грядущей беде. Тако ж молвить велело, что и анты, и поляне, и дулебы, и словены, и уличи, и тиверцы готовы плечо к плечу встать супротив ворога злого. Коли биться изволите, то кону савирскому Чавдару надлежит явиться на великое вече ко дню Макоши в град священный Табор, что на Тясьмин-реке.

Стинхо замолчал, переводя дух. Всё-таки местная речь немного его напрягала. Он вместе с Черчем стоял перед коном и слушал гробовую тишину. Со звоном покатилась по полу серебряная чаша, и все разом загалдели, загомонили.

– Тихо!! – от крика главного советника кона все смолкли, и опять повисла тишина, в которой раздался глухой голос кона:

– Вожи антские, весть изрекли бедовую и страшную. Обрекли на думу горькую, думу тяжкую. Сколь аваров тех явится?

– Сто двадцать тысяч конных.

– Увы мне, столь нам не сдюжить, – совсем посмурнел Чавдар, – без ума встать супратив этакой силы.

– Безумная храбрость не вельми погана, кон. Много боле погана покорность скверная. А авар мы сдюжим, не тужи, славный кон Чавдар. Антания исполчается, оружье куют ковали, биричи все славянские племена на великое вече сзывают. Донские сарматы копья точат. Утургуры меотийские стерегутся. Вкупе мы сила. Не пустим поганых на вашу землю, встретим их у истоков Донца або Псёла. Але имаете и лёгкий выбор иной: покориться поганым, пасть ниц и отдать на скверну жён своих и чад.

– Не бывать этому!! – прогремел голос Асена. – Покамест жив хоть един савирский вой, не покорится народ аварам поганым! Я за союз с Антанией!

– Союз! Союз!! – заорали со всех сторон.

– Бысть по сему! – поднялся кон и стукнул посохом в пол.

У Стинхо окрепло ощущение, что, не смотря ни на что, посольство удалось.

Обратный путь по Припяти стал почему-то намного короче. Казавшаяся раньше бесконечной пограничная река будто съёжилась и быстро донесла лодью до Днепра. Пару раз из чащи прилетали слабенькие охотничьи стрелки, но в целом доплыли спокойно, я бы даже сказал, буднично.

Нынче я вёз в Бусов град весть о великом единении богов и вокняжении Межамира, а также вёз солнечный знак верховного воеводы Антании. Всю дорогу меня терзали сомнения. С одной стороны, я получил чрезвычайные полномочия на мобилизацию страны, с другой – я не знал, как отнесётся жречество и правящая верхушка Бусова града и особенно Табора к тому, что правитель и государь Антании Межамир передал чужестранцу часть своей власти.

В Бусов град мы прибыли днём, и занятые делами горожане даже не заметили небольшой лодьи, пришедшей с полуночи. Причалив к кузнечной пристани, мы сразу разобрали груз и поспешили на Гору. В крепости вои вместе с заветными мешками свернули в воинский дом, а я поспешил в хорм. Новости жгли мне горло.

В святилище я нашёл только жреца Сварожича, все остальные ушли на сход братства ковалей, где сегодня решался важный вопрос о разработке золотых россыпей, найденных на Ингульской возвышенности. Всё-таки Асиле не удалось засекретить добычу. Похоже, новость оказалась слишком горячей.

Когда я кратко поведал Сварожичу о всех событиях, начиная от явления Древа Жизни, о примирении культов Велеса и Перуна и провозглашении наследственного княжения Межамира, жрец необычайно взволновался. Он схватил свой посох и бросился к идолу Сварога, что-то выкрикивая на ходу. Толи ругался, толи молился. Потом из святилища он вернулся в хорм, и через минуту оттуда во все стороны прыснули молодые служки.

Вдали ещё сверкали пятки посыльных, а в воздухе уже начало разливаться напряжённое ожидание чего-то необратимого и важного. И впрямь, именно сейчас переворачивалась вся жизнь Антании. По сути, не без моего участия произошла тихая революция. Навсегда канула в лету древняя разрозненная родоплеменная Антания, уступив место Антании княжеской с единой властью, единым пантеоном богов и единым законом. И всё это означало, что мне и нашей команде придётся серьёзно поднатужиться, чтобы убедить живущий вековыми традициями народ скинуть с плеч ветхое рубище родоплеменного строя и надеть крепкие доспехи новорождённого феодализма.

Пока тянулось ожидание, Сварожич вежливо потребовал показать мой знак воеводства. Да, пожалуйста. Он осторожно принял его, перевернул и осторожно принялся водить пальцем по лучам свастики. Оказывается, с тыльной стороны солнечный знак испещряли ровные угловатые знаки. Я видел эти чёрточки, скобочки, галочки и треугольники, но не догадывался что это надписи.

С поклоном жрец вернул мне знак:

– Велика сила сего древнего знамено, от века хранимого в священном граде Арконе. Не ведомо, яко попал он ко дулебам, – задумчиво проговорил жрец, – не иначе по воле светлых богов, и не нам перечить великим. Однако зрю, аще знамено не принял тебя. Надобна твоя кровь и рота. Дождёмся же братьев и свершим обряд пред богами.

«Упс! Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Ведь кровь то у меня взять невозможно. Не режусь я и не прокалываюсь!».

Пока я решал неразрешимую задачу, в хорм начали собираться разные персонажи. Первыми прибежали два знаменитых городских ведуна. Потом пришли жрецы Перуна и Хорса, чуть позже – Даждьбожич и старейшие ковали во главе с Асилой. Последними заявились жрецы Макоши и волхвы, а также… Лео и Серш. Ребята бросились обниматься. Вижу, рады.

– Бор, едритическая сила, где тебя нелёгкая носила? Мы тут все разбрелись. Веси объезжаем. Марк и Зверо из полянских земель не вылезают. Виделись с ними пару раз. А о Стинхо и Черче ни слуху, ни духу. Кстати, а где Рок?

– У дулебов остался. Теперь он там в авторитете. У князя в ближниках ходит. Как в той поговорке: чтоб посмотреть сладкий сон, нужно уснуть в миске с мёдом. А Рок теперь в бочке с мёдом живёт. Ладно, потом поболтаем. Пошли к людям, у меня есть, что сказать.

Свыше часа я излагал старейшинам о событиях последних трёх недель, разумеется, утаив визит к порталу и наличие золотишка и соли. Жрецы и особенно вои-ковали сначала нипочём не желали объединяться с волхвами Велеса, но их убедили веское слово князя Межамира и мой солнечный знак. Как выяснилось, он оказался серьёзным аргументом. Знак знаком, но я ума не мог приложить, как добыть мою кровь для его активации. Однако пока жрецы готовили ритуал, мне неожиданно в голову пришла идея.

«Фил, отзовись». «Ну, отозвался, что дальше». «Что-то ты стал молчаливым и неприветливым. Будто сам не свой. Где твои глубокие мысли и остроумные суждения?». «Слышь, Бор, хорош стебаться. Сам из-за палки светящейся прошлый раз нагрубил, а потом и вовсе про друга забыл, а теперь молчание ему, видите ли, моё не нравится. Говори, что затеял?». «Прости, братишка, сам знаешь, сколько на меня всего навалилось. Проблема у меня. Сейчас меня попытаются резать, чтобы кровь взять, а я обычной сталью не режусь. Засвечусь, как пить дать. Что делать?». «Тоже мне проблема. Это они своими тупыми железками тебя не могут прирезать, а я так запросто». «Э-э-э, Фил, подожди… мы же друзья. Ты это… мало ли что бывает между своих, а ты чуть обиделся и сразу – прирезать. А я не люблю, когда меня прирезывают». «Ладно, шучу я. Сейчас острота лезвия будет на молекулярном уровне. Достаточно приложить палец и получишь струю крови. Не надо струю? Тогда получишь пяток капель. Только не жми, без пальца останешься». «Добрый ты, Фил, а в общем, спасибо, выручил». «Если что, обращайся, кровь пустить, это я всегда пожалуйста».

Вовремя я с Филом проблему перетёр. Жрецы уже стояли напротив. Они принесли глубокий каменный сосуд с освящённой водой и над ним держали мой знак солнца. Я не успел и рта раскрыть, как жрец Перунич схватил мою руку и попытался чиркнуть по пальцу ножом. Я еле увернулся. Экий кровожадный жрец пошёл.

Я сделал жрецам останавливающий жест, кивнул стоящим неподалёку ребятам, привлекая их внимание, вытянул меч, поднёс его к центру знака солнца и приложил большой палец. Частые красные капли залили жёлтый камень и стекли в воду. Я зажал палец и обмотал его чистой тряпицей.

Пока я с удовольствием наблюдал растерянные лица Лео и Серша, чуть не пропустил произошедшие с камнем изменения. Окрасившийся кровью янтарь вдруг резко почернел, потом в центре подсветился алым, на пару секунд стал абсолютно прозрачным и опять приобрёл прежний жёлтый цвет. Моя кровь с его поверхности исчезла.

Очередной головоломный фокус на этот раз совсем не взволновал меня и не заставил впасть в религиозный ступор. После всех случившихся со мной приключений, как убеждённый атеист, я решил для себя, что имею дело с какими-то неизвестными высокотехническими феноменами. А коли так, то зачем искать смысл в обрядах ритуальной магии, проще воспринимать их, как обычный опиум для народа. Что же касается исследования природы этих непонятных феноменов, то мне сейчас попросту было не до них.

Между тем жрецы всем скопом поворожили над амулетом, потом окунули его в воду в чаше и потом с поклоном вернули мне:

– Прими воевода, знамено власти над полками Антании во имя светлых богов, знак солнца принял тебя. Володей.

Потом из хорма все перебрались в общинный зал, в котором из трёх очагов горел один. Все начали рассаживаться вокруг него. Видно здесь непременный обычай решать важные дела около огня.

До глубокого вечера судили-рядили и решали насущные вопросы. А главное подтвердили созыв общеславянского веча в Таборе, куда решили звать всех соседей и союзников.

Сход закончился, когда все харчевни позакрывались, пришлось на скорую руку сварганить ужин в воинском доме. Приняв на грудь бочонок хмельного мёда, мы с друзьями завалились спать на покрытые овчинами топчаны.

Начался август, до веча в Таборе оставалось меньше двух месяцев, а ещё требовалось прояснить проблему отношений с савирами и сарматами. Я очень рассчитывал на успех миссии Стинхо и Черча, к тому же наш давешний знакомый Раткон тоже наверняка донёс до жителей Дона злую весть.

Я потрепал по голове Бродягу, который не отходил от меня со дня моего возвращения, и вышел из пропахшей мужскими ароматами казармы на площадь. Едва глаза привыкли к дневному свету, как у коновязи я углядел рассёдлывающих коней Марка и Зверо. После бурных приветствий и обмена новостями, я намекнул, что хотел бы на пару дней уединиться, отдохнуть от суеты и собраться с мыслями. В один голос они предложили мне махнуть в ближнюю полянскую весь, расположенную в трёх верстах ниже по реке. С их слов там находился райский уголок со светлыми рощами, цветущими лугами, с песчаным пляжем на небольшой спокойной речке, впадающей в Днепр, с гостеприимным населением и вкусным угощением.

В предвкушении заслуженного отдыха я на час задержался у воеводы Кугута. В Бусовом граде уже начались сборы ополчения. Каждый день подходили отряды из весей на смотр. К тому же, уж не знаю как, но Кугут умудрился довести численность городской дружины до шести сотен. А, значит, пришла пора слаживать и обучать новому бою дружинников, которые впоследствии станут офицерами-сотниками будущего войска Антании, а первые ополченцы – сержантами-десятниками. Смотр решили провести через три дня на большом поле вблизи Горы.

Я уже направился седлать лошадь, когда прибежал парнишка с просьбой, срочно зайти в хорм. Вот всегда так, как на ловлю ехать, так собак кормить.

Однако потом я мысленно поблагодарил богов, что задержался. Вокруг хорма тесно стояли лошади. Да, какие лошади! Сильные, гладкие, боевые! И, уже догадываясь, кого увижу, я шагнул в распахнутые двери.

Всё-таки недаром утром я поминал сарматов. Вокруг горящего очага рядом со жрецом Перуничем трое воев постарше сидели и трое помоложе стояли за их спинами, держа в руках высокие шлемы сидящих. Среди сидящих сарматов я узнал облачённого в доспехи Раткона. Двое других отличались ростом, статью и богатой чешуйчатой бронёй. Увидев меня, сарматы встали, и Раткон протянул обе руки для пожатия. Знак высшего почтения у сарматов. Я ответил.

– Поздорову тебе, воевода Бор. Как обещал, я поднял сарматов. Знакомься. Это тысяцкие Гудул и Чемор.

Я пожал сарматским полководцам руки и жестом попросил их присесть. Расположились у очага. Трое молодых сарматов так и остались стоять. Раткон продолжил:

– После важных слов вожей антанских Стинхо и Черча, сход высоких отцов избрал артуркона и повелел поднимать станицы на бой. Отказавшихся нет. Сарматы знают, кто такие кочевники с восхода со времён проклятых скитов. Коли авары им сродни, то походя прольют реки крови, пока не напьются ею досыта и не оставят за собой пустыню.

Я благодарно склонил голову:

– Авары истинно родичи скифов, ано повадки их не в пример злее и подлее, або те хотели владеть степью, а эти хотят всё пожрать и истребить, яко саранча. Не сомнился в вашем мужестве и решимости благородные сарматы. Ащё ваши пращуры, свободу и честь храня, громили и орды таврических скифов, и фаланги боспоритов, и легионы римлян. Не ведала земля сильнее копейщиков конных, яко сарматская лава. Ажно время старит не только людей, ано народы. Дошло до меня, аже тяжкие лета переживает Сарматия. Горько достались вам нашествия готов и гуннов. Ано высокие отцы избрали артуркона и подняли станицы, даёт всем надежду. Мнится мне, яко светлые боги даруют сарматам долю возродить сарматскую славу, а вослед и Сарматскую державу. Два лета срок невеликий, ано и немалый. Чем можем, поможем вам в том славном деле. Зброю и длинные пики поможем сработать. Железо и уклад на оружье дадим. А уж навыки боя и табун, то ваше. Посредником бысть Раткону. Он в Антании свой, и ведает всё. Высоким отцам сарматских родов поведайте, аже воевода антанский Бор кланяется, благо дарит за волю к свободе, за память и доблесть и надеется на возрождение Сарматии. Отныне мы союзники и братья по оружию. Ждём высоких отцов на великом вече в Таборе в день Макоши.